Миротворцы

Ложка склонилась вправо — и снова выпрямилась по стойке «смирно». Плавно изогнулась влево… — Хотите подзаработать выступлениями в цирке, мистер Андерсон? Или, — Смит соединил ладони в пародии на молитву, — тренируетесь перед тем как начать превращать воду в вино? — Программирую. — О. Теперь это так называется? Нео, растеряв концентрацию, отложил упрямую ложку и потёр лоб. — Спорим, ты сам не знаешь, где в её коде параметр жёсткости? — …что ж, ваши экзерсисы начинают приобретать хотя бы намёки на осмысленность. Но зачем вам это? — То есть не знаешь, — Нео снова повертел ложку, разглядывая то с одной стороны, то с другой. На лавры Архитектора он и не думал претендовать — но раз уж Меровинген хвастался, что сам написал код пирожного с сюрпризом… — Я долго был программистом. И вижу коды Матрицы. Попробую с ними поработать. — Раньше вы не разменивались на мелочи и прогибали Матрицу под себя грубой силой, — Смит склонил голову набок, глядя на Нео с таким же вниманием, с каким сам Нео глядел на ложку. — «Времена меняются, и мы меняемся с ними». *** Смит резко хлопнул себя по шее — и уставился на раздавленного комара так, словно тот тоже обрядился во всё чёрное и принялся гнуть столовые приборы силой мысли. — Что? — удивление Смита было таким явным, что вопрос сорвался с губ Нео сам собой. — Сбой, должно быть… — голос тоже звучал нетипично удивлённо. Но Смит быстро собрался и обвёл широким жестом улицу, по которой они шли. — Как думаете, откуда здесь комары? Нео подзавис, спешно перерывая в голове знания, оставшиеся с уроков биологии: — Из открытых водоёмов, коллекторов? — От Архитектора. Как известно, в Матрице все животные — программы; конкретно комары и прочая дрянь написаны не только для большей реалистичности, но и для пополнения палитры неприятностей, без которых вам, людям, жизнь не в радость. Вот только с чего вдруг им кусать меня?.. — Стоп, — Нео огляделся, заметил вдали лениво курлыкающих голубей, собиравших крошки рядом с кафе-пекарней, осмотрел их «кодовым» зрением и убедился, что Смит сказал правду. Довольно очевидную — но раньше Нео как-то об этом не задумывался. — Даже домашние питомцы? Даже служебные, подопытные?.. — Ну разумеется, — Смит пожал плечами. — Не думали же вы, что где-то есть отдельная стойка разнокалиберных капсул, в которых спят обритые и подключённые к Матрице кошки, собаки, хомячки, золотые рыбки — и вот эти назойливые комары? Нео замолк. В изложении Смита картинка звучала издевательски-абсурдно, никто в здравом уме такое бы не думал. Но вся иллюзорность, вся обманчивость Матрицы сейчас ощутилась с новой силой. Так они и шли молча до конца квартала — где дорогу им перебежала чёрная кошка (к счастью, всего один раз). И там Нео решился задать вопрос, который уже пару минут вертелся у него на языке, но на который не очень-то хотелось услышать ответ: — А в реальном мире — там сохранилось хоть что-то живое? — Видели ли вы в Зионе что-то живое, помимо людей? — вопросом на вопрос ответил Смит; Нео как будто на лету ухнул в воздушную яму. — И наверняка помните, как выглядит поверхность. Тёмная. Холодная. Отравленная. Пустая, — каждое слово падало тяжёлым камнем. Внутри Нео тоже возникла холодная пустота — чувство, которое испытываешь, когда кого-то теряешь. Или когда тебе напоминают о потере. Смит искоса глянул на Нео, его складки у рта обозначились резче. — Как вам известно, я существую в Матрице и лично не видел внешний мир (если не считать одного автономного эксперимента). Однако внимательно изучал историю вашего вида; к тому же совсем недавно все здесь были мной... и я был всеми. Я мало у кого из них читал память, но какие-то обрывки воспоминаний всё же доносились, я до сих пор смутно припоминаю такие вещи, каких раньше просто не мог знать. Возможно, вас приободрит одна из таких вещей — тот факт, что машины не смогли (или не захотели) сохранить вымирающие остатки фауны, зато собрали коллекцию её биоматериала. Звучало мерзко. Было решительно неясно, что в этом приободряющего. — А ещё, — продолжил Смит, — среди нас есть специалисты по генной инженерии. Правда, направление не приоритетное, сейчас они занимаются в основном предупреждением патологий при создании человеческих эмбрионов… Ещё мерзее. Но вдруг Нео маленькой молнией кольнула догадка — казалось, он начал понимать, куда клонит Смит: — Погоди-ка. Пару лет назад везде писали про овечку Долли. А из того... биоматериала, который есть у машин, можно получить новых животных? Настала очередь Смита замолчать. Возможно, теперь он перерывал архивы своей памяти, а возможно, подбирал слова. Подобрал очень немногое: — Не знаю. — А кто знает? — Машины-генетики, очевидно. Главный компьютер. Может быть, ещё Пифия — вот уж не удивился бы, — каждый раз, когда Смит поминал Пифию, возникало ощущение, что у него болит зуб. Зато внутренняя боль Нео отступила. И теперь он твёрдо знал, каким ещё делом надо поскорее заняться. *** Чем больше Нео узнавал о Матрице и мире машин, тем больше открытий ждало его за каждым новым углом. Это был какой-то бесконечный фрактал. Зато на каждой встрече с людьми ему было что рассказать — хотя иногда даже Морфеус реагировал с удивлением на грани неверия, что уж говорить об остальных. Этих «остальных», к счастью, было не много: лишь дважды собирались все капитаны со старшими офицерами. Теперь агенты никого не преследовали (их вообще было не видать), пути были свободны, однако написанные кровью правила безопасности по-прежнему соблюдались. И Нео никогда не знал заранее, где и в каком составе пройдёт очередная встреча: когда хотевшие увидеть его люди входили в Матрицу, они звонили ему на переданный Морфеусом мобильный. Слишком мало времени прошло после заключения мира, слишком глубоко укоренилось ощущение постоянной угрозы, слишком необычны были новые условия. И слишком необычен был Нео, уже привыкший ловить на себе заинтригованно-настороженные взгляды. Впрочем, учитывая, что Нео сам не вполне знал себя, да и новости приносил одна страннее другой, отношение к нему повстанцев было естественным. Возможно, сказывалось и фоновое присутствие Смита. После долгих препирательств и уговоров Нео сумел убедить его не ходить на встречи — Смит оставался ждать за несколько кварталов позади, в указанном повстанцами месте. Но такой компромисс, как это часто бывает, не нравился никому. *** — Вот чёрт! — Нео рефлекторно тряхнул рукой, с его пальцев сорвались капли жидкого металла. То, что ещё секунду назад было ложкой, растеклось лужицей, словно ртуть. — Слегка перестарались, мистер Андерсон, — Смит, предусмотрительно усевшийся по другую сторону кухонного стола, напоминал учителя, ласково пеняющего нерадивому ученику. И бесил этим неимоверно. — Без тебя знаю, — огрызнулся Нео, пытаясь отыскать в коде фрагмент, который сам только что переписал, и откатить всё до состояния «как было». Но течение кода уже изменилось, сбилось с установленного ритма, символы начали перемешиваться между собой... Тогда Нео напомнил себе, что ложки нет и что она такая, какой он хочет её видеть. Мгновение — и столовый прибор приобрёл первозданный вид. В коде тоже всё вернулось на место. Нео по-прежнему отлично мог изменять Матрицу силой мысли — но вот осознанное кодерство ему всё никак не давалось. Сперва надо было увидеть код объекта — это без проблем. Потом — выбрать, что и где менять; задача посложнее, но тоже вполне решаемая. Далее — почувствовать предмет, подключиться к нему так, чтобы код поддался, стал видоизменяться; в последнее время Нео освоил и это, лучше всего работало с непосредственным тактильным контактом. Наконец, последний этап — зафиксировать изменения и отключиться от кода, чтобы дальше он работал по-новому сам собой. И вот на этом-то этапе Нео спотыкался раз за разом. Хотел сделать ложку мягче — а вместо этого вообще сломал параметр жёсткости. — Мистер Андерсон, я не перестаю вам удивляться, — Смит смахивал на змею, замершую перед заклинателем. — У вас колоссальные способности, сильнее вас влиять на Матрицу могут разве что Архитектор и Пифия. Но вам всё мало, вы ищете сложный путь и упрямо прёте по нему, хотя простое решение — вот оно, достаточно руку протянуть. Почему, мистер Андерсон? Где в этом логика? — А где логика в том, чтобы упорно звать меня «мистером Андерсоном», хотя «Нео» гораздо короче и точнее, особенно теперь? — Нео было неохота вдаваться в подробности своих кодерских неудач, и он переключился на другую тему. — В безопасности, мистер Андерсон, — Смит так выделил его старое имя интонацией и удлинил гласные, будто то ли издевался, то ли смаковал. — Как думаете, сколько в Мегасити Андерсонов? — Пара десятков. — На порядок больше. А Нео — только вы. Когда даже у стен есть уши, лучше быть одним из многих, чем одним-единственным. Вот это было неожиданно. Нео даже не сразу нашёлся с ответом: — У тебя паранойя. — Скорее, большой жизненный опыт. И вы уже забыли о предупреждении Мастера ключей? Нео нахмурился. О предупреждении он не забыл — оно просто как-то отошло на задний план в чехарде дел и открытий последних недель. Да и ни слежки, ни покушений — никаких угроз или хотя бы намёков на них — не было. Нео сфокусировался на делах людей, оставив вопросы безопасности Смиту. Разве что решил освоить побольше способов взаимодействия с Матрицей — на всякий случай. — Тогда мне тоже надо звать тебя не так, как ты привык. Значит, не по фамилии, а по имени. Джон? Джордж Гордон? Алистер? — но тут Нео почувствовал, что желание подколоть превращается в озадаченность. Он впервые осознал, что понятия не имеет, как Смита зовут. — Какое у тебя имя? — У меня его нет. *** Сегодня явно был не день Смита. Он с отвращением глядел на краешек расплющенного комка жвачки, выступивший из-под подошвы уже чуть менее идеального смитовского ботинка. Со своей обострённой внимательностью Смит наверняка заметил бы жвачку и брезгливо перешагнул, если бы внезапный порыв холодного ветра не принёс с собой чёрт-те откуда мелкие острые песчинки, от которых Смит и Нео до сих пор пытались прочистить глаза. — Люди... — никакой желчный пузырь не вместил бы столько желчи, сколько сосредоточилось в одном этом слове. Это было тем более некстати, что как раз к людям они и шли, оставив машину на ближайшей парковке. Точнее, Нео шёл. Но к его удивлению, на условленном месте, где Смит должен был остаться ждать в одиночестве, на сей раз был представитель ненавистных Смиту людей. Хуже того, это был втройне ненавистный Смиту Морфеус. — Здравствуй, Нео, — Морфеус приветственно кивнул, но пенсне не снял. — Сегодня я останусь с ним. Тебя уже ждут. Во множественном числе и без Морфеуса? Похоже, встреча будет не такой, как прежние. За те десять минут, что Нео добирался до назначенного здания и отыскивал нужный вход, он придумал несколько версий — но ни одна из них не попала в цель. Под мрачными сводами его ждали те, кого он не видел очень давно и уже не думал увидеть, — члены Совета. — А вот и он! — советник Хаманн, казалось, искренне обрадовался. В отличие от советника Веста. Советник Диллард сохраняла царственную невозмутимость, и по её лицу ничего нельзя было прочитать. Офицеры посторонились, пропуская Нео к троице старейшин. — Как погляжу, ты всё тот же, — Хаманн улыбнулся. А потом вздохнул: — И Матрица всё та же — спустя десятки лет... — Всё та же тюрьма, — отрывисто рыкнул Вест. — От которой у нас теперь есть не только отмычки, но и ключ, — в устремлённом на Нео взгляде Диллард на мгновение стал виден острый интерес, но она быстро совладала с собой. — Капитаны передавали нам собранную тобой информацию. Признаться, многое из этого оказалось для нас неожиданностью и стало предметом дополнительных заседаний... — В прошлый раз мы спорили пять часов кряду, я даже охрип, — вклинился Хаманн под осуждающим взглядом Веста. — ...потому лучшим решением мы сочли личную встречу с тобой, — как ни в чём не бывало продолжила Диллард. — Сегодня Хаманн, Вест и я выступаем делегатами. Готов ли ты ответить на вопросы Совета? — её взгляд стал испытующим. Как и взгляды Хаманна с Вестом. Нео ощутил себя так, словно угодил на экзамен или на заседание суда, — но он пришёл сюда помочь Зиону и уверенно кивнул. *** Когда Нео освободился (или, скорее, его отпустили), солнце уже клонилось к закату, заливало охристо-розовой акварелью мягкие облака и золотило окна домов. Члены Совета отбыли первыми, офицеры последовали за ними — интересно, а Морфеус ещё на месте? Нео был не прочь перекинуться с другом парой слов, хотя как раз говорить было уже тяжеловато: советники устроили ему многочасовой допрос с пристрастием, их интересовала каждая деталь — и не на все вопросы у Нео были ответы, надо было снова съездить в промзону, уточнить некоторые... Размышления прервал звонок. Нео слегка удивился: после встреч ему раньше не звонили. С другой стороны, и таких встреч ещё не было. Вот только номер на дисплее высветился незнакомый. — Да? — Добрый вечер, Избранный, — голос не принадлежал никому из повстанцев. Это вообще был не человек — это был Меровинген: — Знаешь, какое блюдо подают холодным? — Устриц, — Нео сжал челюсти, бегло огляделся кодовым зрением, ещё немного — и его мышцы зазвенели бы от напряжения, как туго натянутая струна. Однако насколько хватало глаз и чутья, ничего угрожающего заметно не было. И всё же Нео сделал несколько шагов и замер ровно посередине пустынного проулка — равно далеко от стен и дверей. — И их тоже, — нимало не смутился Меровинген, — кстати, о деликатесах: правда, забавно, что если лягушку бросить в кипяток, то она немедленно выпрыгнет, а если посадить в холодную воду и включить огонь, то лягушка не почувствует плавного изменения температуры и сварится заживо? Нео только скрипнул зубами. Меровинген вежливо замолк, ожидая ответа (и, судя по звуку, что-то отпив), но не дождался. Удручённо вздохнув, продолжил: — Ты доставил мне немало неприятных минут, перебив почти всю мою охрану. Найти верных (пусть и слегка устаревших) слуг не так-то просто, знаешь ли. Кругом предательства — даже от соратников, даже от самых близких... Впрочем, сейчас сам убедишься — времени прошло уже достаточно. До свидания и спасибо за милую бесе... — окончание его фразы заглушил треск сминаемого пластика. Сломанный телефон ещё не успел коснуться земли, как Нео исчез из проулка. Это было похоже на полёт по городу — гораздо сложнее, чем полёт по небу, потому что в небе не было ни препятствий, ни многочисленных поворотов, в которые нужно вписаться. Но Нео даже не заметил, как преодолел расстояние, отделявшее его от Смита и Морфеуса. Точнее, лишь от одного из них: Морфеуса не было, а Смит сломанной куклой лежал на полу, глядя в пространство пустыми глазами. Как когда-то лежали Апок и Свитч, отключённые — убитые — Сайфером. Нео рухнул перед Смитом на колени, перевернул его с бока на спину, в отчаянной надежде проверил дыхание и пульс — ничего. А на кодовом уровне всё оказалось ещё хуже: код Смита замирал, затухал, в конечностях уже был готов рассыпаться на отдельные символы. Сжимать-разжимать лёгкие, массировать сердце было бессмысленно — они бы не выдержали и тоже разрушились. — Вставай. Вставай! — Нео мучительно пытался вернуть Смита силой веры, которая столько раз позволяла ему творить в Матрице чудеса — но сейчас была бессильна. Что-то в Смите словно отражало любые мысленные призывы Нео. Что-то мелкое, но сильное, пронизывающее, смертоносное... Нео всё никак не мог это увидеть, зато смог почувствовать. Оно было чужеродным, отличалось от такого знакомого кода Смита, но цепко впилось в него. Код Смита всё затухал, остался лишь последний яркий участок — где-то в солнечном сплетении. Нео потянулся к нему руками — ну же, почувствовать, подключиться, если не так, то иначе... Код отозвался — неожиданно легко, безо всякого сопротивления, будто родственный коду Нео. А вдруг?.. «Что-то из вас отпечаталось во мне, скопировалось или перезаписалось», — сказал Смит однажды, перед большой дракой и после слов об их связи. Был ли он прав? Неважно. Знал ли Нео, как действовать? Нет, но это тоже было неважно. Нео весь сосредоточился на призрачной, исчезающей, но всё ещё ощутимой связи и погрузился в код Смита в той точке, где он был словно продолжением кода Нео. Ага, вот оно! Нащупав чужеродную последовательность, Нео ухватился за неё, потянул на себя — и сумел выдрать. Отброшенная отрава оказалась похожа на ощетинившуюся длинными шипами ветку и на воздухе сразу истаяла чёрным дымком. Затухание прекратилось. Смиту больше не становилось хуже — но и не становилось лучше, его состояние стало стабильно предсмертным. Почти замерший тусклый код не ускорял своё течение и не разжигал сияние. Значит, его следовало ускорить и разжечь. Это не было похоже ни на управление силой мысли, ни на программирование руками. Скорее, что-то среднее. Неожиданное и непонятное даже для самого Нео — но в этом был его шанс. Подключение было бесперебойным, синхронизация — идеальной. И Нео начал перекачку. Холодно. Как же холодно. Нео пробил озноб. Энергия уходила из его тела, стекала по рукам в грудь Смита. Перед глазами поплыли чёрные пятна — но на чистом упорстве Нео оставался в сознании, чтобы заставить свою энергию не просто перетечь в чужое тело, а пропитать его, запустить, разбудить. Смита выгнуло дугой, он широко распахнул глаза и с полузадушенным хрипом заглотнул воздух, словно только что всплыл с глубины. Вдох, ещё вдох, ещё... Наконец он более-менее отдышался, но не проронил ни слова — поражённо-неверяще вперился взглядом в лицо Нео. Теперь можно было отключиться. Нео аккуратно высвободился изо льнущего к его пальцам кода, убедился, что «разъём» закрылся нормально, — и отключился. *** Холодно. Темно. И... мягко? Нео подскочил, ошалело озираясь и пытаясь понять, куда он попал. — Вы неисправимы, мистер Андерсон, — Смит обнаружился рядом — он, чуть ссутулившись, сидел на краю кровати. Похоже, таки выполнил свою угрозу-обещание доволочь до дома бессознательное тело Нео, когда тот однажды всё же нарвётся. Итак, Смит был в наличии, в сознании и явно не собирался рассыпаться. Уже хорошо — но ещё далеко не всё. — Морфеус... — прохрипел Нео и закашлялся; во рту была пустыня, изображение перед глазами снова поплыло. Холодная рука придержала его за спину, губ коснулся стакан. — Пейте. Нео наспех сделал пару глотков воды, поперхнулся и снова закашлялся — но вопросы не могли ждать: — Где Морфеус? Что с ним? Он... — Понятия не имею, — голос Смита был таким же холодным, какими были сейчас его руки. — Нет, он не мог, только не Морфеус... — Нео мотал головой и чувствовал себя так, будто падает в чёрную бездонную яму. — А. В этом смысле можете быть спокойны — вашего Морфеуса отозвали звонком, и он ещё препирался, не желая оставлять меня без присмотра, — уголки губ Смита мимолётно дрогнули в намёке на едкую усмешку. — У него не хватило бы ни сил, ни знаний, чтобы сделать со мной такое. Да и он скорее предпочёл бы придушить меня голыми руками — если бы мог. Падение в беспросветную бездну замедлилось, на душе у Нео стало чуть легче, хоть и горько от того, что он едва не заподозрил своего лучшего друга. Но Меровинген же прямо говорил о предательстве... — Похоже, у Меровингена есть выход на повстанцев. — Вы только сейчас до этого додумались? — не понятно, чего в голосе Смита было больше — сарказма или искреннего удивления. — ...ты знал. — Наверняка — нет. Но догадывался — согласитесь, это вполне в его духе. — Как и отравленный код, — у Нео перехватило дыхание, когда он вспомнил безжизненного Смита и острые шипы. — Как код выглядел? — Смит весь подобрался и подался навстречу Нео. А тот замолк. Описать отраву Меровингена было трудно — Нео даже разглядеть её не мог, не то что расшифровать. Единственное, что он запомнил, — материальное воплощение в виде колючей ветки и смутное ощущение некоего конструктора, будто целый код был собран из кучи мелких частей. — Что ж, это кое-что объясняет, — Смит помрачнел. — Мелкие, обманчиво нейтральные, внедряемые поодиночке фрагменты я мог не заметить. Помните всю эту череду нелепостей — резкие запахи, комар, занозы, песок, жвачка?.. Удручающее легкомыслие с моей стороны. В своё оправдание могу отметить лишь, что думал, удар Меровингена будет направлен на вас. — Он и был направлен на меня, — ощущение бездонной ямы вернулось. Меровинген не хотел, чтобы Нео просто умер, не успев понять, что произошло. Он хотел, чтобы его месть была осознана и прочувствована в полной мере. Смит поморщился так, будто ему в руку воткнули штопор — и начали медленно проворачивать: — Мистер Андерсон, у меня за долгие годы сформировались некоторые эмоции — но ваши для меня зачастую малопонятны и труднопереносимы, даже при том что я не испытываю их, а только ощущаю в виде эха. Мы оба живы, даже Морфеус жив, встреча прошла нормально (иначе бы вы уже обрушили на меня новые вопросы или подорвались к телефону). И мы теперь точно знаем, кто враг, какими методами он действует, чего хочет добиться. Не так уж плохо... Не считая вашего плачевного физического состояния. — И не считая того, что ты чуть не умер. — Мне не привыкать, — Смит хмыкнул. Но быстро посерьёзнел: — Важнее то, осознаёт ли Меровинген, что будет, если он нарушит баланс. А если осознаёт, то чего он добивается. Насколько мне известно, он слишком любит свои жизнь и комфорт, чтобы попытаться разрушить Матрицу. Информатор, бонза, гедонист — он кто угодно, но не революционер. Впрочем... — Смит посмотрел на Нео со сложным выражением лица, — ...знакомство с вами меняет людей. И не только людей. Они замолчали. В комнате было темно, лишь настольная лампа создавала вокруг себя тёплый кружок света. В этом полумраке замершее в задумчивости лицо Смита на мгновение показалось Нео неживой маской. Он вытянул руку, чтобы коснуться, ощутить тепло кожи и биение пульса, убедиться, что Смит действительно жив, что его получилось вернуть вопреки всему. Смит приподнял брови, но ничего не сказал и не отстранился, позволяя коснуться его шеи, очертить подбородок, скользнуть по выступающей нижней губе, миновать щёку и скулу, зарыться в волосы, притянуть... Они оба были слишком обессилены, чтобы целоваться страстно. И слишком стремились друг к другу, чтобы разорвать этот тягучий, успокаивающий, почти нежный поцелуй. Нео притянул к себе Смита за лацканы чёрного пиджака, но вскоре избавил от этого предмета одежды. И от прочих. Смит поступил симметрично; его руки уже не были такими холодными, а лицо — таким отрешённым. Каждое прикосновение друг к другу будто взаимно подзаряжало, возвращало тепло и силы, это хотелось длить и длить, но после того как Нео оказался в объятиях Смита под одеялом, его сознание почти сразу вновь соскользнуло в темноту — на этот раз согревающую и уютную. *** — Досадно. Хорошая была идея, — обычно лёгкий ужин в шато действовал на Меровингена умиротворяюще, но в этот раз улучшить ему настроение были бессильны даже самые изысканные деликатесы: сами стены особняка напоминали о той безнаказанной — пока — дерзости, которую позволил себе самонадеянный юнец. — Ты уверен, что игра стоит свеч? — его супруга выглядела обеспокоенной. — Perséphone, — он обожал произносить её имя на французский манер, мягко грассируя, — разве ты недовольна тем, что твой любимец снова оставил меня в дураках? — Я опасаюсь, как бы мой «любимец» не стал моим соперником. — О чём ты говоришь, любовь моя? — Меровинген как-то даже оживился, грациозно всплеснул руками. — О том, что в последнее время ты уделяешь ему чуть ли не всё своё внимание, — Персефона глянула из-под ресниц на своего неверного мужа. — Ай-яй-яй, жадничать нехорошо, — Меровинген шутливо погрозил пальцем. Но увидев, что Персефона по-прежнему мрачна, вздохнул: — Признаю, этот шестой и впрямь поинтереснее прочих, есть в нём что-то такое... Но дело не только в нём. Как думаешь, что я люблю больше всего на свете? — Власть, — холодно ответила Персефона. — Ну-ну, она лишь на втором месте после тебя, дорогая... Но в целом ты права: мне по душе быть номером один: для тебя, для подчинённых — для всех! И тут появляется этот... l' imbécile, который творит что хочет и у меня дома, и во всей Матрице. Хуже того, не исчезает в небытии, как его предшественники, а находит себе баланс, возвращается как ни в чём не бывало под завязку накачанный силой и даже Главный компьютер прогибает под себя! — Завидовать нехорошо. — Perséphone! Ты не понимаешь, это не зависть и даже не мстительность (ну, разве что чуть-чуть). Это рациональное стремление к укреплению своих позиций. Только представь, что будет, если пусть не убрать самого Избранного (это не так просто, как хотелось бы), а хотя бы убрать — заменить — его балансир... — И что же? — глаза Персефоны всё ещё были полуприкрыты, но голос выдал её желание узнать ответ. — А вот это мы и посмотрим, — с тонкой улыбкой Меровинген свернул беседу, запив её последним глотком вина.