***
— Ты, верно, рехнулся? — Квиберн говорил это негромко, хотя знал, что Серсея не услышит: она была слишком далеко, ожидала их в повозке. Ночное нападение напугало Квиберна больше, чем следовало бы. Пусть он и был подсознательно готов к чему-то подобному, ибо слишком хорошо всё складывалось прежде, да и лес этот с самого начала внушал ему тревогу, но всё же он чувствовал неприятную дрожь, вспоминая отсечённую руку негодяя, что вцепился в волосы Серсеи. И пугала его вовсе не мёртвая конечность — их-то он повидал достаточно, а то, что его королева вновь подверглась опасности, а Марвин об этом умолчал. Хотя знал — и всё прекрасно понимал. Он видел. И Квиберн сразу это понял, потому что ему было ведомо, куда порой отлучался Марвин во время стоянок, и этот раз не стал исключением. — Куда подевался тот человек, что прежде доверял мне? — Марвин покачал головой. — У меня тот же вопрос: я хочу вернуть своего старого друга. Марвин внимательно посмотрел на него словно даже немного изучающим взглядом. Как Квиберну, впрочем, показалось, была в этом взгляде и некая затаённая обида. Похоже, Марвин и в самом деле действовал из лучших побуждений, пусть и не испытывал тёплых чувств к Серсее. Но важны были для него отнюдь не чувства Марвина, а его искреннее стремление уберечь всех от большой беды, которую он тоже видел. Или верил в то, что видел. В данный момент это не играло особой роли. Они стояли над умирающим Мерреком, который просил только об одном — о последней милости. Будь они не в лесу, Квиберн попытался бы его спасти, однако даже при самом благополучном исходе к тому моменту, как они доберутся до города, Меррек умрёт. Марвин посмотрел на Джебхузу, что с посеревшим лицом наблюдал за умирающим товарищем, который только и мог, что тихо постанывать — сил на крики у него уже не оставалось. — Мы не бросать своих друзей в лес, — сказал Джебхуза после того, как всё было окончено точным и верным ударом кинжала в сердце. — Привязать Меррек к лошади и везти с собой. — Вряд ли в Квохоре обрадуются тому, что мы привезли с собой мертвеца, — заметил Квиберн с сомнением в голосе. — Плевать, — коротко бросил Джебхуза. — Вы решить этот вопрос. Меррек похоронить в город. Темнокожий наёмник перевёл взгляд с Квиберна на Марвина, ожидая ответа. — Грузите его. Только, во имя всех богов, заверните труп в какой-нибудь плащ, — велел Марвин, махнув рукой. Квиберн же вновь посмотрел на Джебхузу, которому также требовалась помощь, пусть он не подавал виду. Он мог бы предложить ему место в повозке вместе с ними, однако понимал, что Серсея вряд ли обрадуется такому соседству, пусть и беспокоила её сейчас наверняка только возможность поскорее добраться до Квохора. — Ты можешь сесть к нам, — решил его сомнения Марвин. Квиберн плотно сжал губы, веля себе молчать и не возражать. — Тебе нельзя на лошадь. Ты истечёшь кровью. Однако Джебхуза покачал головой. — Джебхуза ехать в повозке, где женщина и старики только когда умирать, — упрямо сказал он. — Ехать лошадь, пока дышать. Он говорил об этом как дотракиец, хотя, конечно, дотракийцем он не был. Таких, как он, дотракийцы делали рабами. Впрочем, умрёт Джебхуза или нет, Квиберна в тот момент беспокоило мало, он также хотел поскорее добраться до Квохора, где помощь наёмников им уже не потребуется. Во всяком случае, он питал такую надежду. Он хотел было уже уйти, решив оставить Марвина и Джебхузу, но Марвин схватил его за руку прежде, чем он покинул их. — Когда мы попадём в Квохор, я покажу тебе кое-что, — сказал он. — Покажу то, что, возможно, изменит твою точку зрения на некоторые вещи. Ты должен это увидеть. Особенно теперь. Эта настойчивость, словно навязчивая идея, начинала слегка раздражать и, хотя Квиберн понимал, о чём толкует Марвин, он всё-таки уточнил: — Ты говоришь о валирийской свече? — Да, — Марвин кивнул. Квиберн заметил, как тот едва заметно прикусил губу. — О ней. И о том, что таится в её глубинах. Квиберн покачал головой. — Ты же не хуже меня знаешь, что заглянуть туда может лишь тот, кто эту свечу зажёг. Все прочие не увидят ничего, кроме игры света и тени. — Это не так, — внезапно горячо возразил Марвин. — Узреть могут те, в ком есть способности. В ком есть дарованная свыше сила, и тебе, мой друг, я уверен, она раскроет свои глубины. Решайся. Квиберн не желал спорить с Марвином здесь, посреди ночного леса, где на них напали, поэтому снова лишь кивнул. Можно было посмотреть в эту вещицу и сказать, что он ничего не увидел. Всё было предельно просто. Марвин отпустил его руку, которую с силой сжимал, и Квиберн смог наконец вернуться к своей королеве. С Серсеей — он это также прекрасно чувствовал — творилось что-то неладное. Квиберн чувствовал её страх почти физически, видел затаённый ужас в её глазах. Чувствовал нечто злое и тёмное, что словно подкрадывалось к ней. То, от чего её не сможет уберечь ни один добрый меч, и Квиберн понимал: только он один способен сейчас защитить её от этого.***
Когда серовато-зелёная громада леса осталась позади, Квиберн не без беспокойства посмотрел на ворота Квохора, что предстали перед ними. Он ощутил, как Серсея — вероятно, бессознательно и даже не отдавая себе в том отчёта — сжимала его руку в своей. Квиберн чувствовал её тепло — и лёгкую дрожь, что всё ещё сотрясала её. «Никто не посмеет тронуть вас, моя королева, — думал он, сжимая её пальцы, надеясь, что она может услышать его мысли. — Ни человек, ни демон, ни божество». Серсею Квиберн вынужден был оставить в доме, о котором загодя позаботился Марвин. Квиберн предпочёл бы нечто менее примечательное, однако тут ему пришлось согласиться — Марвин уверял, что прежде бывал в Квохоре и имел дело с человеком, который называл себя Орханом. Он не знал, настоящее это его имя или нет, однако именно в его руках была сосредоточена вся власть в Квохоре. И именно Орхан за «умеренную плату» согласился предоставить чужестранцам небольшой дом на восточной окраине города, а также, пусть и с неохотой, простил им то, что они привезли с собой труп. — Сожгите его за воротами, — велел он, нахмурившись, обращаясь скорее к Джебхузе, чем к Квиберну или Марвину. Говорил Орхан на валирийском, который Квиберн, пусть и поверхностно, но знал. — Пусть он отправляется к своим богам как можно скорее. Не оскверняйте гниющим телом мой город. Орхан, пожалуй, мог бы соперничать размерами с сиром Григором — настолько же он был велик и устрашающ, хотя в его глазах Квиберн не видел ярости или злости. Впрочем, и без того было понятно — злить его не стоит, как и перечить. Понимали это и все остальные. Если что-то пойдёт не так, живыми из Квохора они не выберутся. Квиберн и Марвин вынуждены были выслушать требования Орхана. Точнее, условия, на которых они могут остаться в городе и на которых будет основана их безопасность здесь. И платой тому оказалось вовсе не золото. Орхан улыбался, глядя на двух мейстеров, что оказались так далеко от Вестероса, в чужих им землях. Квиберн не мог не заметить золотых зубов на месте резцов в этой улыбке, которую сложно было назвать доброй. Это была улыбка победителя. — У меня будет поручение для вас, — сказал Орхан, переводя взгляд с Квиберна на Марвина. — К тому из вас, кто может быть лекарем. Квиберн вздрогнул. Он знал, что Марвин неплохо разбирается в медицине, однако Марвин не собирался оставаться в Квохоре надолго согласно своему плану. — Мой друг — лучший мейстер медицины во всём Вестеросе, — сказал Марвин. — Уж поверьте. Квиберн сохранял молчание, наблюдая за Орханом. Лицо его оставалось непроницаемым, несмотря на то, что он продолжал улыбаться. — Лучший? — спросил Орхан. — Что ж, нам хватило бы и просто неплохого. Хороших лекарей сейчас трудно отыскать, так что ваши услуги пришлись бы нам кстати. За них я готов не только обеспечить вам безопасность, но и платить. Золота у меня хватает. — Если вы согласитесь принять мою помощь, — негромко проговорил Квиберн, глядя Орхану прямо в глаза. — Я буду лишь рад продолжить свою медицинскую практику здесь, дабы не терять своих навыков. — Умеете ли вы бороться с серой хворью, лёгочной горячкой и дрожью? — спросил Орхан, уже с интересом глядя на Квиберна. — Прежде у меня получалось. Однако замечу, что порой методы мои расходятся с теми, которые принято использовать в той части мира, откуда мы родом. Орхан беззаботно махнул рукой. — Меня не волнуют ваши методы, — ответил он. — Можете использовать хоть магию крови, главное для меня — результат. Как вы знаете, мы, квохорцы, скорее купцы, чем воины, и безопасность нашу обеспечивают Безупречные, которых вы наверняка уже видели в городе. А они стоят немалых денег, тем более после того, что случилось в Астапоре… Все знали, что произошло в городе из красного кирпича после того, как туда явилась Дейенерис Таргариен для того, чтобы купить себе армию. — Поэтому мне бы хотелось, чтобы вы проводили периодический осмотр некоторых моих бойцов. Ну и тех горожан, которые пожелают доверить вам заботу о своём здоровье. Вы справитесь с этим? Квиберн не знал, какова точная численность Безупречных, которые обороняли Квохор, однако понимал, что их предостаточно, и ночи бессонной работы ему гарантированы. Однако если это, в свою очередь, могло обеспечить безопасность его королевы — он готов был пойти на что угодно. Не обошлось, безусловно, и без некой иронии судьбы: некогда Квиберн служил Варго Хоуту и его Бравым Ребятам, а сам Варго Хоут был родом из Квохора, поэтому и называл себя Козлом. Квиберн помнил не только то, как спасал людей от смерти из-за любви Варго Хоута к отсечению конечностей, но и то, как осматривал для него девок. Варго Хоут опасался любовных хворей, поэтому главной обязанностью Квиберна было обеспечение ему таким образом безопасности. И кончил он всё-таки плохо: сир Григор, ещё будучи живым, отсёк Козлу руки и ноги, после чего заставил жрать собственное мясо. Если по вине этого Орхана хоть один волос упадёт с головы Серсеи, Квиберн приложит все силы, чтобы сир Григор, пусть и будучи мёртвым, провернул то же самое уже с другим квохорцем. Квиберн и Марвин покинули Орхана, выходя из большого каменного дома, лишь отдалённо напоминающего дворец. Рядом находилась большая площадь, где высился, по всей видимости, главный алтарь, на котором ежедневно приносились жертвы Чёрному Козлу. Это было величественное и в то же время несколько устрашающее строение, на котором можно было заметить пятна подсохшей крови. Квиберн видел два желоба, что тянулись от жертвенного стола к чашам, в которые обычно стекала кровь. Квиберн не знал, правдивы ли слухи о том, что на этом алтаре в праздничные дни режут младенцев, но он не мог при этом не думать о положении Серсеи. Потому что в глубине души полагал — слухи эти могут оказаться вполне правдивы. В Норвосе Чёрного Козла считали гнусным демоном и, возможно, это было истинной правдой. — Тебе он не нравится, верно? — Квиберн услышал голос Марвина, хотя не сразу понял, что именно тот имеет в виду: алтарь Чёрному Козлу или Орхана. Но Квиберну не нравились оба, поэтому он лишь кивнул. — Орхан человек слова, насколько я могу судить, — продолжил Марвин. — И вы будете в безопасности, пока ты выполняешь его условия. — Орхан также сказал, что они купцы. А любой купец готов продать даже собственную душу, если ему предложат выгодную плату, не говоря уже о парочке чужестранцев, — возразил Квиберн, хотя прекрасно понимал: в чём-то Марвин прав. И если у них нет хорошего лекаря, то такой товар купить будет непросто. Он практически бесценен. Орхану нужна не Серсея, а он сам. — Я знаю: своё слово он не нарушит, будь спокоен. Главное, не спорь с ним. Ты же знаешь, что делать, верно? Квиберн знал. Он пристально посмотрел на Марвина, который, казалось, внимательно оглядывал площадь, окружённую невысокими домами. Рядом виднелась небольшая каменная арка с козлиными мордами, служившая, по всей видимости, местной достопримечательностью. По улицам ходили Безупречные с косами из человеческих волос на копьях и горожане, которые выполняли роль малочисленной местной стражи, что следила за порядком в городе. На Квиберна и Марвина если и смотрели, то уже безо всякого интереса. Все понимали: если Орхан отпустил их живыми и позволил остаться, значит они, по всей видимости, не представляют опасности. Во всяком случае, Квиберн надеялся на это. Надеялся — и был немного раздражён по этому поводу. Безусловно, положение вещей с тех пор, как они с Серсеей покинули Вестерос, изменилось, однако Квиберну решительно не нравилось то, что приходилось полагаться лишь на надежду и случай, тогда как он желал пребывать в полной уверенности, что его королева будет в безопасности. Даже понимая, что в подобном положении такое практически невозможно, а без Марвина, пожалуй, им пришлось бы ещё тяжелее. — Ты сказал, что покажешь мне кое-что, — напомнил ему Квиберн, хотя не знал, точно ли он желает увидеть что-то в той самой свече. Он просто хотел закончить с этим как можно скорее. — Ты сказал, что после этого я изменю своё мнение. Марвин долго и пристально смотрел Квиберну в глаза. И Квиберну на мгновение показалось, что он видит в его взгляде затаённый страх. Но только на мгновение: вспышка эта мгновенно погасла. — Я обещал — и я покажу. Сегодня же ночью. Приходи ко мне в комнату на первом этаже, и ты увидишь то, о чём я говорил. Квиберн ничего не ответил, посмотрев на яростно-алое небо. Вдалеке виднелся вал тяжёлых тёмных туч, предвещавших грозу. Он видел беззвучные вспышки молний в чреве этих грозных облаков, и ему вновь стало почти что страшно. С тех пор, как они покинули Вестерос, он испытывал страх слишком уж часто.***
Квиберн видел валирийские свечи и прежде. Видел их пламя, что двигалось вне зависимости от того, был ли в помещении сквозняк или нет. И в этой свече, как и в прочих, он видел тьму, что казалась развёрстым окном в иной мир. Оказавшись рядом со свечой, что стояла теперь на расстоянии вытянутой руки, Квиберн думал только об одном: «Я не хочу заглядывать туда». Но он должен был, поскольку уже дал себе слово. — Что бы ты не увидел, — тихо прошелестел рядом с ним голос Марвина из полумрака, — помни: сейчас оно не причинит тебе вреда. Но у нас осталось не так много времени по его меркам прежде, чем оно придёт в этот мир. Квиберн бросил на Марвина быстрый взгляд, чувствуя как по позвоночнику пробежал знакомый неприятный холодок, который ни с чем нельзя было спутать. Да, это действительно был страх. — Чувствительные люди, такие как я или ты, уже ощущали эту тьму, — продолжал говорить Марвин. — Злую тьму бесконечности. Не ту, о которой твердят наши мейстеры. Не ту тьму, в которой некогда обвиняли тебя самого, мой друг. Та тьма несёт смерть в своём прожорливом чреве. Загляни внутрь — и ты увидишь всё, что тебе нужно знать. Квиберн глубоко вдохнул, задерживая дыхание, словно собирался нырнуть в воду, — и взглянул. Вначале он ничего не видел, кроме мешанины цветов, что причудливыми узорами переплетались между собой в глубине свечи. Это походило на вязь некоего древнего языка, о котором Квиберн ничего не ведал. И символы эти казались Квиберну зловещими, словно он смотрел на жуткое заклинание или страшное проклятие, начертанное рукой мертвеца. А потом весь окружающий его мир, комната в каменном доме, где он сидел, исчезли без следа. По крайней мере, Квиберну так показалось. Ещё минутой ранее он мог поднять глаза и различить в слабо освещённом помещении потолок, над которым находилась комната Серсеи, теперь же он оказался в абсолютном мраке. «Свеча погасла», — подумал он в самом начале, имея в виду самую обычную свечу, пламя которой прежде можно было заметить на прикроватном столе. Но дело было не в этом: Квиберн действительно увидел окно в иной мир и сделал решительный шаг туда, даже не осознавая собственных действий. Увидел темноту, о которой говорил ему Марвин. Впрочем, вскоре глаза привыкли к этому мраку, и Квиберн осознал, что находится в неком пустом пространстве, лишённом воздуха, и над ним простирается бесконечное небо. Он слышал голоса, что раздавались в вышине, но не видел их обладателей — и видеть, положа руку на сердце, вовсе не желал. Однако, начиная этот путь, он хотел пройти его до конца, чем бы он не закончился. Квиберн никогда не страшился ни запретных знаний, ни неведомых сил, о существовании которых он давно догадывался, однако теперь испытывал то чувство, о котором успел позабыть. Теперь, когда его суставы время от времени словно наполняло битое стекло, а на волосы лёг пепел сгоревших дней. Темнота. Не темнота. Не полная темнота. Голоса лились отовсюду, и говорили они на всё том же неведомом языке. Голоса мертвецов, голоса недостижимой высоты и голоса звёзд. Тени плясали вокруг него. — Квиберн! — наконец он различил в этом невообразимом, неком неземном гуле собственное имя. — Имя тебе Квиберн. Слуга тёмного искусства. Квиберн молчал. Квиберн слушал — и чувствовал, что дрожит. Он услышал странный треск, раздающийся откуда-то сверху и вскинул голову. «Потолок. Это рушится потолок!» — мелькнула ужасающая мысль, потому что Квиберн всё ещё помнил, что находится в комнате. Помнил, что в комнате над ним, вероятно, спит Серсея. Однако звук этот издавали вовсе не доски пола, да и не было это похоже на треск дерева. Над ним рвалось, словно ветхая ткань, само небо. Оно расходилось в стороны, открывая Квиберну темноту истинную, темноту, способную поглотить и свет и, как ни странно, саму тьму. Она была настолько тёмной, что ярко выделялась даже в полном мраке. В этой темноте он увидел сразу три больших глаза, что смотрели на него. Как Квиберну показалось, во взгляде этом была не только злоба и ненависть, но и некая насмешка. Он не сразу даже осознал, что видит перед собой глаза огромного ворона. За ним он видел невообразимых чудовищ, которые пытались прорваться сквозь разорванное полотно неба в его знакомый земной мир. Он видел пылающие страшным огнём иные вселенные, уничтоженные этими чудовищами в мгновение ока. Он словно даже видел силу, которая пробудила этих злобных тварей из преисподней. Неземные голоса и жуткое пение наполняли его голову, и он продолжал слышать в этой демонической какофонии собственное имя, произнесённое на разные лады. — Я вижу тебя, Квиберн, — различил он безликий голос из глубины глубин. — Я прекрасно вижу тебя. — Квохор! Квохор! — карканье огромного ворона походило на смех человека. — Он придёт за тобой. Он придёт за ней. Квиберн! Квиберн! Жуткие отродья пожирали горящие звёзды, оставляя после них бесплотный газ, названия которого Квиберн не знал. — Злость бесполезна, — Квиберн услышал собственный голос в этой темноте. — Злость — самая бесполезная из эмоций. Она разрушает разум. Кому и когда он говорил об этом? Квиберн не помнил, потому что это было очень давно. Квиберн видел огонь, охвативший Королевскую Гавань. Он видел Волантис, где стоял главный храм Владыки Света, увидел Марвина, что беседовал с Красным жрецом. Он видел Старомест и Цитадель, хранилище древних знаний, окутанное паутиной и горячим пеплом. Он видел Валирию после того, как её настиг Рок. Огни спускались с неба со странным незнакомым мерным гудением. — Вечность внутри, — прошелестел ещё один голос. — Вечность идёт за тобой. Голову Квиберна пронзила яркая вспышка боли. Следом за ней он почувствовал вторую, но уже ниже — где-то в горле, словно он проглотил острую рыбную кость. — Квиберн! Квиберн! — он сразу узнал этот голос. Это был голос Марвина, и в нём слышался неподдельный страх. Квиберн даже не сразу осознал, что голос доносился из реальности. Настоящей реальности. Почувствовал, как кто-то трясёт его за плечи. Квиберн резко дёрнулся, словно его тело свела страшная судорога, и тьма растворилась в знакомых цветных узорах. Так, словно отпускала его. Пусть и нехотя, Квиберн чувствовал, какие усилия приходится прилагать, чтобы всплыть на поверхность осязаемой реальности, настоящего мира, населённого людьми, а не омерзительными тварями и жуткими огнями. — Квиберн! — голос Марвина был совсем рядом. Квиберн чувствовал его дыхание. Он думал, что распахнул глаза, но на самом деле всё это время глаза его и без того были широко открыты, поэтому первые несколько секунд он лишь растерянно моргал, пытаясь понять, где находится теперь. «Сон наяву. Не иначе. Я уснул», — он пытался успокоить себя этим, даже прекрасно понимая, что увиденное им не было сном. Он встряхнул головой, желая отогнать этот морок и эхо нечеловеческих голосов, что всё ещё блуждало в его сознании. — Марвин… — он не узнал собственный охрипший голос, но почувствовал, как в его дрожащую руку сунули прохладный кубок. Он не хотел знать, что в нём налито, пусть даже яд, и выпил всё до последней капли. Вкус напитка говорил о том, что его основой являлось вино, но также там были и травы, которые, по всей видимости, должны были успокоить его тело и дух. Вероятно, Марвин сам пил это снадобье после подобных видений. Над городом раздался грохот, от которого они оба едва не подскочили, и только потом пришло осознание — это гроза, приближение которой они видели на горизонте. За окном вспыхнула молния, озаряя комнату синевато-белым светом, выхватывая из полумрака искажённые лица. Капли дождя забарабанили по стеклу. — В какой-то момент мне показалось, что ты вот-вот исчезнешь, — признался Марвин спустя пару минут, когда к Квиберну вернулась способность мыслить более или менее ясно. Он попросил Марвина зажечь все свечи, которые у него были, чтобы наполнить помещение тёплым светом. Темнота в тот момент заставляла Квиберна чувствовать некое подобие удушья, хотя он прекрасно осознавал, что воздуха в комнате Марвина вполне достаточно. Причина была в его нервах, что были натянуты как струны. — Мне тоже казалось, что я сейчас исчезну, — тихо признался Квиберн, хотя не планировал говорить подобного вслух. Он пристально посмотрел на Марвина, в свете свечей глаза обоих были угольно-чёрными. — Что это было, Марвин? Какой-то фокус? Марвин медленно покачал головой. — Никаких фокусов, старина. Я и сам был бы рад, окажись это дешёвым трюком или игрой света и тени. Но, к сожалению, это реальность, которая нас всех ждёт. Марвин вновь сделал короткую паузу, но Квиберн промолчал, а после повёл ладонью, веля Марвину продолжать. — Однако я никогда прежде не видел подобного настолько ярко. Если совсем честно — то никогда. Эти видения открылись мне после убийства Дейенерис, и я понял, что она была единственной силой, что сдерживала их, и эта сила устранила её. Только так она могла пробудиться окончательно. — Кто? — Квиберн понимал, что всё ещё плохо соображает. — Эта сила, о которой я тебе толкую! — в голосе Марвина послышалось раздражение, смешанное с нетерпением. — Та, что хочет ворваться в наш мир. Раньше я видел лишь то, что Дейенерис Таргариен способна её одолеть. И думал о Белых Ходоках, пробудившихся на Севере, — Квиберн кивнул. Белые Ходоки даже в прошлом вызывали в нём лишь научный интерес, но никак не ужас. Даже после того, как он увидел одного из их воинов-вихтов. — Но потом я понял, что Белые Ходоки и даже Король Ночи — просто милые котята по сравнению с тем, что может ожидать нас в будущем. Это свеча мне тоже показала. Квиберн вновь бросил короткий взгляд в сторону этого странного предмета, который теперь язык не поворачивался называть свечой. Сейчас он видел лишь отблески света внутри, но даже те казались ему зловещими. — Я многое видел, Квиберн, очень многое. Мне недостанет ночи, чтобы пересказать тебе всё, но я знаю об одном — нам нужна Дейенерис. Нам нужна магия чародеев Квохора. И мне нужен ты. — Ты помнишь про мейстера Пола? — невпопад спросил Квиберн. — Помнишь, чем это закончилось? Безусловно, Квиберн прежде и сам, ещё до встречи с Марвином, собирался попасть в Квохор с похожей целью, однако действовать он собирался менее очевидно. И цель у него тогда была несколько иной. Он помнил также про то, как Серсея отреагировала на известие о Белых Ходоках на Севере — она не собиралась с ними сражаться. Тогда, как и сейчас, её беспокоило лишь собственное дитя, а не борьба за существование мира. Вряд ли что-то изменилось теперь. Для самого Квиберна, впрочем, тоже. Он и сам беспокоился лишь за свою королеву, ради которой и был проделан весь этот путь. Однако тогда он не мог видеть открывшегося ему ныне ночью. То, что ещё долго, вероятно, будет преследовать его в кошмарных снах. И самое страшное в этом было то, что оно могло явиться не только за ним, но и за Серсеей и её детьми. Да, их было двое. В этом Марвин был прав. — Я помню историю мейстера Пола, — голос Марвина доносился словно откуда-то издалека, прорубаясь сквозь толщу мыслей Квиберна, заполнявших его голову. — Вначале его выпороли, а после и вовсе отрубили руку за то, что он пытался выведать секрет их магии. Однако у мейстера Пола не было того, что есть у нас. И с Орханом можно договориться. Квиберн не был в этом твёрдо уверен, однако пока что решил не возражать, по-прежнему не имея сил на долгие споры и не видя в них особого смысла. Возможно, с тем человеком и правда можно было заключить некое соглашение. Если Квиберн будет выполнять свою часть сделки, разумеется. — Понимаешь, о чём я толковал? — продолжал Марвин. — Я знал, что в лесу могут быть разбойники, но у нас не было иной возможности попасть в Квохор. Нам нужно было сюда попасть, поэтому необходимо было рискнуть. — И ты рискнул жизнью Серсеи, — в голосе Квиберна не было гнева, однако тогда именно его он ощутил. — С ней ничего бы не случилось. Это я также видел ясно. — Полагаясь, безусловно, на этот предмет, — Квиберн указал на валирийскую свечу. — Слабое утешение. — Однако всё обошлось, — заметил Марвин. — С чьей-то помощью. — Ты так и не понял, верно? Наши жизни сейчас и без того в опасности. Жизни всех. Неважно, кто на какой стороне воевал и кто каких взглядов придерживался. Это не борьба света и тьмы. Пробудившаяся в недрах вселенной сила способна стереть наш мир в порошок. Именно поэтому я отправлюсь за Дейенерис, и ты должен мне помочь. Когда в мир вернулись драконы, то ты не мог не узнать, что к нам вернулись и древние силы, что дремали с тех времён, как правил Эйгон Третий. Драконья Погибель. Дикий огонь стал гореть ярче. Магия красных жрецов обрела могущество. И даже моя свеча открыла мне свои недра в тот день, когда Дейенерис Таргариен вышла из пепла погребального костра с новорождёнными драконами на руках. Но то, что пробудилось среди звёзд вместе с этим… Марвин умолк. Квиберн тоже сохранял молчание, наверное, несколько минут. По крайней мере, именно так ему показалось. — Ты видел ворона, и, возможно, понимаешь, кто является его проводником, — намного тише, почти шёпотом добавил Марвин. На этот раз Квиберн всё-таки вздрогнул. Потому что, разумеется, понял. Вот почему Марвин толковал ему прежде о Брандоне Старке. — Если Дейенерис вернётся, то вряд ли она захочет иметь дело с Серсеей. Она вернётся — и ты, думаю, знаешь, что она сделает со всеми, кто предал её. Меня не беспокоят жизни Тириона и остальных предателей. Меня беспокоит лишь то, что я видел в Королевской Гавани. Седьмое пекло, Марвин! — Квиберн повысил голос. — Мы едва не погибли там. — Это не она, — Марвин вновь отрицательно покачал головой. — Не она, уверяю тебя. Настоящая Дейенерис так бы не сделала. — И кто же тогда был верхом на драконе, сжигающим город, скажи на милость? Лично я прекрасно видел Дейенерис Таргариен, — в голосе Квиберна послышался сарказм. — Ты видел. Но ты не знаешь, что тогда она уже потеряла над собой контроль. И не по своей вине. Не по моей. Не по твоей. А по вине тех тварей, которых ты видел. Теперь я знаю причину и не позволю этому случиться опять. «Слабое утешение», — хотел повторить Квиберн. Но Марвин заговорил вновь: — Я всё ещё рассчитываю на твою помощь. И, как бы там ни было, я отправлюсь за ней. — И как ты планируешь перебраться через Дымное море? Вряд ли в мире найдётся хоть один идиот, что посмеет сунуться в руины Валирии. Кроме того, местный воздух и твари, что теперь там водятся, просто уничтожат тебя. Они отравлены настолько, что вода превратилась в кислоту. Мы прежде говорили об этом с тобой. — Вначале я доберусь до Волантиса, — Марвин говорил так, словно план у него был давно готов. Впрочем, почему нет? Он же с самого начала хотел это сделать. — В храм Владыки Света. Красные жрецы, возможно, смогут мне с этим помочь. Они же, возможно, и переправят меня через Дымное море. Они верят в силу Дейенерис и кровь Древней Валирии. — А дальше? — Что будет дальше — моя забота, — коротко ответил Марвин, не желая вдаваться в детали. — Но у меня нет выхода: либо я верну Дейенерис обратно, либо погибну. В любом случае, долго этот мир не просуществует. И это будет не вечный ледяной покой, который несли с собой Белые Ходоки. Планета, возможно, перестанет существовать. И семь странников тоже погаснут навеки, как и знакомые нам звёзды. — Мне нужно как следует это обдумать, — Квиберн посмотрел в окно, за которым по-прежнему бушевала гроза, в своей злобе низвергая на Квохор гром, молнии и холодные струи воды. — Я поговорю с Серсеей в ближайшие дни. Когда ты отправляешься в путь? — Времени мало, поэтому я оставлю вас послезавтра на рассвете. Для Квиберна это было как удар под дых — он не ожидал, что Марвин уедет так скоро. Но что он мог сделать? Поэтому он лишь выдавил из себя подобие улыбки. — Что ж, тогда ты избежишь гнева королевы. Покинув Марвина, Квиберн счёл за должное посмотреть, спит ли Серсея и не беспокоит ли её гроза. Сир Григор пустил его, как обычно, безо всяких проблем. Заглянув внутрь, Квиберн заметил, что Серсея в кои-то веки спит так крепко, что, наверное, даже не слышит бушующего над Квохором ненастья.***
Квиберн приступил к работе едва встало солнце, заливая светом мокрые после ночной грозы улицы. Орхан был столь любезен, что выделил для него несколько небольших комнат, где он мог бы заниматься лечением больных. Одну из них Квиберн планировал превратить в подобие лаборатории, хотя это и стоило приличных денег. Впрочем, что-то подсказывало ему, что Орхан не откажет ему в подобной малости, если пообещать ему спасение многих жизней. Это была небольшая плата, учитывая, что эпидемии порой обходятся городам намного дороже. Квиберн давно понял, что многие серьёзные заболевания можно лечить при помощи плесени, которую он нередко срезал с хлеба. Эта мысль пришла к нему с десяток лет назад, когда он, перепробовав многое в борьбе с лёгочной горячкой, прибегнул к давно вычитанному в Цитадели способу замешивать плесень с целебными зельями. Разумеется, большинство мейстеров медицины высмеивали подобный способ лечения, Квиберн и сам не относился к нему всерьёз, однако он всё-таки работал. Пусть и не всегда. Вероятно, многое зависело от зелий, с которыми необходимо было смешивать плесень. Ценой нахождения более или менее работающего снадобья были несколько жизней пациентов и без того находящихся практически в могиле, однако это стоило того. По крайней мере, по мнению Квиберна. Наука и медицина не могли существовать и развиваться без определённого количества жертв, это правило было всем известно. Квиберн размышлял об увиденном в той валирийской свече. Сейчас многое казалось ему практически сном. Обычным кошмарным сном. Однако одна деталь не давала ему покоя. И это были отнюдь не жуткие твари, а Марвин в Волантисе. Он видел его беседу с Красным жрецом до того, как его друг признался в намерении попасть в Храм Р’глора перед походом в Валирию. Квиберн даже знал, что вначале Марвин планировал попасть в Драконис как только доберётся до стоящих в Дымном море осколков полуострова. Хотелось бы думать, что это морок. Простой домысел. Квиберн сам это выдумал. Но глупо было отрицать очевидное, когда ты сохраняешь ясный рассудок и остаёшься реалистом: Квиберн видел маршрут Марвина. Осматривая своих первых пациентов, Квиберн размышлял о том, как сказать Серсее о намерении Марвина вернуть Дейенерис. И понимал, что нет смысла ходить вокруг да около: правда в любом случае не понравится его королеве, в каком бы виде он её не преподнёс. И Квиберн был готов к гневу, который, безусловно, должен был обрушиться на его голову. Другое дело — сила этого гнева. О, она будет велика, в этом не приходилось сомневаться. К тому же, Квиберн не мог не заметить, как бледна стала Серсея. И дело было не только в её положении, он теперь был твёрдо уверен: её что-то беспокоит, однако она молчит. Кошмарные сны, являвшиеся ей, были тому подтверждением. Мозг Квиберна пронзила напугавшая его догадка. Он замер. — Лекарь, что-то не так? — он слышал над своей головой голос мужчины, который жаловался на донимающий его зуд, из-за которого на коже появлялись небольшие волдыри красновато-розового оттенка. — Ничего серьёзного, — покачал головой Квиберн. Такое он видел неоднократно. — Ни один мой пациент не умирал от подобного. Да, это была нелепая мысль, вероятнее всего, навеянная увиденным. Но что если… если Серсея чувствует то же, что и он? Видит то же, что и он? Тот самый жуткий сумрак, что незримо обволакивает окружающий мир, проникая в сознание. Ведь, если это и в самом деле так, то у Квиберна, пожалуй, не останется иного выхода. Ради Серсеи. Ради своей королевы — вступить в борьбу с этим мраком, что пугал его самого, пока он не поглотил её. Однако уверенности в собственном решении у него по-прежнему не было, хотя он прекрасно понимал, что видел. И что было это наяву. И что на этот раз Серсея действительно в опасности, как и её дети, пусть сейчас эпицентр бури и находился в Вестеросе. Рано или поздно оно расползётся по всей обитаемой земле, словно эпидемия, от которой не было никаких действенных средств. Квиберн никогда не думал, что именно ему придётся стать лекарем для этого прогнившего мира. Никогда он не планировал спасать ничего, кроме того, что имело для него значение.***
Утро следующего дня встретило их серым небом, по которому плыли низкие облака. Вокруг царил лёгкий полумрак. Прощание Марвина и Квиберна обещало быть коротким: Марвин сам говорил, что времени у него в обрез. В путь он отправлялся вместе с небольшим отрядом, который нанял у Орхана за приличную сумму. Джебхуза днём ранее скончался от заражения крови, остальные члены его отряда покинули город, и судьба их была теперь неведома. Впрочем, теперь это было неважно. — Туда и обратно, — сказал Квиберн, — тебе предстоит проделать, по меньшей мере, шестьсот лиг. — Расстояние меня не пугает, — криво улыбнулся Марвин. — Как и препятствия, которые я, скорее всего, встречу на пути от Волантиса к Валирии. Надеюсь, полгода мне хватит. — Полгода… — Квиберн словно попробовал на вкус это слово. — Долгий срок. И все это время Квиберну и Серсее предстояло, по всей видимости, провести в Квохоре. К моменту возвращения Марвина она, вероятнее всего, разрешится от бремени. Квиберн не знал, пугает его этот факт — или напротив. Ведь вернётся Марвин не один, если задумку его удастся воплотить в жизнь. Если с ними будет Дрогон… Квиберн пока предпочёл об этом не думать. — Я буду слать тебе воронов при первой же возможности, — сказал Марвин, коротко обнимая Квиберна на прощанье. — Не теряй бдительности и постарайся поладить с Орханом, он не такой уж плохой человек. — Возможно, — Квиберн вновь попытался улыбнуться. Получилось скверно. — Доброго пути тебе. — Береги себя, друг мой. Квиберн видел тающие в предрассветной дымке силуэты нескольких всадников. В тот миг он почему-то свято был уверен в том, что новая встреча со старым другом не заставит себя долго ждать. Впереди оставалось, пожалуй, самое сложное: рассказать обо всём Серсее, с которой он практически не виделся с того момента, как они оказались в Квохоре.***
Квиберн поднимался по лестнице медленно, хотя она была и довольно короткой. Причиной тому была не его усталость, а лишь желание оттянуть решающий миг. «Полгода, — размышлял он. — Полгода — довольно долгий срок. У меня будет достаточно времени, чтобы поговорить с ней». И тогда же начинал корить себя за малодушие. Рано или поздно Серсея может заподозрить, что он что-то скрывает: как бы там ни было, она обладала невероятной интуицией. Кроме того, сколько времени бы не прошло, она одинаково яростно воспримет план Марвина. Так какой смысл тянуть? К тому же промедление может сыграть против него — Серсея может воспринять новость ещё более остро. Квиберн сделал глубокий вдох, оказавшись перед дверью, которую неизменно охранял сир Григор. Серсея недавно закончила ужин, и Квиберн возлагал надежды, что это немного улучшит её настроение, хотя и понимал, как смехотворны его чаяния. Они, конечно, не оправдали себя: Серсея была не в лучшем расположении духа. Это Квиберн видел по её лицу. Его королева выглядела уставшей и измотанной, и сердце Квиберна на миг сжалось, когда он осознал, что принесённая им новость сделает ей никак не лучше. — Говорите, — велела она в конце концов, словно теряя терпение. «Не заставляйте меня», — хотел сказать Квиберн, но не стал. Он увидел, как расширились глаза Серсеи, когда она услышала имя Дейенерис Таргариен. Заметил, как участилось её дыхание. — Убирайтесь. Убирайтесь прочь, пока я не приказала сиру Григору убить вас. Или пока не убила сама. Квиберн смотрел на неё молча несколько секунд, наблюдая за тем, как в глубине её зелёных глаз разгорается хорошо знакомый ему дикий огонь. Сила. Страсть. Странно, но именно в тот миг Квиберн вновь вспомнил о том, как Серсея прекрасна. Её рука потянулась к штофу с вином, который, как Квиберн подозревал, имел много шансов быть направленным в его голову. — Послушайте, Ваше величество… — начал было он, и тогда же ощутил, как прохладное вино выплеснулось в его лицо. Оно стекало за воротник, жгло глаза. Квиберн провёл ладонью, вытирая красные капли. — Я велела вам убираться! — наконец Серсея закричала. Квиберн даже обрадовался её злости, нашедшей выход. Она вскочила со своего места, и её прекрасные черты были искажены нешуточным гневом. «Она, пожалуй, и в самом деле могла бы убить меня», — отрешённо подумал Квиберн. Квиберн встал со стула следом за ней, сохраняя достоинство, несмотря на вино, которое всё ещё стекало по его волосам и одежде. Должно быть, выглядел он нелепо. — Сир Григор! — вновь закричала Серсея. — Сир Григор! Квиберн услышал тяжёлую поступь сира Григора, и вскоре его громадная фигура выросла за правым плечом Серсеи. Квиберн замер, глядя то на своё создание, то на свою королеву. Если она отдаст приказ, то сир Григор его, конечно, выполнит, несмотря на то, что именно Квиберн поднял его из мёртвых. Сир Григор был предан королеве Серсее, как Квиберн ему и велел. И если он умрёт от его руки, то в этом будет даже некая ирония. В комнате повисла тяжёлая тишина, которая нарушалась лишь шумным и гневным дыханием Серсеи. — Вы хотите моей смерти, Ваше величество? — спросил Квиберн со спокойствием, которого вовсе не ощущал. По счастью, он по-прежнему хорошо умел владеть собой. — Хотите, чтобы сир Григор разорвал меня на части? Конечно, у меня не будет шансов, поскольку оружие моё заключается в разуме и знаниях, а отнюдь не в мускулах. Квиберн знал, что Серсея может пойти на это, и в то же время понимал: она не настолько безумна. Даже в гневе сейчас она прекрасно осознаёт, чем может обернуться для неё его смерть. Пожалуй, только это могло спасти его. Словно это было наяву, Квиберн увидел перед мысленным взором картину: на ней его голова в руках сира Григора раскалывалась как сочный арбуз, разбрызгивая вокруг кровь, осколки костей и губчатые волокна мозга. Но он всё ещё был жив и смотрел на Серсею. — Я не желаю видеть вас, — повторила Серсея, явно колеблясь. — Если я уйду, если я покину вас, то что вы намерены делать? — прямо спросил Квиберн и увидел её растерянность. Серсея об этом явно не успела подумать. И Квиберн продолжил: — Я уже множество раз говорил вам, Ваше величество: моя первостепенная задача теперь — оберегать вас от этого мира, и я намерен её выполнить даже ценой собственной жизни. Именно поэтому я рассказал вам о плане Марвина… — Он в городе? — спросила Серсея. Глаза её вновь опасно сверкнули. — Он отбыл на рассвете. — И вы скрыли это от меня, верно?! — выкрикнула Серсея, сжимая кулаки и надвигаясь на Квиберна. — Вы скрыли это от меня! — она резко дёрнулась вперёд, занося руку. За этим последовала звонкая пощёчина. Щека у Квиберна тут же вспыхнула, словно от огня. — Вы скрыли это от меня! — повторяла она, отвешивая ему следующий удар. После пятой пощёчины Квиберн вцепился в её запястья — не сильно, но уверенно, и Серсея дёрнулась, пытаясь вырваться. Руки его были липкими от вина, впрочем, пыталась вырваться она вовсе не поэтому. — Пустите меня! Пустите! — из её глаз катились слёзы ярости. — Не смейте прикасаться ко мне, никогда! — Велите сиру Григору покинуть нас, и мы поговорим, Ваше величество. Обещаю, я расскажу вам всё как есть. И вы… вы тоже расскажете мне всё как есть. Ведь что-то вас беспокоит. Серсея снова посмотрела на него, и теперь к гневу в её взгляде примешивался ещё и страх. По всей видимости, Квиберн попал в точку. Только прав ли он относительно причины её страхов? — Вы предали меня, — зло прошептала Серсея. — Я не могу больше доверять вам, не хочу! — она вновь дёрнулась, но Квиберн продолжал сжимать её руки, не позволяя уйти. — Вы мне противны! Вы продались белобрысой шлюхе, которая едва не убила меня! Квиберн знал, что Серсея говорит это от ярости, которая переполняла её. Однако её слова почему-то задели его. Так, что он и сам от себя не ожидал подобной реакции. Он вспомнил о резкой боли, которая пронзила его, словно острая рыбная кость. Тогда, при взгляде в валирийскую свечу. — Как будет угодно Вашему величеству, — со всё тем же спокойствием сказал Квиберн. — Я покину вас, но прошу вас выслушать меня прежде, чем я уйду. Однако, Ваше величество, я предан не Дейенерис Таргариен, а вам. И я соглашусь помочь Марвину лишь при одном условии, когда он вернётся. Я прошу вас снова, Ваше величество: выслушайте меня до конца. Серсея затихла, перестав сопротивляться. Квиберн почувствовал, как всё её тело словно разом расслабилось. А после она сделала то, чего он никак не ожидал: она уткнулась лицом в его плечо, вжимаясь в промокшую от вина ткань одежды и, явно не обращая на эту деталь внимания, горько расплакалась.