Тени грядущего

Квиберн резко проснулся, словно из сна его кто-то вытолкнул. Он толком не помнил, что именно видел, но это, определённо, было не самое приятное видение. Комнату окутывала почти кромешная тьма и глубокая тишина, если не считать негромкого дыхания Серсеи, которая, похоже, наконец угомонилась. Квиберн прекрасно слышал её возню и приглушённые стоны. Делать вид, что ничего не замечаешь на этот раз оказалось несколько сложнее, чем прежде, потому, вероятно, и сон Квиберна был довольно поверхностным и тревожным. Кровать тихо скрипнула, когда он поднялся. Серсея глубоко вздохнула и перевернулась на другой бок, что-то пробормотав. Каждый звук и даже малейший шорох слышался в глубине ночи так отчётливо, что Квиберну показалось, словно он различает чьи-то тяжёлые шаги этажом ниже, на общей кухне, которой полагалось пустовать в такой час. Движимый всё тем же странным ощущением, Квиберн, всё ещё в неком полусне, спустился вниз, надеясь, что эти беспокойные шаги ему почудились. Однако его ждало другое открытие: за одним из столов, стоящим в тёмном углу, он заметил Марвина, что задумчиво глядел в дрожащее пламя свечи. Самой обычной свечи, не той, через которую он способен был видеть нечто большее. В отблесках этого неверного пламени черты лица Марвина искажались, делаясь почти нечеловеческими, и впервые за долгое время Квиберн ощутил, как по спине пробегает неприятный холодок. Иллюзия — не более, однако… — Марвин, — тихо позвал Квиберн, и тот медленно повернулся, словно даже не удивившись появлению другого человека. Так, словно он ждал. — Думал уж, что ты никогда не проснёшься, — приглушённым голосом откликнулся Марвин, и на его хмурое лицо легла тень улыбки. — Что ты сделал? — Ничего особенного, так, практически детская шалость, — отмахнулся Марвин и тут же указал на пустующий стул напротив. — Садись, есть разговор. — Признаться честно, — заговорил Квиберн, принимая приглашение, — я тоже несколько устал. С чего вдруг нужно разговаривать ночью? При свете дня это никак нельзя было сделать? — Нет. Потому что при свете дня слишком много посторонних ушей. И есть вещи, которые я тебе должен сообщить раньше, чем Серсее. Точнее, обговорить их с тобой, а потом решать, как донести это до неё. Квиберн насторожился. Ему совсем не понравилось то, каким тоном это было сказано. Неужели Марвин так и не понял, что он не собирается оставлять её и вообще затеял всё это лишь с одной целью? — Иногда ты довольно громко думаешь, старина, — хмыкнул Марвин, неторопливо проводя пальцами сквозь пламя свечи. — Но речь пойдёт о другом. Прежде всего, я хотел сообщить тебе о том, что ты в любом случае не останешься без присмотра. Даже если нашим путям вновь суждено разойтись. — Как будто он мне нужен. Прости, однако все эти годы я как-то справлялся самостоятельно, — Квиберн почувствовал, как в нём поднимается раздражение, тоже почти забытое чувство. — Если ты намекаешь на то, что время от времени наблюдал за мной сквозь обсидиан, то что это в принципе меняет? — О, многое! — в голосе Марвина послышалась насмешка. — Кодд и Рилона… нет, не смотри так, они не мои люди, конечно, однако я позаботился о том, чтобы ты вышел именно на них, ибо понимал, что для побега тебе нужны незаинтересованные ни в одной из сторон помощники. Безликим всегда были глубоко безразличны распри между высокородными господами. Их волнует только оплата. Квиберн сумрачно смотрел на Марвина, ожидая продолжения и чувствуя, что услышит достаточно интересного. И, вероятно, малоприятного. — Не гневайся, простая мера предосторожности, не более того. Уверен, ты бы справился и сам, но я решил, что страховка в таком деле не помешает… И мне весьма прискорбно, что подобное произошло с Дейенерис Таргариен. Я некогда возлагал на неё большие надежды. — Ты служил Дейенерис, — Квиберн не спрашивал, а утверждал. Глаза его потемнели. — Да, верно, пытался, — пробормотал Марвин, впервые выказав подобие досады. — Но есть в этом мире такие вещи и такие силы, которые неподвластны ни мне, ни тебе, и именно их жертвой стала Дейенерис Таргариен. — Я полагал, что её убил тот бастард, Джон Сноу, а не нечто неведомое. — Всё намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. И он не бастард. И не Джон Сноу. Впрочем, сейчас важно нечто иное… — Где ты собираешься искать дракона? Зачем? Признаться честно, я размышлял над этими вопросами, но не могу взять в толк — что именно ты задумал и зачем мы тебе понадобились в этом деле? Полагаю, ты понимаешь, что Серсея вряд ли будет рада оказаться рядом со сторонником той, что уничтожила её дом и отняла всё. — Мы все сейчас в одной упряжке, так что на месте Серсеи я бы забыл про старые обиды, — с раздражением ответил Марвин, морщась, словно от боли. — Некогда Серсея упустила свой шанс помочь царству людей защититься от угрозы с Севера, однако теперь в мир вернулось нечто пострашнее этого, уж поверь мне. Я слышу, как гулко бьётся самое сердце этого мрака, Тьма без начала и без конца расползается по всему Вестеросу, но мало кто замечает этот призрачный запах из развёрстой могилы. — Что ж, тут я спорить не буду, — не без иронии сказал Квиберн. — Учитывая, что там теперь происходит, могил и в самом деле будет достаточно. — Нет, дело вовсе не в этом. Точнее, не только в этом. И речь не о восстаниях и мятежах, не о смуте, а о том, что власть окажется в руках опасного человека. Брандона Старка, точнее, того, кто себя за него выдаёт, — Марвин был предельно серьёзен, когда говорил это, но Квиберн не удержался: с губ его в тот момент сорвался тихий смех. — Послушай себя, Марвин! В своём ли ты уме? Брандон Старк — калека, к тому же недалеко ушёл от зелёного мальчишки. Это он тебя так напугал? — Ты пока не понимаешь, но ты поймёшь, — уклончиво ответил Марвин, нисколько не оскорбившись в ответ на насмешку. Вероятно, он и сам осознавал, как это всё звучит со стороны. — Вот, чего я хочу: отыскать Дрогона, который унёс свою мать. И её саму. Я хочу вернуть Дейенерис к жизни. Я полагаю, она сейчас находится в руинах Валирии. Тут Квиберну стало совсем не до смеха. Да и не походил Марвин сейчас на шутника. Впрочем, шутка то была или нет, но даже сама эта идея пришлась ему не по душе. Квиберн испытал почти непреодолимое желание встать и уйти, не желая слушать подобные бредни. — Ты перебрал, похоже, — мрачно заметил он, лишь силой воли заставляя себя сидеть на месте. — Иди да проспись. — Послушай же, упрямец! — Марвин неожиданно дёрнулся вперёд, вцепившись в руку Квиберна, словно чувствуя его намерение. — Это никакая не шутка. И я совершенно трезв. — Если ты так хочешь вернуть Дейенерис, то советую тебе обратиться к Красным жрецам. Уж, может быть, Владыка Света тебе и поможет в этом начинании, — Квиберн пытался вырваться из хватки Марвина, но тот держал его крепко. — И я полагал, что ты давно уяснил, чем заканчиваются все эти истории с пророчествами об Избранном. Кровь и огонь. Ты не видел этого собственными глазами. — Я видел достаточно! И дело не в Избранных. Мне не нужен Владыка Света, — нахмурился Марвин. — Впрочем, как и Владыка Тьмы. Мне нужен ты. — Я? — искренне удивился Квиберн, окончательно запутавшись. Марвин говорил мало и как-то сумбурно, словно и в самом деле был не в себе. — Да, ты. Твои способности. Твои знания о жизни и смерти, к которым ты так стремился и, похоже, достиг определённого успеха. — Если ты наблюдал достаточно внимательно, то мог заметить, что мои исследования направлены на то, чтобы вернуть к жизни только что умершего или умирающего. Ты видел Григора Клигана и знаешь, что он из себя представляет, и что мне пришлось сделать, дабы он вновь обрёл подобие жизни. Это подобие, Марвин, а не жизнь. — Он сильно изуродован, я в курсе, — спокойно сказал Марвин. — Но и умирая, он был таким. Оберин, некогда мой ученик, сделал всё по совести, хотя жаль, что погиб так бесславно. — Принц Оберин использовал не простой яд, я знаю, то была и тёмная магия, основам которой ты его обучил, вероятно, — продолжил Квиберн. — Клиган мучился довольно долго, и кричал от боли так, что слышно было на весь Красный замок. В некотором смысле мне пришлось почти разобрать его на части и собрать заново — таким, каким он теперь стал. — В этом и вся загвоздка. С Дейенерис подобного не происходило. Безусловно, её разум был повреждён, но смерть наступила после удара в сердце. Но она всё же не обычная женщина, ибо даже среди Таргариенов, когда ещё существовала Республика Валирия, такие были редкостью. Тело её не истлеет, Квиберн. Посему, если мы отыщем её, то сможем вернуть к жизни. — Мы? — Квиберн наконец отдёрнул руку. — Говори за себя. К тому же, я всё ещё не вижу причин, которые мешали бы тебе найти подходящего Красного жреца, если уж ты так хочешь вернуть свою королеву. Давай, сделай это. И посмотришь, что она сотворит, когда осознает случившееся. Как скоро Семь Королевств вновь будут охвачены пламенем её гнева? — Смерть порой меняет человеческое мышление, не находишь? — хмыкнул Марвин. — Я уже говорил тебе когда-то: Красные жрецы могут сколько угодно бормотать молитвы и читать заклинания, но среди них сложно отыскать того, кто обладает должными возможностями и складом ума. Кроме того, воскресить человека, который мёртв уже далеко не первый день, для них почти невозможно. Но в твои способности я верю. Ты знаешь, как отыскать её душу. И я готов тебе в этом помочь. Квиберн промолчал в ответ. С одной стороны, затея Марвина звучала совершенно безумно, и Квиберну вовсе не улыбалось принимать в ней участие даже из любопытства. Не в последнюю очередь из-за Серсеи. С другой — ему в некотором смысле льстило то, что Марвин настолько высокого мнения о его способностях и возможностях, а желание усовершенствовать и испытать процедуру по возвращению человека с того света полноценно жило в нём уже давно. — И всё же, — задумчиво и одновременно подозрительно произнёс Квиберн. — Зачем тебе в Квохор? — Валирийская магия. Она, возможно, не менее важный компонент во всём этом. Ты не хуже моего знаешь о мастерах, что издревле обрабатывали валирийскую сталь. Они были выходцами из Древней Валирии, и лишь в Квохоре всё ещё живут те, кто ведает секретами обработки этого, не побоюсь данного слова, воистину магического материала. Постой, — Марвин поднял руку, видя, что Квиберн готов его перебить. — Дело не в самих мечах, а в силе, которая в них заключена. — Ты ведёшь к тому, что кузнецы, обладающие подобными знаниями, используют кровавую магию, я полагаю? — тон Квиберна оставался спокойным, хотя он и был взволнован. — Верно, сила заключена в крови. Самые страшные — и самые великие дела можно сотворить, зная, как использовать силу крови. И что-то мне подсказывает, что именно в Квохоре я — и ты — мы вместе сможем найти способ вернуть Дейенерис к жизни. — Говорят, Рок постиг Республику Валирию именно из-за их деяний, в том числе, из-за этих таинственных обрядов. Помнится, в своё время они обрушили на головы Гискарской Империи всё тот же огонь, уничтожив бесчисленное множество жизней. И поплатились за это. Не боишься закончить точно так же? — в голосе Квиберна вновь послышалась ирония. Он знал, что Марвин прекрасно помнит историю падения валирийцев, и был уверен, что страха его старый друг не испытывает. — Полагаешь, и меня постигнет Рок? — тихо хохотнул он. — Небеса раскроются на сей раз над моей головой, и смертоносный огонь подпалит уже мои причиндалы? О, нет, думаю, никто не станет заморачиваться из-за одного старика. — Но ведь ты, похоже, собрался побывать в тех руинах? Разве ты забыл, что после того великого огня, что сошёл с неба, там опасно находиться? Воздух и вода там ядовиты, и в избытке плодятся страшные твари. Все, кто пытался попасть туда, пропали без вести. Тебе это не хуже моего известно: Валирия проклята, как и нога всякого, кто ступит в те земли. — Пожалуй, мои возможности выбраться оттуда живым и невредимым мы обсудим позже. Квиберн потёр виски, чувствуя, что его начинает одолевать головная боль. Из-за всего того безумия, которого он сейчас наслушался от Марвина, от усталости и сотен мыслей, что беспорядочно роились в его голове, словно рой злобных пчёл. Безусловно, он должен был сразу сказать «Нет». Когда-то они были хорошими друзьями, но Марвин сильно преувеличивает значение этого самого прошлого, если полагает, что Квиберн готов броситься в самое пекло даже не ради самого Марвина, а ради Дейенерис, к которой не питал тёплых чувств. И Серсея… Прежде всего — она. Квиберн нисколько не сомневался в том, что скажет по поводу всей этой затеи она сама. — Я обдумаю твои слова, — пообещал, тем не менее, Квиберн. И обещание своё намерен был сдержать: ему и в самом деле было нужно время на размышления. Прежде всего, чтобы понять, как быть дальше, ведь Марвину достаточно заглянуть в валирийскую свечу, если они захотят тайно сбежать от него, чтобы узнать об их месторасположении. — И решу, как это всё преподнести Серсее и сделать так, чтобы она не вышла из себя. Хотя это и маловыполнимо… — Их двое, — неожиданно сказал Марвин, криво улыбаясь. — Ты уже понял, что их двое? — Да, я догадывался, — сказал Квиберн, поднимаясь из-за стола и чувствуя слабость в ногах. — Но пока я не сообщал Серсее и об этом. — И один из них, а, возможно, и все трое могут погибнуть. Но их ещё можно спасти. Подумай, Квиберн, — голос Марвина прозвучал зловеще, хотя в нём и не было угрозы. Квиберн же поспешил обратно, обуреваемый желанием покинуть немедленно не только этот постоялый двор, но и город.

***

В комнате, когда Квиберн вернулся обратно, стояла всё та же тишина, нарушаемая лишь дыханием Серсеи. Именно в этот миг он особенно остро ощутил пугающее безразличие безлунной полночи, царящей вокруг. Сердце его на мгновение вновь сжала ледяная тень страха. Он лёг в постель, даже не надеясь теперь уснуть, однако усталость всё же одержала вверх, и впервые за долгое время Квиберн увидел сон. Настоящий кошмар, что надолго запечатлелся в сознании Квиберна яркой, немного аляповатой, но при том жуткой картиной. За тёмной чертой, пересекавшей мир живых, он видел тот самый зеленоватый огонь, что падал с неба. Большие сгустки пламени, словно исполинские кулаки, врезались в камень, разрушая строения до основания, прежде бывшие такими высокими, что их не иначе как сотворила магия. Огни на лету сбивали драконов и превращали людей в горячий пепел за считанные мгновения. Ни одно пламя не способно убить дракона, ибо они сами — воплощённый огонь, но пламя, что спустилось с небес, было способно и на это. Рок Валирии. Вот что это такое, понял Квиберн, оставаясь просто наблюдателем, который не имел никакой возможности вмешаться или предотвратить происходящее в далёком прошлом. Он был человеком, что бессилен против подобного ужаса, сошедшего с небес. Окружающее Квиберна пространство превратилось в бесконечный океан огня, в коем сгорала сама жизнь. И в этом раскалённом горниле Квиберн неожиданно увидел лица своих давно погибших братьев. Он успел позабыть, как они выглядели — в его воспоминаниях сохранились лишь их мутные тени и, возможно, эхо их голосов. Однако сейчас он видел их так ясно, что ему стало ещё более жутко. Тем более, что в Древней Валирии им не доводилось бывать. Братья смотрели на него и злобно скалились. Два близнеца, что вместе пришли в этот мир и вместе покинули его. Вскоре их лица так же объяло пламя, заставляя кожу сморщиться, как старый пергамент. Она облезала с них клочьями, пламя бесстыдно обнажало мясо и кости. Глаза лопнули от жара, и теперь из глазниц вырывались жадные языки огня. Голодный и ненасытный зверь пожирал их изнутри, но они сохраняли гробовое молчание. Их почерневшие от копоти черепа продолжали зловеще скалиться. После на Квиберна вновь навалилась тьма, более не приносящая покоя. Тьма, полная ропота злых, обезумевших голосов, что звали его на разные лады. Ропот сливался в невнятный гул, всё больше походивший на гулкий звон колоколов. Он усиливался, становясь почти невыносимым. Квиберн распахнул глаза, тяжело дыша. Звук этот оказался реальностью — это трезвонили утреннюю молитву Нум, Нарра и Ниэль.

***

— Да, они тоже называются Ступенями Грешника, — сообщил Квиберн Серсее, когда они оказались у мощных каменных ступеней, что вели в Верхний город. — Поверьте, то, что мы здесь, даже лучше. Поскольку обитель бородатых жрецов — место весьма мрачное и серое. И, вероятно, имя их бога настолько же заунывно, коль никто не смеет произносить его вслух. Квиберн сопровождал Серсею, выявившую желание немного подышать свежим воздухом. Сочтя, что тут куда безопаснее, чем в Браавосе, Квиберн согласился, однако пошёл на довольно рискованный шаг, сказав, что сиру Григору придётся остаться в постоялом дворе: именно он своими необъятными размерами может привлечь ненужное внимание. Сейчас почти никто даже не смотрел в их сторону, не считая некоторых горожан, что всегда любопытствовали при виде чужеземцев, но не более того. Квиберн купил несколько «зимних коврижек» — как ему показалось, они пришлись Серсее по вкусу, хотя давно заметил, что теперь её в принципе мало что было способно порадовать. Она становилась всё мрачнее, словно предчувствовала нечто такое, о чём даже сама не догадывалась. Это весьма беспокоило Квиберна. Могла ли она слышать их с Марвином разговор? О, нет, вряд ли, иначе бы уже сказала об этом и обвинила бы Квиберна во лжи или сокрытии информации. В любом случае, дала бы ему понять, как недостойно он поступает, ведя такие беседы за её спиной. По небольшой набережной, к которой они вышли, гулял прохладный ветер, и Серсея поплотнее укуталась в плащ, что был у неё на плечах. Сквозь успокаивающий плеск Нойны слышались людские голоса, и мерный звон колоколов, плывший над городом и возвещавший о конце рабочего дня. Нум, Нарра и Ниэль мерно и в то же время грозно гудели, раз за разом возвращая к воспоминаниям о звоне других колоколов. Тех, что звенели в тот самый день в Королевской Гавани. Квиберн вновь бросил короткий взгляд на сосредоточенное лицо Серсеи. — Ваша милость, могу я узнать, что вас беспокоит? — спросил наконец он, решив, что сам может гадать сколько угодно, пока не получит прямого ответа. — С чего вы взяли, что меня что-то беспокоит? — поинтересовалась Серсея, слегка отворачивая голову в сторону. — Всё просто: я в чужом для меня месте, с чужими людьми, слишком далеко от дома, который теперь недостижим. Или этого недостаточно? «Меня вы считаете чужим?» — хотел спросить Квиберн, но не стал, понимая, что суть проблемы далеко не в этом. — Я помогу вам, чем смогу, Ваша милость, — заверил он её. — И Марвин тоже. Однако нам потребуется некоторое время. Похоже, у него есть некий план, хотя детали его ещё нуждаются в доработке… — Вы снова что-то обсуждаете за моей спиной, — недовольно заметила Серсея, и в её глазах сверкнул гнев. Точнее, его короткая вспышка. — Думаете, я этого не вижу? Вы же знаете, что я не такая дура, пусть и женщина. — Вы всё неверно истолковали, Ваша милость, — Квиберн старался тщательно подбирать слова. — Марвин просто изложил мне часть своих мыслей на сей счёт и попросил как следует их обдумать. Он желал поговорить наедине не потому, что не доверяет вам, а потому что это был, можно сказать, несколько профессиональный разговор, который… — Который, как вы полагаете, был бы мне малопонятен, — закончила за него Серсея, не дав поговорить. — И вы всё ещё уверяете, что не считаете меня идиоткой? Квиберн видел: она распаляется всё больше. Ещё немного — и Серсея окончательно выйдет из себя. Нужно было срочно что-то предпринять. — Нет, скорее речь шла о неприятных вещах. Они были неприятны даже для меня, и, признаться, пусть я и считаю вас сильной женщиной, но я не желал пока что печалить вас. Обещаю, что вскоре я вам всё расскажу. Всё до последнего слова. Дайте мне несколько дней. — Поступайте, как знаете, — Серсея слегка оттолкнула его и резко развернулась, явно намереваясь уйти. Это был крайне необдуманный поступок с её стороны, поскольку оставить её блуждать в одиночестве в незнакомом городе Квиберн никак не мог. — Я вас провожу, — сказал он, догоняя её. — Вам нельзя оставаться одной. — Провалитесь все в седьмое пекло, — зло выдохнула Серсея, быстрым шагом направляясь вперёд. Квиберн слегка отстал, не упуская Серсею из поля зрения и теперь даже жалея о том, что отказался от идеи взять с собой сира Григора. И ещё он чувствовал скорее интуитивно: Серсея злится по многим причинам, и не все из них она ему озвучила. Было ещё что-то, о чём Квиберн мог догадываться только смутно. Главное, чтобы она успела успокоиться к следующему утру, поскольку из Норвоса они отбывали, как обычно, с первыми лучами солнца, пока не успел раскалиться воздух.

***

Сопроводив Серсею до постоялого двора, Квиберн не спешил следовать за ней в комнату, полагая, что та хочет побыть в одиночестве и вряд ли сейчас будет рада делить с ним одно пространство. Марвин куда-то исчез, вероятно, вновь занимаясь вопросами, связанными с воплощением в жизнь своего безумного плана. Квиберн всё ещё был почти уверен, что вряд ли станет принимать в этом участие. У него не было резона соглашаться на подобное, однако нечто внутри подсказывало ему: Марвин во многом прав. Это было то самое чутьё, что вело Квиберна столько лет и не раз спасало ему жизнь. Сомнения одолевали его, разрастаясь в голове подобно смертоносной опухоли. Он видел такие опухоли не раз, вскрывая тела людей, что месяцами корчились в страшных муках прежде, чем испустить дух. Никакое снадобье им не помогало, даже маковое молоко в конце концов не могло полностью заглушить боль. И теперь Квиберну казалась, что подобная опухоль завелась и в его мозгах, только она уничтожала не его физическое тело, а его прежнюю уверенность в том, как действовать дальше. Это было, пожалуй, даже хуже всего прочего. Наверх он поднялся, когда за окнами совсем стемнело и так и не дождавшись прихода Марвина. Впрочем, Квиберн нисколько не сомневался: тот явится на рассвете перед отъездом. В первый миг ему показалось, что Серсея спит, отвернувшись к стене. На низком столе стояла свеча, освещая комнату тусклым светом, однако не способная при этом прогнать тревожные сумрачные тени, что сгустились по углам. Тьма густая, как сироп, струилась по стенам. Квиберн подошёл ближе к кровати и наклонился, намереваясь задуть трепетавший огонёк, и едва не содрогнулся всем телом, когда почувствовал, как Серсея, которую он счёл спящей, уже привычно вцепилась в его руку. На этот раз с невероятной силой и почти болезненно. — Вы мне доверяете, Квиберн? — неожиданно спросила она. Голос её звучал на удивление невозмутимо, и в нём не было прежнего гнева. Однако лишь дурак мог обмануться этим внешним спокойствием. Квиберн почти физически ощущал, как внутри Серсеи всё ещё клокочет раздражение и недовольство. Некая неудовлетворённость. — Важнее другое, Ваша милость, — мягко заметил Квиберн, — доверяете ли вы мне. Для меня нет сейчас ничего важнее. — Как будто у меня есть какой-то выбор, — в усмешке Серсеи на сей раз послышалась горечь. Она села на кровати, по-прежнему не выпуская запястье Квиберна. Хватка ослабла, однако Квиберн не рисковал отдёргивать руку, дабы Серсея не сочла это жестом пренебрежения. — Выбор у вас всегда есть, Ваша милость. Одно ваше слово — и я поступлю так, как вы пожелаете, — совершенно искренне заверил её Квиберн. — Я ваш преданный слуга, и вам это прекрасно известно. Поэтому я хочу, чтобы вы доверились мне, как доверялись прежде. — Именно это и усложняет некоторые вещи… — едва слышно проговорила Серсея. Она вскинула голову и встретилась наконец с Квиберном, что стоял рядом с её кроватью, взглядом. Тот не без удивления увидел в глубине её зелёных глаз нечто такое, от чего его снова бросило в дрожь. Но это была дрожь иного толка. Дрожь некоего томления, что было Квиберном тоже почти забыто. — Я должна довериться вам… — повторила Серсея. Кажется, она сама решала для себя что-то. — Вероятно, вы правы. Поэтому я просто позволю этому случиться. Да. Я хочу, чтобы вы это сделали для меня. — Чем я могу услужить Вашей милости? — Квиберн совершенно не понимал, к чему она клонит. — Это акт высшего доверия с моей стороны. Я хочу, чтобы вы запомнили его и подумали, как следует, если вам взбредёт в голову променять меня на кого-то другого. Квиберн не успел ничего сообразить и даже что-то сказать, потому что в тот же миг Серсея сделала то, чего он ожидал меньше всего: притянула его ближе, в то же время направляя его руку. Квиберн осознал, что происходит лишь в тот миг, когда она раздвинула ноги и подтянула юбку до талии, а его собственные пальцы коснулись её женского естества. Она была горячей и уже влажной. Квиберн успел было подумать, что происходящее сейчас связано с её нынешним состоянием, но, похоже, Серсея не намерена была ждать, пока Квиберн примет какое-нибудь решение по этому поводу. Похоже, она решила вновь взять всё в свои руки. Привязать его к себе. Квиберн, впрочем, не мог сказать наверняка, что в большей степени руководило Серсеей в тот миг. — Давайте же, — повелела она, и в её голосе слышалось нетерпение. Она тоже дрожала и слегка подавалась вперёд бёдрами так, чтобы пальцы Квиберна вновь коснулись её. Безусловно, Квиберн был и прежде свидетелем её наготы, однако никогда не видел её такой, какой она была сейчас. И он в очередной раз ощутил, как твердеет член. Квиберн присел на колени перед Серсеей, его длинные и умелые пальцы скользнули по её влажной горячей плоти, осторожно поглаживая. Серсея откинула голову назад и, закрыв глаза, коротко застонала. Кажется, она произнесла чьё-то имя, но Квиберн его не расслышал, да и, положа руку на сердце, слышать его не желал. Квиберн ласкал её, осторожно и мягко, размазывая вязкую влагу по её бёдрам, время от времени погружая пальцы в жаркое лоно, что нетерпеливо трепетало. «Я мейстер, что помогает больному в затруднительном положении», — напоминал себе Квиберн, стараясь не задумываться над тем, что в действительности происходит. Однако осознавал, что и его самого всё больше одолевает этот жар, растекающийся по чреслам. Словно Серсея в действительности была чем-то больна и передала и ему этот опасный вирус. Она не могла любить его, не могла желать, Квиберн нисколько не сомневался в этом, но она была права в том, что выбор её теперь невелик. Вскоре Серсея начала стонать в голос, уже не пытаясь сдерживаться и цепляясь руками за простыни. Она раздвинула ноги ещё шире, и дыхание Квиберна окончательно сбилось. На лбу и висках выступили капли пота. Это было неправильно, непристойно и, пожалуй, недостойно, однако Квиберну было уже всё равно. Волосы её растрепались, платье оказалось поднято до самой груди, очертания которой угадывались под одеждой. То был миг, когда его королева действительно принадлежала ему одному. Серсея жадно подавалась навстречу его руке и что-то бессвязно бормотала, то и дело кусая губы. Квиберн не разбирал её слов, понимая, что и его собственное возбуждение почти достигло предела. Когда Серсея выгнулась, и он почувствовал горячую пульсацию вокруг своих пальцев, то со всё возрастающим изумлением он ощутил жар, что вначале охватил его поясницу, торопливо опутал низ его собственного живота и заставил его самого содрогнуться всем телом. На несколько мгновений он потерял нить реальности. Квиберн надеялся, что Серсея этого не заметит. Мейстеру, пусть и без цепи, не пристало испытывать подобное в присутствии человека, нуждавшегося в помощи. Квиберн поднялся на ноги, чувствуя непривычную слабость в коленях и, наконец, осмелился отступить назад, к собственной кровати, чтобы опуститься на неё — стоять почему-то было тяжело. Серсея всё ещё шумно дышала, и Квиберн видел, как сверкнули её глаза, когда она поправляла юбку. — Ваша самоотверженность меня поражает, — хмыкнула Серсея. Впрочем, её голос теперь звучал действительно расслаблено. — Вы не попытались взять ничего для себя. — Я и без того получил достаточно, Ваша милость, — заверил её Квиберн. — Я имею удовольствие находиться рядом с вами. Клянусь, я никому не расскажу о том, что было. Серсея рассмеялась. Это был знакомый смех. Не слишком весёлый, даже немного злорадный, но всё-таки живой. — Кому теперь есть дело до того, чем я занимаюсь по ночам? Все они мертвы, — улыбка Серсеи в тот момент воистину была улыбкой львицы. — И всё же, я убедилась в том, что вы не евнух, а вполне живой человек, способный испытывать влечение к женщине, —сказала она и скользнула взглядом по одежде Квиберна. Он понял, что от неё не ускользнуло случившееся и, вероятно, влажное пятно проступило даже сквозь мантию. Улыбка его получилась несколько нервной. — Что ж, я рад, что угодил вам, Ваша милость. — Не совсем, — теперь усмешка Серсеи была почти игривой. — Однако для начала тоже неплохо. Пока большего я и не требую. А теперь приведите себя в порядок и возвращайтесь, — властно сказала она. — Завтра утром нам предстоит дальняя дорога, не так ли?

***

Ветер протяжно выл в ветвях деревьев, над верхушками которых уже виднелись первые розоватые лучи солнца. Джебхуза со своим отрядом, как и предчувствовал Квиберн, согласился сопроводить их до Квохора. Они выехали за городские ворота, покидая Норвос, пока большинство его жителей возносило молитву своему безымянному богу. Повозка, в которой всё так же пахло сеном и навозом, медленно покачивалась и едва слышно поскрипывала, словно идущий по волнам корабль. И было слышно, как жеребец, на котором восседал сир Григор, вновь тревожно храпит, хотя уже и не так громко, как прежде. Видимо, успел привыкнуть к своему пугающему наезднику. Квиберн посмотрел на Серсею, которая устроилась поудобнее, и дремала, прикрыв глаза. Грудь её вздымалась ровно и глубоко. Квиберн с усилием отвёл от неё взгляд и посмотрел на Марвина, который теперь сидел в повозке вместе с ними. Тот казался несколько задумчивым. Перехватив взгляд Квиберна, он криво улыбнулся. — Не страшись, страх в нашем деле только повредит, — сказал Марвин. — Кто сказал, что мне страшно? Всё, что меня волнует — судьба моей королевы, — откликнулся Квиберн. — Равно, как и меня. Так что прекрати подозревать меня в безумии. Лучше вот, — Марвин потянулся к провизии, взяв оттуда несколько фиников, два апельсина и успевшую остыть жареную утку, — раздели со мной утреннюю трапезу. Квиберн не испытывал голода, но счёл за лучшее согласиться, не желая при Серсее, пусть и спящей, продолжать с Марвином их так и не оконченную беседу.