Ты делаешь меня свободным

Йен не помнит, когда в последний раз выходил за пределы дома для престарелых. Это не запрещалось, но ему некого было навещать, а передвигаться с каждым годом становилось всё сложнее. Он привык к однообразию и покою. Поэтому покидать знакомые стены сейчас кажется чем-то за гранью комфорта, однако он должен увидеть Микки. Перед выходом он смотрится в зеркало и даже думает на секунду о том, чтобы избавиться от давно поседевшей бороды, но решает ничего не менять. Дорога занимает пару часов, во время которых он успевает уснуть, так что сопровождающей сиделке приходится его будить. Йен выходит из машины, опираясь на трость, и видит перед собой медицинский центр. Должно быть, Микки тоже болен. Йен так и не добился от него внятного ответа в прошлую встречу в Сан-Джуниперо, а лишнего времени у них не было. У входа их уже ждут и без вопросов провожают к нужной палате на седьмом этаже. Йен притормаживает у двери, представляет, что сейчас увидит улыбку постаревшего Микки и пошутит по поводу вставной челюсти или, может быть, намечающейся лысины. Всё, что угодно, чтобы отвлечься от осознания того, что сердце жаждет покинуть его тело. Это не должно значить так много, но почему-то значит. Йен внезапно хочет развернуться и уйти, хотя знает, что не сделает этого. Голос медбрата настигает его уже на пороге: - Он ничего не сможет вам ответить, но он всё слышит. Йен не успевает спросить, что это значит, потому что наконец видит Микки. Тот лежит на больничной кровати и кажется спящим. Иллюзия длится ровно до того момента, когда Йен замечает его открытые глаза, а после – трубку, торчащую из его горла и дышащую за него. Он думает, было ли бы легче, если бы он знал заранее. Смог ли бы он подготовиться. Йен подходит ближе, по привычке натягивая улыбку, хотя Микки и не видит его. Ему больно, но голос почти не дрожит, когда он наклоняется, заглядывая в застывшие голубые глаза и шепчет: - Привет, Микки. Я всё-таки пришёл. А у тебя, оказывается, лысина. Микки, конечно, не отвечает, так что Йен додумывает его реакцию сам. Как и возможный диалог. Когда спустя время он выходит из палаты, тот же самый медбрат ждёт его у двери. - Вы ведь Йен, так? Меня зовут Кевин. Я много о вас слышал. Это здорово, что вы решили навестить Микки перед переходом. Семья его не навещает, так что… - Микки переходит? Когда? Должно быть, его шок очевиден, потому что Кевин как-то сразу сникает. - Он не говорил, что переходит, да? - Говорил, что турист. Йен чувствует себя обманутым. - Я знаю Микки три года. Мы общаемся по системе связи. Он не рассказывал про паралич? Или про то, сколько времени здесь лежит? Йен качает головой, не в состоянии дать связный ответ. - В двадцать один отец застукал его с парнем. Южная сторона Чикаго, криминал и насилие, сами понимаете, а отец Микки был худшим олицетворением всего этого. Он, мягко говоря, не обрадовался новости об ориентации сына. Едва не убил и его, и того парня, а когда этого показалось мало, решил подключить к процессу перевоспитания проститутку… В общем, после Микки смог сбежать и сесть за руль, но из-за сотрясения не справился с управлением и слетел с дороги. Йену кажется, что вот сейчас он наконец задохнётся. Лёгкие, которые он беспощадно травил столько лет, откажутся работать дальше – на этот раз окончательно. Рак победит, а Йен проиграет уже войну. Он вспоминает лицо Микки – ошарашенное выражение на нём тогда показалось забавным, ведь ничего не случилось, они не столкнулись с другой машиной, не было причин для такой реакции. Собственный смех теперь кажется ему неуместным, издевательским. Но ведь он не знал! О том, что делал с Микки отец, Йен даже думать не хочет. Родителям Йена было плевать на него, всю любовь и поддержку он получал у братьев и сестёр, особенно у старших, и, в общем-то, смирился с подобным положением вещей ещё в подростковом возрасте. Фиона и Лип были для него всем – и семьёй, и друзьями, другого он не хотел. Был ли у Микки кто-то подобный? Мог ли кто-то помочь ему? Йен сомневался. Теперь неловкость Микки, его агрессия и очевидная скованность видятся совершенно иначе. А чувства к Йену… Испытывал ли он к кому-нибудь что-то похожее? Эта мысль наталкивает его на другую. - На ком он женится? Кевин выглядит немного смущенным, и Йен уже знает, каким будет ответ. - Отец никогда не подпишет разрешение на эвтаназию… - … а законный супруг может это сделать, - заканчивает за него Йен. - Именно. Я хочу помочь ему. Я тоже хочу. - Кевин, вы можете подключить нас сейчас? На пару минут, не больше. - Я бы с радостью, но не положено. - Пожалуйста. Ради Микки. Кевин смотрит на него неожиданно серьёзно, отбрасывая добродушную маску, словно проверяет, говорит ли Йен правду. Наверное, он уже понял, зачем Йен просит. Йен не знает, что делает. Он приехал только для того, чтобы получить что-то реальное, часть настоящего Микки. Но всё снова пошло не по плану. С Микки всегда так. С ним он чувствует себя другим и поступает иначе. То, что начиналось по такому знакомому для него сценарию, почему-то вышло из-под контроля. До Микки он никогда не приводил кого-то к себе домой – каким бы странным не было само понятие «дома» в Сан-Джуниперо. Кабинки в клубах, укромные места в переулках, пляж – познакомиться с кем-то поближе и забыть о его существовании сразу после было легко. Дом был точной копией того места, где он жил с семьёй, его безопасным убежищем и памятью о них. Йен поддался странному желанию впустить в свой мир Микки и испугался, когда понял, что натворил. Понял, что Микки привязался, а сам он тянется в ответ. Он сбежал тогда – как делал всегда, если чувствовал, что ситуация ему неподвластна. Чувства к Микки не должны были возникнуть. Но Микки нашёл его, и Йен не смог вновь уйти. Не сможет и сейчас – пока не поступит правильно. Они с Кевином возвращаются в палату Микки. Теперь, зная о его истории чуть больше, Йену становится ещё больнее смотреть на него. Он садится рядом с кроватью, находит его неподвижные пальцы и сжимает в своих, пока Кевин подключает их. Через секунду он уже не здесь. Йен не был в Сан-Джуниперо при дневном свете, поэтому в первый миг всё кажется слишком ярким. Он щурится и ищет взглядом Микки. Находит его стоящим в океане и направляется к нему. Ему кажется, что он будет хромать до Микки минут десять, но это другой мир, и здесь Йен молод и быстр. Через мгновение он уже стоит рядом. Микки поворачивается к нему, улыбается немного неуверенно, и Йен не может сдержать себя. Руки нежно обхватывают лицо Микки, пока Йен целует его – глубоко, жадно, не прячась. Из Микки вырывается тихий стон, он тянется ближе, одна его ладонь опускается сзади на шею Йена и собственнически держит. Останавливаться не хочется, но Йен делает над собой усилие и отрывается от мягких губ. Прижимается лбом ко лбу Микки, обнимает его за талию и, успокоив дыхание, шепчет: - Выйдешь за меня? Микки мгновенно отстраняется и удивлённо поднимает брови. - Что? - Выходи за меня. Микки говорит «да». *** Если Йен когда-то и представлял себе собственную свадьбу, то явно не так. Тем не менее он счастлив настолько, насколько вообще может, учитывая то, что произойдёт дальше. Их брак регистрируют, а после Йен даёт согласие на эвтаназию. Микки отключают от аппаратов жизнеобеспечения, и это самое тревожное, что Йен когда-либо видел. Последней достают трубку из его горла. Наступившая после этого тишина кажется Йену обвиняющей. Йен надеется, что сделал то, что нужно. *** - Ты хочешь отправиться в наше свадебное путешествие в этом? Микки оборачивается на его голос, осматривает классический чёрный костюм на Йене, переводит взгляд на привязанные сзади к машине пивные и консервные банки, и закатывает глаза. - Связался с придурком на свою голову. - Узами брака, между прочим. Давай, ты должен соответствовать моменту. Белый пиджак точно был прописан в брачном договоре. Микки показывает ему средний палец, но, когда он садится в машину, джинсы и майка без рукавов уступают место чёрным брюкам и рубашке, белому пиджаку и бабочке на шее. Бабочку, впрочем, Микки тут же снимает и выбрасывает на землю. Йен везёт их на вершину холма, откуда Сан-Джуниперо виден целиком. Он едет медленнее, чем обычно, но если Микки и замечает это, то решает никак не комментировать. Когда Йен останавливает машину, Микки тянется к нему и мягко целует. В этом жесте чувствуется благодарность, и Йен хочет сделать поцелуй другим, но Микки тут же выскальзывает из машины. Они садятся на капот, Йен берёт Микки за руку и переплетает их пальцы. Микки выглядит счастливым. Он более расслаблен, охотнее улыбается и не прячет взгляд. Йену нравятся эти перемены. - Сейчас всё лучше. - Ты же бывал здесь и раньше. - А теперь я тут живу. Ощущения совсем другие, чувак. Как будто… - Микки обрывает сам себя, но всё же решается продолжить: - Как будто мне снова двадцать один, но жизнь не закончилась. Йен действительно рад за него. А ещё он знает, что Микки скажет дальше, и не хочет этого слышать. - Останься здесь. Микки не говорит «со мной», но Йен слышит это. - Я и так здесь. - Ещё на пятнадцать минут, а потом ты уйдёшь. Мы сможем увидеться только через неделю. И даже это не будет длиться бесконечно. - Я не могу. - Почему нет? Зачем умирать, если можно жить здесь сколько угодно? - И остаться навсегда в этой клетке? Ты разве не чувствуешь себя запертым? - Ты делаешь меня свободным. Микки выглядит немного растерянным, словно не уверен, что ему можно говорить подобное, но в то же время – искренним, и Йен не может смотреть в ответ. Он отводит взгляд, рассматривает огни Сан-Джуниперо, хотя на самом деле даже не видит их. Йен не верит ни в рай, ни в ад. Его не держит надежда на встречу с семьёй где-то там, после смерти. Он отказывается от Сан-Джуниперо не поэтому. Раньше, до Микки, причин было две, а сейчас осталась самая важная. - Я не могу предать их. - Йен, ты не виноват в том, что твоя семья не попала в Сан-Джуниперо. Ты не должен исчезнуть без следа только поэтому. - Ты не понимаешь. Микки слезает с капота и отходит в сторону. Он молчит довольно долго, а когда заговаривает, тяжесть на сердце Йена становится ещё более давящей. - У меня тоже была сестра. Мэнди. Из всей грёбаной семейки только она заслуживала лучшего. Я не смог её защитить, потому что лежал, прикованный к кровати, и какой-то ублюдок… Она ни разу не была в Сан-Джуниперо. Не смей говорить, что я не понимаю. - Мне жаль, Микки. Но это ничего не меняет. Я обещал. Йен оставляет Микки на вершине, садится в машину и уезжает. Сан-Джуниперо всегда был для него лишь развлечением. Просто местом, где можно расслабиться, забыть обо всём и отпустить себя. Это не было частью реальной жизни, не чувствовалось ею – чего-то всегда не хватало. Поэтому он никогда и не хотел оставаться здесь навсегда: зачем существовать вечно в нарисованном раю? Так было до Микки. Если Йен делал Микки свободным, то Микки помогал всему вокруг стать настоящим. В первую очередь, самому Йену. Он не был готов к такому. Не думал, что сможет чувствовать столько всего, не знал, как с этим справиться. Уверенность в правильности своего выбора исчезла, и он понял, что хотел бы остаться. С Микки. Однако Йен не мог забрать своё обещание Липу. Обещание, которого от него никто не требовал, но он сам дал. Не все члены его семьи не застали Сан-Джуниперо, как он сказал Микки. Лип был здесь, но выбрал окончательную смерть, и Йен, не слушая возражений, пообещал ему поступить так же. На часах без двух минут полночь, когда он нажимает на педаль газа и уже не отпускает её. Дорога ровная и пустая, но чуть дальше впереди, он знает, идут ремонтные работы, поэтому тот участок закрыт. Йен мчится именно туда. Он ничего не чувствует, когда машина врезается в ограждение, а он сам перелетает через лобовое стекло. Зато от приземления спиной на раздробленный асфальт перехватывает дыхание, а в черепе начинает пульсировать боль. Йен осторожно приподнимается и замирает: кажется, по шее что-то стекает. Йен смотрит вверх, на звёзды, когда в поле зрения появляется ладонь Микки. У них не больше пары секунд, и он знает, что пришло время сделать выбор. Йен решается.