Охота на Бражника

      Адриан с недоверчивым ужасом уставился на отца, испуганный мозг с трудом осознавал услышанное.       Его кольцо?       Внутренности заледенели от страха, словно жизнь понемногу вытекала из него. Вены превратились в реки льда, кожа приобрела трупную бледность, а парализованный мозг отказывался продолжать функционировать. Мертвенно-бледные пальцы машинально стиснули дверной косяк в жалкой попытке найти какую-нибудь опору, а ноги в любую секунду грозили подогнуться.       Не слыша ничего, кроме оглушительных ударов сердца, Адриан продолжал разглядывать отца, тщетно надеясь, что не так понял, ища малейший знак отрицания на его суровом лице.       Но если взгляд Габриэля отличался почти жуткой напряженностью, выражение его лица оставалось абсолютно нечитаемым.       Перепуганный мозг Адриана внезапно снова заработал, с ошеломительной скоростью выбрасывая испуганные мысли.       Его кольцо.       Он прекрасно всё расслышал — никаких сомнений.       Отец хотел его кольцо.       Его камень чудес.       И этим простым вопросом — с виду таким безобидным — он ставил сына в невыносимое положение, по сути требуя от него сделать такой душераздирающий выбор, что у Адриана возникло ощущение, будто сердце разрывается на лоскутья.       Поскольку вопрос, заключавшийся в словах отца, был до жестокости прост: кому принадлежит его верность?       Отцу, единственному оставшемуся в живых члену семьи, чьей любви и одобрения он всегда искал?       Ледибаг, его необыкновенной и такой дорогой напарнице, одно присутствие которой было необходимо ему как воздух, которым он отчаянно пытался дышать в это мгновение?       Если Адриан отдаст камень чудес отцу, это наверняка позволит ему добиться, наконец, столь желаемого признания, но сама эта возмутительная идея вызывала у него тошноту.       Если он так поступит, он предаст всё, во что верил.       Свои убеждения.       Свою миссию.       И Ледибаг.       Стоила ли любовь отца такой цены? Адриан сильно в этом сомневался.       Если он ответит утвердительно на ужасный вопрос, он не только за долю секунды отречется от всего, за что так яростно сражался до сих пор. Гораздо хуже — он был глубоко убежден, что этот поступок подвергнет опасности его дорогую напарницу.       Если Черный Кот сдастся, в то же мгновение, что он сложит оружие, Ледибаг останется одна.       И больше некому будет встать между нею и Бражником.       Без союзника, сражающегося рядом.       Его Леди была самой живой, храброй и сильной девушкой, что он когда-либо встречал, но если он предаст ее таким образом, он приговорит ее, как если бы вонзил ей кинжал в грудь.       Он не мог с ней так поступить.       Не с ней.       Это невозможно.       Когда она настолько абсолютно верила ему, без колебаний доверяла свою жизнь. Когда каждое слово, каждая улыбка этой невероятной девушки освещали его существование.       Когда жизнь без нее лишалась всякого смысла.       Адриан погрузился в отчаяние на страшные долгие секунды, не двигаясь и не говоря ни слова. Он помотал головой в попытке прояснить мысли, но, подняв глаза, почувствовал, как разум еще немного пошатнулся под тяжелым взглядом отца, который по-прежнему ждал его ответа.       Это было безумие.       Жуткий кошмар, на дно которого он погружался так же верно, как если бы его пленило чернильно-черное море. Без света, без надежды, без ничего. Только боль и рассыпающееся на осколки сердце.       Вдруг с полки рядом с Габриэлем Агрестом раздалось тихое позвякивание, нарушив царившую в комнате напряженную тишину и заставив подпрыгнуть взвинченного Адриана. Габриэль опустил взгляд и слегка поджал губы, впервые позволив проявиться тени эмоций — такой короткой и неуловимой, что Адриан вполне мог ее вообразить.       — Я опаздываю, — великолепный контроль не позволял проявиться в голосе тому, что отец думал на самом деле.       Он прервался, снова уставившись на Адриана таким напряженным взглядом, что у того возникло ощущение, будто пронзительные глаза отца проникают в самую глубину души.       — Можешь идти, — произнес он и гораздо более жестким тоном заключил: — Но мы не закончили разговор об этом кольце.       Слишком паникуя, чтобы что-то ответить, Адриан энергично кивнул и развернулся, поспешно выходя из кабинета отца.       Он едва осмеливался верить, что так легко отделался от встречи с неумолимым врагом, но он получил предельно ясное предупреждение. Ему подарили короткое мгновение передышки — в лучшем случае, — и тема с камнем чудес далеко не была закрыта.       Адриан быстро пересек громадный вестибюль, бесцветные высокие стены которого показались ему более угрожающими, чем когда-либо. Черный, серый, мраморно-белый. Гигантская гробница, готовая поглотить его при малейшей ошибке. Атмосфера была тяжелой, давящей, будто сквозь стены потихоньку просачивался темный туман, чтобы отравить его.       Адриан задыхался.       Он должен был выйти отсюда.       Быстро.       Это был вопрос выживания.       Он бросился наружу и поспешил прочь от родного дома, чтобы затеряться на соседних улочках. Головная боль неумолимо стучала в висках, вызывая такое головокружение, что Адриану вскоре пришлось замедлить шаг. Грудь поднималась и опускалась в неровном ритме, пока он понемногу восстанавливал контроль над обезумевшим дыханием, и легкие протестующе горели. Несколько долгих мучительных минут спустя мигрень Адриана стала такой сильной, что потемнело в глазах. Чувствуя себя на грани обморока, он прислонился к стене, лихорадочно проведя дрожащим пальцем по воротнику футболки.       Ему требовался воздух.       Пока Адриан, зажмурившись, старательно дышал в попытке успокоиться, звук знакомого голоса заставил его распахнуть глаза.       — Адриан?       Он чуть не потерял сознание от ужаса, а сердце заколотилось так, словно хотело выскочить из груди.       Маринетт.       В трех улицах от его дома.       В трех улицах от его отца.       Нет.       Она была слишком близко. Слишком, слишком близко.       Отец мог ее увидеть.       Отец мог понять.       — Ч-что ты здесь делаешь? — глухо спросил Адриан, с трудом выпрямляясь.       Маринетт подошла к нему, рассматривая с выражением, в котором грусть и непонимание смешались с беспокойством. Если бы Адриан был в нормальном состоянии, он непременно заметил бы, что помимо необычайной бледности, у нее покраснели глаза, и она машинально сжимала кулаки, будто стараясь придать себе смелости, чтобы поговорить с ним.       Сердце Маринетт сжалось, когда Адриан инстинктивно отступил. Если не считать нескольких слов, которыми они обменялись во время сражения, его нынешние слова были первым, что он сказал ей за несколько дней, и он явно вовсе не был рад ее видеть.       Но больше так продолжаться не могло.       Это было слишком опасно.       Тем хуже, если он отталкивал ее. Тем хуже, если он обижался на нее.       Тем хуже, если она не была уверена, что хочет знать ответ на терзавшие ее несколько дней ужасные вопросы.       Им с Адрианом непременно следовало всё прояснить — и чем раньше, тем лучше. Сражение, в котором они только что участвовали, стало для Маринетт жестоким шоком, и она отказывалась допускать хоть малейшую возможность снова подвергать их жизни такой опасности. Они должны были прийти в себя, быть в состоянии сражаться, не рискуя столь безрассудно. Угроза, с которой они столкнулись, была слишком серьезной, чтобы Черный Кот и Ледибаг могли позволить себе малейшую слабость, а Маринетт не собиралась допускать, чтобы с ее драгоценным напарником что-то случилось.       И тем хуже, если он разобьет ей сердце.       Маринетт нервно прикусила губу и глубоко вздохнула.       — Слушай, нам надо поговорить, — начала она дрожащим от эмоций голосом. — Не знаю, что с тобой происходит, но так продолжать нельзя. И поскольку ты явно отказываешься разговаривать со мной в лицее, я сказала себе, что я приду к тебе, чтобы…       — НЕТ! — завопил Адриан, побледнев от ужаса.       Маринетт подпрыгнула, когда Адриан резко шагнул к ней. Он с такой силой схватил ее за плечи, что она вскрикнула от боли, когда его пальцы впились в ее тело.       — Нет, нет, нет! — в панике повторил Адриан, прежде чем понял, что делает Маринетт больно.       Он тут же отпустил ее — так резко, будто обжегся от прикосновения к ее белой коже. Адриан слегка покачнулся и снова протянул руки к Маринетт, чтобы на этот раз обхватить ее лицо дрожащими пальцами. Он с бесконечной нежностью наклонил ее голову, убеждаясь, что она смотрит ему в глаза, и снова приблизился к ней, пока не оказался всего в дюжине сантиметров.       В голубых глазах Маринетт читалось полнейшее непонимание, они слегка расширились при виде тоски и отчаянной решимости на лице Адриана.       — Никогда не приближайся к моему дому, никогда! — напряженно умолял он, и в его голосе звучал такой ужас, что у Маринетт перевернулся желудок. — Это слишком опасно. Ты никогда не должна приходить сюда. Никогда!       Пораженная волной паники, накрывшей Адриана, Маринетт онемела, и ужасное открытие заледенило ей внутренности. Источник внезапного изменения в поведении Адриана не имел к ней никакого отношения. Не имел никакого отношения ни к Маринетт, ни к Ледибаг, ни ко всем Хлоям и Лилам мира. Что-то произошло в жизни Адриана, что-то настолько серьезное, настолько ужасное, настолько жестокое, что он абсолютно потерял почву под ногами, раздавленный таким чудовищным ужасом, что предпочел прятаться и сбегать, будто раненый зверь.       — Адриан? — Маринетт хотелось говорить спокойно, но она не смогла полностью сдержать дрожь в голосе.       Она осторожно положила руки поверх ладоней Адриана, которые по-прежнему держали ее лицо. Он вздрогнул, но не отступил.       Пока нет.       — Адриан… — выдохнула Маринетт, не разрывая зрительного контакта. — Что происходит? Что так опасно?       Они стояли так близко, что Маринетт отчетливо ощутила дрожь, пробежавшую по телу Адриана в то мгновение, когда вопрос сорвался с ее губ. Он отступил назад, одну руку опустив, а другой нервно проведя по лицу.       Зеленые глаза сознательно избегали обеспокоенного взгляда Маринетт, которая схватила его свободную руку, крепко сжав. Она не могла бы объяснить, почему так вцепилась в Адриана.       Чтобы не дать ему сбежать?       Чтобы не дать ему рухнуть?       Она не знала. Но никогда еще Маринетт не видела его в таком отчаянии и никогда еще так не боялась за него. Теперь, когда она, наконец, приблизилась к Адриану, она чувствовала, как внутри всё сжимается от тревоги при виде нечеловеческого напряжения на его лице. Осунувшиеся черты, нервная складка у рта, лихорадочный взгляд будто удары ножа вонзались в ее охваченное тревогой сердце.       — Адриан? — повторила Маринетт, и горло сдавило от волнения.       Его молчание и ощутимое отчаяние ужасали ее.       Не дождавшись ответа, она медленно протянула свободную руку, взяв его пальцами за подбородок так аккуратно, словно пыталась подобрать раненую птицу. С тысячью предосторожностей Маринетт слегка нажала на челюсть, без слов умоляя повернуть к ней голову.       — Адриан? — снова повторила она, старательно подбирая слова и отчаянно пытаясь сохранить контроль над голосом. — Я… Однажды, после нашего сражения с Вольпиной, ты сказал, что доверяешь мне. Полностью доверяешь, — Маринетт тяжело вздохнула. — Пожалуйста… Поговори со мной. Я… Я не хочу оставлять тебя одного. Я хочу быть рядом. Позволь мне помочь тебе, пожалуйста. Адриан…       Он нервно закусил губу и, наконец, обратил к ней измученный взгляд.       Несколько секунд он разглядывал Маринетт, взвешивая за и против, не зная, в какую сторону склонить чашу весов страшной дилеммы. С одной стороны, Адриан яростно отказывался доверить напарнице терзавший его тяжелый секрет, не желая подвергать ее еще большей опасности. С другой стороны, здравый смысл кричал, что бегство слишком затянулось, и если есть в мире человек, на которого он может положиться без малейшего сомнения, так это Маринетт.       Ему была необходима помощь, это очевидно.       Ему была необходима она.       Сглотнув, Адриан кивнул. Он принял решение.       Мгновение он молчал, отчаянно пытаясь собрать мысли. Ему предстояло произнести лишь несколько слов — всего пять или шесть, — но они требовали сверхчеловеческих усилий, и всё тело протестующе взбунтовалось.       Сердце колотилось в груди с такой силой, что тяжелые пульсации отдавались в висках, старательно стуча в череп в ритме стреляющих вспышек боли. Горло пересохло, стало шершавым — словно последняя преграда для слов, которые он слишком долго держал в себе. Но он должен был сказать.       — Мой отец… — наконец, произнес Адриан дрожащим, неверным голосом, словно признаваясь в тяжелейшем преступлении. — Мой отец… Он… Он Бражник.       Слова прервались рыдающим звуком, а Маринетт уставилась на него, застыв от ужаса.       Бражник?       Габриэль Агрест?       — Ч-что? Бра… Бражник? Н-но… — пробормотала она, не в силах осознать столь абсурдную новость. — Нет, это невозможно.       Ее пальцы машинально сжались вокруг пальцев Адриана, пока она в шоке отчаянно искала слова.       — Но… Это из-за книги? Наверняка есть логичное объяснение, даже ты согласился…       Маринетт замолчала, когда Адриан грустно покачал головой с таким удрученным видом, что сердце Маринетт разбилось на тысячу кусочков, взорвавшись мириадами осколков. Она хотела обнять Адриана, но тот отступил, смягчив свой жест слабой улыбкой.       Он не был уверен, что не рухнет в ту же секунду, если сейчас обнимет ее. Что не начнет выть от боли и отчаяния, пока от него не останется лишенная человеческого облика тряпка.       Он должен был держаться. Еще немного.       — Дело не в книге. То есть не только в ней, — объяснил Адриан дрожащим голосом. — Он знает… Знает обо мне.       Глаза Маринетт испуганно расширились, а все слова, которые она готовилась произнести, застряли в горле.       Габриэль Агрест знал?       — Он всё понял, — продолжил Адриан, машинально сжав руку с кольцом. — Он знает о моем камне чудес. Знает, что я Черный Кот.       Адриан прервался, и его плечи вдруг неконтролируемо затряслись, когда его охватил истеричный смех.       — О-он д-даже попросил, чтобы я от-тдал ему кольцо, — заикаясь, произнес Адриан.       Не обращая внимания на тихое восклицание ужаса и удивления, сорвавшееся с губ Маринетт, он закрыл глаза, пытаясь глубоко дышать, чтобы вернуть себе спокойствие.       Когда ему это, наконец, удалось, он медленно открыл глаза и тут же встретился с перепуганным взглядом Маринетт. Ее глаза с расширившимися зрачками выделялись на бледном лице почти невыносимым контрастом.       С силой сжав ее пальцы в своих, Адриан немного наклонился к ней.       — Бражник, — убежденно повторил он. — Поэтому ты не должна никогда приближаться к моему дому. К нему. Ты будешь в опасности, если он узнает, что ты Ледибаг.       Маринетт подпрыгнула. По-прежнему потрясенная ужасной новостью, которую сообщил ей Адриан, она напряженно вгляделась в его лицо, окинув лихорадочным взглядом.       — Но… А ты? — запротестовала Маринетт, и от тревоги ее голос поднялся на октаву. — Он знает, что ты Черный Кот. Ты в опасности!       Одной рукой она по-прежнему изо всех сил цеплялась за Адриана, а другую положила ему на предплечье, словно пытаясь удержаться на ногах перед катастрофой, с которой они столкнулись.       — Я выкручиваюсь, — с нервной усмешкой увильнул Адриан. — Стараюсь не бывать дома одновременно с ним. Я узнаю его расписание от Натали, знаю, когда вернуться, чтобы не видеть его. Я только появляюсь на ужине, чтобы она ничего не заподозрила, и…       Он резко замолчал, прикусив щеку. Маринетт нахмурилась. Адриан сказал слишком много или слишком мало.       — «И» что?       Адриан демонстративно отвел взгляд, будто погрузившись в созерцание трещинки в соседней стене, подтверждая подозрения Маринетт. Он еще что-то скрывал от нее.       — И? — повторила она, не отрывая от него внимательного взгляда.       Поскольку Адриан продолжал молчать, она слегка сжала его пальцы. Мозг Маринетт работал с бешеной скоростью, ища, анализируя последние слова Адриана, чтобы понять, о чем он умолчал.       Он был в опасности дома.       Он избегал, насколько возможно, оставаться там, где в любое мгновение мог пересечься с отцом.       Он поддерживал видимость, появляясь на ужине.       Оставаясь только на время ужина.       — Адриан? — настойчиво повторила Маринетт, глядя на него так внимательно, словно пыталась вытянуть тайны из его души. — А когда он возвращается вечером, что ты делаешь? Не спишь всю ночь? Баррикадируешься в комнате?       Адриан почти незаметно вздрогнул. Словно позируя для одной из многочисленных фотосессий, он сосредоточился на мышцах лица, старательно растягивая губы, миллиметр за миллиметром, в слабой, но он надеялся, успокаивающей, улыбке.       — Как я сказал, я выкручиваюсь, — тон вышел не настолько легким, как ему хотелось бы. — Я стараюсь обеспечить безопасность моего камня чудес.       — Адриан… — повторила Маринетт, так настойчиво посмотрев ему в глаза, что Адриан покачнулся.       Он не мог больше от нее скрывать.       — Я-я… Я ухожу по вечерам. Ухожу из дома, — признался он так тихо, что она едва расслышала.       Маринетт на мгновение растерялась, а потом ее глаза расширились от ужаса, когда она поняла, что он имеет в виду.       — Т-ты… Ты хочешь сказать, что проводишь ночь на улице? — вскрикнула она. — Каждую ночь на улице уже десять дней?       — О, знаешь, это не так сложно, как кажется, — ответил Адриан с наигранной бравадой, которой совершенно не чувствовал. — Погода сейчас хорошая, и я нашел надежную крышу, к тому же очень удобную. Честное слово, мне не на что жаловаться, я…       Он резко замолчал, поняв, что Маринетт вот-вот разрыдается. Он сглотнул, потрясенный видеть ее такой, но не решаясь ни произнести хоть слово, ни сделать малейшее движение в ее направлении.       Он был слишком — слишком, слишком — близок к срыву.       Он пребывал в таком состоянии ужаса, тоски и истощения, что держался только благодаря натянутым до предела, до боли нервам. Если они подведут его, Адриан тут же рухнет от отчаяния, точно хрупкий карточный домик, унесенный страшной бурей.       А сейчас было не время и не место.       Заметив, что солнце начало садиться за горизонт, Адриан бросил быстрый взгляд на телефон, и желудок скрутило от страха.       — Время ужина приближается, моя Леди, — выдохнул он. — Мне надо идти.       Маринетт провела ладонью по лицу, пытаясь вернуть самообладание, а потом подняла на него решительный взгляд.       — Сегодня ты придешь ко мне, — резко заявила она.       Адриан начал бормотать жалкие возражения, но она оборвала его взмахом руки.       — Не может быть и речи, чтобы ты продолжал проводить ночи на крышах, — непререкаемым тоном произнесла Маринетт. — Ты приходишь ко мне, точка. И не спорь, — добавила она, когда Адриан открыл рот, чтобы заверить ее, что он прекрасно может справиться. — Если ты не появишься до полуночи, я отправляюсь на твои поиски. Если понадобится, я приду и сюда, — яростно заключила она, с вызовом вскинув подбородок.       Адриан в знак капитуляции поднял руки, покачав головой.       — Договорились, — выдохнул он. — Я скоро приду.       Это был один из самых длинных вечеров в жизни Маринетт.       Как только прошло первое потрясение от сделанного Адрианом открытия, на нее обрушилась буря сильнейших эмоций, так ее встряхнув, что Маринетт чувствовала себя абсолютно лишенной энергии и оптимизма.       Она, обычно воплощавшая радость жизни, теперь была глубоко удручена, и даже Тикки не удавалось подбодрить ее.       Бражник оказался Габриэлем Агрестом.       Со времени обнаружения священной книги эта гипотеза, естественно, рассматривалась, но Маринетт всегда отчаянно надеялась, что существует другое объяснение ее принадлежности Габриэлю Агресту.       От несбывшейся надежды потрясение стало только более жестоким.       Сердце разрывалось за любимого Адриана — Маринетт не могла и представить, какое отчаяние он испытывал в эти ужасные минуты. Если бы ей пришлось обнаружить, что ее собственный отец является безжалостным врагом, который столько времени нападал на нее и на тех, кого она любит, Маринетт наверняка сошла бы с ума от горя.       К ужасу ситуации добавлялось чувство вины, которое росло и росло, сдавливая грудь и мешая дышать. Дыхание становилось тяжелым, и слезы подступали к глазам.       — Как я могла ничего не понять? — простонала Маринетт. — Я… Я знала, что-то случилось, но даже не подозревала, насколько серьезна ситуация.       — У тебя не было никакой возможности догадаться, — утешила ее Тикки, мягко потершись о щеку в попытке подбодрить. — Адриан отказывался разговаривать с тобой. Как ты могла узнать, что происходит?       Маринетт тихонько фыркнула, вытирая глаза, на которые снова навернулись слезы.       — Н-надо найти решение, — сдавлено произнесла она. — Бражник — отец Адриана. Его отец. Я даже не представляю, как он сейчас страдает. Ч-что мы можем сделать?       — Поспать, — мягко ответила Тикки.       Когда заплаканная Маринетт подняла на нее взгляд, Тикки зависла перед ней, чтобы посмотреть в лицо.       — Ты всё еще в состоянии шока, а Адриан на грани истощения, — спокойно объяснила она. — Вы должны поспать. Я поговорю с Плаггом, и мы сможем подумать над решением вместе. Возможно, также с Нино, Альей и Мастером Фу. Но сейчас вам надо восстановить силы. Сейчас это главное.       Маринетт кивнула, нервно кусая губу.       Наверняка существовало решение.       Должно существовать решение.       Часы, минуты и даже секунды протекали бесконечно медленно, пока Маринетт напряженно совещалась с Тикки. Та делала всё, чтобы успокоить тревоги Маринетт, беспокойство которой порой спадало, чтобы затем вознестись к новым вершинам, будто на американских горках, опустошавших ее.       Маринетт с болезненной регулярностью проверяла время, и в душе разрастался липкий страх, что с Адрианом что-то случилось.       А вдруг, несмотря на множество предосторожностей, которыми он себя окружил, он все-таки пересекся с отцом?       А вдруг тот решил сразу напасть?       Лежа на кровати, Маринетт уже начала серьезно рассматривать идею трансформироваться, чтобы наведаться в особняк Агрестов. Ночь давно наступила — слишком давно, — и только приглушенный свет лампы еще освещал комнату.       Не в силах больше терпеть, Маринетт выпрямилась, но прежде чем она успела спуститься с кровати, раздался тихий стук в люк, ведущий на террасу.       Черный Кот пришел.       Наконец-то.