Охота на Бражника

      Черный Кот осторожно открыл люк, просочился в отверстие и плавно приземлился у изножья кровати Маринетт. На плече у него висела спортивная сумка, на которую невольно обратился взгляд Маринетт, не привыкшей видеть напарника с чем-то, кроме жезла.       Проследив за ее взглядом, Черный Кот слабо улыбнулся, снимая трансформацию.       — Я взял пижаму и несколько вещей на смену, — объяснил он, когда Плагг улетел вглубь комнаты на поиски Тикки.       — А… Э, да, — пробормотала Маринетт.       Она тряхнула головой, чтобы вернуть себе ясность мысли, и подняла глаза на бледное лицо Адриана, всё еще с трудом веря, что он действительно здесь.       Раскрытие личности Бражника стало уже достаточным шоком для Маринетт, но еще хуже был чудовищный страх за безопасность драгоценного напарника. В течение бесконечных часов ожидания страх, как бы с ним ни случилось непоправимое, был таким сильным, что невыразимое облегчение при виде него почти парализовало ее.       Всё еще смущенная, Маринетт так неловко спустилась с кровати, что чуть не упала, и только крепкая хватка Адриана удержала ее.       — С-спасибо, — снова пробормотала она, сжав его руку, после чего жестом пригласила его спускаться с мезонина.       Охваченной невероятным хаосом эмоций Маринетт все-таки удалось более-менее справиться с почти непреодолимым инстинктом, требовавшим немедленно обнять Адриана.       Изо всех сил прижать его к сердцу.       Поговорить с ним. Сказать, как она скучала, как он ей дорог, и что больше всего на свете она хочет быть рядом, чтобы поддерживать в трудные моменты.       Но Тикки была права.       Адриан находился на волосок от потери сознания.       Дрожащие пальцы, лихорадочный взгляд, напряженные черты — всё в нем выдавало нечеловеческую усталость, слишком долго изнурявшую его. Просто чудо, что он столько продержался, не рухнув от боли и истощения, держась исключительно на невероятной силе воли.       Ему надо было отдохнуть, и чем скорее, тем лучше.       Так что, подавив импульсивное желание изо всех сил прижать его к себе, Маринетт проводила его вниз.       — Можешь воспользоваться ванной, чтобы переодеться, — продолжила она, когда Адриан дошел до последних ступеней, по-прежнему лишь слабо освещенных приглушенным светом лампы у изголовья. — Если хочешь принять душ, или если тебе что-нибудь нужно, не стесняйся. Ты здесь дома. У меня есть полотенца, мыло, шампунь… Пользуйся, сколько хочешь.       Она резко оборвала себя, не зная, что еще сказать.       Мало того, что трагичная, ситуация, в которой они с Адрианом оказались, была странной и необычной, и Маринетт не знала, как реагировать. Личность Бражника, отчаяние и ночные бегства напарника, то, что в итоге Адриан нашел убежище у нее… События торопились и перемешивались, разрушая всё на своем пути. Мир, который они знали до сих пор, разлетелся на осколки, и теперь, когда комната Маринетт стала для них спасительным плотом посреди ужасной бури, она никак не могла найти почву под ногами.       Не замечая ее смятения или решив не обращать на него внимания, Адриан повернулся к ней. Улыбка снова осветила его лицо, и он наклонился, чтобы с благодарностью поцеловать Маринетт в лоб.       — У меня есть всё, что нужно, — ответил он, выпрямляясь и похлопав по сумке. — Но спасибо, моя Леди.       Махнув ей, он зашел в ванную и тихонько закрыл за собой дверь.       По-прежнему смущенная странной ситуацией, Маринетт еще несколько мгновений стояла неподвижно, невидящим взглядом уставившись на ручку двери, которую Адриан повернул несколько мгновений назад. Потом, выйдя из ступора, она тряхнула головой, пытаясь прояснить мысли.       — Плагг? — прошептала Маринетт, поискав взглядом квами в полумраке комнаты.       Из окружающих сумерек возник чернильно-черный шарик, тихонько подлетев к ней и усевшись на протянутую ладонь. Плагг поднял светящиеся зеленые глаза, так похожие на глаза Черного Кота, что у Маринетт сжалось сердце.       — Плагг, — тихо произнесла она, даже не пытаясь скрыть скручивавшее внутренности беспокойство. — Как Адриан? Как он на самом деле?       — Скорее плохо, как ты можешь догадаться, — ответил Плагг. — В последнее время его сильно потрясло.       — Бражник… — выдохнула Маринетт.       — Да. Это стало для Адриана настоящим потрясением, — произнес Плагг тоном столь же мрачным, как цвет его кожи. — Особенно учитывая его чаяния в отношении отца. И, конечно, дурная мания пацана справляться со всем в одиночку нисколько не помогала, — он покачал головой с удрученным видом. — Ты появилась вовремя. Так он долго не продержался бы.       Маринетт молча смотрела на него, горло слишком сдавило волнением, чтобы произнести хоть слово, и Плагг снова улетел.       — Ну, теперь он здесь, с тобой. Учитывая обстоятельства, это лучшее, что могло произойти, — вздохнув, заметил он и заключил, удаляясь к Тикки: — Мы продолжим этот разговор позже.       Услышав, как открывается дверь ванной, Маринетт сглотнула и живо развернулась. Оказавшись лицом к лицу с Адрианом, она пораженно вскрикнула. Адриан переоделся и был теперь в пижамных штанах, футболке и черной жилетке с капюшоном, украшенной зеленым, которую Маринетт сшила ему на предыдущий день рождения. Но испуганное восклицание вызывала у нее не одежда.       А его лицо.       Судя по капелькам, лениво висящим на кончиках светлых волос, он воспользовался проведенным в ванной временем, чтобы немного привести себя в порядок, смыв многочисленные слои тонального крема. И Маринетт впервые увидела, насколько напряжение и истощение отразились на его чертах. Самым разительным были темно-фиолетовые круги под глазами — настолько темные, что казались почти черными.       Маринетт сдавило грудь будто тисками, и пришлось до крови прикусить язык, сдерживая грозившие хлынуть слезы.       Вид Адриана разбивал ей сердце.       — О, Адриан… — невольно прошептала она, подойдя к нему и протянув руку, чтобы пробежать пальцами по его щеке.       — Моя Леди, — тихо ответил он, взяв ладонь Маринетт, которая касалась его щеки.       Не отрывая от нее взгляда, Адриан осторожно перевернул ее руку и нежно поцеловал ладонь.       Но больше не сделал ни одного движения.       В глубине души Адриан понимал, что близок к срыву, и не доверял себе, что не сорвется в ту же секунду, как Маринетт обнимет его. Конечно, он прекрасно знал, что, если у него случится нервный срыв, и он превратится в бесформенную задыхающуюся и рыдающую массу, Маринетт будет рядом, поддерживая его.       Но ему мешала глупая гордость. Адриан отказывался дать себе волю, отчаянно пытаясь сохранить последние крохи контроля над разлетевшейся на тысячи осколков жизнью.       — Ты… Я-я… Я пойду тоже переоденусь, — пробормотала Маринетт. — Оставляю тебе мою кровать, можешь пока устраиваться.       — Твою кровать? А ты? — спросил Адриан, подозрительно приподняв бровь. — Где ты будешь спать?       Маринетт нервно прикусила губу, ее щеки покрылись нежным румянцем. Она бросила быстрый взгляд на диван, на лестницу и снова подняла взгляд на Адриана.       — Я… Я собиралась спать на диване, — неуверенно ответила Маринетт и тут же выпалила на одном дыхании: — Еслитолькотынехочешьчтобымыспаливместе.       Слова вылетали изо рта с почти нечеловеческой скоростью, а лицо еще больше покраснело.       Адриан растерянно уставился на нее. Чтобы она ни хотела сказать, слова потерялись, разбиваясь друг о друга, будто перепутавшиеся вагоны сумасшедшего поезда, в тот момент, когда она их произносила, сталкиваясь и смешиваясь, чтобы превратиться в бесформенную кучу, в которой выжило только слово «вместе».       — Прости? — переспросил он, слегка расширив глаза от удивления, и с извиняющейся улыбкой пояснил: — Я ничего не понял.       Маринетт бросила на него болезненно пронзительный взгляд, казалось, каждая капля крови, имеющаяся в ее теле, устремилась к лицу. Скулы приобрели почти невыносимый румянец, и Адриан чувствовал исходящее от ее щек нежное тепло.       — Ес-сли только ты не хочешь, чтобы я спала с тобой, — повторила Маринетт, посмотрев на него с вызовом: можешь теперь смеяться надо мной.       Но в это мгновение последнее чего хотел Адриан, так это дразнить ее.       К величайшему изумлению Маринетт, его лицо в свою очередь пошло красными пятнами, отчего скулы особенно выделялись на фоне ненормально бледной кожи.       Адриан краснел.       — Я хотел бы, — ответил он на выдохе, нервно потерев затылок. — Я… Я согласен, чтобы мы спали вместе. Ес-сли… Если ты хочешь.       Маринетт кивнула, не в состоянии оторвать взгляда от Адриана.       — Х-хорошо, так и сделаем, — нарушила она напряженное молчание, повисшее между ними. — Тогда забирайся, я скоро приду.       Адриан коротко кивнул, и Маринетт поспешила скрыться в ванной.       Когда несколько минут спустя она вышла оттуда, одетая в очаровательную розовую пижаму, Адриан уже занял место на кровати и терпеливо ждал, сидя по-турецки. Сглотнув, Маринетт взобралась по лестнице и села рядом.       Рядом с Адрианом. Своим парнем.       В кровати.       Чтобы провести в ней ночь.       Хотя ситуация, в которой они оказались, была скорее трагичной, чем романтичной, Маринетт не могла не чувствовать смущение и волнение. Единственным утешением было то, что Адриан чувствовал себя столь же неловко, о чем свидетельствовали его лихорадочные постукивания пальцами по колену.       Тяжелое молчание затягивалось, оба не знали, что сказать, и в итоге Маринетт нервно кашлянула.       — Ну, что ж… Спокойной ночи? — произнесла она, жутко покраснев, внутренне проклиная бешеный стук рехнувшегося сердца.       Адриан слабо улыбнулся и наклонился к ней, оставив на щеке воздушный поцелуй.       — Спокойной ночи, моя Леди, — прошептал он, в свою очередь покраснев, и вытянулся на матрасе.       Маринетт устроилась рядом и накинула на них бледно-розовое одеяло, после чего погасила свет, с облегчением позволяя темноте скрыть невыносимую красноту ее щек.       Никогда Маринетт не подумала бы, что близость Адриана может вызвать у нее такую лихорадку.       В силу обстоятельств они с Черным Котом всегда часто прикасались друг к другу. Во время многочисленных сражений им регулярно приходилось хватать друг друга за руку, плечо или талию. А с тех пор, как они начали встречаться, телесные контакты не ограничивались строго профессиональными рамками. Уже несколько лет поцелуи и нежные объятия были для них обычных делом. Маринетт привыкла чувствовать пальцы Адриана, переплетенные с ее пальцами, тепло его тела, нежность его губ, и его присутствие в ее комнате тоже было более чем привычным.       Так что физическая близость ни в коей мере не должна бы представлять для нее проблему.       Теоретически.       Поскольку, вопреки пламенным поцелуям и объятиям, они не были близки настолько, и Маринетт робела куда больше, чем предполагала.       Они делили кровать.       Ночью.       Одни.       Одетые только в пижамы.       Вопреки ужасным обстоятельствам, толкнувшим Адриана найти прибежище этой ночью у нее, его присутствие заставляло Маринетт нервничать, как никогда. Но если она надеялась, что, когда не будет видеть Адриана, сможет лучше контролировать возрастающую нервозность, она быстро поняла, как глубоко заблуждалась. Темнота только усиливала малейшее ощущение, малейший звук, увеличивая их до бесконечности, не жалея натянутые до предела нервы Маринетт.       Исступленные пульсации сердца стали такими сильными и быстрыми, что ей казалось, будто их оглушающий звук заполняет всю комнату.       Но несмотря на его грохочущий шум, Маринетт прекрасно слышала дыхание Адриана слева — тяжелое и неровное.       Как и чувствовала мягкое тепло лежавшего рядом с ней парня.       Маринетт едва осмеливалась шевелиться или дышать, поскольку сама прекрасно чувствовала изменение в давлении на матрас, когда Адриан делал любое, даже едва заметное движение. Между их телами было не больше дюжины сантиметров, и это крошечное пространство казалось непреодолимым и пугающим барьером.       Маринетт не сомневалась, что в таком напряжении не сможет сомкнуть глаз всю ночь.       Пытаясь успокоиться, она сосредоточилась на медленном дыхании Адриана, внимательно следя за каждым его движением.       Вдох.       Выдох.       Вдох.       И тут Маринетт нахмурилась.       Размеренное поначалу дыхание Адриана постепенно становилось более хаотичным, делаясь иногда глубоким, иногда прерывистым, словно он отчаянно пытался взять контроль над работой легких, но иногда терял его. Маринетт чувствовала, как он шевелится, когда он судорожно стиснул простыни в кулаках.       Что-то было не так.       Беспокойство Маринетт было сильнее, чем смущение от волнующей близости Адриана, и она осторожно протянула пальцы в темноте, на ощупь ища его лицо. Рука быстро наткнулась на его щеку, и он вздрогнул от неожиданного прикосновения, Маринетт же удивленно вскрикнула.       Там, где она ожидала встретить мягкую теплую кожу, обнаружилась влажная поверхность. Бесспорно влажная.       Никаких сомнений.       Щеки Адриана были омыты слезами.       Последние следы смущения или нерешительности, еще остававшиеся у Маринетт, немедленно испарились. Она убрала пальцы, чтобы обернуть руки вокруг его плеч и затылка, без малейшего колебания преодолев дюжину разделявших их сантиметров, чтобы прижать Адриана к своему сердцу.       Он на мгновение пораженно застыл, а потом в свою очередь обнял Маринетт. Его дрожащие пальцы поднялись вдоль ее спины до лопаток, и Адриан вцепился в нее изо всех сил, уткнувшись лицом в шею, больше не пытаясь скрыть тяжелые рыдания, сотрясавшие его уставшее тело.       Нервы Адриана сдали.       Хрупкий панцирь, который до сих пор ему удавалось с трудом поддерживать, пошел трещинами и был сметен потоками слез в то же мгновение, когда нежные пальцы Маринетт коснулись его щеки. Вся боль, весь ужас, всё горе, которые столько дней терзали Адриана, теперь получили выход и обрушились на него с разрушительной неконтролируемой мощью. Грудь болела так, что хоть вой, легкие горели, и Адриан с трудом дышал, заходясь в безутешных рыданиях.       Кусая губы в попытке подавить отчаянные жалобы, поднимавшиеся из недр охрипшего горла, Адриан рыдал в объятиях Маринетт. Он судорожно сжимал пальцы на мягкой ткани ее пижамы или на ее коже с такой силой и отчаянием, словно она была единственным спасательным кругом посреди кораблекрушения.       — М-мой… М-мой отец, — жалко всхлипывал Адриан, опаляя кожу Маринетт влажным дыханием. — В-видела бы т-ты его взгляд к-когда он увидел мое к-кольцо… Я-я н-не понимаю…       Адриан замолчал из-за нового приступа неконтролируемых рыданий. Не теряя ни мгновения, Маринетт зарылась лицом в его светлую шевелюру, шепча на ухо нежные подбадривающие слова.       — О-он знает, — снова заговорил Адриан прерывающимся голосом. — О-он знает, что я Ч-черный Кот, и о-он знает, что это о-опасно, и я думал… Я подумал, что по крайней мере… Я-я думал, н-нападения прекратятся т-теперь, когда он знает, н-но нет. Е-ему п-плевать, — в отчаянии простонал он. — Я-я мог быть р-ранен или убит, ему плевать!       Маринетт прикусила губу, прижав к себе Адриана с такой силой, что биения их сердец теперь смешивались.       — Котенок… — прошептала она, не зная, что сказать, чтобы облегчить невыразимое горе, обрушившееся на того, кто был ей дороже всего на свете.       — Я-я не понимаю… — с недоверчивым ужасом повторил Адриан. — Я-я не понимаю, зачем он это делает. И я-я не хочу сражаться с-с ним. Он м-моя единственная семья!       — Я знаю, Котенок, знаю, — Маринетт мягко провела ладонью по его спине — так осторожно, словно он был хрупким предметом, готовым вот-вот разбиться на мириады осколков.       Адриан похудел, вдруг поняла она, и сердце сжалось. Его ребра прежде так не выступали, да и лопатки не должны были так резко выделяться.       — Д-даже если ему плевать, на т-то, что может случиться со мной, я-я не м-могу сражаться с ним, — прорыдал Адриан.       Не с собственным отцом.       Это было выше его сил.       Пусть отец испытывал лишь пренебрежение и равнодушие к единственному сыну, сознание Адриана вставало на дыбы от мысли о сражении с этим человеком, любви которого он всегда добивался.       — Мы найдем выход, — прошептала Маринетт с убежденностью, которой совершенно не чувствовала. — Должен быть способ нейтрализовать его, не сражаясь.       Адриан яростно кивнул и снова зарылся лицом в плечо Маринетт, чтобы заглушить новый стон отчаяния.       Он долго еще рыдал, его тело сотрясалось неконтролируемыми спазмами, и Маринетт продолжала прижимать его к сердцу. Она сжимала его в объятиях изо всех сил, мягко укачивая и шепча нежные утешающие слова, и понемногу Адриан вернул видимость спокойствия.       Его дыхание, до того абсолютно хаотичное, конечно, всё еще оставалось прерывистым, но стало более регулярным, и потоки заливавшие щеки слез, наконец, иссякли.       Глубоко вздохнув, Адриан отпустил плечи Маринетт, за которые до сих пор цеплялся, и заключил ее лицо в дрожащие ладони. Он поднял голову, его влажное дыхание нежно ласкало ее кожу, и вдруг смял ее губы своими.       Маринетт едва удивленно вскрикнула, но восклицание потонуло во внезапном штурме. Она была поражена изменением атмосферы, таким же неожиданным, как и мощным, но после короткого удивления принялась с энтузиазмом отвечать.       Адриан целовал ее с жаром, который почти граничил с отчаянием, вкладывая всё сердце, всю душу в лихорадочное соединение. Это был не поцелуй. Это была буря. Ураган эмоций и ощущений, сносивший всё на своем пути, усиленный обнаженными чувствами. Сначала Адриан позволил боли потонуть в слезах, а теперь бессознательно пытался ослабить ее в жарких объятиях и страстных поцелуях.       Обняв Маринетт, он прижимался к ней, не оставляя между ними ни малейшего свободного пространства. Пальцы одной его руки зарылись в ее темные волосы, тогда как он штурмовал ее рот губами, зубами и языком, без малейшего угрызения совести терзая нежную розовую плоть. Но какими бы пламенными они ни были, поцелуи сохраняли соленый вкус слез Адриана.       — М-мне так тебя не хватало, — пробормотал он, с трудом отрываясь от губ Маринетт, прежде чем снова ее поцеловать.       Его губы оставили ее губы, только чтобы наброситься на нежную кожу ее щеки, проведя линию горячих поцелуев до шеи.       — Прости, — прошептал Адриан на ухо Маринетт, с силой сжимая ее в объятиях. — За то… что ничего тебе не сказал. Я-я… Не потому, что не доверяю тебе. Я не хотел подвергать тебя опасности.       — Я знаю, Котенок, — прошептала Маринетт, в свою очередь оставляя на его горячей коже поцелуй со вкусом слез. — И мне тебя тоже не хватало, — продолжила она дрожащим голосом, после чего губы Адриана снова вернулись к ее губам.       — Я-я… Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Никогда, — выдохнул он, перемежая каждое слово новым ливнем поцелуев.       — Со мной ничего не случится, — яростно поклялась Маринетт. — И с тобой тоже. Мы найдем решение, обещаю.       Адриан издал странный звук, который был похож и на одобрение, и на рыдание, и снова зарылся лицом в шею Маринетт, тяжело вдыхая, упиваясь ее успокаивающим запахом. Его губы прижались к ее горящей коже, под которой бешено стучал пульс.       Еще долго они лежали обнявшись, переплетясь руками и ногами в полнейшей путанице, обмениваясь нежными поцелуями, искренними извинениями и нежными словами утешения.       Минуты медленно тянулись, и по мере того, как луна неустанно продолжала продвижение по ночному небу, усталость взяла над Адрианом вверх.       Он погрузился в глубокий сон в объятиях Маринетт, пока она продолжала с беспокойством гладить пальцами его волосы.       Она не знала, удастся ли ей заснуть, но теперь, когда грудь Адриана спокойно вздымалась и опускалась, Маринетт как никогда была решительно настроена сделать всё для защиты драгоценного напарника.       Она спасет его.       Чего бы это ни стоило.