Love is a mix tape

Напряжённый день у Бетти Мидлтон заканчивается в торговом центре. На самом деле, напряжённой была вся прошлая неделя и сейчас началась адская вторая, а может напряжённым было уже дохрена времени, откуда ей знать? Бетти просто проходит по этажам в надежде, что яркие витрины как-нибудь заставят её забыть обо всём, от чего у неё перед глазами темнело от злости: о дурных девицах в договорном отделе, неспособных составить договор с первого раза, о сломанном кофейном автомате, об истеричке-боссе, меняющем своё мнение три раза в день… Бетти идёт утешаться в магазин кружев, нейлона, шёлка, всех существующих цветов и нихреновых цен. Но хорошее настроение того стоит, а Бетти любит шмотки и особенно любит бельё. Из магазина Мидлтон вываливается с пакетами, без изрядной суммы денег, чуть подобрелая и со смутной мыслью, что купленное бельишко-то толком некому показать. Точнее, очень даже есть, чёрт возьми, у неё охренительный парень, но он в Британии, и она не видела его целую вечность. Ну, то есть полтора месяца, но у неё, чёрт, охренительный парень, и ей его ужасно не хватает, просто до трясучки не хватает ощущения его присутствия. Кто бы знал, что так тяжело быть вместе, но не рядом, но хрена с два она откажется от его величества Луи Уильяма Томлинсона из-за какой-то там географии. Она думала о нём целыми сутками, наверное, когда они были друзьями, и думает в режиме нон-стоп теперь, когда они стали парой. Думает о том, что Луи ужасно занят, когда закидывает ему сообщения в мессенджере, думает, что он охренеть какой известный-популярный-востребованный артист, когда он всё равно быстро отвечает. Бетти отлично знает, что она простая смертная, но он в неё влюблён и хочет быть с ней. И он прилетит в Лос-Анджелес, который вроде как всеми фибрами души ненавидит, чуть больше чем через неделю. Бетти думает, что наконец-то в её жизни после всех мотаний от города к городу и поиска себя появилось что-то, что делает её по-настоящему счастливой. Не то чтобы у неё было представление об идеальном мужчине или чём-то таком, но, похоже, к своим почти - ужас-ужас! - тридцати она вдруг получила в одном человеке всё, что ей когда-либо хотелось. У них сходное чувство юмора, они понимают друг друга, ей с ним интересно, и даже ему, кажется, с ней интересно. Томлинсон понимает, когда она шутит, а когда говорит серьёзно (даже если она пытается это чем-то прикрыть), ему вполне можно высказать самые абсурдные шутки и самые патетичные мысли, он не ужасается, когда она выражается как Бог на душу положит. Он со всей снисходительностью выслушивает любую хрень, которую Бетти имеет сказать, и ещё умудряется действительно слушать и что-то отвечать. И, кажется, сам говорит с ней вполне свободно, и Бетти это действительно ценит. Луи не совершенство, он просто делает её счастливой. Хотя, если честно, он близок к совершенству, он умён, талантлив, красив, он добрый, заботливый, понимающий; и Бетти не особо-то понимает, стоит ли она всего этого, но отказываться уж точно не собирается. Мидлтон толкает дверь её маленькой квартирки, включает свет и тут же с облегчением скидывает туфли посреди прихожей. В Лос-Анджелес она переехала пару лет назад, оставив отца в Нью Йорке, а мать - в родном Майами. Квартиру она снимала вместе с подругой, но потом Эмили переехала к своему жениху, и теперь квартира полностью в распоряжении Бетти. Она наливает себе кофе из машинки и выгружает покупки на постель. Возможно, ей не совсем необходимы неоновые лифчики, но её зацепили цвета, пускай будут. И чулки она не носит слишком часто (живёт-то в Калифорнии), но они ей тоже нравятся. Некоторые сомнения вызывают разве что чёрные, с широким кружевом, но кружево было слишком шикарным, чтобы оставлять его кому-то ещё. Объёмный цветочный узор разной плотности почти в половину бедра, кто бы устоял? Осталось прикинуть, с чем это чудо носить и по каким поводам, потому что в магазине Бетти об этом думать отказалась - для вдохновения ей нужен шкаф. Из шкафа в спальне на неё смотрят три юбки и пара десятков платьев. Всё откровенно летнее не подходит, узкое тоже, слишком короткое слишком коротко… В самом углу притаилось алое платье, ни разу не надетое в люди (потому что слишком алое для одних случаев, слишком длинный рукав и плотная ткань для других погодных условий, слишком завлекательное для корпоративного вечера в честь выхода на пенсию почтенного старшего юриста, слишком глубокое декольте для свидания вслепую с каким-то коллегой Эмили). Сейчас платье в который уже раз выходит из шкафа и подвергается смотру: плотный трикотаж, прилегающий к телу, низкий круглый вырез спереди и сзади, летящая юбка. На часах сильно поздний вечер, завтра рабочий день, а Мидлтон распаковывает расчудесные неносибельные чулки и примеряет их к неношеному, но любимому платью. Чулок гладко скользит по ноге и крепко обхватывает голень, изгибается в колене, тянется по бедру, закрепляясь резинкой. Кружево чуть выглядывает из-под взлетающей юбки платья, когда Бетти разворачивается и поднимается на полупальцы, мысленно примеряя туфли на каблуке. Непонятно, вызывающе это будет для публики или нет, но самой Мидлтон вполне нравится, и настолько, что руки тянутся к телефону, включая камеру. Великий режиссёр в ней никогда не спал, зато есть женщина, любящая что-нибудь выдумать, и Бетти пристраивает телефон на тумбу, разгребает всё лишнее в кадре. На камеру повторяет номер с надеванием чулка, задерживаясь на самом верху бедра, демонстрируя тёмное кружево и белую кожу выше, коротко, но достаточно отчётливо засвечивает округлую ягодицу, по которой как бы случайно тянется пальцами, прежде чем зацепить край юбки платья и опустить. Танцующе разворачивается, позволяя ткани скользнуть по телу. Бетти отлично чувствует, что краснеет, когда пересматривает получившееся. Ну, не Основной инстинкт, но видно, что старалась - у неё, в конце концов, ноги красивые. Ну, платье-то точно красивое. Мидлтон смотрит на видео, даёт себе время на сомнения, а потом, пока настроение не прошло и не вспомнилось, что она вообще-то хорошо воспитанная девочка, Бетти нажимает «поделиться», закидывая видео через океан. Она в жизни такого не делала и сомневается примерно во всём. Там ведь ничего такого? Но, одновременно, вполне «такое». Короче, Луи её в любом случае поймёт. В Лондоне сейчас совсем раннее утро следующего дня, и Бетти не рассчитывает на ответ, откладывает телефон и падает на кровать, раскидывая руки. С потолка на неё смотрит квадратная матовая лампа. Бетти скучает. Она думала, сможет удовольствоваться малым, но как-то уже не выходит радоваться просто тому, что они с Луи живут на одной планете, ей хочется, чтобы он был рядом. Ну что же, она жадная женщина, и у неё никак не выходит устыдиться. Луи прилетит чуть больше чем через неделю, а у неё уже нихрена терпения не остаётся. Жадная Бетти просто мечтает обмотаться вокруг Луи Томлинсона, потому что он потрясающий человек и просто охуенный мужчина, и она по нему скучает во всех смыслах всеми частями тела. Она хочет услышать его смех не в трубке мобильного и хочет почувствовать его дыхание, и губы, и руки. Она знает, какие на ощупь его волосы и кожа, и какой бывает у него щетина по утрам, и как она ощущается под пальцами и на разных частях её тела. Она по всему этому тоже ужасно скучает. Так, что у неё в груди до больного щемит, если слишком много об этом думать. По потолку медленно ползёт след от фар - кто-то из соседей паркуется. Утробно бурчит кондиционер. Бетти всё-таки поднимается, допивает свой кофе, раскладывает всё по местам: чашку на кухню, обновки в шкаф, сумку перетряхнуть, избавляясь от ненужного. Когда телефон блямкает сигналом о новом сообщении, Бетти почти подпрыгивает и ругает себя за идиотическую радость - ну а вдруг там смс из банка или ещё какая дрянь? На экране маячит значок сообщения от Луи, и Бетти улыбается, шлёпается обратно на кровать. От: Луи О чёрт. И сразу падает ещё одно, свеженаписанное. От: Луи Где-то потерялась подпись «дорогой, у меня для тебя подарок»? какой сегодня праздник? Бетти кажется, шире улыбаться нельзя, а она улыбается. И краснеет при этом - в цвет платья, наверное. Но идиотическая радость почему-то только ширится, призывая срочно ответить ну хоть что-нибудь.

Кому: Луи На работе всё немножечко пиздец, так что я решила утешиться. Вот результат.

Ну, наверное, не супер-секси сообщение. Пока Бетти соображает, как бы спросить мнение о «подарке», Луи уже набирает новое сообщение. От: Луи И, видимо, решила утешить меня тоже?

Кому: Луи А это утешительно?

От: Луи Я бы не использовал это слово. Бетти прикусывает губу, ощущая, как горят щёки. Она пишет какую-то чушь, Луи тоже пишет чушь, но это - лучшее что было за день. И это точно нужно продолжить.

Кому: Луи А какое использовал бы?

От: Луи Возбуждающе. Чёрт. Бетти по мозгам бьёт смесь возбуждения, смущения и восторга одновременно. Вечер как-то перестаёт быть томным, а в животе шевелятся бабочки. От: Луи Горячо пиздец как. У меня развитое воображение, женщина! Она знает. И ей его воображение нравится. Какой же, Господи, кайф, найти того, кому можно написывать всё вот это безобразие без фильтров и получать такие же ответы.

Кому: Луи Так тебе понравились мои новые чулки? Тебя возбуждают они или твоё воображение?

От: Луи Можешь ещё что-нибудь продемонстрировать, не стесняйся. как насчёт нового белья? Бетти шумно вздыхает, когда по телу бьёт волной жара, и сводит вместе ноги. У неё в низу живота совершенно однозначно тяжелеет, а Бетти на несколько секунд представляет себе, что можно сделать с новым бельём, которое у неё как раз-таки есть. Пишет она совершенно не то.

Кому: Луи Я над этим подумаю.

И выдыхает. Тело расслабляться не собирается совершенно, особенно когда телефон в руке начинает вибрировать входящим звонком. Бетти облизывает губы, пытается собрать мозги в кучку, но без особого успеха. Она даже по нужной части экрана попадает не с первого раза. — Мидлтон, ты меня дразнишь, — сообщает ей Луи вместо приветствия. — Ну, может самую малость. Ты ведь не против? — Нет, я всеми конечностями за, — он тихо, с удовольствием смеётся и выделяет следующую фразу. — Буквально всеми. Бетти от его голоса натурально ведёт, и она прикрывает глаза. У него голос ласковый и ласкающий, с этим чуть шершавыми хриплыми нотками и акцентом… У Бетти у самой фантазия будь здоров, и она уж слишком натуралистично представляет и взгляд Луи, вскрывающий грудную клетку, и его руки, и его дыхание у неё за ухом, прежде чем он ей вот это всё говорит. То, что Луи говорит и как это произносит, кажется, вообще разъедает ей мозг. Бетти почти боится отвечать, чтобы не ляпнуть фигни тоненьким восторженным голоском. — Ох. Я… — она переводит дыхание и худо-бедно собирается,— польщена, что моё сообщение находит такой отклик. — «Отклик» хорошее слово, — она почти слышит, как Луи улыбается, и сама улыбается в ответ. — Мидлтон, я в восторге от того, какой ты иногда выглядишь невинной, но я-то знаю, что это вообще не про тебя. Бетти смеётся, откидывается на постель, не заботясь о платье. Неосознанно сжимает пальцы, желая вместо этого коснуться Луи, очертить эту самую улыбку и скулы, просто оказаться близко-близко. Вместо этого у неё есть телефон у уха и желание продолжать разговор. Ну и не показать Луи по возможности, что у неё тут женский вариант спермотоксикоза. Она же взрослая женщина, в конце-то концов! — Надеюсь, ты единственный, кто догадывается, что воспитание моё пошло слегка по пизде. — Ну что ты, кто тебя заподозрит? — Луи смеётся и на пару секунд замолкает. Бетти кажется, она физически ловит его напряжение и понимает, как меняется его настроение ещё прежде, чем он произносит следующие слова. — Я мог бы привести тебя к семье на знакомство, чтобы мной все гордились, и трахнул бы тебя в соседней комнате. А ты была бы хорошей девочкой в обоих случаях. Бетти вздрагивает, когда возбуждение вспыхивает, настойчиво тянет за внутренности. Бёдра сами тесно смыкаются, будто пытаются это самое возбуждение удержать внутри. Кондиционер у Бетти ни к чёрту, похоже, ей пиздецки жарко, и в горле сухо, как в пустыне. — Звучит, как классный сценарий, — выдыхает Бетти. Слышит, как падает голос, выдавая её состояние. — Хочешь попробовать? — Луи в ответ звучит так… Так, что у Бетти подкашиваются коленки даже в лежачем положении. Она чётче слышит и его акцент, и эту охуенную хрипотцу, и ей кажется, он способен ласкать её просто интонациями. Помогите. — Определённо. — Её мозг в последних конвульсиях пытается не дать ей растечься лужицей вот прямо сейчас и возвращает разговор хоть в какие-то рамки. — С кем я там не знакома, с младшими? Можно попробовать. — Завидный энтузиазм! — хохочет Луи. Соблазнительности в его голосе при этом не убавляется вот вообще ни на сколько. — Мидлтон, ты в порнушке не снималась? Думаю, я имею право знать. — Нет, но я, кажется, могла бы написать парочку сценариев. — Скинешь почитать? Ох, блять, да. У неё сейчас в голове вертятся эти варианты знакомства с родными. И парочка вариантов того, что можно проделать после этого самого знакомства. — Чтобы дрочить повеселее было? — хмыкает Бетти. А то, конечно, Луи не догадался, что она тут с ума по нему сходит, и поведётся на её браваду. — А ты, похоже, в этом разбираешься, да? — Вот и узнаем. Ну-ка, расскажи мне, что тебе больше понравится? Бетти зажмуривает глаза и накрывает ещё и ладонью для верности. Одними губами матерится. Ей жарко, душно, у неё внутри всё горит и требует, чтобы Луи вот прямо сейчас был здесь. Если конкретнее - у неё между ног. — Накидаю тебе список позиций на сто, тебе понравится. Ты ведь у меня та ещё шлюшка, да? — Да, — покладисто соглашается Бетти, чувствуя себя именно что чем-то жутко развратным, — только не получаю денег. Позор для человека с экономическим образованием. — Отсосёшь - получишь платье, — выдаёт Луи. Бетти почти скулит, вовремя затыкая себе рот краем подушки. Фразочка ошеломляющая в той же степени, что возбуждающая. Звучит пиздецки откровенно, почти грязно, но у Луи этот его голос с шероховатой хрипотцой, а у Бетти это её уже откровенно больное возбуждение… Они как-то уж очень быстро и легко сошлись во всём, когда впервые оказались вместе, и Бетти кажется, она нашла все совпадения, на каждом грёбанном вздохе, и теперь ей этого не хватает. Воображение шевелится уже без участия мозга, заставляя вспомнить все подробности каждого совпадения, каждого момента, заставившего её задыхаться. Чёрт, так и сдохнуть недолго. — Какое? — выдавливает из себя Бетти. — Жёлтое. — Жёлтое как яркий жёлтый или такой нежный лимонный? — Какое угодно, Господи, она даже не заметит, она не платье хочет! И Томлинсон это отлично знает, она даже не сомневается. — Жёлтое как понравится. Луи смеётся, и она надеется, что ей не глючится его потяжелевшее дыхание. Бетти знает, каким он бывает возбуждённым, она просто никогда этого не слышала, всегда можно было отчётливо почувствовать. — Ох, идёт, я в деле, — Бетти облизывает губы, вздыхает, уже не особенно шифруясь, и толкает игру дальше, сама себе удивляясь. Приличные женщины в таких разговорах не участвуют, и уж точно не испытывают восторг от такого. — У меня есть ещё чудесные нежные ручки. — Ручки классные, — соглашается Луи и выдыхает так же, как она. — Но это максимум платок. — Шёлковый. Каре. Ты не разбираешься, но я покажу, — думает Бетти вообще не о платках и не об обновках, а о том, что хочет, чтобы ей в руки дали член Луи. Можно бесплатно. Но срочно. — И, кстати, я ещё хочу сумочку. — Экономическое образование тебе пригождается, я смотрю, — фыркает Луи. — Не пропадать же добру зря? У Бетти или очень хорошее воображение или очень хорошая память. Хотя, память-то у неё избирательная и прицельно запоминает только важное эмоциональное, поэтому сейчас у Мидлтон ни одной дельной мысли в голове, кроме того, что она ужасно хочет Луи и что невинность у неё только внешняя. Они оба молчат, кажется, переводят дыхание. — Что на тебе кроме этого платья? — спрашивает вдруг Луи. Бетти судорожно сжимает в ладони покрывало, отчётливо слыша его тяжёлое дыхание и опустившийся регистр, почти ощущая поднявшееся всё остальное. — На мне платье, чулки, бюстгальтер и трусики, — она прикусывает губу, слыша, как её собственный голос становится глуше, и пользуется этим. — Чёрное кружево, если это важно. Только кружево, никакой подкладки. Теперь едва слышно матерится в воздух Луи, и Бетти празднует маленькую победу. Он её хочет. И представляет, что на ней. Что у неё за приступ не то шаловливости, не то откровенного безумия? Чем бы это ни было, ей очень, очень, очень нравится. — Кошмарно много одежды. — Думаешь? — Знаю. — Луи, кажется, выпускает воздух между сжатых зубов, чем-то шуршит, и Бетти замирает, ловя каждый звук. — Снимай трусики, Мидлтон. Бетти от неожиданности издаёт какой-то невнятный возглас, больше похожий на мяуканье. У неё и так все нервы натянуты до предела, и в животе, кажется, внутренности сейчас загорятся, зато ни одного сомнения. Места для смущения тоже не осталось. Ну что же, Бетти Мидлтон не только жадная, она еще и совершенно бесстыдная женщина, у которой ноги сами разошлись так же быстро, как до того сжались. Так быстро абсурдным требованиям она ещё ни разу в жизни не подчинялась, даже не успела оценить, что с трубкой у уха прилипшее к телу бельё снимать не особо удобно. — А я без них не простужусь? — Мидлтон, не придуривайся, — Луи на это поддразнивание только смеётся. — Ты мокрая? Бетти кивает, спохватывается, дублирует ответ утвердительным «угу». С ней так в жизни никто не говорил. Она, в принципе, ни от кого бы и не оценила. Её ведёт, в голове поселяется приятная гудящая пустота, и свободная рука сама скользит вниз и внутрь. — Господи, как я тебя хочу, — выдыхает Бетти то, что вертелось на языке всё это время. — Думаешь о моих пальцах? — Томлинсон её, похоже, добить решил. Она за. — Думаю о твоих пальцах, — соглашается она. — Твои пальцы созданы для пианино и моей вагины, знаешь? — у неё очень избирательная память, и, похоже, память тела такая же избирательная. Ей сейчас не хватает тяжести чужого тела и других движений, и прикосновений губ к шее и плечам, но она знает, как это бывает, и всё нутро откликается на эти воспоминания куда охотнее, чем на её собственные движения. — Даже так? — Да, — кажется, звучит как ответ ему и как ответ на собственные действия. Бетти слышит дыхание в трубке, отлично себе представляет, что там в Лондоне у Луи происходит, и это ощущение власти над ним заводит её только больше. — Мне так нравится, как ты их вводишь, так медленно, — у неё, похоже, сносит последние фильтры в мозгах, и что-то толкает озвучить все свои ощущения, — гладишь меня внутри, а потом сгибаешь пальцы, упираешься просто в самое важное место… — Бетти выдыхает, отчётливо слышит его сдавленный стон в ответ на подкинутые картинки. — У меня от этого крышу сносит. — Мои пальцы созданы для твоей точки G? — По-моему, это скорее точка L. Томлинсон коротко смеётся, и у Бетти от этого звука мурашки бегут. Воображение воображением, а этот звук несётся ей прямо в ухо, как будто Луи действительно здесь. — Пощекочи её за меня, Мидлтон, — чёрт, как ему вообще удаётся звучать сексуально, весело и командирски в двух словах? — Давай, пальцы внутрь, потом по кругу. — Бетти выполняет, что сказано, и задыхается на вдохе. — Вот так, детка. Теперь согни и коснись своей точки L, — Бетти выдыхает, давит стон, следует за каждым словом из динамика. — И ещё, и вокруг неё. — Блять, — она выгибается, зажмуривается до цветных кругов перед глазами и тихонько скулит. Просто ловит кайф, повторяя заданный маршрут. По телу раскатывается напряжение, заворачивается узлами, и на этот раз так сладко, что ни о чём другом не думается. — У меня есть твой голос, но нет твоих пальцев, что за несправедливость? — У меня тут тоже не твои губы на члене. — И мне очень жаль, честно. Я люблю твой член, — Бетти закусывает губу, придерживая и стоны, и глупости разом. Её разбирает от того, что она делает, от того, что он делает, и от того, что они говорят. — Погладь его за меня, ладно? Мягко, снизу вверх, потом обведёшь головку, и всей рукой вниз… Ответом ей несётся низкий долгий звук, и это охренеть как возбуждающе, потому что это из-за неё. — У меня есть для тебя классный сюжет. — Бетти может только издать заинтересованный звук. Её пальцы проскальзывают дальше, как это сделали бы другие пальцы, и Бетти всем телом подаётся навстречу, вообще не думая, что именно делает. Ей просто хочется, чтобы Луи продолжал говорить, тем более если там сюжет. — Я смотрю на комод, на котором ты всё время забывала телефон. По-моему, он мне нужен, чтобы тебя на него закинуть, — Бетти одобрительно охает, она согласна на комод. — Как насчёт твоих ног у меня на плече, и моего члена у тебя между бёдер? Прямо на твоих чулках. — Издевательство какое-то, — чувствовать его член не там, это какие-то пытки испанские! — Он должен быть ниже. — У меня есть ещё пальцы. Ну, знаешь, те специальные, для твоей вагины. — Звучит уже лучше, — Бетти одобрительно мурчит. Касается пальцами кружева чулок, и ей даже нравятся мысли в её голове. — Тебе бы понравилось, тут кружево. Хотя всё равно издевательство. — Тебе всё равно зайдёт, — хмыкает Луи. Бетти только кивает; её нахлобучивает уже по самое никуда, она ёрзает по сбившемуся покрывалу, в задравшемся до рёбер платье, и в голове у неё ну такие картинки… — Сколько пальцев, Мидлтон? — Два, — выдыхает она. — Три. — Бетти бессознательно улыбается, выполняя. Кто бы знал, как ей нравится быть ведомой. — Сделала? Теперь вперед-назад, давай, детка. Бетти стонет, не скрывая. Ответное «ох, блять» звучит возбужденно-восхищенно, а последующее время сворачивается в спираль, за которой следить уже не получается. Всё тонет в мареве, Бетти изгибается, всхлипывает, с головой окунается в ощущения, пьянящие до чувства свободного падения и звёзд перед глазами. Напряжение внутри лопается, отдаётся во всём теле, и Бетти колотит дрожью. Она ловит ртом воздух, на грани сознания фиксирует звуки из трубки. Первый вдох «после» обжигает лёгкие. Ей до звенящей пустоты внутри сейчас не хватает Луи, его восхитительной тяжести на ней и сбитого дыхания в районе её шеи, как и каждый раз, когда он кончает, не хватает ощущения его плеч и спины под её руками. Хочется, как всегда после, оказаться у него на груди. Насколько нормально вообще быть вот так зависимой? Свет на потолке кажется теперь раздражающим, но у Бетти никаких сил нет выключить его или поправить одежду и покрывало, она переворачивается на бок, подкладывая под щёку телефон, облизывает пересохшие губы. Щёки у неё горят, когда до неё, наконец, в полном объёме начинает доходить, что и как только что было. — Охуеть, — выдаёт трубка. — Хорошее слово. — Бетти хихикает. Ей ещё три дня стыдно будет за это всё. Или нет. В любом случае, Луи её точно не осуждает, а ей… понравилось. — Как-то подумалось, что мы ещё много чего не попробовали. Пиши список. — Позиций на сто, — смеётся Луи. — Можешь на меня положиться. Мидлтон подтягивает к себе подушку и обнимает её, сворачиваясь клубком. Напряжение, выворачивавшее ей позвоночник, отступает, и как-то уже все, кто её раздражал, не так и виноваты, ну с кем не бывает. Мидлтон просто, наконец, отпускает. Губы плывут в широкой удовлетворённой улыбке. — Так что там с работой? — вспоминает наконец Луи. — Ну, на которой всё пиздец? — Просто меня окружают придурки, — хмыкает Бетти. Кажется очень забавным, что они только сейчас решили обсудить дела. — Ссоры, споры, ещё босс придумал устроить благотворительный вечер под Рождество, но не придумал, чего конкретно хочет, и при этом ему не нравится ни одна предложенная идея. — Миленько. Оставьте его самого думать. — И оставим. Как у тебя? Запись? — Сегодня в два. — Чёрт, я, кажется, тебя разбудила, да? — Бетти косится на часы на тумбе и с трудом высчитывает время. — Прости. — Вот такие подъёмы мне нравятся, — Луи смеётся, и звук такой мягкий, восхитительно светлый. Бетти тоже тихо смеётся, подтягивает к себе подушку ближе и утыкается в неё подбородком. Она всё равно прямо сейчас ужасно смущается, но, похоже, они вполне всё правильно сделали. Не так чтобы она разбиралась. — Я прилечу в следующую пятницу, и я тебя оттрахаю до полного затмения, обещаю. В смысле, со всем уважением и нежностью, разумеется, потому что ты моя леди. Но оттрахаю, потому что ты моя... Моя. Бетти смеётся, с удовольствием, одновременно чувствуя предвкушение и облегчение. Господи, как важно знать, что он её хочет, и что у него ещё есть «уважение и нежность» после всего, что она ему тут выдала. — Я так по тебе скучаю, — признаётся она. — В смысле, да, охренеть как тебя хочу, но и скучаю, мне тебя очень не хватает. Луи себе не представляет, что для неё значит. По правде, Бетти сама этого не вполне понимает. Она чувствует себя счастливой от того, что нашла кого-то именно для себя. И защищённой от того, что он её полностью понимает и принимает. И одобряет. — Я тоже скучаю, — Луи звучит мягко и понимающе, и она верит, что он правда успевает по ней скучать. — Скоро прилечу. Луи прилетит всего на какие-то дни, но у Бетти будет его присутствие, она будет входить в помещение, пахнущее им. Они будут спать вместе, смотреть телевизор, что-то читать, что-то обсуждать, где-то гулять и возвращаться в один на двоих дом. Она сможет просто быть рядом, даже когда они будут заниматься каждый своим, просто будет иметь возможность положить голову Томлинсону на плечо, почувствовать его дыхание у себя на волосах. Она хочет ткнуться ему в плечо, и чтобы он её обнял. Ей вот этого ощущения спокойствия и удовлетворения не хватает, которое накрывает почему-то только рядом с ним. А ещё Бетти страшно Луи потерять, потому что он для неё невероятно важен, важно его присутствие, его мнение, его одобрение, его к ней чувства. — Соберу всё своё мужество, чтобы дождаться, — улыбается Бетти. — Его немного, но должно хватить.