Cupio

      — Слышал уже? Того рыжего третьекурсника из механиков сегодня утром около перекрёстка Висперинг-стрит нашли.       — Это того, который к аспиранткам приставал?       — Его самого. Говорят, остались только голова и пенис. Тварь, говорят, постаралась.       Понедельник, конечно, тяжёлый день. Я бессмысленно пялюсь на лист бумаги с изображённой на нём схемой трубчатого теплообменника и краем уха ловлю разговоры одногруппников. Убили студента, значит.       Я прислушиваюсь к себе, пытаясь понять, что я чувствую по этому поводу, но ничего толкового на ум не приходит. Шок? Страх? Волнение? Нет, не особо. Если только каплю. Поначалу было безумно жутко. Года три назад, может. Тогда я мог месяцами не выходить на улицу, боясь, что на меня нападёт жуткое существо. Сейчас уже легче: я вник в суть дела, как остальные. Как большинство, по крайней мере. Может, даже привык немного, хотя и не сказал бы, что к такому привыкают.       — Как думаешь, ректор соберёт нас по этому поводу?       — Не соберёт, — я поднимаю голову и отвечаю им.       Лео и Майк сразу же поворачиваются ко мне, смотрят вопросительно. Вздыхаю:       — Все мы прекрасно пониманием, почему сожрали того парня. Одна или две нравоучительных лекции о том, что выходить ночью на улицу категорически нельзя, ничего не изменят. И ректор это знает. Кому надо, тот и после первых убийств это уяснил.       — Думаешь, даже памятный стенд не поставят? Молчать об этом тоже неразумно.       Я смотрю на них ещё пару секунд и снова возвращаюсь к схеме, утратив к разговору всякий интерес. Парни пожимают плечами и продолжают болтать о насущном.       В университете меня никогда особо не замечают. И отношения с группой у меня складываются не лучшим образом. Всё из-за моей манеры общения. Услышать от меня пару слов не по теме – большая редкость. А ещё реже бывает, чтобы я вклинился в чужой разговор со своим мнением. Я не являюсь стеснительным или неуверенным в себе молодым человеком, как многим кажется. Я просто замкнутый. Мой психолог говорит, что это последствия пережитой мною травмы, и я ему полностью верю. А уж если я что-то и говорю, то это что-то чаще всего звучит язвительно и не особо дружелюбно. Большинство знакомых считает меня заносчивым и высокомерным; психолог считает меня глубоко раненной доброй душой; я считаю себя нормальным. Так и живу.       Уже после следующей пары, по приказу ректора, заведующий нашей кафедрой, а вместе с ним декан факультета экономики и менеджмента, сидят с нами в большой аудитории и разглагольствуют о ситуации. Лео и Майк бросают на меня насмешливые взгляды с первых парт. Что меня, впрочем, особо не смущает.       — Это, безусловно, трагедия для нашего учебного заведения. Для нашего университета. Нашей большой семьи, — говорит заведующий, переминаясь с ноги на ногу и крепче обхватывая микрофон. Волнуется. — Все мы помним этот ужас, когда твари впервые посетили наш мир. Эти греховные порождения самого Дьявола…       Дальше не слушаю. Я внимательно изучаю узор вязаного свитера на одногруппнике спереди и думаю о том, похожи ли твари на порождения Дьявола. Собственно, я никогда и не видел их. Ну, то есть, видел. Успел различить смазанные силуэты, которые выбежали из огромной белой дыры, внезапно появившейся посреди автомагистрали. Потом потерял сознание. Ещё я видел не менее смазанные фотографии и слышал неубедительные истории очевидцев. Они все разнятся между собой. Кто-то говорит, что твари больше похожи на чертей. Рогатые, хвостатые, с копытами. Кто-то описывает их как классических оборотней. Некоторые утверждают, что они могут говорить, другие же твёрдо отрицают это. Во что верю я? Во всё понемногу, думаю. Верю и свято надеюсь никогда не столкнуться ни с чем подобным. Главное правило я знаю: не выходить на улицу ночью. С момента, как твари поселились на нашей планете, ночь стала их временем. Другое важное правило: не рыскать в заброшенных домах, глубоко в лесах и прочих неприятных одиноких местах. Обычно твари селятся там небольшими стайками и ищут еду. Ищут мясо. От одной мысли об этом по моей спине пробегает стайка мурашек. Это жутко, что ни говори. Я решаю не думать об этом и снова вслушиваюсь в слова теперь уже декана.       — …нельзя сказать. Но я очень прошу всех вас, дорогие друзья, не игнорировать этот слух и быть как можно осторожнее.       Я легонько пихаю одногруппницу локтем:       — О чём это он?       Она недовольно цокает.       — Господи, Бен. Что ж ты не слушал?       Я закатываю глаза.       — Говорит, нам стоит постараться как можно меньше заглядывать на Висперинг-стрит. Ходят слухи, что недавно там поселилась тварь, — мне отвечает девушка сзади. Из экономистов, вроде.       Поворачиваюсь к ней.       — С чего такие выводы? Ведь только одного там убили.       — Да, но многие говорят, что видели её вечерами из окон. Уже на протяжении недели где-то, — она обхватывает себя руками за плечи. — Жуть какая. Я бы не смогла уснуть после такого.       Киваю и поворачиваюсь обратно. Не очень хорошее стечение обстоятельств. Чтобы попасть домой, мне надо пересечь перекрёсток рядом с этой улицей. Совсем недалеко от того места, где убили третьекурсника. Какое совпадение, не правда ли? С другой стороны, я ведь каждый день хожу по этому маршруту, но пока цел. Наверняка, тот парень просто вышел на улицу после наступления темноты. Бояться мне нечего.       А всё же, не зря говорят, что счастье в неведении. Или как-то так. Домой я несусь достаточно быстрым шагом, сдерживая себя от того, чтобы не сорваться на бег. Ну да, мне страшно. А кому не страшно в такой ситуации? Вот и стараюсь преодолеть маршрут побыстрее. Тяжёлый рюкзак неприятно бьёт мне по левому боку, поэтому я на ходу снимаю его и оставшуюся часть пути несу в руке. Вскоре оказываюсь в своей квартире и запираю дверь на два оборота.       Вторник встречает меня солнечным утром и недосыпом. Поздно лёг спать вчера, поскольку подсел на сериал и не смог остановиться, не досмотрев хотя бы половину сезона. Теперь же корю себя за это.       Тем не менее, в университете я появляюсь вовремя. Уже при входе замечаю в центре холла большой стол с фотографией и цветами. Памятный стенд, как его у нас называют. Не останавливаясь, прохожу мимо.       На учёбе всё по-прежнему. Меня особо не замечают. Однако на перемене, пока я слоняюсь под аудиторией без дела, меня внезапно окликают. Поворачиваю голову – и с удивлением узнаю вчерашнюю девчонку с заднего ряда. Она ещё прослушанную речь мне пересказала.       — Привет! Мы вчера разговаривали, помнишь? — киваю. — Я тут вот подумала… В общем, ты же из машиностроителей? — киваю. — Супер! Ты извини, я нервничаю немного. В общем, мне бы кто помог начертить задание для первого курса. У нас сейчас этот предмет, ну, черчение в смысле, но как ни старайся, ничего не понимаю. А просить кого попало неловко как-то. А мы же вчера разговаривали, вот я и подумала…       Пару секунд неуверенно смотрит на меня.       — Я Кэтрин, кстати, — протягивает руку. — Так ты поможешь?       Меня охватывает секундный ступор, настолько сразу она это всё выпалила. С одной стороны, мне как будто делать больше нечего. С другой же, правда ведь нечего. Да и девушка – вроде – достаточно простая и общительная. Смотрю на неё и вижу, что в её глазах уже теплится столько надежды и девичьего очарования, что я просто не могу отказать. Пожимаю руку в ответ.       — Бенджамин. Помогу.       После этих слов лицо Кэтрин начинает прямо-таки светиться от счастья. Возможно, я сейчас подписался на кучу трудоёмкой работы на годы вперёд. Обычно оно так и бывает. Стоит этим первокурсникам учуять от тебя готовность помочь, как они сразу начинают валить тебя всеми своими учебными проблемами. Остаётся надеяться, что у этой девушки есть совесть.       — Так что, я могу зайти к тебе в общежитии или как?       — Я на квартире.       — А-а-а, — она разочарованно поджимает губы. — Ну нет, на квартиру я к тебе не пойду. Мало ли, извращенец какой.       Я вопросительно приподнимаю бровь, и она хлопает меня по плечу, весело хихикая.       — Да шучу я. Но, надеюсь, ты меня поймёшь.       — Конечно.       — Супер. Тогда, как насчёт встретиться в какой-нибудь пустой аудитории после пар?       Я ненадолго задумываюсь, прикидывая варианты.       — Идея неплохая, но у вас же пока большинство пар с утра, не так ли? — Кэтрин угукает. — Вот. А у меня в большинстве своём по одной-две пары после обеда. Пересечься не получится.       — Перемены?       — Неудобно.       Она с надеждой смотрит на меня. Зараза.       — Хорошо, давай так. Скажи мне, когда у тебя обычно заканчиваются пары и, возможно, в какой-то из дней я приду пораньше, чтобы помочь тебе.       На её лице снова сияет улыбка.       Таким вот образом, последующие среда и четверг были посвящены работе над чертежами в компании одной, как оказалось, достаточно интересной и веселой девушки. Наверное, можно сказать, что мы сдружились. Я не против её компании, как и она моей. Пока что наше общение ограничивается лишь встречами в небольшой аудитории, но никто и не стремится к большему. Пускай всё идёт своим чередом.       Закончив работу на сегодня, мы расходимся в разные стороны. Она – домой. Я – на пары. Учебный день проходит несколько сумбурно из-за подготовки к предстоящей конференции. О чём же мы будем вещать? Сам бы никогда не поверил. О тварях. Такая вот развлекаловка от учебного заведения в поддержку родителей убитого парня, да и в целом жертв. И, чёрт возьми, неужели они не понимают, насколько это странно? Нет, оказывать сочувствие и поддержку, это, безусловно, хорошо, это супер. Но это же можно сделать целой горсткой других способов.       Вот есть же, допустим, люди, которых съели… Ну, не знаю, львы? Ну, львы. Хоть кто-то когда-то видел, чтобы университет устраивал конференцию в поддержку людей, на которых напали львы? Лично я – ни разу.       Уже позже мой психолог говорит мне, что твари и львы – немного разные вещи. Львов мы воспринимаем как что-то само собой разумеющееся, контактируем с ними и понимаем их природу. Ничего из этого нельзя сказать о тварях. Они просто есть. Психолог утверждает, что за три года невозможно привыкнуть к такому явлению, аналогов которому нет в мировой истории. Ещё он утверждает, что я реагирую на громкие упоминания о тварях слишком отрицательно из-за психологической травмы. Моему мозгу тяжело понять, что случилось, и всё такое прочее. Я не знаю о них ничего, но они прочно ассоциируются у меня с семейной трагедией. Поэтому мысленно я представляю себе всё самое худшее и неистово их боюсь, как и любого громкого события, связанного с ними. Психолог говорит, это нормально. Который раз сжимает мою дрожащую руку и обещает, что мы с этим разберёмся. Я ему верю.       Пятницу и субботу я просиживаю дома, погрузившись в отнюдь не радостные мысли. Я скучаю по родителям. Рассказываю об этом брату, вернувшемуся домой вечером той же субботы, и мы долго сидим, молча обнимая друг друга за плечи. Он хочет сказать о том же, но не знает, как. В этом я уверен наверняка.       — Бен!       Я вижу впереди Кэтрин. Она сильно размахивает рукой, пытаясь привлечь моё внимание. Приподнимаю ладонь в ответ и подхожу к ней.       — Привет.       — Привет. Честно говоря, я боялась, что ты кинул меня, или что-то вроде этого.       Она берёт меня под руку и мы неспешно шагаем по тротуару.       — Нет, что ты. Долго не мог понять, где именно тебя искать. И даже твой шарф не помог.       Она смеётся и плотнее натягивает на подбородок яркий жёлто-белый шарфик. Да, в последнее время погода значительно поменялась. Неудивительно для конца октября.       — Сегодня и правда как-то людно. Праздник какой, что ли?       — Не слышал об этом. Просто выходной, скорее всего.       — Он самый.       Я толкаю тяжёлую дверь небольшого магазина и пропускаю её вперёд. У нас не свидание, как можно было бы подумать. У кузена Кэтрин скоро День Рождения, и она совершенно не знает, что подарить. Вот тут-то я снова пригодился. Я и не против так-то. Мы общаемся уже вторую неделю, но идём куда-то вместе вне учебного времени впервые. До этого обычно болтали на переменах или гоняли вместе за кофе в ларёк напротив здания университета.       — Смотри.       Она тянет меня за рукав и показывает пальцем на массивные спортивные кроссовки.       — Вот ты бы хотел себе такие?       Пожимаю плечами:       — Вряд ли. Но как от подарка не отказался бы.       Кэтрин недовольно фыркает и убирает выбившуюся блондинистую прядь обратно за ухо.       — А что насчёт этих?       — Аналогично.       — Жалость-то какая.       И мы продолжаем слоняться между витрин.       — Знаешь, я так рада, что ты пошёл со мной. В смысле, не только, чтобы высказать своё мужское мнение, а просто так.       — Давно ни с кем не гуляла, что ли?       — Вообще давно не гуляла.       — Вот ведь дурочка.       Она смеётся и тянет меня к сувенирам. Как ни удивительно, но Кэтрин сразу привыкла к моим порой резким высказываниям. Говорит, ей забавно это слышать, потому что сначала у неё сложилось впечатление, что я стеснительный заучка. Как и у всех, в общем-то. Когда я спросил, почему именно заучка, она лишь пожала плечами и оставила меня без ответа. В любом случае, мы сошлись на том, что Кэтрин мой тон не задевает. Оно и к лучшему. После этого мы даже общаться стали больше.       В итоге, обойдя четыре магазина с самыми разными вещами, подруга останавливает свой выбор на красивых наручных часах. Которые понравились и ей, и мне, к слову. Она бережно сжимает уже упакованный подарок в руках и счастливо улыбается, когда я провожаю её к станции метро. На улице уже очень холодно.       Мы останавливаемся у лестницы.       — Увидимся завтра?       Киваю:       — Да, получится, думаю.       — Отлично. Тогда и до завтра. Ты тоже иди домой, а то темнеет потихоньку.       Мы синхронно смотрим на пасмурное небо.       — Это из-за туч так кажется.       — Тем не менее. Я специально позвоню тебе только для того, чтобы убедиться, что ты дома.       — Хорошо, хорошо, — я улыбаюсь и вскидываю руки. — До встречи, Кэтрин.       — Пока!       Она машет мне на прощание и бодрым шагом спускается по лестнице. Я же пихаю руки в карманы и не спеша направляюсь домой. Который, к слову, далековато от этого места. По крайней мере дальше, чем университет. Не люблю так далеко ходить.       Людей на улицах сейчас заметно меньше. И погода становится всё более омерзительной. Не удивлюсь, если сейчас пойдёт какой-нибудь дождь или даже снег. Надо было посмотреть прогноз погоды с утра. Хоть бы зонтик захватил.       Однако, несмотря на мои собственные прогнозы, я двигаюсь всё дальше, но ничего особо не меняется. Дождя, в смысле, нет. А вот окружающая обстановка изменилась. Я люблю этот район. Обычно он очень тихий и уютный. Здесь нет зданий выше двух этажей, отчего чувствуешь себя как-то свободнее, что ли. Совсем не как рядом с моим домом. Я сам живу на восьмом этаже, и вокруг всё застроено такими же огромными коробками. А тут тесные домики, пускай и плотно, но как-то тепло расположены рядом друг с другом. Небольшие магазинчики с художественным барахлом и прочей творческой мелочевкой. Вообще, почти весь этот микрорайон (конкретнее: пара улиц), так уж сложилось, битком набит именно творческими людьми. Его и называют соответственно, но как именно я уже не помню.       Миновав данное место, иду дальше. До дома осталось совсем чуть-чуть. Перехожу перекрёсток рядом с Висперинг-стрит, сворачиваю в свой переулок.       Я резко останавливаюсь. Внутри вдруг поселяется очень неприятное ощущение. Осматриваюсь по сторонам, но вокруг ничего такого. И никого. Я уже почти у подъезда. На улице заметно стемнело. Надо поскорее заходить внутрь. Нащупываю в кармане ключи и открываю входную дверь. Быстро проскальзываю внутрь и разворачиваюсь, чтобы захлопнуть её, но застываю на месте. На противоположном конце улицы на меня в упор смотрят две светлые точки. Точно глаза. Моё сердце подпрыгивает, кажется, к глотке, а рука соскальзывает с дверной ручки. Точки шевелятся, явно двигаясь в мою сторону. Всё ближе. Ближе. Если твари бегают на четвереньках, то это определённо оно. Я даже с места сдвинуться не могу. Дышать тяжело, в висках стучит. Такая призрачная опасность, о которой все вокруг говорят, сейчас выглядит более чем реальной.       Секунды двигаются бесконечно медленно. Я уже вижу низкий тёмный силуэт. Точно как оборотень. Я издаю какой-то странный кряхтящий звук и делаю ничтожно маленький шаг назад, когда в подъезд врывается среднего размера чёрная собака и, дрожа от холода, жмётся в угол. Смотрит на меня и поскуливает, словно благодаря. Господи Боже. Я захлопываю дверь.       — Главное, я же и сообразить-то толком ничего не успел. Ещё и не выспался из-за этого.       — Кошмары?       Киваю. Мы сидим в столовой с Кэтрин и одной из её одногруппниц. Пересказываю события вчерашнего вечера, лениво помешивая сахар в кружке чая.       — Ну и жуть. Тебе ещё повезло, что это собака оказалась, — Джой (та самая одногруппница) достаёт бумажную салфетку и вытирает руки после еды. — Моему двоюродному дяде где-то год назад тварь отгрызла ногу до колена. Жуткая была картина.       После этих слов Кэтрин давится маковой булочкой и начинает хрипло кашлять. Протягиваю ей свой чай.       — Спасибо, — она делает большой глоток. — О Боже, терпеть не могу, когда за столом поднимают кровавые темы.       — Извини, — Джой пожимает плечами.       — Поговорим о другом?       Кэтрин вновь принимается за булочку и любопытно посматривает на меня.       — Ты уже думал, куда пойдёшь после университета?       — Работать-то?       — Конечно.       Я задумчиво всматриваюсь в своё отражение и плавающие вокруг него чайные соринки.       — Первым делом буду надеяться пробиться по специальности. А там посмотрим.       — Думаю, найдётся тебе место, — Джой шутливо пихает одногруппницу в бок. — Знаешь, я бы на твоём месте уже положила на него глаз. А если ещё и аппараты строить будет, так вообще хватала бы с руками и ногами. Богатым станет.       — Ой, да иди ты, — Кэтрин явно смущается и бросает взгляды: недовольный на Джой, виноватый на меня.       — Сама-то чего не хватаешь? — я решаю поддержать подругу и коварно улыбаюсь.       — Ты не в моём вкусе.       — О Дева Мария, — Кэтрин закатывает глаза.       Вскоре перемена подходит к концу, и мы расходимся по разным уголкам университета.       Со всем этим нетрудно и забыть о конференции. А она, между прочим, уже сегодня. Благо, в программе я не участвую. Только помогаю сдвигать парты и носить всякую хрень. Хотел было улизнуть до её начала, но как-то не получилось. Придётся сидеть. Заранее выбираю место в предпоследнем ряду. Вскоре начинают собираться люди. Пытаюсь отыскать Кэтрин в толпе студентов и преподавателей, но безуспешно. Ну и ладно. Посижу один, послушаю может даже.       В итоге конференция проходит достаточно спокойно, несмотря на царящий мрачный тон. Много раз упоминают убитого третьекурсника. Оливера Стивенсона, как оказывается, но мне это ни о чём не говорит. Приглашают к микрофону его скорбящую мать, после каких-то других людей. Честно, я даже проникаюсь. Грущу и страшусь вместе со всеми. Невольно вспоминаю своих родителей. Пускай твари и виновны в их смерти лишь косвенно… Чёрт, о чём я вообще? Виновны самым что ни есть прямым образом. Виновны, виновны и ещё раз виновны! Виновны в том, что мир перевернулся с ног на голову. Какого хрена я вообще пытаюсь их оправдывать?       Меня невольно начинает переполнять злость. Я даже пугаюсь этого чувства. Все эти годы я чувствовал только страх и грусть, но злость – ни разу. Сейчас же меня переполняет чувство ненависти к этим существам, чем бы они там не являлись. Сколько уже людей пошло им на корм и сколько пойдёт в будущем. Ужасно. Несправедливо. Пусть бы уже передохли, боги. Пусть бы уже мир, наконец, вернулся в норму. И пусть мне бы никогда в жизни не довелось с ними встретиться.       Мои кулаки сжимаются, я собираю вещи и спешно покидаю зал, не обращая внимания на недовольные замечания моего куратора.       Надо будет обсудить это чувство с психологом.