Охота на Бражника

      Адриан потрясенно смотрел на дверь, не видя ее, даже не осознавая, что, как только отец ушел, Плагг выбрался из тайника и теперь обеспокоенно летал перед его мертвенно-бледным лицом.       Сердце билось тяжелыми, оглушающими ударами, которые отдавались в висках так, что перекрывали все остальные звуки.       Обнаружение священной книги, веками считавшейся утерянной, терзало его всё это время. Он с тревогой спрашивал себя, как и почему подобное сочинение попало в руки отца, строил тысячи гипотез, которые могли бы объяснить странное нахождение бесценного предмета в его сейфе. Но реакция отца при виде кольца дала на все вопросы самый жестокий ответ.       Габриэль Агрест был Бражником.       Теперь Адриан был в этом убежден.       Он не знал как, не знал зачем, но отец явно сумел одновременно завладеть священной книгой и камнем чудес Мотылька.       И теперь пользовался последним, чтобы сеять ужас и опустошение на улицах Парижа.       По-прежнему парализованный ужасным открытием, Адриан не отрывал взгляда от двери. Несмотря на огромное пространство комнаты, возникло впечатление, будто ему не хватает воздуха. Каждый вдох, каждый выдох требовал сверхчеловеческих усилий, словно оцепенение ужаса мешало работать легким.       Всё вдруг предстало в новом свете.       После исчезновения матери восприятие Адрианом своего семейного очага уже радикально изменилось. То, что прежде было теплым домом, превратилось в пустую раковину — холодную и негостеприимную. Он не однажды замечал, что ледяные мраморные колонны, устремлявшиеся к потолкам обширной гостиной, гораздо лучше смотрелись бы в мавзолее, чем в жилом доме. А полы и лестницы из черно-белого камня прекрасно соответствовали строгой атмосфере, которую постепенно установил его суровый отец. За исключением комнаты Адриана, малейший признак тепла и фантазии был неумолимо изгнан из особняка.       Но если до сегодняшнего вечера Адриан считал свой дом лишь большой золотой клеткой, сейчас всё жестоко изменилось.       Клетка превратилась в ловушку — угрожающую, неумолимую, каждое мгновение грозившую сомкнуть на нем свои челюсти.       Атмосфера больше не была холодной и равнодушной.       Она стала опасно давящей.       Враждебной.       И одновременно со всё больше поглощавшей его паникой Адриана, словно удар кулаком в живот, поразила мысль.       Он здесь больше не в безопасности.       Он должен уйти.       Быстро.       — Плагг! — крикнул Адриан, и от напряжения и страха голос поднялся до пронзительных высот. — Трансформируй меня!       Черный Кот стремительно выскочил из окна и помчался с крыши на крышу, со всей возможной скоростью убегая от родного дома, словно спасался от жуткого кошмара.       Быстрее.       Быстрее.       Еще быстрее.       Словно каждый метр между ним и отцом мог чудесным образом стереть из реальности только что произошедшую сцену.       Быстрее.       Черный Кот мчался сквозь наступающую ночь, не обращая внимания на мучительную дергающую боль в мышцах и жжение в легких, протестовавших против столь жестокого обращения.       Мысли кружились в голове, словно испуганная птица в клетке, кидаясь во все стороны и сталкиваясь, снова и снова, не в состоянии сосредоточиться на чем-либо конкретном.       Бражник, в тысячный раз повторял он. Бражник.       Его отец был Бражником.       Его чудовищный враг, годами терроризировавший Париж.       Тот, кто создал орды супер-злодеев, совершенно не задумываясь об опасности, которой он подвергал жителей столицы в попытках добраться до героев, разрушавших его зловещие планы.       Из-за кого он не однажды едва избегал серьезного ранения, если не хуже.       Черный Кот резко затормозил, вдруг почувствовав тошноту. Желудок взбунтовался, скручиваясь и содрогаясь в знак протеста. Он бросился к ближайшему дымоходу, в тени которого его вырвало кислой желчью, которая разъедала пищевод, и закашлялся, содрогаясь всем телом. Каждый нерв был болезненно натянут, словно тетива, делая спазмы еще мучительнее.       Слегка покачиваясь, оглушенный Черный Кот выпрямился и неуклюже перепрыгнул на соседнюю крышу, но снова остановился, внезапно обнаружив, что всё вокруг расплывается. Не сразу он понял, что его почти ослепили застилающие глаза жгучие слезы. Он яростно вытер их и, пошатываясь, прошел по шиферу, чтобы скрыться в тени соседнего здания, но слезы хлынули только сильнее.       Бражник.       Его отец.       Это было единственное логичное объяснение. Единственное, объясняющее и загадочное присутствие священной книги в сейфе, о котором Адриан прежде не подозревал, и ненавидящий взгляд отца на его кольцо, когда он понял, что это камень чудес Черного Кота.       Потому что отец понял, что он Черный Кот, в этом не оставалось ни малейших сомнений.       Воспоминание о горящих яростью глазах отца и о том, как его пальцы конвульсивно сжались на запястье Адриана, вызвало новый приступ тошноты, заставив сглотнуть в попытке успокоить подпрыгивания желудка.       Большая часть крыши, на которой укрылся Черный Кот, была покрыта тенью примыкающего здания, к стене которого он прислонился спиной, поскольку ноги дрожали, отказываясь его держать. Жуткая боль стучала под черепом, и, казалось, будто всё кружится. Новые слезы отчаяния хлынули из глаз, прочерчивая влажные полосы по маске и стекая до подбородка. Черный Кот даже не осознавал, что дышит слишком сильно, слишком часто, и грудь вздымалась и опускалась слишком быстро и прерывисто. Ему казалось, будто он задыхается, тонет в океане отчаяния, на дно которого он неумолимо погружался. Легкие горели, горло будто превратилось в наждачную бумагу, и он чувствовал себя на последнем издыхании, пальцы машинально вцепились в воротник костюма, пытаясь дать доступ воздуху.       Воздух.       Ему нужен был воздух.       Дыхание стало коротким и отчаянно прерывистым.       И без малейшего предупреждения Плагг вдруг прервал трансформацию.       Такого никогда не случалось, но квами никогда еще не видел своего напарника в таком раздрае.       Дрожа всем телом, Адриан соскользнул на крышу и сжался в комок, точно клубок тревоги и отчаяния.       Он будто потерял отца во второй раз.       Когда исчезла мама, поведение отца, который и прежде был, конечно, сдержанным, но любящим, кардинально изменилось, превратив его в то отстраненное и непреклонное существо, которым он являлся сегодня. Едва достигший подросткового возраста, подавленный болью страшной потери, Адриан был вынужден одновременно столкнуться с потерей того отца, которого знал прежде, оказавшись рядом с незнакомым человеком, который заваливал себя работой и обращался с ним с таким равнодушием, будто он был одним из его многочисленных служащих.       Адриан всегда был убежден, что сердце отца в каком-то смысле умерло одновременно с мамой. А сегодня у него вновь возникло душераздирающее ощущение, что этот человек, любви и одобрения которого он так отчаянно добивался, снова исчез, отдалившись от него за пределы разумного, потонув во тьме, забыв о существовании единственного сына.       — Адриан. Адриан! — кричал Плагг, тряся его за плечо со всей силой, какую позволяло ему крошечное тело.       Адриан поднял растерянный взгляд, обычно ясные зеленые глаза сейчас были затуманены слезами.       Он даже не смог бы сказать, сколько времени квами так его звал.       — Адриан, — снова произнес Плагг, с трудом поднимая его подбородок. — Посмотри на меня. Успокойся. Тебе надо успокоиться.       Никогда еще Адриан не слышал столько тревоги в голосе черного квами. Мгновение он непонимающе смотрел на Плагга, не зная, ни что делать, ни что отвечать.       — Успокойся, — настойчиво повторил Плагг утешающим, но настойчивым тоном. — Дыши.       Адриан открыл рот, чтобы возразить, но его сотряс приступ кашля.       — Ну-ну, — произнес Плагг, неловко похлопав его по плечу. — Тише. Дыши. Дыши.       Прошло несколько долгих мучительных минут, пока Адриан пытался вернуть себе контроль над дыханием и нервами. В течение этого времени растерянный Плагг изо всех сил пытался подбодрить его.       — Бра… Бражник, — наконец, выдавил Адриан — слова спотыкались друг о друга, с трудом выходя изо рта, словно губы отказывались произносить их. — Это… это мой отец?       Он говорил с вопросительной интонацией, словно надеялся на решительное отрицание. Или хотя бы на легкое возражение.       Что угодно, что подтвердило бы: Плагг не разделял его ужасного убеждения насчет личности противника.       Но к его величайшему отчаянию, квами молчал, в кои-то веки, похоже, не находя слов. Когда он, наконец, открыл рот, Адриан прервал его взмахом руки. Он не хотел слышать подтверждения справедливости своих подозрений, что он действительно был сыном человека, который годами заставлял содрогаться Париж. Полный сожаления взгляд обычно такого нахального Плагга стал достаточным ответом на его вопрос.       — Тебе стоит позвонить Маринетт, — после долгого тяжелого молчания посоветовал Плагг. — Она сможет помочь тебе лучше, чем я, она…       — НЕТ! — резко прервал его Адриан, подпрыгнув с расширившимися от ужаса зрачками.       Он жалобно застонал и снова свернулся в клубок. Обхватив голову руками, он зарылся дрожащими пальцами в светлые пряди.       Маринетт.       Как он мог не подумать об этом?       Как он теперь сможет посмотреть ей в лицо, зная, что он не только является сыном Бражника, но что тот раскрыл его личность? И как она сможет доверять ему после этого? Как она сможет доверить свою жизнь кому-то столь близкому к их худшему врагу? Он не мог требовать от нее столь слепо верить в него — не после того, что узнал. В данный момент Адриан сам себе не стал бы доверять. Он был полностью потерян, не зная, как поведет себя в тот день, когда неизбежно столкнется с отцом.       Желудок снова скрутило от мысли о сражении с Габриэлем Агрестом, на Адриана обрушилась новая волна ужаса, точно вал темной ледяной воды. Вскрикнув, он вскинул голову, чувствуя, как внутренности леденеют от страха, который так глубоко проникал в него, что впитывался до мозга костей.       Маринетт.       Ледибаг.       Отец знал, что он Черный Кот.       Но пока не знал, кто такая Ледибаг.       Бешено колотившееся сердце застучало еще сильнее. Оно изо всех сил билось в грудную клетку, словно инстинкт выживания велел ему разбить державшие его в плену ребра, чтобы не разбиться на тысячи кусочков самому, и сбежать — быстро и далеко, пока не затянутся мучительные раны, от которых оно пошло трещинами.       Ледибаг.       Маринетт.       Тело сотрясалось мощной дрожью, Адриан отчаянно пытался собрать мысли, завихрявшиеся и сталкивавшиеся в его сознании, и посреди этого хаоса один факт навалился на него с невероятной силой и ясностью.       Он должен защитить Маринетт.       Любой ценой.       Сделать всё, что в его власти, чтобы отец никогда не понял, кто она.       Адриан провел дрожащими пальцами по лицу, пытаясь заставить себя сконцентрироваться и не обращая внимания на встревоженные слова Плагга. Ему следовало взять себя в руки. Подумать. Это важно, крайне важно.       Маринетт.       Адриан не представлял даже, знает ли отец о ее существовании. В кои-то веки ледяное равнодушие Габриэля Агреста к жизни единственного сына стало неоспоримым преимуществом. Даже спустя все эти годы Адриан не был уверен, что отец знает, что у него есть девушка.       И не должен был узнать.       Кошмарная мигрень сверлила череп, а отдававшиеся в висках удары сердца подчеркивали ее. Адриан машинально помассировал лоб кончиками пальцев, едва замечая, что, несмотря на теплый парижский вечер, руки заледенели.       Плагг был прав. В эти кошмарные мгновения он отчаянно нуждался в Маринетт. В ее теплом присутствии, в ее поддержке, в ее улыбках… Он был в этом абсолютно убежден. Так же, как с возрастающим ужасом понимал, что одно только приближение к ней могло подвергнуть ее опасности. Если отец узнает, насколько важную роль играет Маринетт в жизни его сына, более чем вероятно, он быстро проведет параллель с другой девушкой, которая находилась в центре вселенной Черного Кота.       Адриан не был наивен. Если сам он месяцами был слеп, не в состоянии провести связь между Ледибаг и одноклассницей, сейчас он не мог отрицать, что их сходство бросалось в глаза, если только приложить немного внимания. Тот же голос, тот же рост, те же глаза цвета неба, те же иссиня-черные волосы… Если подозрения Габриэля Агреста направятся на Маринетт, он быстро ее разоблачит.       Чем больше Адриан об этом думал, тем четче в его обезумевшем сознании формировалось неумолимое заключение.       Он должен отдалиться от Маринетт.       Совсем немного.       Только на время, чтобы подумать.       Разобрать тучи ядовитых мыслей, делавших его неспособным к хладнокровному анализу.       Ради нее.       Чтобы защитить ее.       И потому, что он еще не знал, как сообщить ей, что он сын Бражника, и что больше всего он боялся ее реакции на эту новость.       Адриан не осмеливался и представить, что почувствует, если Маринетт отвергнет его. Если она посмотрит на него с тем же ужасом, который он, вероятно, увидит в своих собственных глазах, если прямо сейчас посмотрит в зеркало. Но Адриан слишком хорошо знал Маринетт, чтобы не понимать, до какой степени она была великодушной и храброй, и как она никогда не колебалась бросаться в омут головой, чтобы защитить дело, которое считала правым. Более чем возможно, вместо того, чтобы бежать от него, она решит, напротив, поддержать его против всех и вся, даже если это подвергнет опасности ее тайну. Даже ее жизнь.       Адриан знал, если с ней что-нибудь случится из-за него, он никогда не оправится от этого.       Нет, решительно лучше ничего не говорить.       Подождать, пока он найдет решение.       Не подвергать ее опасности.       Только не подвергать ее опасности.       Часы текли с приводящей в отчаяние медлительностью. Потерянный Адриан сидел на крыше, свернувшись в клубок. Париж никогда не засыпал полностью, но жужжащая активность улиц понемногу стихла, вечерний гам, наконец, уступил место глухому фоновому шуму, мягко убаюкивающему артерии столицы. Гудение машин становилось более приглушенным, и они становились всё менее многочисленными, а на тротуарах теперь можно было увидеть лишь редких ночных прохожих. Приглушенный свет горел в окнах соседних зданий, и они гасли одно за другим, чтобы в итоге улицы остались освещенными лишь фонарями и разноцветными неоновыми вывесками.       Адриан оставался неподвижным, лишь отрывисто отвечая Плаггу, а потом снова впадая в подавленное молчание.       Спустя, казалось, целую вечность, небо снова посветлело, окрасившись сначала пурпуром, потом оранжевым, светлея всё больше и больше, в итоге приобретя нежный серо-голубой цвет.       Адриан поднял к горизонту осоловевшие глаза, глядя, но не видя на самом деле, на появившиеся из-за ряда домов первые лучи солнца. Если бы он находился в адекватном состоянии духа, Адриан, несомненно, оценил бы вид. Он обожал свой город, а солнце, нежно окрашивающее золотом крыши Парижа под невероятно ясным небом, представляло собой зрелище, от которого перехватывало дыхание. Гребни крыш окружающих зданий сверкали тысячью огней, аккуратно разрезанный сияющий ореол украшал ослепительную столицу, а редкие коричневато-золотистые облака появлялись в небе, добавляя великолепной сцене завершающий штрих.       Адриан осторожно встал, медленно потянувшись, чтобы размять мышцы ноющих конечностей.       Бросив быстрый взгляд на телефон, он понял, что до начала занятий оставалось еще почти два часа.       — Плагг, — хрипло прокаркал Адриан. — Трансформируй меня.       Черный Кот быстро добрался до родного особняка. Он остановился на соседней крыше на безопасном расстоянии. С тяжелым вздохом он поднял голову и, неохотно посмотрев на здание, снова почувствовал, как испуганная дрожь пробегает по позвоночнику.       Инстинкт вопил ему развернуться и бежать, как можно быстрее.       Быстро и далеко.       Изо всех сил борясь с этим порывом, Черный Кот долго оставался неподвижным, дрожа всем телом. Пальцы с такой силой сжали край водостока, рядом с которым он остановился, что на металле отпечатались украшавшие его перчатки когти. Прекрасно сознавая, что не может позволить себе поддаться приступу паники, Черный Кот заставлял себя дышать медленно и глубоко, отчаянно стараясь сдержать новую волну тревоги. Он повел плечами, перекатывая напряженные мышцы, чтобы заставить их расслабиться.       Это было безумие.       Черный Кот намеренно медленно выпрямился, не отрывая глаз от дома, подстерегая малейшую подозрительную деятельность. Все нервы болезненно напряглись, едва не лопаясь, и он инстинктивно приготовился в случае угрозы прыгнуть. Черный Кот осмотрительно сделал шаг, потом другой. Осторожно переходя с крыши на крышу, он начал описывать широкий круг вокруг величественного здания, внимательно следя за малейшим движением.       Он несколько раз повторил этот обход, так сосредоточившись на маневре, что напряжение вернуло сильнейшую мигрень, запульсировавшую в висках. Конечно, бессонная ночь тоже сыграла свою роль, но Черный Кот отказывался без проверки приближаться к жилищу злейшего врага. Ужас, который он по-прежнему ощущал, притормаживал его природную импульсивность, заставляя проявлять необычайную осторожность.       Вдруг дверь особняка открылась, и Черный Кот подпрыгнул, когда узнал высокую фигуру отца.       Он тут же упал плашмя на крышу, на которой находился, растекшись по ней, как только мог, будто пытаясь стать невидимым, растворившись в листах шифера.       Прикусив щеку, чтобы сдержать грозившую снова завладеть им панику, Черный Кот чувствовал, как между лопаток отчаянно медленно спускается струйка ледяного пота, а рот наполняет железный привкус крови. Сердце колотилось с такой силой, что его глухие удары отдавались в ушах, перекрывая утренние звуки города. Задыхаясь, Черный Кот прокрался к краю крыши и бросил вниз осторожный взгляд.       Отец быстро спустился по ступеням и сел в машину, где его ждал личный шофер. Черный Кот проследил взглядом за машиной, пока не увидел, как она исчезает за поворотом улицы.       Мгновение он оставался неподвижным, а потом резко перевернулся на спину, скрестив руки. Грудь бурно вздымалась и опускалась — в ритме отчаянных глотков воздуха. Он так оцепенел от появления отца, что даже не осознавал, как задерживает дыхание, и теперь легкие напомнили ему о реальности. Уставившись в ясную синеву неба, Черный Кот провел по лицу дрожащей рукой, убирая со лба светлые пряди.       Горло сжалось, когда он понял, какое облегчение испытывает от того, что отец уехал.       Тот отец, чьего общества ему так не хватало еще вчера.       Это был настоящий кошмар.       Он по-прежнему не мог оправиться от того, как внезапно рухнула его жизнь, оставив его ошалевшим, с разорванным в клочья сердцем.       Черный Кот снова прикусил щеку, чтобы сдержать отчаянный стон, а потом выпрямился и потряс головой. Он не мог позволить себе слишком здесь задерживаться. Быстрый взгляд на встроенный в жезл телефон показал, что совсем скоро его ночное исчезновение раскроется.       Натали считала делом чести с непреклонной точностью следовать строгому расписанию Адриана, и наверняка она скоро обеспокоится его опозданием. Он снова принялся перебираться по крышам окружавших особняк зданий, бросая на него пристальные взгляды в попытке разглядеть, что происходит внутри. Отсюда всё казалось абсолютно нормальным. Грузовичок садовника медленно продвигался по аллее, направляясь к стоянке для служащих, и под его колесами тихонько скрипел гравий. Повар спокойно хлопотал, роясь в шкафах в ожидании часа, когда пора будет готовить завтрак для Адриана, а Натали сидела за столом в гостиной, просматривая электронный ежедневник.       Атмосфера была мирной.       Даже слишком мирной.       Черный Кот не знал, что думать, разрываемый между сердцем, разбивающимся на тысячи кусочков от мысли, что это окружающее спокойствие было жестоко отнято у него, и леденящим страхом, что видимая нормальность, возможно, лишь фасад, предназначенный скрыть ужасную ловушку.       Но отца здесь не было. И пока он отсутствует в особняке, Адриан, конечно, будет не в полной безопасности, но в гораздо меньшей опасности, чем в его присутствии.       Черный Кот поразмыслил над невыносимой ситуацией, в которой оказался, и пришел к жестокому заключению, что у него нет иного выхода, кроме как вернуться к себе. Бегство не решит его проблемы — напротив. Если он исчезнет, в распоряжении отца есть все законные способы найти его и заставить вернуться домой, плюс темные силы, к которым он может прибегнуть. А если Адриан попросит друзей спрятать его, пока пройдет гроза, он подвергнет их еще большей опасности.       Об этом не могло быть и речи.       Отъезд отца был тем шансом, на который Черный Кот надеялся, возвращаясь сюда. Он мог проникнуть в свою комнату, помыться, попытаться скрыть признаки бессонной ночи, возможно, даже поесть, если позволит желудок. Он, как обычно, поздоровается с Натали и пойдет в лицей.       Он должен был, насколько возможно, поддерживать видимость нормальности.       Чтобы выиграть время.       Минуты, часы, возможно, дни, необходимые ему, чтобы разработать стратегию и выпутаться из этой ужасной ситуации.       Всё будет хорошо, пока удастся избегать отца, без конца повторял он себе, пытаясь убедить себя, что не совершает ужасную ошибку.       Черный Кот приблизился к дому, на автомате выбрав знакомый путь, которым всегда возвращался в свою комнату. Сердце бешено колотилось, и он снова начал задыхаться.       Никогда еще несколько последних метров, отделявших его от того, что он прежде считал своим домом, не были такими сложными.       Его зеленые глаза, зрачки которых встревоженно расширились, не отрывались от приоткрытого окна ванной. Он мог зайти там.       Черный Кот с трудом сглотнул, машинально сжал кулаки и глубоко вздохнул.       «Не может быть и речи, чтобы отступить теперь», — яростно отчитал он себя.       Он прыгнул в воздух и ловко проник в приоткрытое окно.