Cupio

      Я скучающе рассматриваю цветастые обои, сидя на мягком небольшом диванчике и ожидая, пока из туалета вернётся Алрой – мой психолог. Мы уже около двух с половиной лет проводим сеансы, и я спокойно зову его по имени, несмотря на разницу в возрасте. Он очень хороший человек. Думаю, я с уверенностью мог бы назвать его другом, если бы не рабочие формальности. Насчёт его мнения по этому поводу я не уверен.       — Начнём?       Он мягко прикрывает за собой дверь кабинета и проходит к дивану у окна, напротив моего. Откидываюсь на спинку.       — Как Сент-Луис?       — Вполне себе хорошо, — усмехается. — Закрыл все курсы на этот год. Впредь постараюсь не пропадать на такой отрезок времени.       — Всего-то две недели не виделись, — я устало подпираю щеку рукой.       Алрой внимательно изучает меня взглядом.       — Как ты?       — Не сказал бы, что хорошо. Время с последнего нашего сеанса пролетело как-то сумбурно.       — Расскажешь подробнее?       Я свистяще выдыхаю через рот, надув щеки. Думаю.       — Даже не знаю, с чего начать-то. С прошлого понедельника, наверное. Не знаю, в курсе ли ты… Хотя, с чего бы. Короче, у нас убили студента, и с того дня университет вертится вокруг этого случая. Очень давит, честно говоря.       Психолог понимающе кивает.       — Позволь уточнить, Бен. Убили люди или?..       Мотаю головой.       — Так я и подумал. Можешь описать, в каком смысле это на тебя давит?       — Мне кажется, у меня начинается паранойя.       Он снова кивает, готовый слушать дальше.       — Понимаешь, они убили его совсем недалеко от того места, где я живу. И всю неделю я только и слышу о том, как это опасно, ужасно и прочее.       — Я понимаю, Бен. Очень тяжело, когда тебе сложно справиться со своими переживаниями, а окружающие подкидывают тебе ещё и ещё.       — Да. Понимаешь, доходит до того, что в какие-то моменты я действительно чувствую себя в опасности. Вот никого поблизости нет, а мне чертовски страшно. Никогда раньше такого не было.       — Мне очень жаль это слышать. Мы можем сейчас зацепиться за это и попробовать разобраться, если хочешь.       — Хочу. Но чуть позже. Я хотел ещё кое-что рассказать.       Алрой кивает:       — Я слушаю тебя, Бен.       — Вчера у нас была конференция, посвящённая, опять-таки, произошедшему. И во время неё я почувствовал себя очень странно, — поджимаю губы, формулируя мысли. — Я разозлился, думаю. Причём, серьёзно так, сильно.       — Ты разозлился на окружающих?       — Нет, — я поднимаю на него взгляд. — На тварей. Я так чертовски сильно разозлился на тварей, как не злился ещё ни на одно живое существо, наверное. В какой-то момент я подумал о том, что доведись мне встреться с одной из них, я бы сам разорвал её на кусочки, — я смотрю на носки своих кроссовок и хрипло сглатываю.       Психолог поднимается со своего места и подходит к рабочему столу. Набирает стакан воды из кулера и протягивает мне. Ждёт, пока я допью, повернувшись в профиль и сложив руки за спиной.       — Ну, смотри. То, что ты чувствуешь, вполне естественно. Всё-таки, с тем, что ты пережил и переживаешь сейчас, я даже удивлён, что ты почувствовал что-то подобное только теперь. Агрессия – это довольно важная и сильная эмоция. Но мне хочется понять, что именно ты вкладываешь в неё, — он снова поворачивается ко мне, встаёт позади дивана и опирается ладонями на его спинку. — Жажду мести? Жажду защитить себя или кого-то другого?       Я размышляю несколько минут. Он не отвлекает меня.       — Знаешь… Сначала, я был полностью уверен, что это о мести. Теперь же, когда мы об этом поговорили… — вздыхаю. — Думаю, всё же о самозащите. Всё ещё паранойя.       Он кивает и снова садится на диван. Закидывает ногу на ногу.       — Вот об этом я первым делом и подумал, когда ты сказал, что тебе страшно.       — Всё взаимосвязано, выходит.       — Выходит так.       — А я уже успел было прийти к мысли, что мне больше не страшно и я, возможно, смогу себя даже как-то защитить в случае чего.       — Бен, не страшно – это когда ты не думаешь о том, что тебе придётся себя защищать. А ты, как я посмотрю, уже всецело готовишься к встрече с тварью, — он улыбается. — Не удивлюсь, если целый план вырабатываешь.       Я усмехаюсь ему в ответ.       — Ещё бы.       — И что же ты будешь делать?       — Молиться.       Алрой вопросительно приподнимает бровь, но после посмеивается вместе со мной.       После этой встречи дни полетели как-то легче и быстрее. Думаю, мне правда стало спокойнее. Да и шумиха вокруг поутихла. В общем, шарахаться от каждого кустика я перестал. По крайней мере, днём.       Мы с Кэтрин закончили чертить злосчастное задание, и теперь наше общение поддерживается чисто на обоюдной дружеской симпатии и энтузиазме. Для меня до сих пор удивительно, как за три недели я смог настолько сблизиться с человеком. Тем более с девчонкой. Когда я рассказал об этом Алрою, он поинтересовался, не влюблен ли я в неё. Я уверен, что нет. Психолог был удивлён. Но мы с ней, правда, не видим в нашем общении ничего странного. Она достаточно открытый и жизнерадостный человек, временами даже чересчур. А я, видимо, умею быть милым, когда захочу. Ну, хотя бы дружелюбным. А ещё мне явно интереснее находиться в компании.       — Ты не думал постричься?       Кэтрин наматывает на палец мою волнистую прядь и несильно дёргает.       — Нет. Тебя это смущает?       — Нет, конечно. Я просто сейчас представила, какими они будут через пару-тройку лет. Это будет выглядеть либо нелепо, либо брутально.       — Вот через пару-тройку лет и постригусь, — внимательно смотрю на неё несколько секунд. — Шутишь. Они же не настолько длинные.       — Зато вьются – жуть! Я даже завидую.       — Завидуй молча.       Она фыркает и сползает с подоконника, на котором мы сейчас весьма уютно устроились. Вдруг резко меняется в лице и широко открытыми глазами смотрит прямо на меня.       — Это тебе ещё повезло, что ты шатен, а не рыжий.       Озадаченно смотрю на неё.       — Это ещё почему?       — Так ведь тот парень, которого тогда сожрали. Говорят, он же был рыжим. Наверняка у тварей очень специфический вкус, и от тебя они сбегут быстрее, чем ты от них.       Кажется, уголок моего рта дёргается слишком интенсивно, потому что Кэтрин не выдерживает и начинает громко хохотать, едва не проливая на себя моккачино из стакана.       — Дохохочешься же, — я сползаю с подоконника.       — Ну-ну, — всё с такой же широкой улыбкой она потягивает из трубочки свой кофе и отходит от меня на пару шагов. — Ты ещё недоволен так, будто это разочарование всей твоей жизни. Мне кажется, тут должна быть другая эмоция. Радуйся, Бенджамин.       — Я и радуюсь.       Я резко выхватываю из её рук стакан и делаю смачный глоток.       — Бе-е-ен! Вот это уже нечестно, ну ты и нахал.       Она наигранно дуется, когда получает жалкие остатки своего напитка обратно. И мой заодно.       — Молодые люди.       Мы синхронно поворачиваем головы. Над нами возвышается кто-то из преподавателей.       — Я бы искренне попросил вас выражать взаимную симпатию где-то в другом месте. У нас тут учебное заведение, а не ночной клуб.       Он отходит, и мы буквально сгибаемся пополам от смеха, прикрывая рты руками. Моккачино Кэтрин на себя всё же проливает.       Мы спокойно позволяем себе так шутить друг над другом и беситься в коридорах. Кэтрин уже знает о моих страхах и переживаниях, и даже их совсем не радостные корни не мешают ей подшучивать надо мной время от времени. Я и не против. Это даже успокаивает. Помогает расслабиться и относиться ко всему проще. Я со своей стороны тоже нередко отпускаю шуточки в её адрес, чему она даже радуется. Кэтрин говорит, я изменился за эти три недели. Стал более открытым. Может, она и права. Я, правда, как-то на днях подумывал о том, что мне долгие годы не хватало общения с кем-то помимо брата, который, к тому же, появляется дома раза два в неделю. Возможно, мне было одиноко. Причём я сам загнал себя в это ощущение.       Остаток учебной недели проходит очень расслабленно. Я наконец позволяю себе отпустить тревоги и просто радоваться жизни. Меня даже удивляют такие резкие перемены, но вместе с тем вдохновляют. Не терзать себя оказывается очень даже приятно. Тем более, что и незачем. Пока всё идёт хорошо.       Прекрасным солнечным днём следующей же субботы я открываю входную дверь и вижу на пороге Кэтрин, закутанную во всякие шарфы-перчатки.       — Как это ты не ошиблась домом?       — Действительно.       Мы приветственно обнимаемся, и я пропускаю её внутрь.       — Как же у тебя тепло-о.       — Ещё бы. Отопление же. Куртку и прочее тут повесь, — указываю пальцем на вешалку у двери.       Пока она раздевается, я запираю дверь и пододвигаю ногой свою обувь поглубже под полку. После веду её мыть руки, после – в гостиную.       — Уютно у тебя тут. Честно, я ожидала худшего.       — Квартиру вонючего парня-студента, который никогда не моет посуду и не стирает свои носки?       — Типа того.       — Вот и не надо было ожидать. Сейчас принесу чай.       Я оставляю её со своими мыслями и отправляюсь на кухню. То, что сейчас она у меня, вышло довольно-таки спонтанно. В общем-то, как и большинство из ситуаций, если мы говорим о Кэтрин. В какой-то из дней она просто подошла ко мне и сказала, что хочет напроситься в гости на следующих выходных. Я и не отказал.       Я завариваю две чашки ванильного чая, беру к ним шоколадные конфеты и возвращаюсь со всем этим в гостиную.       — Спасибо большое, — подруга мягко улыбается и обхватывает свой напиток холодными пальцами.       — Всегда пожалуйста.       Мы неспешно пьём чай и ведём расслабленную беседу. Время потихоньку движется к трём часам дня.       — Знаешь, я была бы очень рада зависать с тобой каждую субботу.       — Чего это? — я разминаю шею и закидываю руку на спинку дивана.       — Ну… — она ненадолго замолкает, опуская голову и смотря в свою кружку. — С тобой весело. Спокойно… Знаешь, я каждую субботу катаюсь домой, за город. Провожу там ночь, а утром воскресенья возвращаюсь обратно.       — Чего же сегодня не поехала?       — Мама сегодня отрабатывает ночную смену. Дома будут только отчим с сестрой, — Кэтрин снова поднимает голову и улыбается мне.       Я поджимаю губы, думая, как деликатнее задать вопрос.       — Ты с ними не ладишь?       — Нет, что ты. С ними просто ужасно скучно. Да и справятся там без меня.       Она снова улыбается мне, но мой взгляд падает немного ниже, на её руки. Чашку она сжимает очень крепко.       — А что ты, Бен?       — А что я?       — Неужели один тут живёшь?       — Да нет. У меня есть старший брат. Правда, он в основном в разъездах и дома бывает редко.       — Вот как. А родители?       Мотаю головой.       — Ой. Извини, пожалуйста!       — Да нет, ничего, — потираю глаза. — Я не рассказывал тебе же.       Кивает.       — Умерли несколько лет назад. Автомобильная авария.       — Мне очень жаль…       Мы несколько минут сидим в тишине и думаем каждый о своём. Настроение паршивое.       — Они были бы живы сейчас, если бы не твари.       Кэтрин озадаченно смотрит на меня.       — Авария случилась как раз таки когда они влезли в наш мир. Из-за этого. Была ночь, мы возвращались домой после семейного праздника. И вдруг прямо перед нами в воздухе возникла такая огромная светящаяся хрень. Как портал, или вроде того. И из неё скопом ринулись эти существа. Эти твари, — последнее слово я буквально выплевываю. — Естественно, отец потерял управление, и… Вот. Мне повезло с тем, что я сидел на заднем сидении.       Кэтрин поднимается со своего места, садится рядом со мной и крепко обнимает. Я обхватываю её в ответ и роняю голову ей на плечо.       — Это ужасно, Бен. То, что ты пережил. Это очень страшно. Я даже не думала, что ты из тех, кто видел, как они появились. И даже не это самое худшее. Мне очень хочется поддержать тебя сейчас, но я совершенно не могу подобрать слов. Это просто… — вздыхает. — Это очень жутко.       Отодвигаемся друг от друга.       — Мне хватает и того, что ты меня выслушиваешь. Правда. Спасибо, Кэтрин.       — Ты уверен, что ты в порядке?       — Да, — я искренне улыбаюсь ей. — Посмотрим фильм?       Следующие полтора часа мы смотрим фильм и много общаемся. Атмосфера снова становится тёплой и непринуждённой. А уже после я стою у входной двери и провожаю подругу домой.       — Напишешь мне, как доберёшься?       — Конечно, — наматывает шарф. — Кстати, в понедельник меня не будет.       — День Рождения кузена?       — Он самый. Посмотрим, как ему понравятся часы.       — Уверен, он будет в восторге.       — Надеюсь, — она выходит из квартиры. — Пока, Бен!       — Увидимся.       Я провожаю её взглядом и захлопываю дверь.       В тот же вечер с работы возвращается мой брат Мартин. Он устало сбрасывает с себя верхнюю одежду и тенью проскальзывает на кухню, пока я смотрю вечерние телешоу с миской изюма в руке.       — Сделай потише, — заходит в гостиную, на ходу развязывая галстук.       Делаю звук телевизора тише.       — Как поездка?       — Паршиво, — он проходит мимо и сгребает горсть изюма из моей миски. Забрасывает в рот. — Мы зря мотались между городами, потому что сделка у босса прошла неудачно. Партию в итоге не выкупили. Норман злой был, как чёрт, — подходит к бару и открывает бутылку вина. — Оно и неудивительно. Парни много сил вложили в это дело.       — Что же так? Когда ты звонил мне в последний раз, мне казалось, что у тебя всё складывается удачно.       — Так это когда ещё было, — он вдумчиво потягивает алкоголь. — Не забивай себе этим голову, парень.       Я киваю. Глубоко в душе меня скребёт чувство вины из-за того, что Мартину приходится работать так много, чтобы обеспечивать нас двоих. Всё же, работа водителя не самая прибыльная, пускай и у руководителя фирмы. Я замечаю, как он устаёт после очередной пары-тройки суток в машине. Надеюсь, сразу после моего выпуска дела у нас пойдут вверх.       — Хэй, Бенджи.       — М? — я поворачиваю к нему голову.       — Ты когда дома-то последний раз убирался? — он проводит пальцем по барной стойке и собирает с неё слой двухнедельной пыли.       — Да как-то руки не доходили.       Он закатывает глаза.       — Чтобы на днях было чисто.       — Хорошо, мамуль, — я запрокидываю голову и улыбаюсь.       — Паршивец.       После этого я выключаю телевизор и отправляю Мартина спать, аргументируя это тем, что утром ему снова на работу. Он почти не сопротивляется.       В воскресенье я снова остаюсь один. Провожу его крайне паскудно, практически не вылезая из квартиры. Настроения нет совершенно. В подъезде ещё и лифт не работает. Прекрасно.       В понедельник зато я снова на ногах. И в университете.       — Таким образом, главным рабочим элементом двигателя является поршень. На ваших схемах он обозначен номером шесть.       Перевожу скучающий взгляд на аппаратурную схему. Лекция тянется чертовски медленно, и я уже почти ничего не соображаю. Скорее бы домой.       — И не забудьте законспектировать это. Будет полезно во время защиты практической работы.       Я уставшими пальцами тянусь к ручке и делаю несколько заметок в тетради. Почти что на автомате. И так всю пару.       Вскоре уже собираю вещи.       — Бен.       Меня окликают одногруппники.       — Как дела с подружкой?       Я цокаю языком и пробираюсь мимо них.       — Уж получше, чем у вас.       Естественно, они зацепились за моё общение с Кэтрин. Возможно, на их месте я бы поступил точно так же. Целых четыре курса друзей-то у меня не было.       Парни забрасывают рюкзаки на плечи и равняются со мной.       — Да брось, серьёзно, интересно же.       — Один из её одногруппников – мой новый сосед по комнате. Так он говорит, что тема отношений для неё табу. А вашему знакомству же и месяца нет. Неужели ты так её очаровал?       — Она не моя девушка.       — Бери ниже, Филипп. Она его будущая девушка.       Я закатываю глаза.       — Заткнитесь уже.       Ускоряю шаг, оставляя парней позади.       — Зануда, — слышу вслед.       Да что они вообще понимают. Вот как раз из-за подобного окружения я и оставался одиночкой продолжительное время. Мнительные тупицы. Домой иду, неся в себе смешанное чувство злости и огорчения.       Я очень громко и продолжительно чихаю, как только открываю дверь своей комнаты. Брат был прав насчёт уборки, кажется. Этим и займусь вечером. Так и не сделаю никогда, если буду откладывать. Да и расслаблюсь заодно.       В итоге решаю даже не ждать вечера. Только поужинав и отдохнув с полчаса, приступаю к делу. Стою с тряпкой посреди гостиной. Откуда начать-то...       Начинаю с того же бара. Протираю его, особенно тщательно тру место, где Мартин в субботу умудрился пролить вино. После перехожу к полкам и столикам. В голову закрадывается мысль, что в нашей квартире слишком много мебели. Она пускай и небольшая (квартира, не мебель), но вещами забита под потолок.       После хожу с мусорным ведром по всем комнатам и собираю всякий скопившийся хлам. Получается приличное количество. Ещё лениво прохожусь пылесосом по ворсистым коврам и на том решаю, что с меня достаточно. Остаётся только вынести мусор.       Блядский лифт всё ещё не работает. Приходится спускаться по лестнице. Я бодро преодолеваю расстояние в восемь этажей, стараясь не думать о том, что мне же ещё подниматься обратно. Вообще, мне бы и того не пришлось делать, если бы в доме был нормальный мусоропровод. Но нет. Дрянное место.       Оказавшись на улице, ёжусь от холода и быстро шагаю к мусорным бакам. Вокруг совсем тихо, только едва слышно жужжит старая лампочка у подъезда. Сейчас уже около пяти часов вечера, наверное. Надо будет посмотреть, как вернусь.       Захожу обратно в подъезд и начинаю свой мучительный подъем наверх. Интересно, если бы не освобождение от уроков физкультуры после начала средней школы, этот путь был бы для меня таким проблемным? Наверное, нет. Я зачем-то решаю выложить свои силы на полную и начинаю подниматься быстрее, пытаясь перепрыгивать ступеньки. Половина пролёта, пролёт. Понимаю, что это была плохая идея, когда моя нога вдруг соскальзывает с края и я, потеряв равновесие, падаю вниз, посчитав коленом каждый выступ. Бля-а-а-ть! Стискиваю зубы, принимая сидячее положение. Ладно бы я ещё спускался, но я же поднимался. Понимаю, что сам дурак и прекращаю думать о том, как же так получилось. Вместо этого проверяю, всё ли на месте. Синяки явно будут.       А вот с коленом, наверное, совсем беда. Я тихо шиплю, выпрямляя ногу и замечая, как сквозь штанину медленно просачивается тёмная жидкость. Заживать будет долго и болезненно. Аккуратно встаю, стараясь на ногу сильно не опираться и не мычать от пульсирующей боли. Вроде держусь. Надо бы поскорее обработать и перевязать рану. Только вот как с этим теперь наверх подняться-то? Я сейчас между вторым и третьим этажом всего. По идее, куда логичнее и менее болезненно сейчас будет спуститься вниз и дойти до аптеки. Она напротив дома буквально. Можно ещё попробовать постучаться к соседям, но, насколько я знаю, на первых этажах у нас их особо и нет. Да и не хочется мне как-то.       Я грустно вздыхаю и начинаю ковылять до аптеки. Благо, люди, которые там работают, хорошо меня знают, и деньги я смогу отдать позже. Колено адски ноет и кровоточит. А когда я оказываюсь на улице, штанина ещё и холодно липнет к ноге. Стараюсь не обращать на это внимание и, стиснув зубы, иду вперёд сквозь небольшую стоянку. Блядская бетонная лестница.       Иронично, но меня ждёт ужаснейшее разочарование, когда я оказываюсь у здания аптеки. Она, чёрт возьми, закрыта! А работать же должна до семи. Подавив в себе смачное количество мата, я разворачиваюсь и начинаю свой путь обратно. Надо было идти к соседям. Только зря время потратил. Моя нелюдимость в который раз сыграла со мной злую шутку. Да блять, я сам сыграл с собой злую шутку. Злюсь. Ещё и темно до чёртиков. Вообще не на руку. Так некстати вспоминаются уже уснувшие в глубине сознания страхи. И это вынуждает меня ковылять быстрее. Какого хрена здесь вообще нужна эта стоянка?       Где-то неподалёку начинают лаять собаки, и мне становится чуть спокойнее. Всё лучше, чем полная тишина. А собаки даже звучат как-то приятно. Однако лай становится всё визгливее, и это уже начинает давить на уши. Оттуда же слышится небольшой грохот. Чего бесятся, интересно.       Не успеваю я об этом подумать, как замечаю быстро движущийся мне навстречу высокий силуэт. В темноте очень сложно что-либо разглядеть. Но походка у него явно очень странная, а громкий звук шагов я слышу даже отсюда. Реально очень громкий. Как будто намеренно топает. Настороженно всматриваюсь в него, пытаясь по возможности свернуть чуть вправо и обойти.       Между нами остаётся всего около трёх метров, когда он резко замирает напротив меня. Вокруг как будто бы становится ещё темнее, потому что две яркие точки словно пожирают лунный свет, приковывая к себе взгляд. Я уже не вижу почти ничего, кроме сияющих жёлтых глаз, смотрящих точно на меня. Отнюдь не собачьих. И не человеческих. Этого вполне хватает, чтобы моё сердце ушло в пятки.