Вера, сталь и порох. Прелюдия

      Подождите, ребята… Какой ещё варп-камень?.. Это чего вообще за такое?.. Нет, подождите, подождите, правда, что… Варп-камень? То есть?..       - Как варп-камень? – только и смог вымолвить Фридрих, тупо, словно пьяный в стельку, глядя на Ульриха Шмидта, - Почему? Это ж…       - Подождите, господин Шмидт, - перебил его Карл Дитрих, тоже, похоже, не на шутку обеспокоенный, - А вы точно уверены в этом? Ведь варп-камень – это как раз то, что создало паразита этого. Как им можно эту тварь уничтожить? Разве подобное возможно… даже с точки зрения чисто теоретической…       - Уверен я, уверен, - процедил нефритовый маг, глядя на Дитриха сверху вниз, - Кто из нас член Коллегии, ты или я? Я мог бы тебе всё объяснить, но для этого потребуется целая лекция, часа на два, не меньше… Нужен варп-камень. По-другому нельзя. Клин клином, я же говорил… А иначе – только по-грубому, с уродованием руки, фактически почти удалением, сродни ампутации… Правой руки, заметьте. Для человека, который не является ни дворянином, ни даже просто работником умственного труда, как я, потеря правой руки равносильна смертному приговору. Он уже не сможет работать – и ему придётся побираться, чтобы хоть как-то прокормить себя. А потом, когда придёт ночь, он останется на улице – и столкнётся с детьми темноты. Возможно, с теми, кто оставил ему этого паразита – а возможно, и с кем-нибудь похуже. И я сильно сомневаюсь, что следующая встреча не приведёт к последствиям куда более серьёзным, чем та, что уже имела место быть…       Да уж, похоже, другого выхода нет. Варп-камень, стало быть. Ну и дела… Задал им задачку колдун, нечего сказать… А что, по-другому никак нельзя было? Нефритовый маг, мать его… Умный, умный, а самую сложную работу, видать, всё равно им самим делать придётся. Где его искать-то, каменюку этот? Не в подземелья же за ним лезть, в самом-то деле… Он-то и сам один раз только видел эту гадость, у кислевита того, ещё в детстве. Ну, и что? Даже если они в Альтдорфе какого-нибудь ханыгу найдут, у которого есть варп-камень и который даже согласится его продать, тот наверняка запросит такую заоблачную сумму, что и не каждый богач сможет заплатить. Ещё бы, штука-то редкая. И нужна она только специалистам типа этого Шмидта, а уж они-то дадут много, очень много, ничего не пожалеют…       - Но в таком случае, господин Шмидт… - озвучил его мысли Дитрих, - Мы сами… вряд ли знаем место, где его можно раздобыть… э-э-э… с минимальным риском для жизни и здоровья. Может, у вас есть какие-нибудь сведения…       - Варп-камень – вещь редкая, - с умным видом поведал им нефритовый маг то, что и так знал каждый бюргер, - Я предложил бы поискать в трущобах, у тамошних не совсем легальных торговцев. На чёрном рынке, знаете ли, можно найти много такого, чего не сыщешь больше нигде. Но учтите: там следует держать ухо востро. Это место, где собираются наиболее… сомнительные лица Альтдорфа. Хотя… и варп-камень там тоже вполне может быть. Во всяком случае, больше и искать-то негде. Торговлю варп-камнем, если вы не знаете, запретили ещё лет десять назад – поэтому его можно найти только у незаконных торговцев, причём у самых отчаянных из них: ведь подобное преступление карается предельно просто и строго… то есть смертной казнью.       - Ну, спасибо и на этом, господин Шмидт, - буркнул Мюллер, казавшийся даже ещё более мрачным, чем Карл, - Найти-то мы найдём, если хоть один есть в Альтдорфе, за этим дело не станет – а вот сколько он стоит…       - Стоит, думаю, порядочно, - подтвердил их опасения господин Шмидт, - Когда я покупал, тогда, давно ещё, в те, прошлые, времена, отдал, помню… много, в общем. А, впрочем, его и нужно-то совсем чуть-чуть, пыль только, не крупицу даже. Возможно, ваших солдатских денег и хватит…       - А если не хватит – что тогда делать? – только и смог выдавить из себя Фриц, - Мы не богачи и не жмоты какие-нибудь, много денег у нас никогда не валялось… Вдруг пробродим там, по этим трущобам – и ни с чем вернёмся, и точка. А нам, между прочим, уже меньше суток осталось до конца увольнения. Сколько сейчас времени-то? Уже, небось, за полдень перевалило…       - В самоволку уйдём в крайнем случае, - отмахнулся Мюллер, похоже. Решивший во что бы то ни стало загладить свою вину перед Леопольдом, расхлебав ту кашу, которую он сам же и заварил, - Ничего они нам там, в гарнизоне, не сделают. Ну, подумаешь, посадят на губу – так и что же? Зато Льва вылечим… Эх, ну, что меня тогда дёрнуло…       - Ты себя не вини так, Густав, - попытался успокоить виновника случившегося Карл Дитрих, - Всё равно этот паразит, в конце концов, дал бы о себе знать – и тогда, в любом случае, пришлось бы что-то с ним делать. Да и Лев у нас такой, ты ж его знаешь…       - Ладно, - оборвал Дитриха Фриц, - Ребята, давайте уже хоть что-нибудь сделаем. Я понимаю, там, в трущобах, нам мало что светит, но… может, попробуем, а?       - Твоя правда, Фриц, - согласился Густав, - Хватит лясы точить, разговоры тут не помогут. В пути поговорим, если что. Нам ещё чуть ли не через всю столицу переться к этим торгашам сраным, будь они неладны… И кому хорошо от этих их запретов долбаных, хотелось бы мне знать…       - Господин Шмидт, - решил уточнить Фридрих у мага, - Сейчас-то спешить некуда, правильно? Ну, в том смысле, что Леопольду нашему хуже не станет, пока мы будем шататься там с этим варп-камнем?       - Если будет руку беречь – вряд ли ему хуже сделается, - нахмурился Ульрих Шмидт, - Но лучше всё-таки поторопиться: мало ли что случиться может.       - Понятно, - неуверенно протянул Фридрих – и, сам того не ожидая, протянул колдун руку, - Спасибо вам за всё, господин Шмидт. Хоть и не всё так гладко прошло, но… Ведь вы и не обязаны были нам помогать, в конце-то концов… Да и мы втроём, может, не лучшим образом себя вели, ну, сами понимаете… Но мы вас ещё отблагодарим, обещаю. Чем уж сможем… В общем, удачи вам в ваших… исследованиях. До свиданья.       - Не за что пока благодарить, работу я не закончил, ребята… Ну, бывайте. Надеюсь, вы найдёте варп-камень. Может быть, и не на чёрном рынке, но – найдёте. Кто знает, куда могут завести такие поиски…       Они простились с Ульрихом Шмидтом и покинули зверинец. Леопольд лежал всё там же, на старинной кровати в кладовой, безвольно свесив изуродованную правую руку. Рукав всё ещё был закачен, и Фридрих увидел, что паразит уже не пульсирует в бешеном темпе, но медленно сокращается и расслабляется в ритм биениям сердца, как и раньше. Со стороны Кох казался спящим: он уже не дёргался, не сучил ногами и руками, не исходил зеленоватой пеной изо рта, а просто спокойно лежал, ровно дыша и, как всегда, громко сопя носом и то и дело всхрапывая. Спи, спи, Леопольд, мы уж что-нибудь такое сотворим, чтобы убрать эту погань у тебя с руки, подумал Фриц. Эх, глупость, глупость… Вот зачем вам с Густавом было друг с другом ругаться, зачем морды бить? Ясно же было, что ни к чему хорошему это не приведёт…       Итак, теперь ему снова предстоит наведаться в трущобы. Та ещё дыра, по-другому и не скажешь… Тогда-то он их ночью видел, а теперь вот будет при свете дня там идти. И неизвестно ещё, когда они гаже, когда там опасней. Неизвестно, кто хуже: эти твари, одной из которых Леопольд обязан паразитом на руке, или самые обыкновенные люди из трущоб. Ну, ничего, Грюнбург они прошли – что же, их какое-то бандитское гнездо остановит? Нет уж.       - Север, - заговорил с одышкой Дитрих, едва поспевая за Фрицем и Мюллером, после того как они втроём миновали ворота во двор господина Шмидта и спешно попрощались с двумя охранниками, - Это самая дрянная часть трущоб. Там все самые крупные притоны, все злачные места, все эти норы их… Правильно говорил господин Шмидт, там надо сверх меры осторожным быть. Глупо получится, если нас всех троих какие-нибудь уголовники прирежут после всего того, через что нам пройти посчастливилось.       - Да, а у нас ещё кроме ножей и нет ничего, как назло, - сплюнул Густав, ещё больше ускоряя шаг, - А форма солдатская на нас есть. А там нашего брата, небось, терпеть не могут… Ну, будем надеяться, что и боятся, всё таки, тоже. Хоть чуть-чуть…       Они вновь добрались до Рейка по богатым кварталам, а затем перешли реку по мосту, оказавшись в торговых районах, где и повернули на восток, к трущобам. Всё менялось медленно и постепенно, гораздо медленней, чем показалось Фрицу с Леопольдом тогда, ночью: ведь в темноте они не могли заметить тех мелких деталей, которые, хоть и казались совсем не важными, могли многое рассказать о домах и их хозяевах. Разбитый масляный фонарь на улице, треснувшее, по-видимому, от удара чем-то тяжёлым, стекло одного из окон, ухабы на грунтовой дороге, яма, из которой и не любая телега-то выберется… А затем были уродливо скошенные фасады, крыльцо с двумя устремлёнными прямо в небо подгнившими балками, которые когда-то, очевидно, несли на себе деревянный навес, куча засохшего конского навоза, лежавшая прямо у дверей одного из домов, наверное, не одну неделю, похабные надписи и рисунки не заборах и ставнях, закрывающих окна даже днём… Трущобы. Самое дно жизни. Обиталище отщепенцев, отверженных, тунеядцев, грабителей и сумасшедших. Второе лицо Альтдорфа, столицы Империи Зигмара. Изнанка – такая, которая бывает у всего в Старом Свете.       Чем дальше заходили они в самые бедные, самые грязные, самые опасные районы города, тем труднее становилось держаться нужного, северного, направления. Улицы образовывали странные переплетения, клубки, узлы; они сходились под углами, далёкими от прямых, словно спроектированные каким-то пьяным горе-архитектором. Но Фридрих прекрасно понимал, что на самом деле никто не планировал здесь ничего. Хилые, словно бы с рождения больные домишки лепились друг к другу сами, в полном беспорядке, презирая любое следование какой-либо системе. Они то грудились кучками, то, наоборот, стремились разбежаться возможно дальше от своих сородичей, то выстраивались в кривые цепочки в слабом подобии улиц. Безнадёжностью, бессмысленностью от этого места сейчас, днём, несло куда сильнее, чем ночью: свет не давал скрыться ничему из того, что без стыда выставляли напоказ хозяева полумёртвых домиков. Здесь не жили: одни не могли этого, другие – не хотели. Здесь существовали – и факт этот словно бы витал уже в самом воздухе трущоб. То и дело им встречались люди: сперва по большей части вполне нормальные, приличные, совсем как в торговом районе, но затем всё больше и больше становилось тех, других, словно бы чем глубже в трущобы они забирались, тем сильнее становилась неведомая мощь нагромождения тёмных лачужек, способная изменить человеческий разум до неузнаваемости. Одни, тёмные, сгорбленные, пугливые, шугались самого вида солдат альтдорфского гарнизона, пусть и безоружных вроде бы – как будто боялись, что три бойца ни с того ни с сего набросятся на них. Они спешно разбегались в разные стороны, подобно крысам, то и дело озираясь в направлении возмутителей спокойствия, втягивая головы в плечи – и Фрицу почему-то пришло в голову, что эти люди уже наполовину мертвы. Ходячие трупы. Им не нужно ничего, им бы забиться куда-нибудь, надраться, накуриться, влить в себя какой-нибудь дурман, чтобы не видеть той дряни, что разрослась вокруг, чтоб окунуться куда-то в небытие, в очередной раз понадеявшись на то, что это наконец-то навсегда, что поганые, знакомые до боли образы не всплывут перед глазами вновь. Были и иные – те, что уверенно и нагло выхаживали группами по три-четыре человека, растянувшись цепью чуть ли не по всей ширине улицы, вооружённые чем попало: мясными ножами, топорами, кувалдами и так далее. Эти выставляли своё оружие напоказ, щеголяя им, словно бы чем-то небывалым, распугивая остальных обитателей трущоб и то и дела бросая презрительные, косые взгляды на них троих. Они явно чувствовали себя хозяевами этого места – и, похоже, не просто так. Фридрих мог бы поклясться, что, даже если бы эти сомнительные типы зарубили или забили до смерти одного из тех, пугливых, им за это не было бы ничего. Рука имперского правосудия не дотягивалась до трущоб – а, может, просто правосудие не хотело её пачкать лишний раз. Так или иначе, здесь никто не получал по заслугам. Здесь царили свои, особые законы – и вряд ли они были лучше тех, какими руководствовались зверолюды, когда вырезали целую деревню. Те хотя бы сделали это из фанатичной преданности своим проклятым тёмным богам и безумной ненависти к Порядку и цивилизации – а здесь просто существовали для себя, либо пытаясь схватить как можно больше, пусть и непонятно зачем, либо вообще не желая уже ничего, кроме своей же собственной смерти – но не имея силы самим вызвать её из царства Морра. А ещё – были третьи. Люди, едва переставлявшие ноги, шатавшиеся при ходьбе, будто от ветра, люди с лицами, скрытыми капюшонами старых рваных плащей, с трясущимися руками, покрытыми тёмными пятнами и сочащимися жёлтым гноем нарывами. Фриц не знал, чем больны были эти несчастные – но сразу же решил, что лучше обходить их стороной. Карл знал, скорее всего, и ещё как – но никто их них, словно находясь под страшным давлением того жирного воздуха, что здесь, в трущобах, обтекал всё вокруг, не решился спросить его об этом. Здесь им следовало до последнего молчать. Любое слово, казалось, могло попасть в то нечто, что повисло в воздухе, и запустить какой-то чудовищный процесс. Они здесь – чужаки. Нужно поскорей найти место, где торгуют этим хорновым варп-камнем – или убедиться в том, что его там нет – и убраться отсюда восвояси.       Наконец они добрались до северной части трущоб. Фриц понял это, когда за рядами грязных, отвратительного вида домишек показалась серая громадина альтдорфской стены, напоминавшая хребет какого-то исполинского мифического чудовища. Где-то здесь должны сбывать свой товар нелегальные торговцы – единственные, у кого можно купить то, что запрещено для продажи во всей Империи Зигмара. Интересно, если до соответствующих органов дойдёт, что они трое купили варп-камень, им самим что-нибудь за это будет – или это только барыге придётся отдуваться? Да будет, наверное – только лучше сейчас об этом не думать. Всё равно другого выхода у них нет.       - Ну, и где тут этот их засратый чёрный рынок? – в нетерпении спросил Густав Мюллер, - Что-то я тут даже ни одного намёка на него не вижу. Где этих торгашей вообще искать-то? Это ж тебе не базар на площади, в самом-то деле…       - А я почём знаю? – развёл руками Фридрих, обеспокоенный не меньше Мюллера, - Придётся, небось, спрашивать у кого-нибудь, где тут да что.       - Торгуют, конечно же, прямо внутри домишек этих, - хмыкнул Дитрих, - Так, поди, безопасней будет. Я бы на их месте ещё охрану нанял – и получше, таких головорезов, как у господина Шмидта, из Карробуржских доппельзольднеров…       - Сами мы тут точно ничего не найдём, - вмешался Фридрих, - Придётся спрашивать у хмырей этих, Хорн их дери.       Фриц направился к одному из прохожих, пугливому и щуплому пожилому человеку с жидкой козлиной бородкой, смахивавшему на нищего и ковылявшему в ту же сторону, что и они втроём. Тот, поняв, что солдаты следуют за ним по пятам, засеменил быстрее. Фридрих ускорил шаг. Незнакомец перешёл на рысь, громко, с присвистом, хрипя и почему-то заваливаясь на левый бок.       - Остановись ты, придурок! – в сердцах заорал на него Фридрих, - Мы тебе ничего не сделаем, мы только спросить…       Но оборванец продолжал бежать, как будто и не слышал слов имперского солдата. В любом другом месте за подобное уже полагалось наказание – но только не здесь. Здесь всё было иначе.       В конце концов, Фридриху надоела эта ненормальная и неожиданная погоня, и он бросился вперёд так быстро, как только мог – благо, нищий уже не в состоянии был бежать быстрее. Фриц нагнал испуганного старика и схватил его за шкирку. Тот отчаянно задрыгал руками и ногами, затем замотал головой из стороны в сторону и в ужасе завопил:       - Пусти меня! Пусти! Я же ничего тебе не делал, у меня же даже нет ничего… Да, да, вот совсем, ничегошеньки нет…       - Замолкни! – велел ему Густав, - Мы тебя не тронем, больно ты нам нужен. Один вопрос только, слушай, ты…       - Ничего я не знаю! – казалось, ещё больше испугавшись, заверещал нищий, - Я ни во что не влезал, я простой, честный человек… Вы меня с кем-то путаете… Я не из ваших…       - Не пищи ты, - сказал Фриц, рыком разворачивая старика к себе лицом, - Где варпом торгуют, знаешь?        - Не знаю, не знаю, мил человек! – ещё истошнее закричал оборванец, отчаянно пытаясь вырваться, - Я ничего не знаю, я ни с кем не работаю, я ни от кого ничего не получаю…       Фридрих выругался и отпустил человечка, не удержавшись от того, чтобы напоследок отвесить нищему хорошего подзатыльника. Тот, словно бы и не заметив удара, бегом устремился прочь, быстро-быстро перебирая своими коротенькими ножками, что выглядело бы смешно, если б не задача, стоявшая перед ними. Да уж, от этих ничего толкового не добьёшься. Видать, здорово им временами достаётся, раз так боятся даже на один вопрос ответить.       - Придётся, похоже, спрашивать у бандюков, - с досадой проговорил Дитрих, - Думается мне, все остальные будут вот точно так же отнекиваться, как этот пердун старый… Может быть, я с ними попробую поговорить, а?       - Нет уж, - отрезал Фриц, - Только не ты. Без обид, конечно, то тебя они точно всерьёз не примут, маленького такого. Уж коли я спрашивал того деда, так и уголовников спрашивать мне. Ничего нам не сделается… надеюсь.       В очередной раз брать на себя ответственность Фридриху не хотелось: он и так, по мнению Греты, «слишком много на себя взваливал». Но больше говорить было некому. Карла с его крысиными зубами и писклявым голосом бандиты наверняка пошлют куда подальше, а Густав ещё как скажет в очередной раз какую-нибудь дрянь – и тогда они уж точно ничего не добьются… Ну, а ты, Фриц, что, лучше? Ты-то уж точно ничем не вышел. Голос нормальный, гадость без особо веской причины не скажешь, это да – но ведь и ничего хорошего в тебе нет. Так только, одна сплошная середина. Ни хорошим, ни плохим не выделяешься. Одна какая-то уж слишком нормальная норма. Такая средняя, что даже и не норма вовсе, а не поймёшь, что… И правда, не много ли ты на себя берёшь? Из Грюнбурга тогда ушёл – думал, поможешь чем-нибудь освобождению Рейкланда от синих… Ну, и что, чем ты там помог? И главное - чему? Нечему там было помогать, в этом вся суть. А теперь вот – опять решаешь за всех. А ты это умеешь: решать?       Этого никто не умеет, сказал своему внутреннему противнику Фриц. Никто не знает, во что может вылиться очередное его решение. Вместе с добром зачастую приходит зло – и наоборот. Но выбирать-то приходится, причём всем и каждому. И тут уж никто не спросит, умеешь ты это делать или не умеешь. Тут придётся делать – и всё. А потом смотреть на ту дрянь, которая получилась…       Густав глянул на Фридриха, словно хотел что-то ему сказать – может, себя предложить на его место – но промолчал. И правильно сделал.       Долго искать не пришлось. На очередную стаю здешних хищников они наткнулись почти сразу же после того, как Фриц принял решение вести переговоры. Бандитов было трое, и шли они навстречу солдатам. Похоже, все трое были изрядно пьяны. Два уголовника вообще опирались друг на друга, выписывая ногами странного вида фигуры и выделывая по пути неизвестно куда немыслимые зигзаги – а вот третий, казавшийся посолидней, высокий, грузный, с лицом, обрамлённым сальными волосами и украшенным спутанной бородой, растущей уродливыми клочьями, хоть и шатался из стороны в сторону при каждом шаге, умудряясь по дороге распевать заплетающимся языком какую-то дурацкую песню, но, всё же, выглядел повнушительней – в том числе ещё и потому, что держал свою здоровенную волосатую лапищу на рукояти увесистой корявой дубины, висевшей на поясе. Сразу видно было, что он здесь главный, а те двое - так, шавки, помощники, которые своими мозгами думать не умеют, да и не хотят. Решает здесь всё бугай этот – стало быть, я ним и разговор держать предстоит. Вот только как начать?       Фриц нагнулся, на всякий случай незаметно достал засапожный нож и спрятал его в рукаве, как мог – мало ли что. Придётся говорить правду – на свой страх и риск…       - Эй, ребята – начал он куда менее уверенно, чем ему самому хотелось, подаваясь вперёд, так, что Дитрих с Мюллером остались стоять у него за спиной, - Один вопрос к вам. Варп где здесь можно купить?       Плохо он как-то сказал, эх, плохо… Надо было как-то иначе разговор завести – но как? Издалека как-нибудь, что ли? Снова время тратить на разговоры Тзинч знает, с кем… И так слишком много чести бандюкам этим, провались они куда поглубже – а тут ещё и думать, как заговаривать с ними.       Бандит с чёрной бородой остановился и подозрительно глянул на солдат. Пальцы крепко сжались на рукояти уродливой дубины, костяшки побелели, нос, казалось, сделался ещё более красным, чем был.       - А чего это ради грифоньим рожам вдруг варп понадобился, а? – прохрипел громила, оглядывая Фрица своими маленькими тупыми глазками, - И с чего это вдруг они про него спрашивают у нас, у лихих? Чего, делать нечего больше? А, небось, задумали уже что-то, небось, прижать кого захотели, прихвостни распроклятые, грифоны позорные… Ну, признавайтесь: заграбастать кого-то хотите, да?       - Не твоё дело, зачем нам варп, - отмахнулся Фриц, - Есть здесь вообще кто-нибудь, кто им торгует?       Бандюк,похоже, не в силах скрыть изумления, выпучил глаза – так, что сделался похожим на варёного рака, почему-то обросшего чёрной бородой. Что-то в вопросе Фридриха его явно удивило и – как знать? – возможно, ещё больше насторожило.       - Слыхали? – рыкнул он своим товарищам, которые, однако, ничего слышать не хотели, поскольку слишком сильно увлечены были тем, что пытались удержаться на ногах, - Эти суки хотят, чтоб я поверил, будто они не знают, у кого весь варп! На кой хрен им вообще этот варп сдался, хотел бы я знать… А чё, самим слабо под землю залезть и у тамошних гнидюшников его упереть? Чё, грифоны только крыши делать умеют кому не надо – и всё?       - Давай без глупостей, - вспылил Мюллер, начиная выходить из себя, - Ты, считай, один, а нас трое. И все при ножах.       - Ты поменьше вякай, - казалось, ничуть не испугался бородач, - Да ежели грифоны тута на кого накинутся, так сразу люд наш повыбегает отовсюду и устроит такое, что сюда потом целый год не сунется никто. А что нужен вам варп – так посрать хотел я, зачем он вам. Гоните бабло – скажу, где достать, так уж и быть. Нет – проваливайте.       - Проверим, может, кто откуда повыскакивает? - решил перейти в наступление Фриц, - Что-то слабо мне верится, что твоей роже небритой тут хоть кто-нибудь помогать станет. А если и станет – тебе уже всё равно будет, - сказал он, показывая доселе спрятанный армейский нож, - Да пока ты, уголовная твою морда, дрын свой говённый вытащишь, это уже у тебя под ребром окажется. Надо тебе такое? Что, нет? Ну, тогда говори быстро, пока мы добрые – и разойдёмся с миром.       Громила стоял на месте, не решаясь что-либо предпринять и, похоже, напряжённо раздумывая. Двое его товарищей, пьяные в стельку, повалились, наконец, в пыль, на дорогу, и теперь спорили о том, кто на кого упал. Окна ближайших домов по обе стороны улицы оставались наглухо закрыты ставнями. Похоже, помощи бандиту, вопреки его заверениям, ждать было неоткуда.       - Ладно, грифон, - наконец, заговорил, выплёвывая, почти как Рихтер, слова, грабитель, - Твоя взяла, так уж и быть. Слушай, давай, и провались потом к Нурглу. Пойдёшь, значит, сейчас… направо пойдёшь… три… ну, улицы… боковые отсчитаешь, на четвёртой, это… снова направо свернёшь, от стены пойдёшь, стало быть. Там на пятом перекрёстке – влево, в тупик, в конец. К Клещу. А теперь – подавись, сучара! Всё, убирай пыряло своё, чтоб тебя…       Фридрих не стал прятать нож, но просто отошёл в сторону вместе с Карлом и Густавом, чтобы обойти бандита, который, ругаясь, бросился поднимать двух своих дружков. Клещ, стало быть… Ну, что же, это уже хорошо. А то он уж думал, не добьются они тут ничего. Денег-то не так уж и много, а бандюк наверняка за информацию прилично возьмёт. А ведь им ещё варп нужно будет купить – да и вообще жаба душит отдавать этому уроду хоть что-нибудь. Повезло, что удалось его на испуг взять. Драка здесь им точно была ни к чему, независимо от того, вступился бы кто-нибудь за этого чернобородого громилу или нет. Толку от неё бы в любом случае не было, один только вред. Ещё прибили бы этого бандита сгоряча – а информацию, как известно, с мёртвого не возьмёшь.       - Да уж, опасно это было… - заговорил Дитрих, когда трое надравшихся уголовников остались позади, - Ну, да курс у нас теперь есть – во всяком случае, хоть какой-то. Не знаю, правда, что этот бандит под улицами подразумевал – по-моему, тут вообще ничего похожего на них нет. Ну, ничего уж разберёмся как-нибудь. А вообще – этот человечек мог и соврать: всё-таки, хоть и здорово ты его к стенке припёр тогда, а ложь со стороны вот так запросто различить никто не может. Вряд ли мы когда-нибудь ещё наткнёмся на этого бородача и сможем призвать его к ответу в случае чего – так что соврать ему ничего стоило. А впрочем… Другого пути-то у нас всё равно нет – значит, только этот и остаётся, каким бы он ни оказался. Ну, что ж, посмотрим, что за тип этот их Клещ и можно ли вообще иметь с ним дело.       - Тут ни с кем нельзя иметь дел, - усмехнулся Фридрих, - Вот только всё равно приходится. И всё-таки, ребята… держите тоже наготове ножи на всякий случай – ну, и ухо востро, понятное дело.       - Обижаешь, - заверил его Густав, показывая свой кинжал, тоже спрятанный в рукаве, как и у Фрица, - Всё наготове. Врасплох нас, во всяком случае, эти бандюки застать вряд ли смогут.       Карл Дитрих, глянув на Мюллера, неуверенно достал засапожный нож и повертел его в руке, словно бы это была невесть какая диковина.       - А я, наверное, так оставлю, - проговорил горе-колдун, - Я ведь и драться-то толком не умею, я лекарь больше, а не боец. И вообще – я ещё ни разу не убивал никого. И не знаю вообще, как это всё…       - В смысле? – удивился Фриц, - Но ты же в нашем отряде был, вместе со мной и со Львом, когда брали Грюнбург.Что ты такое говоришь, в самом-то деле? Там же все убивали – а кто не убивал, тот уж в земле лежит…       - Не все, - отрезал Дитрих, - Я, слава Зигмару, в задних рядах стоял и большую часть боя вообще не видел ничего, слышал только. На стене, правда, нескольких арбалетчиков ранил – но это и всё. Никого не убивал я.       Никого не убивал… Да, ну и повезло же ему… А скольких он, Фридрих Майер, лишил жизни – если вот так, просто, посчитать? Старик-алебардист в проломе – первый. Потом ещё один алебардист – там же. Затем четверо стрелков на стене. И наконец – мародёр, талабекландец, тот, кто воевал за Империю – и был при этом конченой мразью. Семеро. Он уже убил семерых. Семерых людей… А сколько их ещё там, впереди? Куда всё катится? В какую такую пропасть, из которой нет возврата? «Ты всё ближе и ближе к тому, чтобы стать чудовищем» - ни с того ни с сего вспомнились ему вдруг слова Греты. Возможно, в них было больше правды, чем ему бы хотелось. Возможно, он уже прошёл добрую половину пути. Проклятье…       - Ладно, - вслух сказал Фриц, отгоняя от себя назойливые и тревожные мысли, - Не убивал – так не убивал. Но всё равно – будь готов. Всякое моет случиться.       В конце концов, может быть, Карл сейчас в ещё более поганом положении, чем он. Ведь война пока что не закончилась – и никто, наверное, не знает, куда их ещё занесёт, пока синие не будут повержены. Вот только у него первое убийство уже позади, он уже прошёл это, хоть и будет вспоминать, быть может, всю оставшуюся жизнь. А вот у Карла оно ещё маячит где-то там, впереди, на горизонте. Дитриху ведь наверняка ещё придётся драться – и, возможно, убивать. А он пока ничего не понимает… Ну, значит, потом поймёт. Придётся понять.       Они снова шагали по трущобам, пытаясь не отступать от той схемы, что наспех обрисовал им бандит. Сразу направо, потом на четвёртой… улице, так сказать… снова направо, потом на пятой – налево и до тупика. Дело, конечно, заметно осложнялось тем, что дома в трущобах громоздились друг на друга как попало, не было здесь никакого порядка – и они далеко не всегда с первого раза понимали, какой именно проход между лачужками их сомнительный информатор принял за улицу в этот раз. Временами дома липли друг к другу, временами расходились на ширину небольшой площади. Фридрих, недолго думая, решил за всех: пусть там, где два человека разойтись смогут, будет улица, а там, где не смогут – мелочь какая-нибудь пузатая. Дойдут до того тупика – значит, хорошо. А не дойдут – ну, что ж, стало быть, придётся пробовать всё заново.       Тупик, о котором, судя по всему, говорил бандит, нашли на удивление быстро: всего лишь с третьей попытки. Никакой это был, конечно, не тупик на самом-то деле – так, несколько домов, что, пристроившись друг к дружке вплотную, образовали этакий мешок, в который они втроём и попали. Точно непонятно было, это ли место имел в виду уголовник, или, может, он о чём-то совсем другом говорил. Что-то нашли – и то дело. Разберутся сейчас: оно – не оно…       Фридрих так и не понял, когда, в какой такой момент стал он негласным лидером их маленького отряда. Может, ещё тогда, когда они решили тащить Коха к Шмидту, может уже тут, в трущобах, после двух разговоров со здешними странными обитателями. А может, и вовсе не было никакого такого момента: может, он постепенно так становился, становился – и потом как-то плавно и незаметно заделался главарём. Странно всё это было. Раньше ими с Леопольдом всегда руководил Гельмут Крюгер, доппельзольднер, ветеран боёв со зверолюдами и Зигмар ведает, с кем ещё. Гельмут знал больше, чем они, умел больше, чем они, и голова у него варила лучше, чем у них. Поэтому вполне себе понятно, почему он сразу стал лидером, почему думал за всех, почти всегда указывая им, что и как делать. Если же мастера меча рядом не было, они все казались примерно равны между собой и принимали решения вместе: как, например, во время их со Львом дурацкой прогулки ночью по Альтдорфу, в результате которой Кох и получил паразита себе на руку. А теперь вдруг, когда совсем уж припёрло, когда надо найти варп-камень, чтобы спасти товарища – предводителем вдруг стал он, Фридрих Майер. Почему это? Нет, ну, правда? Ведь Густав куда более решительный, сем он, а Карл намного умнее их обоих, вместе взятых. Он сам – так, середина, норма, которая никому не нужна. Мясо для статистики. Часть общей массы. Такие лидерами не становятся – потому что просто-напросто не могут руководить другими, не могут оторваться от толпы, от коллектива. А вот он – взял, да и оторвался. И сам даже не понял, как, и когда, и почему. А, впрочем, какая теперь-то разница? Главное: сейчас в дверь стучать именно ему, и никому больше. И Карл с Густавом это прекрасно понимают. Вон, стоят, молчат: ждут, пока главный их сам что-нибудь предпримет. Но они не наживаются, нет, они вообще не из выгоды для себя отказываются самостоятельно что-либо предпринимать. Просто они уже стали на время какими-то… подневольными, что ли. Они уже не могут выйти из той крошечной толпы из двух человек, в которую он их невольно загнал, и сделать как-нибудь по-своему. Ведь есть тот, кто ведёт их.       Фридрих подошёл к двери дома, стоявшего по центру уродливого деревянного с камнем мешка, в самом «тупике» - и, постучав для верности, толкнул её на себя. Пальцы левой руки до боли тиснули рукоять спрятанного ножа. Будь, что будет, подумал Фриц.       Внутри стоял отвратный желтоватый полумрак, достигавшийся благодаря нескольким сальным свечам: все окна дома были заколочены досками либо наглухо закрыты ставнями. В нос ударила странная смесь запахов: что-то подгнившее, что-то зловонное, что-то невыносимо приторное – и что-то ещё, дрянь какая-то, от которой склонило в сон и одновременно тошнило, тёплое что-то, липкое и дурманящее. Не требовалось быть специалистом, чтобы понять природу последнего запаха. Это дурь какая-то. Наркотик.       Комната, в которой они оказались, была слишком просторной даже для ныне сгоревшего двухэтажного дома, доставшегося Майерам от их неизвестных предков, предположительно, дворян – вернее, она была бы таковой, если бы на полу не валялось с десяток тел. Да, эти люди – ну, или уже не люди – лежали прямо на пожранных личинками жуков деревянных досках, зачастую в лужах собственной мочи и блевотины, тупыми невидящими глазами водя по помещению, словно бы в поисках чего-то несуществующего, доступного только им. Они стонали, рычали, мычали, хрипели, лезли друг на друга, будто звери в берлоге, абсолютно невменяемые и безумные.       Некоторые лёжа курили коноплю или что-то ещё в этом роде, один заливал себе в рот какую-то грязно-оранжевого цвета дрянь. Ещё несколько дрались за подозрительные чёрные плитки, напоминавшие с виду жевательный табак, но вряд ли являвшиеся им.       - Чего надо, грифоны? – раздалось откуда-то слева, как только они втроём зашли внутрь, - У вас там, чего, совсем мозги отшибло? Мы только что, недавно ж совсем, и вашим давали, и нашим – так на кой хрен опять припираться-то? Что, решили нас ещё раз ободрать? Нет уж, не выйдет, это не по правилам. Сейчас пацаны сбегутся – устроят вам хорошую жизнь. Ишь, суки, надумали…       Фриц краем глаза глянул на заговорившего с ними. Это был невысокий, крепкий человек с одутловатым лицом, похожим на опухшую жабью морду. Руку он держал на рукояти плотницкого топорика, заткнутого за пояс. Похоже, охранник. Да, стража здесь, видать, тоже есть, и стоит она, как и положено, у дверей – вот только с внутренней стороны стены, так, что для нежданных гостей оказывается полной неожиданностью. Умно, умно, нечего сказать…       - Мы к Клещу пришли, - сказал Фридрих охраннику, поворачиваясь к нему лицом, - Дело есть. Взаимовыгодное. А что в красном мы – так не берите в голову, это неважно.       - Важно, не важно… - проворчал бандит с топором, - А ну, Гусак, - крикнул он кому-то, стоявшему за спиной у Фрица, по другую сторону двери, - сбегай-ка к Клещу, скажи, к нему пришли!       Гусак, тощий человек с резко выдававшимся вперёд кадыком – очевидно, это был ещё один охранник сомнительного заведения Клеща – бегом устремился к двери, расположенной в дальнем конце этого помещения, не то комнаты, не то зала: по-видимому, на здешней иерархической лестнице он стоял пониже, чем бандюк с топором. Не прошло, наверное, и минуты, как изрядно запыхавшийся Гусак примчался снова, тяжело дыша.       - Говорит, пусть поднимаются, - выдохнул он, - Послушает, что за дело.       - Оружие сдайте, - рыкнул охранник с топором, - Всё, что есть у вас. И не вздумайте прятать.       - Ага, щас, - вскинулся Густав, похоже, не желавший просто ждать того, что скажет Фриц, а затем молча повиноваться, - Чтоб вы нас потом всех прирезали? Нет уж, держите карман шире.       - Дурак ты, - проговорил Гусак гнусавым голосом, - С чего бы это нам вас резать запросто так? С вас же всё равно брать нечего, у вас, у грифонов, вечно нет ничего. А просто так, без толку, мокрое дело делать – это только психи всякие могут. Мы не из таких. Что мы поимеем, если прибьём вас? А ничего. Вот и вся наука.       - Ладно, - согласился Фридрих, с недобрым предчувствием протягивая низкому прежде спрятанный засапожный нож, - Сдайте оружие, - бросил он Дитриху с Мюллером, всё ещё стоявшим в бездействии, - По-другому, похоже, всё равно нельзя.       Когда все отдали ножи охраннику, тот, не мудрствуя лукаво, тоже заткнул их за пояс и кивнул Гусаку:       - Давай, забирай их. И веди к Клещу. Вздумают чего-нибудь выкинуть – разберись. Ну, ты знаешь.       Гусак молча последовал к двери, к проходу, откуда только что выбежал, махнув трём солдатам рукой, чтобы следовали за ним. Они прошли по комнате, обходя валявшихся на досках не то людей, не то зверей и стараясь не вступать в зловонные лужи, тут и там красовавшиеся на деревянном полу. Гусак открыл дверь, жалобно скрипевшую и цеплявшуюся за пол, и провёл их в узкий тёмный коридор. Того тошнотворно-дурманящего запаха, что в первой комнате, как казалось, залезал через ноздри в самое нутро твоё, здесь не было – были просто влага и плесень, давившие со всех сторон. В царившем здесь полумраке трудно было что-либо разглядеть. Фриц увидел лишь несколько дверей по обе стороны коридора, таких же старых и уродливых, как и всё здесь – когда Гусак внезапно свернул направо и повёл их по шатким ступеням деревянной лестницы наверх. Да уж, здесь, похоже, ещё и надстройка есть какая-то…       Вскоре они оказались в другом коридоре, ещё одном, шире и гораздо короче, чем предыдущий. Левая стена его была полностью глухой, а вот справа Фриц увидел три двери, выглядевшие куда прочнее и солиднее, чем те, что внизу. Гусак провёл их ко второй двери и, прежде чем отворять её, предупредил:       - Там с боков, внутри, два охранника стоят. С пистолями. И я ещё сзади. Так что – даже не думайте чего-то там своё, грифонье, устроить. Не выйдет, и не надейтесь.       - Понятно, - ответил за всех Фридрих, - Не бойся, помирать мы пока вроде не собирались.       Гусак пренебрежительно хмыкнул и открыл дверь. Внутри, к удивлению Фрица, темно не было: помещение, судя по всему, заливал солнечный свет, лившийся из окон, расположенных по обе стороны от входа. У дальней стены стоял стол, похож на конторский, за ним сидел на стуле какой-то человек: наверное, тот самый Клещ. Фридрих ещё не успел толком разглядеть его, когда снова заговорил Гусак, обращаясь теперь именно к нему.       - Так, ты главный, что ли? Раз так, то и заходи туда один, нечего там всем троим делать.       - Чего? – опять набычился Мюллер, - Слушай, уголовник, хватит уже нам условия ставить! Мы не за тем сюда пришли, чтоб у нас сначала оружие отобрали, а потом ещё и разделяли нас. Какая-то дрянь, видать, у вас на уме, тут и думать нечего.       - Не нравится – проваливайте, - равнодушно бросил Гусак, - Нам по барабану. Мы за день бабла гребём столько, что можем и без ваших сучьих подачек запросто обойтись.       - Я пойду, - сказал Фриц, хотя на душе у него скребли кошки, - Густав, Карл, оставайтесь здесь, за дверью. Ничего там со мной не сделается.       Мюллер и Дитрих неохотно подчинились. Фридрих подошёл к дверному проёму, надеясь, что всё обойдётся. Нет, Гусак прав, конечно: людям вроде этого Клеща незачем убивать простых солдат, тем более что они сами, похоже, отдают-таки часть дохода офицерам альтдорфского гарнизона и вряд ли захотят ссориться с ними непонятно из-за чего. Но ведь это же люди, с ними, как ни странно, нормальная, человеческая же, логика работается далеко не всегда. В общем, будем надеяться…       Клещ оказался жилистым человеком лет этак тридцати пяти – сорока от роду. Жирные тёмные волосы его лохмами свисали прямо на стол, словно гроздья винограда на стене у Шмидта, а короткая жидкая бородка придавала сходство с козлом. Вдобавок ко всему, лицо главаря бандитов пересекал уродливый белый шрам, начинавшийся под левым глазом и заканчивавшийся на подбородке. Такого, пожалуй, один раз увидишь – так уж ни с кем не спутаешь.       - Ну, здорово, грифон, - проговорил Клещ каким-то шипящим голосом, как будто простудился где-то недавно, хоть и не пришли ещё холода, - Что, помощь наша, стало быть, понадобилась? Мало того, что крышевать нас надумали – ну, это уж ладно, кто-то ведь должен – так теперь ещё и помощи просите. Что, война вас, что ли, так подкосила? А мы вот, жрецы Ранальда, - он хрипло, через силу, словно бы кашляя, рассмеялся, - сидим тут в тепле и срать хотели на всякую там войну. Мы выживем везде и всегда – потому что наркота нужна будет везде и всегда. А вы только и умеете, что резать друг друга да наводить то, что порядком считаете. Ну, это так, к слову. Так кто вас троих прислал-то?       Вопрос Клеща поставил Фридриха в тупик. Прислал? Что же, бандюки и офицеры вот так вот друг другу посыльных присылают? Да уж, похоже, у столичного гарнизона с трущобами связи куда больше, чем может на первый взгляд показаться. Ну и говно же тут творится. Кто бы мог подумать…       - Ни от кого мы, - наконец, решился ответить он, снова не придумав ничего лучше, чем сказать правду, - Мы сами по себе, грифонов тут не представляем – даром, что в форме.       - Сами по себе, ишь… - недовольно фыркнул Клещ, - И что же вы, все такие сами по себе, хотите от меня? Если окажется, что я впустую на вас своё время трачу… Что-то мне не больно-то верится, что у вас есть столько денег или власти, чтобы вы мне чем-то помочь могли хоть в каком-нибудь деле. Или… - клещ словно ухватился за какую-то неожиданно пролетевшую мимо мысль, - Вы наёмники? Угадал?       Наёмники… Да нет, никакие они не наёмники. Вроде как всё просто: они пришли, чтобы купить одну вещь. Вот только надо же ещё об этом сказать как-то… так, чтобы ему поверили, в общем. Эх, может, зря он так сразу ляпнул, что они не от командования гарнизона? Может, скажи он, что это офицерам варп-камень нужен, всё бы гораздо проще вышло? Да нет, это вряд ли, всё равно не поверил бы Клещ: они ж не дураки тут, наверняка какой-нибудь свой опознавательный знак придумали или ещё что-нибудь в этом роде – чтоб от самозванцев уберечься.       - Нет, - ответил, наконец, Фридрих, - Не наёмники мы. Не совсем, по крайней мере… Нам тут… одна штука нужна, редкая очень. Говорили, у вас есть…       - Тьфу ты! – стукнул рукой по столешнице Клещ, - Ну до чего народ пошёл бестолковый! За товаром моим пришли – так это не ко мне, я такими мелочами не занимаюсь. Гусак! – бросил он, глянув поверх плеча Фридриха на своего подчинённого, - На кой хрен ты их сюда притащил? Я что, по-твоему, должен со всеми разговаривать, кто хочет побалдеть? Веди их вниз, к остальным. Пусть там и говорят, что им надо: упиться, ужраться, унюхаться… Сколько раз вам, придуркам, говорить надо, что ко мне нормальных людей надо водить, нормальных – кто помногу дать может или чего дельного предложить, значит! А с этими сами разбирайтесь…       - Да я-то что?.. – обиженно загундел Гусак, вступая в комнату, - Они сами сказали: к Клещу мол, к Клещу… Я-то думал, вы с ними уже всё обговорили…       - Вы не поняли, - начал Фридрих, заметив вопросительный взгляд главаря наркоторговцев, - Мы не за дурью пришли. Нам варп-камень нужен. Говорят, у вас есть.       Глаза Клеща округлились, голова пару раз мотнулась непроизвольно то в одну сторону, то в другую, а потом ещё и взад-вперёд, как у марионетки. Он посмотрел на Фрица, будто на сумасшедшего, и обескураженно прошипел:       - Варп?.. Это от кого же ты на самом деле, грифон? Какой такой варп? Да любой дурак же знает, что у меня уже лет десять, как варпа нет – и не будет, думаю. Э, нет, ребята… Зря вы меня на дурака взять думаете, зря. Нету у меня его! Нету!       - Но нам на улице один хмырь сказал: мол, идите к Клещу, у него варп-камень найдёте. Что же… всё зря, получается? А у кого найдём-то?       - Слышьте, ребята, - процедил Клещ голосом, понравившимся Фрицу ещё меньше, чем предыдущий, - Я понятия не имею, кто вас прислал, но вот так вот запросто меня на крюк не возьмёшь. И вообще – нету у меня варпа! Правда нету – слышишь? Могут мне, наконец, поверить, или нет? Как будто вы не знаете, у кого в Альтдорфе весь варп…       - Поверьте и вы мне, - неуверенно протянул Фридрих, - Мы, и правда, ничего не знаем. Мы пришли за варпом – но мы понятия не имеем, где его искать. Да, такое бывает.. Может, вы все тут знаете, кто чем торгует в трущобах – ну, а мы вообще не отсюда. Нездешние мы… Мы грюнбуржские.       Это, конечно, уже было явной ложью: и Густав, и Карл ведь родились и росли в столице. Но раз уж Клещ, судя по всему, думает, что они как-то связаны с их преступным миром – что ж, не надо его переубеждать. Пусть они станут бандитами, хотя бы на время. Только – нездешними. Грюнбуржскими, допустим.       - Нездешние… - недоверчиво прохрипел Клещ, - Что-то слабо мне в это верится. Что же, и про Таубе, хотите сказать, ничего не знаете, а?       - Не знаем, - подтвердил Фриц, - А что, у него весь варп, стало быть, да? И он… любую цену за него заломить может?       - Вот именно, - мрачно усмехнулся Клещ, в глазах которого блеснуло нечто похожее на страх, - Как раз в самую-самую точку. Так вот, ребята, если вы, и правда, не знаете – что, вообще-то, вряд ли – то я вам скажу. Этот Таубе – нульнский делец, вроде меня, только поудачливее чуток. Сначала он тоже дурь толкал – там, у себя, в Виссенланде – а потом вот, лет десять-двенадцать назад, разжирел прилично так, разросся – и залез граблями своими в Рейкланд. А ещё чуток позже решил он, что дурь – это не так прибыльно, как хотелось бы. И занялся варпом. А силища у него, между прочим, к тому времени была уже немереная – ну, вы понимаете, про что я – вот он и прибрал к рукам весь рынок варпа. И в Виссенланде, и в Рейкланде. А что: варпом и так торговали мало, даже тогда – потому как гоняют за него куда сильнее, чем за наркоту – и не особо трудно ему было всех за горло взять, и меня в том числе. Так что – с варпом даже у нас теперь всё строго. Я не рыпаюсь, потому как с этим Таубе шутки плохи… Ну, признайтесь всё-таки, ребята, - Снова выдавил он из себя нервный смешок, - Вы ведь от его дружков же, правда? Проверяли меня, а?       - Ну, как сказать… - выдавил из себя Фридрих, чтобы, с одной стороны, не лгать совсем уж откровенно, а с другой – оставить Клещу простор для фантазии.       - Так я и знал, - кивнул головой бандит, - Так и знал. А варпа-то ум меня и нет, давно я с ним завязал уже, вот можете мне поверить, гадом буду, если вру…       Фриц понял, что здесь им вряд ли удастся добиться хоть чего-нибудь. Даже если у Клеща и есть варп-камень, не так-то просто будет заставить его признаться в этом. Очевидно, он боится какой-то из здешних группировок – причём, по-видимому, боится смертельно. Может, если назвать какую-нибудь совсем уж заоблачную цену – жадность Клеща переборет его страх, и он согласиться продать то, что им нужно. Вот только они не могут себе этого позволить. У них троих сейчас едва ли полтысячи серебром наберётся. И хорошо ещё, если этого хватит на какую-нибудь крупицу варп-камня – а то ж ведь, может, и этого мало… А Клещ боится – и запросит, наверное, куда больше, чем люди того же Таубе – конечно, в том только случае, если наркоторговец врёт, и варп у него, всё же, имеется. В общем, не светит им здесь ничего, не светит… Надо идти к тем, кто торгует варп-камнем… полулегально, скажем так. К представителям этого Таубе. Ничего, ну, уж на самую малость-то варпа у них денег хватить должно. А большего Шмидту и не надо – и на том ему, по правде сказать, спасибо.       - Ладно, - сказал Фридрих Клещу, решив, что пытаться переубедить его – себе дороже, - Всё, что хотели, мы в любом случае узнали. Благодарю, что время уделили.       - Прощайте, - произнёс главарь преступников, как показалось Фридриху, тихонько вздохнув при этом с облегчением, - И да прибудет Ранальд с вами.       Они попрощались и, не солоно хлебавши, последовали за Гусаком на первый этаж здания. Да уж, ну и система тут… Одни других покрывают, другие третьих изводят, чтоб не мешали деньги грести – и всё это на виду у альтдорфской стражи. Всё с ведома защитников закона и простого народа – а что-то, может, ещё и с их указки. И вот с этим им волею судьбы приходится иметь дело… Ничего, главное – камня этого хоть чуть-чуть заполучить, хоть пылинку самую – и всё, и бежать отсюда, со всех ног улепётывать, чтоб уж никогда-никогда этих улиц засратых не видеть, этих полулюдей обкуренных не вспоминать… Грязь, грязь… Фриц поймал себя на мысли о том, что ничуть не пожалел бы, если бы эти проклятые трущобы отутюжили ракетами вместо Грюнбурга – а может, и не вместо, может, просто так. Нет здесь уже живых людей, совсем нет: здесь мечтают либо забыться, либо умереть, либо обогатиться неведомо зачем за счёт чужих жизней. Или… он зря так хает жителей этих мест? Ведь никто из них не выбирал, кем и где рождаться. Просто эти люди всю свою жизнь прозябают на самом дне – а где-то там, глубоко внутри хотя бы некоторых из них, может, и есть что-то светлое – просто оно задавлено совсем всей этой мерзостью, которая здесь на человека наваливается.       Фриц глянул на Гусака, шедшего впереди. Вот сейчас вот, когда этот человек не стоит на охране места, где дурью ломают пополам и так искорёженные человеческие жизни – он и на бандита-то не шибко походит. Нормальный такой бюргер, вполне себе обычный. Интересно, что толкнуло его сойти на тот скользкий путь, которым он идёт по жизни сейчас? Блажь? Нужда? Жадность? Или, как всегда, случайность? Есть ли у Гусака ещё шансы сделаться честным человеком, верным подданным Империи… которого в один прекрасный день, быть может, пустят в расход, как пустили всех тех, кто погиб во время штурма Грюнбурга?       Фридрих представил, как яркое злое пламя пожирает кожу и плоть Гусака, обугливая его тело, представил, как прихвостень Клеща мечется от дома к дому вместо той несчастной женщины, которую в конце концов из жалости пристрелил Рейнхардт… Почему-то теперь мысли об этом уже не казались ему столь ужасны, как раньше. Что же, неужели он привык… Да, привык. А эти бандюки из трущоб привыкли ещё раньше него. Такова уж жизнь. Кто-то убивает, потому что приходится – а кто-то всего лишь хочет нагрести побольше денег и не остановится, если придётся оставить позади пару-другую трупов… Но сейчас не время размышлять об этом. Право же, не время. Наводка-то у них есть – но они даже не знают, где находится ближайшее логово людей этого проклятого виссенландца. Надо бы спросить у тех, кто знает – пока не поздно ещё…       - Слушай, - обратился Фриц к Гусаку, когда тот уже открывал дверь, ведущую в зал у входа, где лежали опьянённые дурью люди, - А, правда, где можно найти этих, ну, которые варп толкают?       - Так, значит, зря, всё-таки, Клещ вас так боялся, - хмыкнул Гусак, - Я так и подумал, честно говоря, с самого начала, что никакие вы не подсадные утки – вот не знаю, почему, но – подумал. Таких местечек, ребята, здесь немало, - начал бандит-охранник, и Фридрих сразу же навострил уши, - Одно так и вообще недалеко от нас находится, считай, в двух шагах. И найти просто: идёшь да идёшь себе от тупика прочь, идёшь, идёшь, значит, и не сворачиваешь никуда… Ну, так вот, короче, потом там ещё один тупик будет – и вон там, в конце улицы, по правую руку дом стоит: громадный такой, мало что в два этажа, так ещё и башенка какая-то непонятная сверху: не знаю уж, зачем она нужна. Там вы и варп найдёте, и всякую другую хренотень… Плохо только, что вы в грифоньей одёже шатаетесь: не знаю я, как у вас там, в Грюнбурге, а у нас, в столице, такое не любят. Красное только грифоны и носят. Я и сам, когда глянул на вас, подумал, мол, прихвостни офицерские опять пожаловали. Но потом, когда ты про варп речь затянул, понял: не из их вы породы. Грифоньи главари знают, где варп искать – да и не нужен он им, на самом-то деле. Уж и спрашивать не стану, зачем он вам понадобился: и так понятно, что раз гоняетесь за ним, значит, надо.       - Это уж точно, - согласился Фридрих, - Ещё как надо. Так, что и никуда без него…       Дальше задерживаться здесь не имело смысла, да и Фриц только того и ждал, чтобы убраться отсюда, из этого средоточия духоты, вони и безумия, на загаженные улицы трущоб, казавшиеся теперь такими тихими и мирными. Они прошли к выходу из бандитского заведения через зал, минуя жертв той смертоносной дряни, которой торговали Клещ и его братия, получили обратно своё оружие и лишь затем смогли выйти, наконец, наружу. Фриц первым делом вдохнул полной грудью вонючий воздух трущоб, казавшийся просто-таки даром самого Зигмара после того, другого, спёртого и затхлого, которым они надышались в притоне. Пока всё обошлось. Во всяком случае, на ножи их никто до сих пор не посадил. Ну, и славно. Видно, и правда, испугался этот Клещ, чтоб его, сволочь такую, Хорн жопой посадил на меч свой, или что там у него… А этот Гусак вроде бы и ничего даже так. Может, тоже побаивался? Гадал, кто же их на самом деле прислал? А, впрочем, чего уж теперь-то об этом думать… Надо дело делать – и всё тут. Пока что у них даже есть шансы, хоть и небольшие совсем, успеть в воинскую часть до заходы солнца, чтоб не встречаться с теми тварями, которые выходят из своих неведомых укрытий ночью. Ну, в крайнем случае, попросят стражников у ворот впустить их троих, как тогда Гельмут – уже после того, как отнесут варп Шмидту, понятное дело. Вот только для этого надо сначала варп найти – и выбраться отсюда живыми.       - Ну, что, - нарушил молчание Карл Дитрих, - попытаем счастья, ребята? Шмотки у нас, конечно, поганые, правильно этот Гусак сказал – ну, так что теперь? Я думаю, на пылинку варп-камня наших сребреников несчастных должно хватить. В конце концов, мы – солдаты, а не какие-нибудь там бюргеры простые, и получаем неплохо. Так что посмотрим ещё. Пусть нам помогут… Зигмар, Ульрик, Ранальд… и все остальные, если они вообще слышат нас.       - Да ни хрена они нас не слышат, - вздохнул Густав, - А слышат – так всё равно не помогут. Если уж что-то делать – то только на себя да на товарищей своих и надеяться.       - Что правда – то правда… - протянул Фриц, - Ну, пошли.       Гусак не соврал. В другом конце не то улицы, не то переулка, не то просто прохода между домами, по правую руку от них, действительно, стоял большой двухэтажный дом. Из массы хибарок, хижин и лачужек он выделялся не только и даже не столько размерами и двумя своими этажами, сколько материалом, из которого его построили: стены были сделаны из камня, а не из дерева, крышу покрывала грязно-бурая черепица, когда-то, наверное, бывшая красной. Башенку, о которой говорил Гусак, Фридрих тоже увидел: она выходила примерно из центра крыши дома, круглая, приземистая, толстая, крытая той же черепицей. Однако и эта надстройка несла на себе отвратную тяжесть трущоб. Невооружённым глазом можно было заметить, что она не устремлена в небо, как все нормальные башни, но немного наклонена вбок: то ли задние это стояло здесь уже давненько, то ли просто строили так, не особенно заботясь о том, сколько это вообще простоит.       Была и ещё одна деталь, разительно отличавшая это здание от остальных – и вот она-то удивила и обеспокоила Фрица больше всего. У двери в дом стояли два бандита-охранника – да, именно у двери, а не за ней, как у Клеща. Фридрих ещё не видел, чтобы в трущобах охранники всяких там сомнительных заведений стояли на улице: здесь привратники не нужны, здесь гораздо выгоднее подлавливать гостей уже внутри: так и самим безопасней, и врасплох в случае чего застать легче. А здесь охранники ни от кого не скрывались, они стояли у всех на виду, словно бы кричали: вот, попробуйте только зайти без нашего дозволения или нас самих тронуть – будет тогда вам. Это не предвещало ничего хорошего, потому что могло означать лишь одно: жители трущоб боятся людей Таубе. И Фридрих не видел причины, почему их не должны бояться три вооружённых ножами солдата, которых угораздило забрести в эту дыру. Но ведь они все видели то, что творилось в Грюнбурге, они сами дрались в строю с врагами поневоле, которым точно так же приказано было истребить неприятеля – а эти уроды, бандюки проклятые, поди, дерутся только тогда, когда видят лёгкую победу. Они ни в какое сравнение не идут даже с альтдорфскими солдатами, хоть один раз побывавшими в битве. И всё равно – разве сейчас бандиты не одержат эту вот самую лёгкую победу, если дело дойдёт до драки? Вот именно, что одержат. А у их маленького отряда просто не будет никаких шансов.       Фридрих глянул на солнце, медленно клонившееся к горизонту, заливавшее своим рыжеющим светом уродливые дома трущоб, отчего казалось, что те и взаправду пылают огнём, как тогда, в Грюнбурге. Докатились… Сначала он поругался со всеми и ушёл в Альтдорф, даже не думая о том, во что всё это может вылиться. Потом шатался ночью по городу вместе с Леопольдом, наплевав на осторожность. Теперь вот будем пытаться заключить сделку с уголовниками, которых боятся даже другие бандиты. Что дальше-то будет, а?       Фридрих вспомнил о Леопольде – и неожиданно почувствовал что-то вроде лёгкой досады. Ну, вроде и товарищ, да – но всё-то у него не так, всё какие-то проблемы он умудряется находить на ровном месте. То покусали, то порезали – и паразита прицепили – то схватили за этого самого паразита… А выручать – им. И ему, Фридриху Майеру, в том числе. Но ведь он помог тебе тогда, Фриц – тогда, один только раз, когда вступился за тебя в казармах… Понятно, конечно, почему он это сделал. Синие убили его брата, там, на площади – а ты так яростно поносил их, так призывал всех к сопротивлению, к тому, чтобы сообщить о случившемся в Альтдорф, что он просто не мог не проникнуться этими твоими бредовыми идеями. И – проникся. А потом сдулся. Как, впрочем, и ты сам…       - Ладно, - сказал Фридрих своим товарищам, поглядывая украдкой на охранников у входа в двухэтажный дом, - Чем быстрее войдём, тем быстрее закончим. Всё, как и раньше: я говорю, вы – глядите по сторонам, не зеваете и высматриваете опасность или какую-нибудь подлянку. А то что-то мы у Клеща слишком хорошо отделались. Чует моё сердце – не к добру это.       - Не вопрос, - обнадёжил его Густав Мюллер, уперев, тем не менее, взгляд в землю: видимо, он всё никак не мог смириться с тем, что самое трудное и ответственное, переговоры с бандюками, Фридрих взваливает на себя, - Наше дело, Фриц, малое. Смотреть будем в оба, а в случае чего… там, на месте, ориентируемся как-нибудь.       О том, что они будут делать, если в этот раз всё-таки дойдёт до драки, Фридрих старался не думать вовсе. В конце концов, в прошлый раз-то всё кончилось благополучно – так чего сейчас-то волноваться? Сказал ведь им Гусак: просто так, да ещё тех, у кого почти и нет ничего, убивать никто не будет. И всё-таки… может, кто и не будет, а кто – очень даже…       Охранники пропустили их без лишних разговоров: когда Фридрих, боясь ошибиться и теперь, спросил у них, здесь ли торгуют «всяким разным, чего у других не найдёшь», и поинтересовался, можно ли зайти внутрь, один из громил ограничился тем, что просто молча кивнул, а другой – так и вовсе остался стоять неподвижно, как и стоял, словно бы его и вовсе не интересовало то, что к их хозяевам – или товарищам? – пришли очередные покупатели.       Фридрих ожидал увидеть внутри что-нибудь вроде той дряни, которая предстала его взору в заведении Клеща – но он ошибся. Дверь, которую охраняли мордовороты-наёмники, открывалась в коридор с голыми каменными стенами, для трущоб какой-то подозрительно чистый и напоминавший скорее о приличных и благонадёжных домах торгового район, чем о воровских притонах. С первого взгляда ясно было, что здесь, в отличие от клещёвой дыры, царит хоть какое-то подобие порядка – и это Фрицу не понравилось ещё больше, чем охранники снаружи здания. Организованные преступники… Что может быть хуже?       В коридоре, почти сразу за дверью, их словно бы уже ждал здесь давно какой-то низенький плешивый тип, который, пожалуй, даже производил бы впечатление человека миролюбивого, если бы не двуствольный офицерский пистоль, красовавшийся на поясе. Такое оружие просто так не носят – да и не заполучить его не просто. Наверняка этот хмырь пистоль взял у какого-нибудь убитого лейтенанта, который при жизни узнал что-то не то и потому не имел права на дальнейшее существование. Но на бандита он всё равно не очень-то и похож, да… Тут явно что-то другое. Что-то куда более… крупнее.       - Зачем пожаловали? - осведомился плешивый не очень-то приятным голосом, в котором слышались неумело скрытые насмешка и пренебрежение, - Что нужно от нас бойцам альтдорфской армии?       - Варп-камень нужен, - сразу же перешёл к делу Фридрих, - Мне говорили, здесь у вас такое есть.       - Варп-камень, говорите… - протянул низенький человек, как показалось Фридриху, нисколько не удивившись, - Ну, что же, есть у нас такое. Пойдёмте, я вас отведу куда надо.       Плешивый засеменил по коридору, так быстро перебирая своими короткими косолапыми ногами, что Фриц, Густав и Карл едва поспевали за ним. Они шли мимо множества дверей, ступая по выложенному досками полу, шли при свете масляных ламп, которые банде клеща устанавливать в таких количествах было бы просто лень. Подозрительный проводник вёл их в самый конец коридора, к деревянной лестнице, по обе стороны от которой стояло ещё по одному охраннику. Что-то здесь явно не так, билась изнутри о стенки черепа настойчивая мысль. Что-то совсем не так. Что-то упустил он, не заметил… вот только – что именно? Ну, да сейчас уже поздно об этом думать.       Плешивый подошёл к лестнице – но, к удивлению Фридриха, повёл их не на второй этаж, а вниз, в подвалы здания. Что же это у них тут такое, а? Что, у них торгаши под землёй сидят, что ли? Фриц прошёл следом за проводником, мимо двух охранников лестницы, и, украдкой бросив взгляд на одного из бандитов, заметил, что за спиной у того висит аркебуза, такая же, как была у него самого в грюнбуржском гарнизоне. Похоже, они тут все ещё и вооружены хорошо. У них троих и против двух топоров-то шансы небольшие будут, а у этих гадов ещё и огнестрел. Если что – тут им не светит ничего. Тут только сдаваться, разве что – и надеяться на лучшее.       Когда они спустились вниз по деревянным ступеням и плешивый открыл незапертую дверь в конце лестницы, взору Фрица предстало обложенное камнем помещение с земляным полом и потолком, который поддерживали деревянные балки. Что-то не больно похоже на место торговли варп-камнем, подумал Фридрих. Хотя – он, что, раньше когда-нибудь покупал запрещённые для продажи товары? Тогда откуда он может знать, как тут что должно выглядеть?.. Но, всё-таки, чем дальше шли они, тем сильнее становилось внутри странное тревожное чувство – ощущение, наверное сродни тому, что испытывает оказавшийся в западне зверь.       Фридрих с подозрением оглядел комнату под землёй: примерно треть её, та, где находилась лестница наверх, была частично завалена всяким хозяйственным хламом, чем напомнила Фрицу кладовую господина Шмидта – а вот оставшиеся две трети по большей части пустовали, только в одном из дальних углов, правом, более тёмном, громоздилось нечто серое, похоже, груда камней, которую и не разглядеть-то было толком в рыжеватом свете нескольких факелов на стенах, да в дальней части подвала чернел лишённый двери проём – наверное, он вёл в другие, более глубокие части бандитского подземелья. Вроде бы никого нет. Никакого подвоха не видно. Вот только и никаких признаков того, что их ведут куда нужно, тоже нет. Что делать? Довериться проводнику – или послать его ко всем демонам Хаоса?       Они продолжали идти. Плешивый направлялся в дальнюю часть подвала, к провалу, ещё более тёмному, чем каменные стены, распространявшему, казалось, вокруг себя липкий жидкий мрак. А у стен, там, в дальнем углу, ещё что-то чернеет, змеится, ленты какие-то. Как червяки, почему-то подумал Фридрих. Только это не червяки никакие. Это же… Это… цепи. Вон они, в камень вделаны… И этот плешивый сейчас их мимо этих самых цепей проведёт… Внутри у Фрица всё похолодело и сжалось в комок, почти как тогда, ночью, когда на него смотрели те жуткие зелёные глаза. Их же… их же через темницу ведут – только не запертую за каким-то хреном… Но – куда? Да уж точно не к торговцам варпом… А может, это просто у них система такая дурацкая? Может, этот плешивый их прямиком на склады какие-нибудь ведёт – а для этого надо сначала через темницы пройти? Странная какая-то система получается. Даже для бандитов странная. Даже для этого места.       Отчаянная, сумасбродная мысль поразила Фридриха: нужно сейчас вот, сию же минуту, кинуться на этого их провожатого, скрутить его, нет, лучше сразу прирезать – всё равно связывать нечем – пистоль забрать и наружу бежать, через охранников: тех двое всего, да и аркебузы они не успеют выхватить, тяжёлые всё-таки. Прорваться… дюбнуть ещё двоих, там, на входе, если они не услышат раньше…. И – бежать, бежать дальше… Нечисто тут что-то, вконец нечисто. Нужно убираться отсюда, лихорадочно стучал в голове внутренний голос, тот самый, что прежде так часто поносил его, а теперь вот почти совсем затих. Как бы не было уже поздно… Как бы они уже не попались…       И тут Фриц понял, что же так смутило его с самого начала, что так обеспокоило его ещё при входе в этот проклятый дом. У них не отобрали оружие. Им оставили их ножи – нет, не просто оставили, а даже и не проверяли ничего…. Как же это? Зачем? Почему? Если им желают зла – почему не обезоружили, ведь была же такая возможность… Фриц ещё раз огляделся по сторонам, ища глазами что-нибудь, что выдало бы ловушку, западню – но не мог ничего найти. Те же цепи, те же балки, та же уродливая груда камней, тот же чёрный проём, что всё приближается и приближается с каждым шагом – дыра в бездну, куда он ни за что не согласится спускаться. Если эти уроды, чего бы они не хотели, думали, что они слепо пойдут туда, куда поведёт этот плешивый – что ж, они просчитались. Уж он-то точно не пойдёт туда, вглубь. Там, в темноте, их наверняка уже поджидают. В общем, пора кончать…       Фридрих уже намеревался было выхватить засапожный нож, когда Карл Дитрих шикнул на него – осторожно, так, чтобы провожатый не слышал – и мотнул головой назад. Назад… Дурак ты, Фриц, ох, и дурак же… Оглянуться-то ты ни разу и не оглянулся. А надо было бы. Не зря же плешивый так уверенно шёл впереди них, безбоязненно подставляя спину возможному противнику. Он знал, что всё под контролем. За ними шли следом – медленно, тихо, на почтительном расстоянии – те двое, с аркебузами, которых он принял за охранников лестницы… Ну, всё, теперь они втроём точно попались, подумал Фридрих, проклиная собственную невнимательность и доверчивость. Теперь, стоит им только сделать хоть одно лишнее движение – по ним откроют огонь, и уж тогда-то останется надеяться только на то, что аркебуза – вещь неточная, а в таком полумраке – тем более…       Когда они подошли к проходу, казалось, заполненному чернотой и даже на совсем ничтожном, меньше двух метров, расстоянии от них не желавшему выставлять напоказ свои секреты, плешивый остановился и отошёл вправо, освобождая дорогу. Краем глаза Фридрих заметил, как бандиты сзади вскинули аркебузы и стали целиться.       - Полезайте, - произнёс их проводник уже совсем другим голосом, уверенным и жёстким – голосом человека, владеющего ситуацией и способного безнаказанно повелевать другими, - Быстро!       - Никуда я не полезу, - зло прошипел Мюллер, - Вот ни за что, так и знай.       - Полезешь, - возразил плешивый, - Там, сзади, ребята с аркебузами стоят, в случае чего они пристрелят двоих из вас раньше, чем вы успеете хоть что-нибудь сделать. А уж один нам точно троим не соперник.       - Ну, так стреляйте, мать вашу за ногу, - вскинулся Густав, - Лучше уж так, чем туда, в темень эту проклятую. Там… там точно смерть.       - Чего вам надо-то от нас? – вмешался Фридрих, всё ещё надеясь, что это дело как-нибудь получится уладить, не ныряя в темноту и не рискуя быть убитыми бандюками альтдорфских трущоб, - Может, договоримся, а?       - Договоримся? – сплюнул на земляной пол плешивый, - А у вас, что, может, и есть, на что договариваться? Нет уж, грифоны, договориться тут не…       Но закончить бандит не успел, потому что внезапно произошло разом несколько событий. Цепи в правом углу, у бесформенной груды камней, что находилась теперь за спиной у плешивого, зазвенели и задвигались. Бандит вскрикнул и упал лицом вниз, как если бы его сзади потянули за ноги. Почти сразу же раздалось два громких, больно ударивших по ушам хлопка: это выстрелили аркебузы. Фриц услышал, как вскрикнул Мюллер, увидел, как он потерял равновесие от удара и упал на пол. Другая пуля с отвратным хлюпаньем пробило что-то мягкое, находившееся справа от Фрица, и упавший бандит взвыл ещё сильнее: похоже, стрелок попал в их липового провожатого. А вот целился он… В кого? Раздумывать было некогда: два уголовника, прежде стрелявшие из аркебуз, бросили почти бесполезное теперь оружие, некогда, наверное, принадлежавшее имперским солдатам, и уже неслись на них троих, один – с увесистым кузнечным молотом, другой – со здоровенным дрыном, утыканным ржавыми гвоздями. Но Фридрих, прежде чем всё началось, успел-таки бросить взгляд на третьего бандита, на того, что так внезапно повалился на землю…       Никакой груды валунов больше не было. Плешивый уголовник трепыхался, словно вытащенная на берег рыба, одной рукой нащупывая офицерский пистоль – а над ним нависло, схватив его двумя громадными ручищами за щиколотки, нечто громадное, с кожей грязно-серого цвета, что прекрасно маскировала его на фоне камней в здешнем полумраке. Видно, поэтому Фриц сначала и принял эту тварь за какой-то мусор, которого здесь было немало. Да и попавший в беду бандит, похоже, не обратил на неё внимания, когда вёл их по подвалу – и теперь поплатился за это. Здесь было, на что обратить внимание. Существо походило на неимоверно толстого человека, со здоровенным, словно бы надутым изнутри брюхом. Жирные кривые руки и ноги чудовища были прикованы к стене: похоже, бандиты зачем-то держали его здесь в качестве пленника, словно человека. Да, строением тела существо, и впрямь, походило на людей – но на этом всё сходство и заканчивалось. Распрямившись во весь свой исполинский рост, тварь достигла бы, наверное, метров трёх в высоту. Пальцы на руках и ногах чудища оканчивались широкими плоскими когтями, а рот, приоткрытый в низком утробном рыке, был усеян корявыми жёлтыми зубами, больше подходившими хищнику, чем разумному существу. Огр, пронеслось в голове у Фридриха. Уроженец далёких земель к востоку от Краесветных гор. Иначе и быть не может…       Бандит, попавший в лапы огра, отчаянно брыкался и хватался руками за камни, пытаясь вырваться из железной хватки чудовища – но всё было тщетно. Существо, хоть и скованное по рукам и ногам, могло без труда совладать с человеком, подошедшим к нему на столь близкое расстояние. Вот огр притянул к себе за ноги бившегося о землю, совсем как тот эпилептик на плаце, бандита, рывком вздёрнул его на колени и, не давая опомниться, изо всей силы ударил громадными ладонями по голове, с двух сторон, словно прихлопывая комара. Голова бандита лопнула, череп деформировался, словно он был и не костяной вовсе, а бумажный; из ушей, ноздрей и рта полилась кровь. Огр торжествующе взревел и коротко прорычал что-то на своём грубом гортанном языке. Один готов, подумал Фридрих.       Но передохнуть Фрицу не дали. Не успел он даже подумать, что делать дальше, как на него налетел уголовник с кузнечным молотом, нелепо вращая оружие над головой и истошно крича что-то бессвязное – не хуже любого огра или зверолюда. Фриц отпрыгнул в сторону, выхватывая нож. Бандит, не успев остановиться, пронёсся мимо, размахивая своим страшным оружием. Этим молотом своим он может одним ударом размозжить человеку голову – но эта штука слишком уж медленная, медленная и тяжёлая. И этим надо пользоваться… Где-то там, глубоко внутри, вновь зарычал зверь, требуя крови. Не прошло и недели, как снова приходится драться не на жизнь, а на смерть, успел подумать Фридрих. Впрочем, здесь было куда легче: наверное, так же легко, как и тогда, когда он убил мародёра. У этих людей был выбор – но они выбрали смерть. Скольких простых граждан Альтдорфа, интересно, сгубил этот бандит? Пять человек? Десять? А может, больше? Впрочем, сколько бы ни убил – пора уже это заканчивать. Не на того молоток свой долбаный поднял, эх, не на то…       Ослеплённый яростью, уроженец трущоб вновь замахнулся кузнечным молотом, метя Фридриху в голову. Слишком медленно, слишком сильно, слишком неосмотрительно… Фриц увернулся, а бандит снова пронёсся чуть вперёд из-за тяжести оружия. Фридрих, оказавшийся сзади своего противника, развернулся и всадил тому нож между лопаток. Преступник вскрикнул – коротко, звонко, так, как может кричать, наверное, только человек – и повалился на землю, размахивая в конвульсии руками и ногами. Фриц бросился на бандита сверху, выдернул из спины противника засапожный нож и для верности полоснул его по горлу. Враг захрипел, забулькал, изо рта и разреза на шее у него хлынула кровь – но он всё ещё держался, не собираясь сдаваться так быстро. Фридрих ударил ещё раз, сильнее, мимоходом жалея о том лишь, что не знает, что именно надо перерезать человеку на шее, чтобы тот уже не дёргался и не вставал. Бандит захрипел ещё громче – и затих, уронив голову на земляной пол тюрьмы. Фриц встал на ноги, сжимая в липких от крови руках армейский нож, и огляделся.       Тот, другой, бандит дрался с Карлом Дитрихом, бестолково размахивавшим ножом во все стороны, и Мюллером, уже поднявшимся на ноги, сосредоточенным, сконцентрированным и смертоносным, несмотря на ранение в плечо, на дыру, из которой сочилась кровь: похоже, аркебузная пуля лишь задела Густава, но не застряла в теле, а прошла навылет. Бандит зачем-то отбросил усвою утыканную гвоздями дубину и теперь тоже орудовал ножом, стремясь, видимо, атаковать по возможности Дитриха как наиболее слабого противника. Мюллер наверняка справится и один, пронеслось в голове у Фрица. А может, и нет. Ничего, сейчас он поможет…       В коридоре, что вёл к лестнице, послышались торопливые тяжёлые шаги. А вот это уже плохо… Совсем плохо. Там не один человек. И наверняка не два. И все, небось, с огнестрелом. Вот и всё, Фриц, вот и кончились ваши шатания по трущобам. Ну и ерунда же получается: от зверолюдов ночью спастись, от скавенов – тоже, штурм Грюнбурга пережить, а теперь… теперь подохнуть из-за каких-то бандюков, из-за мрази, которая хуже козлов, даже хуже крысюков – и, уж тем более, хуже синих. Ну, ничего: уж если такую судьбу уготовил ему Зигмар, будь он трижды неладен – то встретит он её так, как подобает имперскому солдату. Он ещё попортит крови этим уродам, чтобы их Нургл отымел. Если уж суждено отдать здесь свою жизнь – то хотя бы подороже, так, чтоб не стыдно было потом…       Фридрих бросился было на помощь Карлу с Мюллером – но вдруг обнаружил, что не может сдвинуться с места. Нечто, словно железными тисками, схватило его за ногу мёртвой хваткой, мощной и несокрушимой, освободиться из которой не смог бы, наверное, даже норскийский берсерк. Фриц обернулся и увидел, что его своей здоровенной ручищей держит огр. Этого ещё не хватало… В голове у Фридриха невольно всплыли сказки и легенды, что слышал он об этих тварях. Увы, приятного в них было мало. Говорили, будто у огра в жизни может быть одна только цель: сытно и вкусно пожрать. Рассказывали, что эти чудовища не брезгуют ни людьми, ни гномами, ни орками, ни даже своими собратьями – и ничто не может остановить их в стремлении набить своё ненасытное брюхо. Ходили, правда, слухи и об отрядах огров-наёмников на службе Империи, особенно в Штирланде и в северных провинциях, где во все времена было куда менее спокойно, чем в Рейкланде – но Фриц никогда не понимал, как можно доверить оружие такой твари. Если верно то, что он слышал об ограх, то, если этот урод вдруг захочет жрать – а жрать он хочет всегда – то ему плевать уже будет на все контракты, договоры, на отношение к нему людей и даже на угрозу собственной жизни. Утолять голод – вот единственное, что может доставить радость такой твари, как огр. И теперь одно из этих чудовищ, похоже, решило сделать себе запас: сначала бандюка завалило, а теперь, вот, уже и его тянет…       Фридрих пару раз отчаянно брыкнулся, пытаясь вырваться из огровой хватки – но всё было тщетно: он добился лишь того, что потерял равновесие и упал на землю, а людоед, меж тем, не только не ослабил своей хватки, но и сжал ногу Фрица ещё крепче, выворачивая её под неестественным углом. Фриц снова ударил, пытаясь попасть огру в голову – и снова безуспешно. Чудовище глухо и утробно зарычало, обнажив острые жёлтые зубы. Шаги зазвучали уже на лестнице. Ещё чуть-чуть – и новые бандюки ворвутся в подземелье. А их там, судя по звуку, много. Человек пять, не меньше. Ну, теперь уже всё равно, как помирать, подумал Фридрих. Хотя лучше уж, наверное, огр, чем бандюки. Это, по крайней мере, не так глупо выглядеть будет – после всего того, через что он прошёл.       Но огр почему-то не спешил его жрать. Он всё рычал и рычал на разные тона, даже не пытаясь притянуть Фрица к себе, как сделал с их провожатым-бандитом. Фридрих невольно прислушался – и понял. Чудовище говорит с ним, причём говорит на рейкшпиле. Да, говорит отвратно, местами бессвязно, глотая одни звуки и растягивая другие, но всё же – говорит.       - Мелкозубый не слышит! – неистово рычало чудовище, всё сильнее выворачивая ногу Фрица, - Мелкозубый должен услышать!       - Ну, что тебе? – выпалил Фридрих, не в силах уже больше терпеть страшную боль, сдавливавшую ногу.       - Пусть мелкозубый освободит Батыга, - прогрохотал огр, чуть ослабив хватку, - А то злые мелкозубые сначала убьют трёх красных мелкозубых, а потом убьют Батыга. И будет плохо.       Слабая надежда мелькнула в сознании Фридриха. Освободить… Что же, огр, и правда, чем-нибудь им поможет? Но что он сможет сделать против оравы уголовников, у которых, скорей всего, и огнестрела полно? Да они ж всех просто расстреляют – ещё до того, как кто-нибудь успеет добежать. А впрочем – почему бы и нет? Вот только – чем цепи сбить?       - Как я тебя освобожу? - спросил Фридриху огра, всё ещё державшего его за ногу, - Я ещё слабее, чем ты, хоть и на свободе.       - Мелкозубый тупее, чем Батыг! – зло рыкнул на Фрица огр, по-видимому, разозлённый его непонятливостью, - У злого мелкозубого был маленький молоток. Если мелкозубый треснет маленьким молотком по цепям, то цепи разломаются. Батыг бы и сам смог цепи поломать, но Батыга всего сковали, ему трудно…       А ведь и правда. Кузнечный молот, которым орудовал тот бандит, что так не хотел умирать. Да, что-то он совсем стал туго соображать со всем эти бредом…       - Ладно, - сказал Фридрих, - Я тебе помогу, так и быть, только отпусти меня сначала.       Батыг недовольно что-то прорычал на своём языке, но ногу отпустил. Шаги на лестнице зазвучали ещё громче. Похоже, эти гады уже почти спустились, скоро тут будут. Времени нет. Фриц глянул в ту сторону, где Дитрих с Мюллером дрались с ещё одним бандитом. Земля была залита кровью, противник его товарищей лежал неподвижно, раскинув в стороны руки и ноги. Карл осматривал новую рану Густава – глубокий порез на боку, сочившийся кровью. Ну, хоть так…       - Фриц, что там за… - начал было Мюллер, уставившись на огра, но Фридрих перебил его:       - Так надо, - просто сказал он, - Когда припрёт, ещё и не то творить будешь, ты ж знаешь…       - Не шевелись и молчи! – послышался писк Карла, - Не мешай мне своё дело делать…       - Мелкозубому надо спешить, - прорычал в нетерпении Батыг, своим громовым голосом перекрывая все остальные звуки, - А то всем будет крышка.       Ладно, правда что… Начали, подумал Фридрих. Особо не раздумывая, он взялся обеими руками за рукоять кузнечного молота и поднял неуклюжее бандитское оружие над головой: оно оказалось ещё тяжелее, чем полагал Фриц. Молот с оглушительным звоном ударил по металлическому кольцу, вделанному в стену подземелья. Шаги сзади теперь звучали по-иному: похоже, бандиты наконец-то добрались до основания лестницы, и теперь лишь каких-то несколько секунд, вероятно, отделяли их всех от нового боя, о возможном окончании которого Фриц предпочитал даже и не думать. Он снова ударил по кольцу, удерживавшему цепь – на сей раз оно, похоже, уже изрядно проржавевшее в здешней влаге и сырости, отломилось от металлической пластинки, с которой должно было по замыслу создателя составлять единое целое. Правая рука огра была свободна. Так, теперь бы ещё левое крепление точно таким же образом раздолбать – и дело сделано. Ноги у него, вроде бы, даже между собою цепью не скованны – и на том спасибо. Всё-таки, орудуют здесь бандиты. Они могут весь рынок под себя подмять, могут целую кучу бригад сколотить для своих чёрных дел, могут вооружиться как следует – но как были они уголовниками, так и останутся. Уж это мало что способно изменить. Организованности им не хватает, продуманности действий – так же, как, впрочем, и зверолюдам. Ничего, не всё ещё потеряно…       Фридрих как раз обрушил удар, расколовший одно из ржавых звеньев, на другую цепь, когда бандиты, спустившиеся по лестнице, наконец-таки дали о себе знать по-настоящему.       - Все встали на месте! - крикнул им незнакомый голос, резкий, отрывистый и точно такой же самоуверенный, как и у того бандита, убитого огром, - Оружие на землю, быстро! У нас, если не понятно ещё, четыре аркебузы, так что добежать успеет разве что людоед, но и его это не спасёт.       Батыг, судя по всему, в корне не согласный с последним утверждением, что-то злобно прорычал на своём огрском наречии, но лезть на рожон, по-видимому, не стремился – и остался сидеть в углу, там, где прежде был прикован.       - Что вам надо-то от нас? – вскинул голову Густав Мюллер, хотя, по мнению Фридриха, для переговоров ситуация зашла уже, мягко говоря, слишком далеко, - Или неясно вам, что с нас, простых солдат, брать нечего, а? Чего к стенке припёрли, гниды? Поймали – так стреляйте уж, чего тянуть кота за хвост?       - Полезайте в дырку! – приказал им всё тот же крикун, - Все трое, грифоны паршивые! С тобой, свин жирный, - он кивком указал на огра, - отдельный разговор потом будет. Он и так должен был не из приятных получиться, а уж теперь…       В дырку… Да уж, вот тебе и раз. Тогда, во время боя, да и после него, при освобождении Батыга, похоже, совершенно безрезультатном, у Фридриха не было времени задуматься об этом. Их так настойчиво вели к этому чёрному проходу, туда, где по всем правилам должна была их ждать ловушка – и вот, когда они отказываются туда идти, прибегают бандиты, что стояли у лестниц. А вот из самой дырки, где, по идее, должно было по меньшей мере человека два-три сидеть в засаде – никого. И вот сейчас их под четырьмя дулами аркебуз гонят именно к этому пролому, словно и весь замысел бандюков только в том лишь и заключается, что они втроём должны туда попасть. Но тогда.. великий Зигмар, что же у них там такое, в этой темени, сидит?       Фридрих оглядел высыпавших в подземелье бандитов. Шестеро, причём четверо с аркебузами, один – со здоровенным топором, как у лесоруба, и ещё один – тот, что говорит сейчас – с алебардой и даже в нагруднике, как у имперских пехотинцев. Нет, здесь им вряд ли удастся выйти победителями, даже с таким союзником, как этот Батыг. А если и получится – то какой ценой? Кто из них отойдёт к Морру для того, чтобы могли жить остальные? Если разобраться, то из них четверых хоть какой-то шанс прорваться есть разве что у огра: он-то поздоровей трёх солдат будет, вместе взятых. Так что с одной стороны – смерть… А с другой – неизвестность. Нечто, сокрытое пеленою темноты от людских глаз. Чёрный провал, бережно хранящий свои страшные тайны. Что с ними там сотворят? Тоже убьют, только как-то по-особому? А может, вообще, сожрут заживо? Или сначала освежуют, выпотрошат, и только потом добьют? Что же у них там такое? Алтарь, на котором приносят жертвы богам Хаоса? Какое-нибудь неведомое чудовище, которое они невесть зачем регулярно кормят живыми людьми? А может, какой-то изверг или извращенец, который командует всем этим сбродом? Но, что бы ни ждало их там – почему, во имя Ульрика, их не могли просто огреть по голове чем-нибудь тяжёлым, связать и кинуть туда? Что у этих уродов на уме?       - Быстрее, вы говноеды! – крикнул предводитель бандитской бригады, - Чего стоите? Полезайте туда, а то, глядишь, ещё разозлите меня – и тогда мы уже будем по-другому с вами разговаривать. Ничего вам не светит. А там – глядишь, и выживете, кто вас знает…       - Где это – там? – неуверенно спросил Фриц, понимая, впрочем, что ставить сейчас свои условия бессмысленно, - Что у вас в этой дыре гадской-то? Почему вам это так важно… Почему нельзя нас просто всех взять и прибить…       - Вот увидишь, - скорчив мерзкую рожу, которой там и хотелось дать по зубам, пообещал уголовник, - Выхода у тебя все равно нет. А если не полезете, - поспешно добавил он, - Мы уж постараемся вас не прибить, и не надейтесь даже отделаться так легко. Пристрелим только – но не до смерти. А потом – кинем в дыру. Так что всё равно вам лезть туда придётся, как ни выкручивайтесь. Вопрос только в том, целыми или уже покорёженными.       - У злых мелкозубых сидит смерть, - прорычал Фрицу на ухо Батыг, - А в чёрной дырке сидит непонятно что. Непонятно что лучше, чем смерть. Чёрная дырка лучше, чем злые мелкозубые.       - Что ты там бормочешь, жир ходячий? – прикрикнул на огра бандит, - Бормочи не бормочи, а с тобой тоже разберёмся. Поквитаемся за всё, так и знай. Но это потом…       Ну, вот и очередной выбор, Фридрих Майер. Как там говорил Гельмут? Зол много, выбирай, какое тебе больше по душе. Пока что, правда, их только два – но и тут толком не поймёшь, за какое бы лучше ухватиться. Смерть – или неизвестность? Зло – или зло?       - Батыг не будет драться со злыми мелкозубыми, - снова зарычал на Фрица огр, - Батыг не хочет, чтобы злые мелкозубые разбирались с Батыгом. Батыг полезет в чёрную дырку – а главный злой мелкозубый пусть засунет свои слова себе в жопу.       Вот и всё. Огр пойдёт в темноту – значит, надежды прорваться у них теперь точно нет. Трое против шестерых, и это не учитывая залпа из четырёх аркебуз, который вполне может разом вывести из строя их всех. Но с другой стороны – кто заставляет их идти на прорыв? Кто мешает им подчиниться и выполнить требования бандитов? В конце концов, они ведь не знают, что их ждёт там, во мраке. А ещё – там будет огр, а на это бандиты уж никак не рассчитывают.       Пожалуй, именно решение Батыга окончательно толкнуло Фридриха на то, чтобы без сопротивления принять условия бандюков. Что тут ни говори, как бы ни был туп и прожорлив этот огр – союзников, как известно, не выбирают. Мало того, здесь, в Старом Свете, если уж таковой объявится, то за него обычно сразу, без раздумий, хватаются обеими руками. Слишком уж много вокруг тех, кто желает тебе одного лишь зла. Может, где-нибудь там, на далёком Ултуане, в легендарной обители высших эльфов, от союзников и принято ждать подвоха – но здесь, если уж помощь приходит – неважно, откуда – её принимают. А иначе не выжить.       - Ладно, - сказал Фридрих, бросив взгляд на своих друзей, - Мы идём в темноту.       Мюллер попробовал было возразить, но осёкся, когда Дитрих пихнул его в бок и зашипел что-то на ухо.       - Вот и хорошо, - пробасил главарь бандитов, - Стало быть, мы друг друга поняли. Давайте, делайте, что вам говорят – и поскорее. Я не хочу тут с вами целый день торчать, не дурак.       Медленным, нетвёрдым шагом Фриц приблизился к чёрному провалу, даже пролому, в стене. Внутри по-прежнему стояла глубокая жирная темнота, в которой их могло ждать всё, что угодно. Затхлый запах склизкими маслянистыми щупальцами выползал из дыры – странный запах, сладковатый какой-то, но пока что слабый и ненавязчивый – здесь, во всяком случае… Ты должен ступить туда, Фриц. Ты будешь первым – и никто другой. Ты вёл их через трущобы, ты решал, что делать дальше – хоть и нет у тебя на это никакого такого права. И теперь от тебя ждут одного лишь: шага вперёд. Действия, которое можно будет повторить. Ты ведёшь их – и они последуют за тобой. Вряд ли Карл и Густав сейчас смогут решить что-нибудь сами, без тебя. Не виноваты они в этом, конечно: в любом отряде ведь может быть только один лидер. Хотя – нет, не может. Должен. А иначе это и не отряд вовсе, а какое-то сборище непонятно кого, которое долго не притянет в этом страшном мире.       Дрожащей рукой Фридрих очертил перед собой знак Молота – так, просто, на всякий случай, а вдруг поможет-таки с сотого раза. Они не нужны богам. Боги давно уже отвернулись от Старого Света – и остались только слова да символы, которые напоминают о них. Боги забыли о смертных – ну, кроме, разве что, той распроклятой четвёрки, о которой он уже устал вспоминать. И о которой лучше даже не думать перед лицом этого тёмного пролома. Поминать лишний раз Хаос – себе дороже.        Фридрих Майер сделал глубокий вдох, ещё крепче сжал в руке тяжеленный кузнечный молот, которым он освободил огра, и шагнул в темноту, прямиком в чёрную пасть неизвестности. Он почему-то ожидал, что нога найдёт опору, землю, пусть и заляпанную кровью прежних жертв, покрытую густым слоем слизи или вообще человеческими костями – но там была лишь пустота. От неожиданности Фридрих, не удержав равновесия, выпустил трофейное оружие из рук, сорвался и с криком полетел вниз. В бездну. Это продолжалось какой-нибудь миг, краткий и незначительный – но Фрицу казалось, что он летит целую вечность, постепенно погружаясь в липкую вонючую темень, залезавшую под кожу своими длинными пальцами. Он летел вниз, в пропасть, в жадную ненасытную глотку неведомого чудовища, которое вот-вот должно было поглотить его, пожрать в угоду своему громадному бездонному чреву. Может ли вообще быть конец у этого полёта? И если да – то где он окажется, когда, наконец, достигнет дна этого проклятого колодца? В царстве Хаоса, что ли? Что ж, вполне возможно…       И дно пришло, неожиданно вылетев ему навстречу и впечатав его несчастное существо в своё плоское массивное тело. Это был страшной силы удар, удар, которым, казалось, можно было без труда переломать человеку все кости и вышибить из тела дух – словно бы какой-то неимоверно могучий великан схватил его и ударил о землю со всей дури. Боль пронзила всё тело Фридриха – и он успел ещё подумать, что, если и сможет выжить после такого, то на ноги уж точно больше не встанет. А потом к нему вновь пришло небытие, в третий раз за эти два злосчастных месяца, уже ставшее привычным, даже обыденным – и милосердно закрыло его разум от мучений тела.       

***

      - Итак, господин Великий Теогонист, - начал свой отчёт адъютант, - Что касается живой силы, то расклад таков: в составе армии около десяти тысяч пехотинцев, из них три тысячи мечников, две тысячи копейщиков, четыре тысячи арбалетчиков и тысяча доппельзольднеров. Стрелков четыре тысячи, из них – три тысячи арбалетчиков и тысяча аркебузиров. Ещё – тысяча ополченцев, вооружение которых, как обычно, разнообразно – и потому я затрудняюсь отнести их к пехоте или к стрелковым подразделениям – а также около трёх с половиной тысяч… тех людей, которых вы тоже решили включить в состав армии – воителей Зигмара, флагеллянтов…       Флагеллянты. Фолькмар Мрачный Лик не мог согласиться на то, чтобы выступить против раскольников, предварительно не окружив себя такими бойцами, которым он мог бы всецело доверять и которые без колебаний отдали бы жизнь, чтобы защитить Великого Теогониста Церкви Зигмара. Жизнь научила его быть осторожным и подозрительным, искать происки врага там, где никто и помыслить бы не мог о них. Предателей нынче встретить можно всюду: и на поле боя, и во дворце, и просто на улицах города. Но именно во время сражения, когда идёт бой и люди погибают сотнями и тысячами, любому убийце удобнее всего нанести свой единственный, но от того не менее смертоносный удар. Поэтому, когда начнётся битва, он окажется в куда большей опасности, чем находится сейчас, пока пребывает в Альтдорфе, даже если будет командовать войском, находясь на отдалении. И фанатики, которые готовы пожертвовать всем, чем угодно ради служения Зигмару, а главу Церкви его защищать до последней кали крови, теперь как нельзя более пригодятся. Флагеллянты – безумные воины культа Молотодержца, которые не знают ни жалости, ни сомнений, ни страха. Да, они совсем не обучены искусству убивать, да ещё и в бой идут без какого-либо защитного снаряжения, желая таким образом доказать свою безграничную верность Зигмару – но зато им неведомо также, что такое бегство и паника. Они не видят никакого смысла в собственной жизни, кроме служения своему богу – и потому не боятся смерти за правое дело. И это уже немало: почти никто больше из солдат Империи не может похвастаться подобным. А ещё – фанатики нечувствительны к боли, ведь львиную долю того времени, что обычным священникам и монахам отпущено на молитвы, они проводят, совершая акты самобичевания. Некоторые так стараются, что в конце концов не выдерживают – и их находят в кельях мёртвыми, забитыми плетьми, убитыми собственной верой. У тех же, кто остаётся, мозги, видать, поворачиваются как-то по-особому – и им уже почти на всё становится наплевать. Фолькмар Мрачный Лик, в отличие от большинства имперцев, знал, что это состояние подкрепляется ещё и наркотическими веществами, получаемыми от незаконных торговцев трущоб в обмен на защиту и пособничество в борьбе с конкурентами. Да, флагеллянты воюют под дурью, невменяемые – а иначе они просто не смогли бы так стойко переносить боль, являясь в этом отношении примером для обычных солдат. И всё же, сила их основывается, прежде всего, на вере, а не на потреблении наркотика или магическом вмешательстве в работу сознания, в отличие от норскийских берсерков и ведьм тёмных эльфов. Многие считают, что флагеллянты – безумцы, хоть и всецело преданные делу Зигмара – и потому обычные люди предпочитают держаться подальше от них, если есть такая возможность. Что ж, они правы: эти фанатики, и правда, сумасшедшие – вот только безумие не мешает им служить Империи. Флагеллянты никогда не предадут Великого Теогониста, человека, стоящего ближе всех к их божественному покровителю: им даже в голову не может прийти такая ужасная, еретическая мысль. Одни, без поддержки регулярной пехоты, стрелков, кавалерии и артиллерии, фанатики не выиграют сражения – но от них этого и не требуется. Как правило, от одного вида этих сумасшедших, беспорядочной лавиной бегущих на пехотный строй и неистово размахивающих косами, плетьми, серпами и дубинами, многие солдаты в лучшем случае начинают сильно нервничать, а в худшем – сразу бросаются в бегство. Это, конечно, касается только людей, причём нормальных людей: зверолюдов и зеленокожих не проведёшь такими дешёвыми фокусами, да и матёрых норскийский грабителей вместе с воинами Хаоса – тоже. Но ведь флагеллантам и драться сейчас предстоит со своими соотечественниками – и уж здесь-то они как раз исполнят свою роль как нельзя лучше. Две тысячи он, вероятно, бросит в самое пекло, а оставшиеся полторы будут охранят командный состав, в том числе и его, Фолькмара. Эти полторы тысячи – не просто фанатики, но ветераны сражений с орками, вампирами и порождениями Хаоса, Истерзанные Души, как они сами себя называют. В отличие от большинства флагеллянтов, они умеют убивать не хуже рыцарей или доппельзольднеров, вот только ещё и доверия заслуживают гораздо большего – и потому будут достойной охраной для тех людей, потеря каждого из которых может переломить ход сражения в пользу раскольников. А если обнаружится предатель – они убьют его без колебаний, стоит только приказать Великому Теогонисту. И это тоже немаловажно…       - Продолжайте, пожалуйста, - поторопил Фолькмар своего адъютанта, Штефена фон Вельвена, племянника министра внешней политики, тощего молодого человека с аккуратно подстриженными усиками и бородкой на манер тех, что носят эсталийцы, - Как обстоят дела с кавалерией?       - Император решил оставить наездников на демигрифах в Альтдорфе, - начал Штефен, - аргументируя это тем, что корпус раскольников, который отступает к реке, не слишком силён, и наша армия вполне способна справиться без поддержки элиты имперских войск. Рейксгвардия тоже останется в столице: многим её отрядам необходимо перегруппироваться и восстановить прежнюю численность за счёт менее опытных рыцарей – после всего того, что случилось в Грюнбурге. В итоге кавалерии у нас не много: около тысячи пистолетчиков, полтысячи налётчиков с многоствольными ружьями, тысяча рыцарей Империи из рейкландских орденов – и ещё примерно триста человек талабхаймцев, рыцарей ордена Пылающего Солнца – тех самых, что явились в Альтдорф совсем недавно, буквально на днях, прямо перед возвращением армии Курта Хельборга из похода на Грюнбург. Тем не менее, есть все основания полагать, что большего нам и не потребуется: численность врага, которого мы планируем перехватить, невысока. Вдобавок ко всему, сепаратисты уже долго отступали, пока их преследовала армия Императора, и теперь они наверняка находятся не в лучшем состоянии для того, чтобы противостоять нам.       - Ладно, - проворчал Фолькмар, помрачнев, - Я надеюсь, хоть с артиллерией, гордостью империи, у нас всё в порядке? Насколько я понимаю, у тех синих, которых мы должны разгромить, есть ракеты – хотелось бы иметь что-нибудь похожее, чтобы хотя бы иметь возможность дать им адекватный ответ.       - Дальнобойных орудий в армии нет, господин Великий Теогонист: Император считает, что они значительно замедлят войско и даже могут поставить под угрозу срыва план по перехвату неприятельского корпуса. Нам выделили лишь пару батарей залповых орудий типа «Адострел», эффективность которых в боевых действиях кастелян-инженер желает лишний раз подчеркнуть: фон Голлербах считает, что следовало бы увеличить их серийное производство, но Император пока не одобряет его проект. Адострелы гораздо меньше и легче тяжёлой артиллерии, поэтому их мы вполне можем позволить себе включить в армию, особенно учитывая отсутствие в войске других орудий.       Ага, как же, хотел бы увеличить… Все знают, что с этими адострелами у фон Голлербаха свои лазейки. Эти орудия – вещь мощная, спору нет. Вот только надёжность их оставляет желать лучшего: всегда велик шанс того, что адострел взорвётся прямо во время очередной своей серии выстрелов. А ещё, как говорил кастелян-инженер, из-за сложности конструкции ошибки часто допускаются и при производстве этих орудий – и потому количество рабочих экземпляров в армии зачастую бывает куда меньше ожидаемого. Фолькмар видел адострелы в бою – и на своём опыте убедился, что эти орудия, и правда, имеют обыкновение выходить из строя в самый неподходящий момент – как, впрочем, и паровые танки – и не удивился, когда узнал, что при производстве этих чудовищных машин убийства тоже нередко возникают проблемы. Вот только умельцы из Коллегии инженеров списывали адострелы в таких количествах, что Великий Теогонист давно уже не сомневался: значительная часть средств, выделяемых на их производство, идёт в карман руководителям цехов, а также, конечно, и тем, кто стоит над ними и контролирует их деятельность – и так, вероятно, добирается и до самого фон Голлербаха, кастелян-инженера. А, впрочем, подобное было всегда – и всегда будет. За бытность свою Великим Теогонистом Фолькмар Мрачный Лик успел привыкнуть к этому. Когда ведёшь войну со вселенским Хаосом, остаётся лишь мириться с теми пороками общества, для устранения которых у тебя нет ни сил, ни времени. Пусть подавятся все эти воры, взяточники и вымогатели – пусть подавятся и благодарят Древних за то, что те некогда, сами того не желая, подарили миру куда более страшного врага. Ничего, может быть, когда-нибудь, когда в этой сумасшедшей войне всех против всех наконец-таки наступит передышка, он обратит свой взор и на тех, кто разлагает народ Империи изнутри. А пока что у него есть более важные проблемы.       - Штефен, - обратился Фолькмар к адъютанту, - А где этот янтарный маг, Рупрехт Швафт? Я, помнится, говорил, что хочу его видеть. Вот вечно проблемы с этими колдунами…       - Рупрехт Швафт просил предупредить вас о том, что может немного задержаться в Коллегии, - откликнулся адъютант, - Но не думаю, чтобы он решился заставить вас ждать слишком долго. Полагаю, маг скоро появится – и тогда вы сможете поговорить.       - Поскорее бы, - раздражённо буркнул Фолькмар, ничуть не стеснённый в обществе Штефена: человек, наделённый такой властью, как он, может позволить себе и кое-какие вольности, - Я ещё планировал завтра утром устроить смотр войску, скажу вам по секрету – но только так, чтобы офицеры не узнали о нём раньше времени и не успели подготовиться, как они обычно делают. Я хочу видеть, в каком состоянии находится наша прекрасная армия на самом деле. Вот только работу по подготовке к походу мы до сих пор не закончили, хотя уже вечер, и следовало бы заняться ей – а вместо этого я сижу и жду, когда соизволит подойти этот янтарный маг. А он, похоже, и не думает поторапливаться, что бы там ни говорил ты, Штефен.       - Всегда не любил колдунов, - протянул адъютант, то ли, и правда, искренне, то ли просто подлизываясь к Великому Теогонисту, тоже не жаловавшему магов, - Слишком много о себе думают. А на самом деле – и батареи мортир не стоят.       - А я тебя не спрашивал, кто чего стоит, - осадил Штефена Фолькмар, - Сиди да молчи, если это не касается своих прямых обязанностей. У меня на счету уж, наверное, побольше сражений, чем у тебя. Так вот, послушай меня: магия – это оружие тактического применения, средство поддержки основной части имперской армии. В одиночку ни одному колдуну не победить целое войско. Нет таких заклинаний, которые могли бы в одночасье переломить исход битвы – однако колдовство позволяет добиться превосходства в бою, оно вносит свой вклад, и вклад весомый, в дело победы над неприятелем, а также даёт возможность значительно сократить потери личного состава. А если говорить о военных кампаниях, которые ведутся вне границ Империи, далеко от Альтдорфа – тогда маг и вовсе попросту незаменим: ведь только он в этом случае может обеспечивать быструю связь между армией и теми, кто её послал. Всё понятно, Штефен? Тогда заруби себе это на носу – и постарайся вспомнить, когда придёт твой черёд вести войско на битву.       - Я всё запомню, господин Велики Теогонист, - отозвался адъютант, стыдливо вперивший свой взгляд в землю, словно бестолковый отпрыск какого-нибудь дворянского семейства, которого безуспешно пытаются обучить грамоте, - Запомню ваши слова.       Ещё бы ты не запомнил, подумал Фолькмар, оглядывая свой кабинет, в который он вызвал Штефена – и который ему вскоре предстояло покинуть, отправившись во главе армии на перехват раскольников. Этот день выдался для Великого Теогониста тяжёлым и нудным: как командующему армией, ему представили всех тех, кто имел высшие офицерские чины, а затем принялись объяснять цель похода, которую он и так прекрасно знал, и план, о сути которого он давно уже догадывался. Главное заключалось вот в чём: армии нужно выйти из Альтдорфа в восточном направлении и двигаться вдоль Талабека, против его течения – а затем устроить засаду на пути синих, корпус которых будет продолжать продвижение на север, в сторону границы с Мидденландом. Да, здесь от адострелов, и правда, толку будет куда больше, чем от артиллерийских установок. Залповое орудие – хитрая машинка, которая представляет собой пучок из девяти параллельных стволов, расположенных треугольником, блоками по три штуки, вокруг центральной оси, которую поворачивает незамысловатый механизм, приводимый в движение мускульной силой одного из бойцов расчёта. Вся эта красота устанавливается на двухколёсный лафет – и потому новоиспечённое орудие убийства могут без труда перемещать два человека при помощи верёвок. Адострел стреляет пулями на манер аркебузных – вот только за несколько секунд он выпускает их по девять штук и лишь после этого уходит на перезарядку. Батарея адострелов способна обратить в бегство любой отряд пехоты или кавалерии – конечно, если только противник будет иметь глупость атаковать её в лоб. Ну, глупости-то на войне хватает, это понятно – но речь сейчас о другом. Если им удастся укрыть адострелы в засаде, подпустить синих на возможно более близкое расстояние и открыть огонь – битву можно будет считать выигранной. Орудия, может, и не слишком много врагов выкосят своим первым залпом – зато посеют панику в рядах раскольников, а это куда важнее. Затем пехота атакует колонну синих во фланг, кавалерия зажмёт её сзади и спереди, а также ударит с другого фланга – и сопротивление сепаратистов будет сломлено в несколько минут. Во всяком случае, именно это должно будет произойти по всем законам военной науки – вот только эти законы редко когда выполняются. И то, что случилось в Грюнбурге – лишнее тому подтверждение. Никто не ожидал таких потерь среди рейксгвардейцев. Никто не думал, что противник окажет столь яростное сопротивление – и что неприятельскими войсками будут руководить те, кто, судя по всему, неплохо разбирается в тактике. Хотелось бы ему узнать, кто возглавлял оборону города – но они все либо скрылись от правосудия, либо были убиты во время обстрела главной городской площади. Хельборг говорил, что на самом деле они казнили в основном лишь исполнителей, тех, кому отдавали приказания свыше. Эти люди клялись, что не знают, куда подевались те, другие, что командовали ими. Они называли имена – но имена эти не принадлежали к числу сколько-нибудь известных и потому не могли поведать ничего определённого о сущности их обладателей. Все нити обрывались – и те, кто руководил обороной, так и оставались неизвестными. Вот что-то наподобие, вероятно, произойдёт и здесь. Наверняка они не знают всего, наверняка есть ещё какие-то факторы, о которых они даже не подумали – и которые, вполне возможно, сыграют свою роль в грядущей битве. И это – ещё одна причина, почему он взял с собой флагеллянтов. Он знает: эти фанатики будут биться до самого конца, до последней капли крови, что бы ни случилось. А случиться может всякое. Слишком уж хорошо, слишком уж гладко всё идёт. Не к добру это, совсем не к добру. Хорошо, всё-таки, что у них есть этот янтарный маг, которому Бальтазар Гельт, похоже, всецело доверяет. Рупрехт Швафт – патриарх Янтарного ордена Коллегии, колдун, достигший почти таких же вершин могущества в магии школы Зверей, как Гельт – в трансмутации. Если синие что-то замышляют – от него это уж точно не укроется. Вот только Швафт тоже прекрасно это понимает – и потому позволяет себе слишком уж многое. Вот и сейчас он опаздывает к тому времени, которое назначил ему Фолькмар – возможно, специально затем лишь, чтобы показать, сколь мало для него значат распоряжения Великого Теогониста Церкви Зигмара. Слишком уж надменно он себя держит, слишком часто даёт понять, что в предстоящей операции против раскольников он будет незаменим. Но ничего не поделаешь: другого такого колдуна, как Рупрехт Швафт, всё равно нет. На то он и патриарх одного из орденов Коллегии, как-никак. В конце концов, может это и хорошо, что он так ведёт себя: меньше вероятности, что он окажется-таки каким-нибудь мидденландским засланцем. Ладно уж, придётся подождать…       Рупрехт Швафт явился примерно через полчаса. Маг постучал в дверь кабинета – настойчиво, сильными, резкими, беспорядочными ударами, совсем не так, как Гельт. Фолькмар, в нетерпении ожидавший колдуна за столом, разрешил ему войти. Дверь в кабинет, больше походивший на келью, отворилась, и на пороге появился янтарный маг. Великий Теогонист и раньше видел как обычных колдунов этого ордена, так и самого патриарха Швафта – но до сих пор так и не смог привыкнуть к внешнему виду человека, который должен был сопровождать его армию в этом походе. Рупрехт ничуть не напоминал Бальтазара, одного из своих бывших наставников: он вообще похож был на кого угодно, только не на колдуна. Высокий, широкоплечий, с длинной курчавой бородой каштанового цвета, он напоминал скорее непомерно вытянувшегося гнома или какого-то слишком тёмного норскийского варвара. Лицо Швафта обращало на себя внимание с первого взгляда, оно словно бы источало некую невидимую силу – невидимую, но от того не менее грозную. Особо выделялись на нём густые кустистые брови и орлиный нос. Глубоко посаженные карие глаза смотрели вдумчиво и проницательно – собственно, только они и выдавали в Швафте мага и учёного. Посох у Рупрехта тоже был: он больше всего напоминал увесистую сучковатую палку с вделанным в неё на конце куском янтаря – тем более, что колдун не опирался степенно на него, как Гельт, а с вызовом, даже угрожающе, сжимал в руках. Довершала картину накинутая поверх мантии медвежья шкура с головой-капюшоном, что ещё больше подчёркивала показную дикость мага. Фолькмар не знал, почему колдун школы зверей обязательно должен выглядеть, как зверь: то ли это, действительно, каким-то непостижимым образом помогает творить определённого рода заклинания, то ли маги просто пугают так простолюдинов и не особо умных дворян, то ли это часть какой-то древней и никому уже даром не нужной традиции, корни которой затерялись где-то далеко в прошлом. Так или иначе, Рупрехт свою шкуру отказывается снимать даже в Соборе Зигмара. Ну, хоть капюшон этот свой медвежий откинул – и на том спасибо. А то мог бы и так зайти – всё равно ему никто ничего не сделает. Пока что.       - Вы, кажется, вызывали меня, господин Великий Теогонист? – грубым зычным голосом спросил янтарный маг, зайдя в кабинет и прикрыв за собой дверь, - Вы что-то ещё хотели обсудить со мной, господин Великий Теогонист? Возможно, какие-то подробности касательно предстоящей операции…       - Да, я вызывал вас, - коротко кивнул Фолькмар, - Присаживайтесь, присаживайтесь, не стойте… Я хотел бы обратить ваше внимание, господин патриарх, вот на что. Бальтазар Гельт отправил вас сюда, прежде всего, затем, чтобы вы смогли в случае чего выявить засаду синих и тем самым спасти нашу не слишком большую армию от возможного поражения. А я хочу добавить ещё немного. Тогда, на собрании, я предпочёл не говорить об этом: в конце концов, речь идёт лишь о моих подозрениях, которые пока ничем не подкреплены. Но всё же… Дело в том, господин Швафт, что не только синие могут желать нам зла – и не только они способны организовать засаду на нас. Противников у Императора, как известно, хватает. Я говорю, прежде всего, о Мидденланде: ведь Борис Хитрый уже давно выражает открытое недовольство тем, что на престол был возведён не он, а Карл Франц, причём якобы в результате незаконных махинаций на выборах – и требует проведения повторного голосования. Маловероятно, что Борис решится вступить в этот военный конфликт на стороне раскольников – и, всё же, не стоит так просто пренебрегать подобной возможностью. Поэтому, если вы обнаружите хоть какой-то намёк на засаду, ловушку, диверсию – я прошу вас попытаться, прежде всего, определить, чьих рук это дело. Я сильно сомневаюсь, что в таком случае противник будет выставлять напоказ свою принадлежность к той или иной провинции – ну, да ведь и не только по флагам да символам можно её определить… В общем, будьте готовы к тому, что за ними придётся шпионить – и, возможно, это займёт куда больше времени, чем само сражение с раскольниками. Но ведь, если хотя бы половина того, что говорят о ваших знаниях – правда, то… вам, как я понимаю, ничего не стоить будет проследить за ними, верно?       - В этом вы правы, господин Великий Теогонист, - самодовольно пробасил Швафт, - Уверяю вас, неприятелю даже и в голову не придёт, что за ним наблюдают, если за дело возьмусь я. Хотя, сдаётся мне, вашим тревогам вряд ли суждено сбыться: если бы Борис, и правда, хотел занять императорский престол силой, он предпринял бы попытку сделать это ранее, когда наша позиция была куда менее выгодной, чем сейчас…       - Мы уже говорили об этом на заседании Совета, - оборвал его Фолькмар, - Но предосторожности не могут быть излишними, когда речь идёт о будущем всей нашей державы. Так вы сделаете то, о чём я вас прошу, господин Швафт – если, конечно, обнаружите признаки неприятельской засады?       - Сделаю, господин Великий Теогонист, - отозвался янтарный маг, - Я постараюсь быть ещё более наблюдательным, чем обычно в военных походах – если такое вообще возможно. Время покажет, что на уме у раскольников – если они вообще затевают какую-нибудь уловку с этим своим корпусом… Мы выступаем послезавтра, господин Великий Теогонист, так ведь? Ничего не изменилось?       - Нет, вздохнул Фолькмар, - Меняться тут нечему. Послезавтра – и ни днём позже.