Уличный кот с поместья Уэйнов

Архангельская область. Посёлок Волохница       Несмотря на то, что в самом Архангельске сейчас сияло солнце на девственно чистом небе, в Волохнице шёл дождь. Огромная чёрная туча пришла откуда-то с запада и затмила свет солнца так, будто бы в посёлок пришла безлунная ночь. Попутчик её, свистящий ветер, бился своими нетёплыми порывами в закрытые окна и плотно запертые двери, поднимал зелёную листву с молодых деревьев и склонял перед собой не покошенную траву, в то время как прозрачные капли градом падали с неба на не успевшую устать от теплоты солнечных лучей землю. Зелёная трава, будто живая, печально принимала влагу, пока по крышам малочисленных домов барабанил всё тот же ливень. Посёлок, что и до дождя казался покинутым, сейчас казался таковым как никогда раньше, только жёлтые окна да силуэты, проходящие в них, обозначали всё ещё живущих в домах людей. В каких-то домах раздавался смех, а в других царила тишина, прерываемая стуком дождя. В один из последних домов будто с особой силой бился тот же дождь, и с двойным рвением пытался ворваться холодный ветер. Дом в бирюзовом цвете стойко принимал разбушевавшуюся стихию, словно скала бурную реку, но, увы, не хранила огород и сад, расположившийся позади него. Поэтому красные, жёлтые, фиолетовые и множество других цветов цветы и не закрытые теплицами растущие овощи были отданы во власть погоды. Но каким бы ветер не был сильным, каким бы дождь беспощадным не был они даже вместе не могут склонить к земле даже клумбы маленьких фиолетовых цветков, жмущихся друг к другу и в друг друге собиравших силу противостоять буйной стихии.       Но прочный дом дал трещину: одно из окон не выдержало напора и резко открылось, со стуком ударяясь о полку с семейными фотографиями в рамках, от чего две из них упали вниз. Холод стал заполонять всю комнату, в которой расположился Антон Демин, самый старший из семьи Деминов. Стоило окну удариться о полку, он вздрогнул и отложил журнал, с кряхтением вставая с кровати. От резкой смены температуры по морщинистой коже пробежали мурашки, заставив волосы на руках подняться, пока окно не закрыли плотнее, чем до того, как оно открылось. Проверив пару раз, надёжно ли его закрыли, и, убедившись в этом, Антон отошёл от него и с некой печалью посмотрел на чуть мокрый ковёр. Пока он шёл к окну, несколько капель успели упасть на голый пол и оросить пыльный ковёр. Вода испарится, она исчезнет что с пола, что с ковра, но всё равно была какая-то тоска.       — Надо бы окно починить… — в пустоту сказал Демин, как в комнату зашла его жена.       Светлана не могла не услышать громкий хлопок, что был слышен по всему дому, и она также испугалась неожиданного звука. Но, увидев, что ситуация уже под контролем мужа и что не за что беспокоится, она спокойно выдохнула. Она посмотрела на своего горячо любимого мужа и посоветовала:       — Тебе бы окно починить. Столько недель прошло, а ты даже и не притронулся к нему.       Демин повернулся к Лебедевой. На лице будто появилось ещё больше морщин стоило ему показать усталость на лице. Рука, на которой остались следы от синих чернил, поднялась и опустилась на поседевшие волосы, поглаживая их по росту. Да, была ситуация, когда, казалось бы, надёжно закрытое окно распахнулось от сильного порыва, но тогда погода была просто ветреной с солнцем, царящим на небосводе. Тогда окно не испугало стариков потому, что они были на огороде и увидели его только после того, как оба вернулись к дому. Надо было починить ещё до ливня, да вот только руки всё никак не доходили. Но теперь Антон дал себе слово: завтра же он починит окно.       — Конечно, я починю его, Света. Завтра же этим и займусь, — сказал с кивком старик.       — Надеюсь, — только и сказала супруга и развернулась к двери, ведущей на кухню. Она открыла дверь и, чуть повернув голову в бок, спросила: — Тебе супа разогреть?       — Ох, я был бы премного благодарен, хозяюшка, за Ваше великодушие. Я бы с радостью отведал Ваше яство, — шутя, сказал Демин. Старушка только закатила глаза и, тихо сказав «льстец», вышла из комнаты, затворив за собой дверь.       Антон мог бы и сам разогреть себе еду, что там делать? Налить из кастрюли в тарелку и разогреть в духовке сможет каждый, но ему было грех отказаться от помощи. В конце концов, в журнале оставался неразгаданный кроссворд, которым Антон увлёкся, как ребёнок новой игрушкой. В конце концов, что ему оставалось делать? Баню он день тому назад топил, а жена была против самогона. Вот и оставалось ему только лежать на кровати да разгадывать кроссворды, временами поглядывая за новостями на телевизоре.       Старик посмотрел на чёрную полку, на которой стояли семейные фотографии. Фотографии разные: на одних он и его жена счастливые, только-только поженившиеся. Молодой Антон Демин в строгом чёрном костюме, с чёрными волосами, привычные для всех Деминов. Глаза могли унаследовать любой цвет, от серого до зелёного, но прогнать чёрный цвет с волос могла только старость. И идущая с ним за руку Светлана Лебедева. Белое чистое платье молодой Светланы опускалось до пола, скрывая ноги, на которых, по его памяти, были надеты чёрные туфли. А на лице девушки было не так много косметики — всю свою сознательную жизнь Лебедева не наносила много косметики на лицо, да и вообще редко ей пользовалась. Нет, это не значит, что у неё было идеальное лицо без изъянов, взять хотя бы коричневую родинку под глазом, тонкие и бледные губы или нос с горбинкой. И всё-таки, косметикой она не пользовалась, чтобы скрыть минусы своей внешности. Ей нравилось и до сих пор нравится и родинка под глазом, и бледные губы, и неровный нос, а самому Антону не помешало неидеальное лицо влюбиться в самую лучшую женщину во всей его жизни.       Во второй рамке, слева от первой, фотография их медового месяца в Париже. Тогда они поднялись на Эйфелеву башню и наблюдали, как закатное солнце заходит за горизонт медленно погружающегося в сон Парижа. Это не было заветной мечтой Светланы — она мечтала посетить Вену, столицу музыки, как она называла этот город, но вид розово-оранжевого закатного солнца столицы Франции захватил и пленил на долгие годы её сердце и разум. И возвращаясь уже под тёмным небом, на котором горели бледные звёзды, но яркий месяц, Лебедева мечтательно смотрела куда-то в даль, а сам Антон смотрел на свою жену с такой нежностью, с такой любовью, что ими можно было перевернуть этот мир, убрать с него всю скорбь и весь страх, оставив после них прекрасный чистый мир, полный счастья и любви.       На третьей фотографии была одна Светлана, и она сидела на одном из кресел Венской оперы. Губы её расплылись в мягкой счастливой улыбке, а глаза блестели от счастья. Как же ей быть несчастливой, когда исполнилась её мечта: она попала в Вену, в саму Венскую оперу, и следующие несколько часов, по её словам, были одними из лучших в её жизни. Но сам Демин не помнит ты оперу: он, в отличии от жены, не готов был три часа слушать классическую музыку, не был он так воспитан, поэтому добрую часть оперы он боролся со сном, что временами овладевал им, но стоило артисту брать высокие ноты или Светлане ткнуть острым локтем в бок своему мужу, как Антон тут же просыпался, будто бы не спал вовсе, пока сон не накатывал с новой силой. И так повторялось раз за разом, до окончания оперы.       А события четвёртой фотографии происходят уже после медового месяца: прошло уже несколько лет, они стали ещё старше, а под футболкой Светланы можно было разглядеть чуть увеличившийся в размерах живот. Как нетрудно было догадаться, Лебедева была беременна в первый раз. Она читала небольшую книгу в жёлтой беседке, на фоне зелёной листвы и белых цветов, что обвивали столбы. Трудно было сказать, что испытывала женщина: пальцы её мягко сжимали обложку книги, а на лице было что-то напоминающее восторг, пока глаза бегали по строчкам книги. Закинув, ногу на ногу, она не обращала внимания ни на что, даже на скрывшееся за тучами солнце. Настолько её пленил рассказ, и Антон не мог не запечатлеть на камеру этот момент.       Пятая фотография была чёрно-белой, так захотел Антон. На нём был он сам, в кабинете технологии. Ещё до того, как уйти на пенсию, он работал учителем технологии и был он на хорошем счету, а всё потому, что из-за своего характера он мог легко найти общий язык с подрастающим поколением. Бывали на его опыте, конечно, индивидуумы, с которыми было невозможно было договориться, но занижать оценки или относится к ним не так, как к остальным, ему не позволяла совесть и опыт жизни. Эти годы пускай и однообразной работы он будет помнить всегда и каждый из них для него особенный, благодаря чему они не превращались в однообразную тянущуюся серую рутину.       Антон подошёл к полке поближе и поставил шестую фотографию, на которой, в красной потрескавшейся рамке. На ней, спустя несколько лет после событий пятой фотографии, счастливая пара держала на руках пелёнку со спящим младенцем внутри. Маленький Георгий Демин, ещё совсем крохотный, хрупкий. Кажись, подует ветер и сметёт его, кажись, польётся дождь и слабый организм малыша не выдержит и захворает в тот же час, кажись, солнце припечёт и сожжёт его. Но это была глупость, вызванная чувством гиперопеки, от которой молодые родители избавятся со временем, пусть и не полностью в некоторых аспектах. До сих пор они названивают ему каждый месяц, узнают что да как, а он особо отвечать не хочет. Наверное, надоели за столько лет.       Антон усмехнулся. Даже спустя столько лет он и его жена не могли перестать видеть в Георгии десятилетнего сорванца, который каждый месяц да влезал в какую-то историю, из которой он на следующий день выходил весёлым, будто бы ничего и не было. То напугает соседских кур, то упадёт в крапиву, то руль незаведённой машины повернёт в сторону, то на него учителя-коллеги будут жаловаться, будто он девчонок за косички дёргает, словом, был тем ещё весельчаком. Кто знает, может он бы остался таким же, если бы не было этих испытаний, что выпали на долю всех Деминов. Может, после четырнадцати всё было бы по другому…       Старик встряхнул седой головой, отгоняя печальные воспоминания и потянулся за последней седьмой фотографией. Взявшись за край рамки он приподнял её и поставил на место. Здесь Георгий уже подрос, на ней ему восемнадцать, и он принимает аттестат от директора и жмёт ему руку. Он едва улыбался, скорее пытался сохранить на лице сдержанность и твёрдость. Последние два с половиной учебных года для него выдались нелегко: из-за комы, как все думают, он пропустил кучу занятий, поэтому ему пришлось навёрстывать упущенное, от чего тот редко выходил на улицу чтобы просто проветриться. Целый год с лишним был пропущен, на занятиях ему приходилось нелегко, лишь пару учителей согласились проводить с ним дополнительные занятия, чтобы догнать сверстников. Был вариант остаться на второй год, но Георгий решительно отказался от этого, так как посчитал, что сможет за короткий срок освоить программу. Из вредности или не хотел стать причиной насмешек — не ясно. Но в конце концов он смог добиться своего и закончил школу в восемнадцать, а не в девятнадцать.       Демин отошёл от полки и обвёл взглядом все фотографии. Их было больше, просто на полках стояли самые важные, по мнению Светланы и Антона, события в жизни их семьи. Все остальные фотографии находились в семейном альбоме, в тумбочке под полкой. И он открывается каждый год, в день, когда Лебедева и Демин поженились, чтобы старая пара освежила в памяти все события их совместной жизни.       Антон так сильно углубился в воспоминания, что не сразу заметил тёмные силуэт, что отражался на зелёной рамке фотографии. А когда обратил внимание, то фигура первой подала голос:       — «Юбка балерины», пять букв, — раздался за спиной знакомый скрипучий голос, в котором было отчётливо слышно заинтересованность.       Антон не был удивлён. Он знал, что палач рода всегда смотрит за его семьёй, как за домашними зверушками, и искренне радуется, когда внутри неё что-то да и происходит, будь то раскол или объединение, ссора или примирение, смерть или новая жизнь. Но по настоящему до безумия счастливым он становился тогда, когда следующий из рода насильно уходил в другой мир. В мир, не связанный с прошлым, в мир, где могут царить другие законы, в мир, в котором Демину не будут ясна цель его пребывания, лишь Курок’с будет знать и поглядывать глазком-другим за страданиями и ужасом любого из Деминов.       Неприятно ли быть во власти чужого существа? Абсолютно, так как с каждым шагом ты задаёшься вопросом: «Это сделал я или мной манипулировали?» Если бы он был на месте Станислава… в принципе, как и любой Демин после него, он бы отказался от «услуги» этого существа. Так было бы гораздо лучше, и никогда бы Демины не почувствовали ни горя, ни боли, ни счастья, ни любви.       — Давненько ты ко мне не заходил, Курок’с, — старший Демин сделал акцент на первом слове и развернулся, стоило ему произнести имя палача.       Тот улёгся на кровати Антона, подставив руку под голову, пока вторая задумчиво скребла указательным пальцем по крышке золотых часов. Всё тот же гладкий, но острый белый череп, внутри глазниц которого пока была пустота. Балахон из чёрной ткани чуть задрался, и Антон мог увидеть его костлявые ноги и натянутую на них кожу. Когда-то и Антону было до омерзения неприятно смотреть на это существо, но годы прошли, он стал старее и умнее, теперь для него Курок’с был как давний знакомый, что редко, но заходит к нему в дом.       Курок’с казалось улыбнулся ещё шире, вот только на нём был только голый череп, и понять, когда он улыбается, а когда нет можно только по словам и редким вздохам, так как воздух мертвецу не нужен.       — Работа, старик, работа, — теперь уже устало проговорило существо, но в следующих словах раздался задор с азартом: — Твой внучок, Костенька, прямо-таки играет с огнём. Могу даже сказать, что он прямо-таки норовит прыгнуть в полымя. Видно, твой сыночек, Гошечка, так сильно хотел защитить своего самого старшего сына, что позабыл дать ему урок о ценности своей жизни. Ах, — голос Курок’с будто задрожал, а челюсть нижняя чуть затряслась. Костлявый палец коснулся пространства между глазом и местом, где должен был быть нос, и как бы стёр непрошенную слезу. — родительская любовь так берёт за душу. Они так хотят защитить своё дитя, что готовы пойти на любые жертвы, не зная её цену. Это так… — существо перестало говорить, приложив палец к губам, как бы подбирая нужные слова, чтобы не оскорбить собеседника. — безрассудно. Ты ведь понимаешь, о чём я, Антон Демин?       Старик промолчал, будто бы не услышал последнего предложения. Старые шрамы, старые ошибки до сих пор тяготили его, пускай он уже давно перестал их ощущать. Но Курок’с всегда знает, на какие точки нужно нажимать, берёт правильные слова, чтобы мертвеца, казалось, ненавидели все всем сердцем и душой. Кажется, что только это ему и нужно — ненависть, а всё остальное отравляет его существование, убивает его азарт, оставляя одну лишь пустоту. Каждый, кто говорил с ним больше пяти раз, это понимает, но не каждый сможет подавить желаемую ненависть в себе, поэтому Демины для Курок’са походят на людей на тонущем в шторме корабле, что суетятся на палубе и страшатся за свои дешёвые жизни. Кто-то пытается покинуть корабль, но море проглатывает их своими чёрными волнами. Выживут они или нет — оставшимся на палубе не будет никогда известно, только море будет хранить этот секрет. А те, кто остался и ищет спасения в корабле, всячески пытаются починить его, свою последнюю надежду пережить буйную стихию. Но шторм не затихнет и не позволит вот так просто восстановить корабль, ведь шторму нужны все люди на корабле, не только те, кто в отчаянии уже спустился с него на свою верную погибель.       — И о чём мы сегодня поговорим? — поинтересовался без гнева в голосе Антон, присаживаясь на кресло возле окна. Дождь между тем продолжал биться в окно, как бы пытался ещё раз открыть вместе с ветром преграду и впустить холодный летний воздух в дом. — Неужели пришёл мой час?       Курок’с тяжело вздохнул, будто бы это ему было жизненно необходимо и встал с кровати. Намотанная на запястье золотая цепь, к которой были присоединены часы, притянула к открытой руке мертвеца сами часы. Существо подняло часы так, чтобы фигура Антона была за ними не видна, и открыл крышку. Что он на них увидел Демин не знал, но он был точно уверен, что там были необычные часы.       — Тебе ещё отведены пару лет, — лениво отозвался Курок’с и закрыл с тихим звоном крышку часов. За дверью, ведущей на кухню раздался, писк микроволновки. Что-то опять изменилось в Курок’се: в его пустых глазницах появились небольшие искорки, а ряды зубов чуть приоткрылись. Искры в глазницах перебегали то с двери, то на Антона, и последний почувствовал что-то явно неприятное в груди: — Хочешь, расскажу, кто первый из вас умрёт?       — Ох-хо-хо, Курок’с, спасибо тебе, конечно, но лучше пусть наш срок счастливой жизни останется и дальше загадкой. По крайней мере, тебе же будет неинтересно, если я или Света будем отсчитывать дни наших смертей.       — Тц, ну ладно, раз уж ты так хочешь… — раздражённо протянул мертвец, от чего искры стали тусклее пока и вовсе не пропали, и перевёл взгляд на фотографии. Обведя всех их взглядом, он постучал по полке из чёрного дерева пальцем и задал наконец вопрос: — Скажи мне, Антоша, — Демин дёрнулся от прозвища, что осталось незаметным от мертвеца. Последний снова будто улыбнулся, приоткрыв ряды неровных зубов и продолжил: — где Записки рода?       Этот вопрос удивил Антона, заставив старика нахмуриться. На его памяти палач никогда не интересовался книгой, для него она ничего не значила. Ну, записывают Демины о проклятии и немного о своих похождениях, ему то что? Всё равно это всё не поможет разрушить проклятие на роде, просто потому, что и разрушить его вот так просто не получится, по словам палача. Может он врёт, и ответ был найден ещё первыми Деминами, а может, говорит правду, но что при первом, что при втором варианте найти способ невозможно. До Антона были Демины, что искали ответ в старых записях, но, увы, у них ничего не получалось. Это угнетало, что ощущалось с каждым новым поколением, пока часть из Деминов не приняла проклятие как данность и не перестала биться за освобождение. Антон уверен, через три, а то и больше поколений, все Демины смирятся со своей судьбой, и будет уже не важно, будут знать они об этом изначально или нет.       — Я отдал их.       — Наконец-то у Георгия появились яйца унаследовать книжку? Я впечатлён…       — Я отдал записки не ему. Вообще никому из Деминов.       В комнату опустилась тишина, прерываемая стуком дождя, который, казалось, стал тише. Даже ветер перестал завывать под окнами, сама природа затихла от слов старого Демина. Но сам Антон не был расстроенным и не испытывал стыда за свои действия и слова. А всё потому, что он точно знал, кому отдавал книгу. И то не библиотека или какой-нибудь музей, то были люди, вызывающие одним своим видом доверие.       Курок’с перестал смеяться и улыбаться. Он словно пытался найти в словах старика подвох, но все никак не мог его найти. Мертвец не верил, что фамильную реликвию Антон вот так запросто отдал в руки неизвестных людей, а в том, что Демин не знал их Курок’с был почти уверен. Что же произошло за всё то время, пока его не было здесь? Неужели старик уже помутился рассудком? Или же за это время Антон успел пересмотреть свои планы на книгу? И что это были за неизвестные было также интересно да настолько, что любопытство распирало голые кости.       — И зачем ты её отдал кому-то не входящему в круг семьи? И… кому именно ты её отдал?       Антон внимательно посмотрел на палача. В глазах его вновь вспыхнули синие искры, но на этот раз искреннего любопытства, а пальцы царапали золотые часы и перебирали золотую цепь.       — А тебе какая разница? — с улыбкой спросил Антон, на что искры в черепе стали тусклее. — Тебя же не интересует эта книга.       — Ну Антоша! — будто плача заговорил Курок’с. — Мне интересно! Я бы сам поискал бы в Архангельске её, но у меня полно работы, мне нужно сделать ещё так много всего, а я жертвую временем на тебя. Где твоя благодарность, бессовестный?       — Ну, раз ты и временем своим жертвуешь ради своего раба, то… — Антон не успел завершить, как в комнату зашла Светлана.       — Иди, ешь, льстец ты мой старый, — и закрыла за собою дверь.       Антон встал за кресла и направился на кухню, как его путь преградил мертвец. Демин посмотрел на палача внимательно, вглядываясь в острые черты черепа, и сказал, будто в никуда:       — Странно, что информация о коме Гоши оказалась в больнице, в который находится Костя, а не в медицинской карточке, что в регистратуре. Если бы не она, они бы не пришли…       Дверь закрылась, оставив наедине со своими мыслями Курок’са. Он застыл словно статуя, сделанная из мрамора, а огни в его глазницах не собирались и потухать, но были будто мёртвыми. Пока они не зашевелились, а изо рта посыпался смех да такой, что он не мог даже слова нормального сказать. Если бы он мог плакать, то обязательно ими бы подавился. Мертвец лишь хотел немного расшевелить Деминов, так как кома Константина, как он понял, не слишком сильно, как он того хотел, повлияла на старика и его сына, но он не догадывался, что этим действием он получит такой результат. Тут Курок’с и понял, что старик помутился рассудком.       — Ха-ха, отдать этим трём недосыщикам! Пха-ха-ха, ин-интересно, поверят ли они в то, что там или просто позвонят в психбольницу! Надо будет посмотреть на досуге…

***

Готэм. Новый Готэм       Новый Готэм разделён рекой Фингеса на северную и южную части и соединён пятью неширокими мостами. Он находиться на краю города, стыкуясь с Чайнатаун и Старым Готэмом на юге и с Южным Ист-эндом и Маленькой Италией на востоке, пока с запада район омывается одноимённой рекой Готэм. Как правило, здесь преобладают, помимо сравнительно недавно построенных жилых домов, высокие и не очень здания школ и университетов, театров и музеев, больниц и библиотек. Это был образовательный район по большей части, так как он был вторым после Старого Готэма безопасным районом в городе, насколько это было возможно. Так что ученики государственных и частных школ могли не беспокоится за свою жизнь, а родители могли не названивать своим детям каждый час, чтобы проверить, не похитили ли детей воры с целью получить крупный выкуп. Если же это всё-таки происходило, до полиция, пускай и коррумпированная, быстро находила преступников и возвращала детей в семьи, ведь у людей Среднего и Нижнего городов гораздо тяжелее кошельки, чем у жителей Верхнего города, вдруг за быструю поимку что-то да и перепадёт?       Как раз в одной частной школе, у фонтана, в ограждённым чёрным металлическим забором саду сидел Брюс Уэйн, пробегая взглядом по страницам учебника по обществознанию. Английский, математика, история, обществознание — дисциплины, которые он решил оставить в учебной программе, в остальных уроках он не видел смысла. Свободное от уроков время он уделяет либо расследованию, либо дополнительным занятиям, но большая часть времени уходит на расследование. Ну, и уделяет время Джейкобу, так как у того могут возникнуть вопросы по поводу оборотов речи или простому переводу слов. Но Джейкоб быстро учится, что отметил про себя юный Уэйн, от того вопросов с каждым днём становится всё меньше и меньше, а скоро их и вовсе не станет, как предполагает парень.       Брюс отвлёкся от параграфа и прикрыл глаза, стоило ему вспомнить о Джейкобе. Его питомец был для него одной большой загадкой, просто потому, что он никогда бы не подумал, что обычный с виду кот способен на мышление, а не только на обычные инстинкты. Не понятно также, как он оказывается там, где самому Брюсу угрожает опасность, вспомнить хотя бы инцидент с «Гадюкой», и не совсем ясно, что за «Курокс» и почему Джейкоб так сильно хочет найти упоминания об этом… существе в мифологии древности.       «Наверняка это как-то связано с его прошлым, » — начал рассуждать Уэйн, забросив на обществознание. — «Над ним, по его словам, провёл операцию какой-то сумасшедший учёный, который вроде как и не спешит вернуть Джейкоба обратно. Хотя, может, он и ищет Джейкоба, может уже давно развесил листовки, может уже обошёл все приюты. Или он не заинтересован в том, чтобы вернуть его. А если Джейкоб врёт?..»       Уэйн поджал губы и начал теребить уголок страницы. Конечно, у Брюса уже были предположения, что Джейкоб обманывает парня, но со временем, приглядевшись к своему коту, парень отбросил эту мысль из головы, так как Уэйн часто видел Джейкоба каким-то подавленным, особенно это было заметно после прочтения какой-либо мифологии. Тогда кот уходил в угол комнаты, где была его подстилка, и сидел там два, а то и более дней подряд, не шевелясь и не откликаясь на команды. Переваривать так долго полученную информацию невозможно, по крайней мере, будь это неправдой, и Джейкоб и правда бы так долго осваивал материал, он бы так и продолжал изучать скандинавскую мифологию. И наблюдая за этим, Брюс ощущал себя паршиво: видеть, как с твоим питомцем и другом раз за разом повторяется одна и та же история, день за днём он терпит неудачу, а сам парень ничего сделать не может. А как найти то, что не знает сам Джейкоб? Может, это имя или прозвище человека, а не какого-то бога или демона? В конце концов, это может быть всего лишь плод фантазии Джейкоба. Но сам кот не хочет даже и слышать хозяина, всё продолжает бессмысленные поиски несуществующих ответов. И какими бы убедительными не были слова, они не помогали.       И всё же что-то было не так. Какое-то внутреннее предчувствие подсказывало парню, что Джейкоб что-то да и недоговаривает. Но что именно — Брюс не знал и был уверен — от Джейкоба ответов не дождёшься. И, судя по разговорам между ними двумя, вытянуть правду будет очень трудно из кота, если не невозможно. Ведь Джейкоб необычен не только тем, что способен на разумное мышление как среднестатистический человек, но и способен рассуждать, что не каждому дано. Кажется, что питомец умнее хозяина, по крайней мере, именно благодаря Джейкобу теперь поместье под защитой не только одного дворецкого, но нескольких наёмных часовых. Порой казалось, что на печатной машинке пишет не кот, а человек, но наваждение быстро спадает.       Книга захлопнулась. Обуреваемый мыслями Брюс больше не может спокойно продолжить изучение параграфа. Учебник был спрятан в сумку к другим учебникам и тетрадям и скрылся внутри, как только сумку закрыли. Закинув её на плечо, парень поднялся на ноги и направился в здание школы, параллельно посмотрев на наручные часы отца. До конца урока оставалось ещё несколько минут, поэтому Уэйн решил за это время подняться на третий этаж школы, туда, где находился кабинет биологии. Ему нужны были ответы. Ответы к личности Джейкоба. И начать стоит с физиологии кота, а именно с его мозга. Есть два пути, как разузнать о строении кошачьего мозга: библиотека и его бывшая учительница по биологии. Бывшая потому что он банально не ходит на биологию. Но сама учительница никак не отреагировала на это, по крайней мере, она никогда не пыталась выловить на перемене Брюса и вправить ему мозги, как преподаватель физкультуры. И не обращалась к Альфреду как к опекуну юного Уэйна. Но почему Брюс не задумывался.       Уже поднявшись на нужный этаж, Брюс заметил компанию парней из трёх старшеклассников. Видимо, их класс отпустили на несколько минут раньше, поэтому они сейчас не на уроке. Или же у них просто-напросто окно. Всех троих Брюс знает, но одного из них, Тома, особенно хорошо. До сих пор от вида его лица на костяшках ощущается остужающий металл часов, что сейчас на запястье, и давление на пальцах. Тогда ему приносило истинное удовольствие избивать человека, что посмел оскорбить его мать, так как никто не смеет в присутствии Брюса оскорблять его родителей. И, вместе с этим, нравилось, что он может постоять за себя и ответить обидчику.       Компания остановилась, стоило Тому заметить Уэйна, но второй сделал вид, будто бы не заметил первого и направился дальше. Пусть Брюс и отомстил Тому за оскорбления его семьи, но гнев ещё остался где-то глубоко внутри, желая вырваться и вновь дать волю грубой силе.       Кабинеты проходили один из другим, а коридор подходил к концу, к окну, возле которого находилась дверь, ведущая в кабинет биологии. И добравшись до неё, Уэйн сел на подоконник и посмотрел на улицу. Перед ним открылся вид хоть и окрашенных в тёплые цвета зданий, но тусклых, как небо города. А вдалеке виднелась Башня Уэйнов — главный офис кампании «Уэйн Энтерпрайзис», его кампании, что в данный момент находятся в руках совета директоров. Коррумпированных людей, из-за которых доброе имя компании, что с таким трудом создавалось его предками, постепенно очерняется. И сейчас Брюс жалеет, что ему всего лишь двенадцать и его слова сейчас для директоров имеют небольшой вес, если только не указать им на оплошности и нарушения в делах кампании. Призвав их к ответу, Уэйн уверен, что сможет поставить директоров на место. Нужно только чуть больше времени на подготовку. Надо найти ещё больше нарушений.       Звонок на стене прозвенел, знаменуя окончание урока и начало перемены. Ученики стали лениво выплывать из аудиторий, усталые и подавленные. И Брюс отчасти мог их понять: у него также, как и у других, будут экзамены в конце учебного года, только у Уэйна, естественно, будет гораздо меньше работ, нежели у его одноклассников. Из-за этого многие перестали с ним общаться, а то и вовсе обращать внимание, хотя на самом Брюсе это никак не сказалось, в виду того, что и раньше у него не был широким круг общения.       Парень слез с подоконника, подошёл к открытым дверям аудитории и заглянул внутрь. Пускай он и перестал ходить на биологию, и, соответственно, не посещал саму аудиторию, он прекрасно помнил, где что находилось: растения на подоконнике за шторами, макеты костей различных животных в шкафах за столом учителя, макет человеческого скелета с макетами органов внутри него, справочники и дополнительные учебники по той же биологии, но разных дисциплин: зоологии, ботаники, анатомии и так далее. И обычные парты: одна на каждого ученика, за некоторыми из которых сейчас копошились подростки, собирая школьные принадлежности, иногда поглядывая на зелёную доску, по которой староста класса водил мокрой тряпкой по записям, сделанными белым мелом. Уэйн посмотрел на учительский стол и увидел за ним молодую учительницу, что что-то вносила в школьный журнал. Брюс решил подождать, пока мисс Уокер — такой была фамилия преподавателя — закончит с заполнением журнала.       Из класса стали выходить ученики, спускаясь по лестнице на первый этаж, где была столовая, так как подошло обеденное время. Задержался в классе только староста, но он уже стёр, всё что нужно было с доски и теперь прилежно стоял возле стола, чтобы забрать школьный журнал. К счастью, долго мисс Уокер долго не провозилась и отдала обратно журнал. Попрощавшись с преподавателем, староста взял журнал и вышел из кабинета, оставив учителя биологии одного.       Тут Брюс решил войти, перед этим деликатно постучавшись.       — Мисс Уокер, — обратился к учительнице Уэйн, осторожно переступая порог класса. Женщина повернула голову в сторону парня, обвела его взглядом и спросила:       — Чем я могу помочь Вам, мистер Уэйн?       В том, что мисс Уокер обратилась к Брюсу так официально, не было ничего странного: она к каждому ученику и ученице обращалась на «мисс» или «мистер», вне зависимости от возраста и от того, как учащийся работает в классе и дома.       Уэйн остановился у стола и приготовился уже задать волнующий себя вопрос, как осёкся. Задавать тот вопрос, который он хочет задать, для двенадцатилетнего будет достаточно странно. «Как бы не выйти идиотом», — размышлял Брюс, сжимая лямку сумки. Затем, парень вздохнул и, мысленно представив диалог, который должен сложиться, заговорил:       — Недавно я прочитал одну книгу, в которой говорилось о возможности дать животному собственное сознание, — соврал Брюс, уставившись на учительницу. Та кивнула, как бы ожидая продолжения, но по глазам было не понятно, о чём она сейчас думает. Но один факт, что она не прервала Брюса, заставил парня немного вздохнуть с облегчением. — Так у меня возник вопрос: может ли в животном появиться собственное сознание?       Мисс Уокер кивнула и, глядя в глаза, она задала наводящий вопрос:       — А в той книге, что Вы прочитали, что имеется в виду под термином «сознание»? На сегодняшний день есть много определений к этому термину.       — Я имел в виду, способность принимать взвешенные решения, осознавать и анализировать полученную информацию, — пояснил парень.       — А, ну если Вы имеете в виду именно это определение, то в большинстве случаев нет, это невозможно. То определение, о котором говорите Вы, подразумевает, что мозг живого существа должно уметь хранить и формировать знания об определённом субъекте, оценивать их, уметь отделить собственное «Я» от окружающего мира, в конце концов определять собственное отражение. Большинство позвоночных неспособны на осознание, за исключением высших позвоночных — приматов и дельфинов, по некоторым исследованиям, они обладают данной формой сознания.       Брюс кивнул и нахмурился. Глупо было бы спрашивать конкретно про кота, так как ответ уже был дан про всех животных. Но вопрос был задан про обретение самим животным сознания, а про получение его благодаря человеку вопрос не поднимался. Поэтому Уэйн задал этот вопрос:       — Это может прозвучать наивно и глупо, но с подачей человека, животное может получить сознание. Точнее, нет, не так, прошу прощения, может ли, допустим, домашняя кошка приобрести благодаря человеку разум, — вовремя поправил себя парень.       Мисс Уокер почесала губу и ответила:       — Вряд ли это возможно. Мистер Уэйн, как Вы считаете, уровень интеллекта у человека зависит от чего?       — Наверное, он зависит от размера. Чем больше мозг, тем выше интеллект, — предположил парень, немного подождав с ответом. Всё потому, что вопрос был и глупым, но одновременно с этим точно ощущалась какая-то ловушка. В которую юный Уэйн попал.       — Неверно, мистер Уэйн. Размер мозга не влияет на интеллект человека, иначе в эпоху первых людей происходило больше интеллектуальных открытий. Дело всё заключается в синапсах, или нейронных связях мозга, что соединяют нейроны друг с другом: чем их больше, тем выше ум человека. И касаемо Вашего вопроса: у среднестатистического человека просто больше нейронов, нежели у кошки. У человека около восьмидесяти пяти миллиардов нейронов, в то время, как у кошки только двести пятьдесят миллионов. Вместить количество нейронов, что превышает текущее более чем в сто раз невозможно. Поэтому, мистер Уэйн, обладать разумом домашняя кошка не может.       Брюс обвёл потерянным взглядом мисс Уокер. Он понимает, что Уокер ответила и объяснила всё максимально понятным языком, по пути повествования объясняя научные термины, но легче от этого не становилось. Всё, что он пока что понял, так это превосходящее количество нейронов у человека над кошкой, из-за чего первый умнее второй. И что невозможно «добавить» к текущему количеству нейронов добавить ещё одно, превосходящее нынешнее. Но, чтобы осмыслить всё услышанное и полностью проанализировать, потребуется время.       Уэйн проморгался и поблагодарил педагога:       — Спасибо, мисс Уокер, и хорошего Вам дня!       — До свидания, мистер Уэйн, — попрощалась с бывшим учеником женщина и стала готовится к следующему уроку.       Брюс же развернулся и покинул аудиторию. И хотя путь вёл его в кабинет обществознания, голова его была забита отнюдь не домашним параграфом. И как он сосредоточит своё внимание на предмете — он не знает. Наверное, стоило подойти после уроков, а не между ними. Теперь же мысли будут забиты не только темой по обществознанию, но и осмыслением услышанного от мисс Уокер. А думать есть о чём.        Поместье Уэйнов POV Константин       Сидя на балконе второго этажа поместья, мой взгляд был устремлён на ворота, за которыми стояли двое часовых, нанятых Альфредом по, якобы, идее Брюса, хотя принадлежала она мне. Уж не думал я, что от прочитанной мифологии будет такой прок, не прямой, так косвенный. Странно, что ни Альфред, ни Брюс не додумались сами до этого простого решения проблемы. Да, Готэм — неприветливый и коррумпированный город, там нужно быть с каждым человеком начеку, но это не причина не доверять вообще никому. В конце концов, город населяют не только одни ублюдки, но и нормальные, хорошие люди. Надеюсь, нанятые часовые как раз одни из последних. Ну или хотя бы их не перекупят и не шантажируют.       Один из часовых приложил руку ко рту, скрывая за ней сонный зевок. Ведь стоять на стрёме, когда ничего не происходит, довольно утомительно, появляется желание уйти с поста домой или занять себя более подвижным делом. Но увы, обход территории — не его работа, а работа его товарища, что сейчас на заднем дворе, как я думал.       Но вскоре мне надоело наблюдать за малоподвижными людьми, поэтому я встал на ноги и потянулся, тут же услышав хруст где-то в позвоночнике. Затем, я осторожно глянул с перил на каменный пол и накренился вперёд, тут же ощутив, как чувство равновесия начало пропадать. Ноги перестали ощущать твёрдую поверхность всего полсекунды, после которой все четыре ноги снова почувствовали каменную поверхность. В этот раз обошлось без боли в ноге с переломом. Не сказать, что я так часто, так сказать, «неудачно» приземляюсь на передние лапы, но порой бывают моменты, в которые я забываю о своём переломе и о конструкциях, что соединяют кости. Знаю, слышал, что пока кости на лапе не срастутся, нужно свести к минимуму физическую активность, но в том то и дело, что нужно сводить к минимуму, а не исключать вообще. Особенно с моим нынешним телом. Как уже давно было замечено, у моего тела очень медленный метаболизм, я даже не уверен, что такой вообще существует у какого-нибудь человека или кота. И судя по приобретённому опыту, а приобретён он был ещё в приюте, мне не стоит отказываться от физических нагрузок. Удручал тот факт, что сращивание костей зависит от метаболизма, а он у меня не ахти какой быстрый, и вместо трёх недель в среднем мне придётся ждать полного сращивания примерно три месяца, это если судить по моим подсчётам. А значит никаких «прогулок» в город, максимум пробежать в умеренном темпе по территории поместья. Хотя бегать по неизвестным улицам малознакомого города — такое себе удовольствие.       Я вошёл обратно в кабинет и направился к книжным полкам вокруг доски Брюса. Искал я среди книг, чуть не упирающихся в потолок, очередную мифологию. Египетскую. Правда, я не был уверен, что она была здесь, сколько я просматривал эти полки, взгляд никогда не цеплялся за мифологию древних египтян. Придётся тогда просить Брюса достать её, чего бы мне не хотелось делать.       И, как уже можно было догадаться, греческая мифология мне также не помогла. Как и славянская, с горем пополам изученная мною, и скандинавская до этого. Но, в отличии от предыдущих, мне удалось найти божество, которое умело превращаться в кошку. Эта была богиня охоты и одновременно плодородия, а в поздних версиях так вообще богиня Луны Артемида. Сначала я ей не придал особого значения, и лишь на последних ста страницах, среди которых была история о Тифоне — огромном чудовище не то от Геи, бабушки олимпийских богов, не то от Геры, жены Зевса. Но не в нём вся суть. Дело в том, когда это существо появилось, олимпийские боги испытали страх, из-за которого все они принялись бежать в Египет, по пути обращаясь в животных. И Артемида обратилась в кошку. По итогу, это оказалось, это было бессмысленно, так как Афина и Зевс победили монстра и заточили под вулканом Этна, находящийся на острове Сицилия. Но грекам нужно было как-то объединить египетских и своих богов, так как в эпоху завоеваний Александра Македонского были объединены самые разные страны, Египет и Греция в том числе, поэтому и был придуман этот миф. И на этом всё. Перевоплощение в кошку было только раз, никогда до и после не упоминалось о способностях Артемиды к перевоплощению. И нет в греческой мифологии никакого другого божества или существа, тесно связанного с кошками. И ни слова о «Курок’се»…       Я прислонился лбом к ножке стула и закрыл глаза. От этих сказочек уже появлялись рвотные позывы. Я вообще не знаю, что мне делать, что читать и где искать ответ. Я более чем уверен, что всё, о чём я прочитал, на что я потратил своё время, было бессмысленно. Ничто меня так и не приблизило к ответам.       «Может, я просто не там ищу?» — спросил я себя, прикусив десну, а глаза уставились на тёмно-красный ковёр, который был подо мной. — «Искать нужно вообще не здесь, а опираться стоит на скудный кусочек информации, что я имею? Может, пора уже взяться за то, что мне сейчас точно известно или на то, на что я догадываюсь?»       В моей голове уже были мысли на этот счёт. И я бы начал углубляться в анализ, но меня останавливал страх того, что всё, к чему я приду, будет ошибочным, как и та база, которая мне доступна. Просто не хочется в какой-то момент понять, что всё, о чём ты когда-либо додумался — сплошная ошибка. Поэтому я откладывал это на «потом» день за днём, неделей за неделю.       «Может, пора сказать фольклору древних народов «прощай»? Вернуться в настоящее и пойти наперекор страху? А потом, когда дойду до результата, каким бы он не был, смогу оттолкнуться от него и продолжить дальнейшие изучение странностей моего тела? Быть может, в нём я найду ответ?» — я поднял лапу, на которой была фиксирующая конструкция. но не к ней был устремлён взгляд, а к той татуировке, что была со мной с пробуждения в том переулке. Чёрные линии так и не поменяли своего цвета, оставаясь насыщено чёрными даже на шерсти бомбейской кошки. — «Ответы могут быть и перед носом, но почему-то я не беру во внимание это предположение, хотя всё, что у меня есть, это предположения. Тогда, наверное, стоит хотя бы одно сделать фактом».       Я последний раз посмотрел на шкафы и, с трудом оторвавшись от них, отвернулся. Тяжёлый вздох вышел из груди, от которого стало будто чуть свободнее. И в этот момент, в голове будто всё стало на свои места. Теперь я точно знал, куда стоит направить свои силы. Почему-то именно в тот момент я действительно вспомнил, что логика друг куда надёжнее интуиции. Теории, наблюдения, факты, опыт, результат из вышеперечисленного — всё это было гораздо роднее и крепче, нежели одно предчувствие.       В тот момент я задался целью найти ответ на один интригующий меня уже какой месяц вопрос, и был он связан с моей реакцией на просьбы и приказы Брюса. Я прекрасно помнил, как в коридоре меня окликнул Брюс, от чего я остановился, как вкопанный, и как отдал в руки папку с делом его родителей. До этого были предположения, но я не уделял им должного внимания. Что же, наверное, пришло время заняться действительно стоящим делом. Конец POV Константин