В плену чувств

      Во всем теле юная Асока чувствовала слабость, конечно, была повреждена бедренная артерия. И вот зачем она кинулась в самую гущу? Как всегда она обещала себе, что больше не будет так делать, не отойдёт далеко от основной армии, чтобы в случае чего её смогли бы прикрыть. И что теперь? Она снова, как какой-нибудь юнлинг, сделала глупость. Её безрассудство порой сильно раздражало.       За воспоминанием о ранении пришли и приятные: учитель нашёл и спас её, но… Сознание тогруты резко заметалось: «Я призналась ему… Не может быть! А что, если он не сможет относится к ней как раньше? Что если их крепкая дружба… Сломана её словами и действиями? И все бы можно было списать на жар, что она бредила, если бы не одно большое но. Сила. Она передала ему все и в Силе, а это говорит о многом, там невозможно солгать, а значит…»       С трудом разлепив тяжёлые веки, ресницы девушки пугливо дрогнули, а щеки опалило жаром, что было заметно даже на её оранжевой коже. Сердце замерло, а затем сильно-сильно забилось в тесной грудной клетке, потом ещё раз застыло и снова побежало: прямо перед ней на стуле сидел и мирно посапывал… Энакин Скайуокер?! Опустив взгляд ниже, девушка широко распахнула красивые глаза: он… Он держал её за руку.       Тогрута прикрыла глаза, пытаясь все осмыслить, и слегка сжала механическую руку учителя, вздрогнув, когда он позвал ее: — Асока? — прозвучал немного хриплый ото сна голос.       Снова открыв глаза, девушка посмотрела на такое знакомое лицо, почему-то захотелось заплакать и, прежде чем успела мысленно успокоить себя, осторожно приподнялась на постели, судорожно прошептав: — У-учитель. П-простите, — по щеке скатилась жгучая слеза. — Я плохой джедай, не смогла отказаться от любви, я... правда старалась, но она сильнее меня, и теперь я пойму, если вы возьмёте себе другого падавана, который не будет вам в тягость и уж тем более не будет нарушать приказы и Кодекс… — Асока… — не удержавшись, молодой джедай крепко, но очень нежно, совсем не по-учительски обнял тогруту. — Каким же я буду Скайрокером без своей любимой Шпильки?       Девушка только сильнее прижалась к теплому телу, положив голову на плечо Скайуокера, попутно отметив тот аромат, что окружал его: запах машинного масла и кофе, как и обычно. Но спустя некоторое время Энакин отстранился, чтобы произнести то, что она давно желала знать: — Я расскажу тебе о своём прошлом. Потому что, — юноша задумался, подбирая правильные слова. — Ты имеешь право знать, кого любишь. Я родился на Татуине, мы с матерью были рабами у Уотто, он заведовал лавкой с запчастями, я любил все эти механизмы и в малом возрасте даже собрал собственный кар. Чтобы облегчить работу своей маме, я собрал С-3РО, да, того самого. И вот, однажды прилетел Квай Гон Джин с Оби-Ваном, сенатором Падме Амидалой и R2. У них сломался корабль, а кредиты на Татуине не принимали, тогда я выиграл гонки на карах, и они смогли починить корабль, меня забрали от Уотто, но не смогли освободить мою мать, а выкрасть её не представлялось воможным: за пределами планеты чип в теле раба взрывался и тогда... — он прикрыл глаза. — Но продолжу. Нам пришлось лететь на Набу, где тогда были беспорядки, там умер Квай Гон, тогда меня определили в падаваны к Оби-Вану, так как для юнлинга я был уже взрослым. Сначала мы не ладили с ним, но вскоре свыклись и сильно привязались друг к другу, почти как мы с тобой, — в этом месте рассказа юный Скайуокер тепло улыбнулся, отчего у Асоки чаще забилось сердце. — Пока нет ничего такого ужасного, что ты мог скрывать от меня. Но мне жаль, что вы были рабами с мамой. — Шми. Ее звали Шми Скайуокер, мою мать, — пояснил с грустью джедай. — Что же было дальше? — А дальше... Прошло много лет, мне было видение, что моя мама страдает, умирает. В то время я охранял сенатора Амидалу, но я нарушил приказ и улетел на Татуин. Там я узнал от Уотто, что Шми купил некто Ларс уже много лет назад и даже освободил её, сделав своей женой. У них даже есть дети. В тот день я пришёл к ним домой, в надежде, что все это просто дурацкие сны, что с матерью все в порядке. Но предчувствие не обмануло меня. Её украли тускены. Я нашёл их лагерь и в одной из палаток обнаружил маму. Асока, если бы ты видела, как они её истязали! На ней не было живого места! — глаза Энакина наполнились слезами, он разворошил старую рану. Руки нервно сжались в кулаки. — Она умерла прямо у меня на руках… — голос перешёл с крика на шёпот. — А потом я убил их. Убил их всех: не только мужчин… Но и женщин… И детей… Мне до сих пор часто снится Шми… теперь ты знаешь все, Асока, скажи, как меня можно любить? Даже если отбросить в сторону весь этот хаттов Кодекс? — из глаз цвета весеннего неба текли горькие тяжёлые слезы.       Юный падаван ещё никогда не видела Скайрокера, который плакал. «Насколько же тебе больно».       Понимая, что слова здесь только излишни, Тано притянула Энакина за плечи и устроила его голову у себя на груди, мягко поглаживая шелковистые русые волосы, а он и не сопротивлялся, уткнувшись в неё, словно маленький ребёнок, юнлинг только что попавший в Храм.       Сколько они так просидели, Асока не знала, но одно могла сказать точно: теперь она уж точно не сможет противиться любви, пусть она нарушит Кодекс Джедаев, пусть, но она не оставит теперь своего Скайрокера одного, наедине с этой болью, но будет стараться заботиться о нем, чтобы он больше не страдал. — Энакин, — тихо, нежно позвала тогрута джедая. — Я не оставлю тебя, я только сильнее тебя люблю, мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это и даже... Убийства, но… они не имели права трогать Шми. Я все равно буду рядом, Эни… — Всё равно любишь? Даже после того, что узнала о моем рабстве и поступке? — Да, — она заглянула в глаза снова севшего Скайуокера. — Потому что сама Сила подсказывает мне это. Я не знаю как объяснить это.       Задержав на Асоке взгляд, молодой джедай протянул левую, настоящую руку, и коснулся её щеки. Какая же у неё нежная кожа, а он и не знал этого раньше… — Шпилька… Я... Люблю тебя, — щеки Энакина окрасил румянец. Он и сам не ожидал, что все же скажет это. — Ты приняла меня таким, какой я есть, со всеми моими последствиями.       Наклонившись к лицу этой удивительной тогруты, джедай остановился в паре сантиметров от её губ, оставляя горячее дыхание, будто спрашивая разрешения.       Асока не могла придумать ничего более лучшего, чем ответить, и два чутких сердца соединились в Силе, передавая все, что могут отдать, губы слились в единый нежный поцелуй, робкий. Это мгновение хотелось продлить, но внезапно их спокойствие прервал звук открывающейся двери. — Ого… За интересным же делом я вас застал, молодые люди, — удивился вошедший Оби-Ван, потирая свою рыжую бороду.