Got no trust for this place too in my way
I'm fighting 'cause I'm lost in a dangerzone
Just bring it on
— Постойте! Он обернулся. За плечо удерживал Акааши, спокойный и красивый. Коноху ждали снаружи, когда он остановился у двери. — Для меня было удовольствием увидеть того, кто смог превзойти технические возможности Кавмар-сити. Позвольте пожать вашу руку, Коноха-кун? Просьба была простой и логичной, но Коноха все равно недоверчиво заглянул в изумрудные глаза. В голове еще звенели электронным шумом слова о том, что Безумному Художнику нельзя доверять. Он помедлил и протянул руку. Чужая ладонь вместо ожидаемого тепла была… холодной и металлической. Коноха моргнул. Пространство вокруг стало статичным, как на фотоснимке. Пылинки, повисли в воздухе, подсвеченные неоном. Ни Дайшо, ни Бокуто, ни даже Куроо не было слышно. Звуки внешнего мира оборвались. Акааши снял очки и снисходительно улыбнулся, точно сбрасывая маску. — Что… что происходит? — Не беспокойтесь, Коноха-кун, мы всего лишь в подпространстве. Для других пройдет секунда от того времени, что мы здесь беседуем. Я не собираюсь вас здесь задерживать. Коноха сжал зубы. Что там говорил Дайшо? Не доверяй? Глаза Акааши с яркой неоновой радужкой не источали никаких эмоций. — Что-то здесь не сходится. Зачем я вам понадобился? — Видите ли, я заинтересован в неординарных личностях по своим, эгоистичным причинам. Я вижу в вас потенциал, быть может даже больший, чем ваш механик. — И какой же потенциал вы намереваетесь “извлечь” из меня? — Никакой, — уголки губ дрогнули в полуулыбке, — вместо этого я хочу предложить вам Выбор. Акааши отнял руку и отошел к столику, все это время пустующему. Только сейчас Коноха приметил на нем нечто маленькое. Что-то, чего не видел ни во время игры, ни во время перерыва. В системе заерзали беспокойные предупреждения. Акааши вернулся обратно: в протянутой ладони лежал чип, обычно использующийся как дополнительный слот памяти. — Что это? — Это ваш Выбор, Коноха-кун. Бесспорно, мистер Дайшо хорошо постарался, воссоздав вас. Но вы все еще зависимы от его действий и решений. Вас никогда не посещала мысль жить по-своему? Выбирать, что вы будете делать сегодня, а что станете создавать завтра? Коноха стоял, скрестив руки на груди. Хотелось вырваться из иллюзии, но он предпочел молча слушать и наблюдать, а потом уже действовать. — Вы ничего не знаете о Мастере. — Напротив. Я знаю этот город и его обитателей. Ваш Мастер ведь тоже живет в нем. Немного знаю о вас. Потрясающий бой, между прочим. Арена научила чему-то новому, я прав? Коноха запнулся, заготовленные в голове слова остались невысказанными. Их предупреждали: Безумного Художника боялись не просто так. — ...Допустим. — Каждый раз, когда что-то происходит, вы совершенствуетесь, мистер Коноха. И не потому, что о вас заботится мастер — дело в способностях системы. Она вбирает в себя новые знания быстрее и не ограничена лимитами, оттого вы развиваетесь лучше обычного человека. Кроме того, сознание не умрет, даже если тело перестанет функционировать: система перенесет его в киберпространство. Разве не прекрасно? — Все это еще не оправдывает необходимость диалогов тет-а-тет. Коноха внутренне поежился от подобных новостей. В его планы не входило умирать и, тем более, бесконечно торчать в киберпространстве. — Прошу простить мне мою бестактность. Выбор, который я предлагаю, предназначается только для вас. — Какая мне от этого польза? — Ваша Свобода. Не та часть, которой вы сейчас владеете: сейчас ваш выбор в любом случае зависит от Мастера. Свобода, которую я предлагаю, не имеет ограничений. Ваш Мастер не сможет использовать управление, перестанет действовать отслеживание. Вы будете вольны делать то, что пожелаете. — Если свобода означает бесконечное пребывание в киберпространстве — я пас. К тому же, я... — Свободны? Я так не считаю, мистер Коноха. Если вы вдумаетесь, в какой ситуации оказались, как реальность сопоставляется с тем, что происходит внутри вас — поймете смысл моих слов. Не беспокойтесь, чип безопасен и не предполагает летальный исход. Я не настаиваю на сиюминутном решении; лишь предлагаю воспользоваться предложенной мною Свободой в момент, когда вы будете в ней нуждаться. Если вы будете. Коноха поднял недоверчивый взгляд с чипа на Акааши. Тот выжидающе смотрел, не двигаясь с места. У иного человека рука уже давно задрожала бы от напряжения. Акааши держал идеальное равновесие, изредка моргал. Только цикада на груди блекло светилась. И опять в голове просьба не доверять. Но кому, по сути, он мог доверять? Своим чувствам? Программе? Командам, заложенным… Дайшо. Коноха был собой и не собой одновременно. Сейчас он не нуждался в выборе: его никогда всерьез не контролировали. Но будет ли так всегда? Сенсоры на пальцах отозвались ощущением скользкого пластика, такого же холодного, как и рука Безумного Художника. Акааши приятно улыбнулся, сжав кулак, в котором Коноха удерживал чип. Все снова пришло в движение: свет снаружи, парящие голограммы, блики на окнах от ховеров, бороздящих бесконечные магистрали города. — Коноха-кун, ты там идешь? — послышалось от входа. — Кажется, вас уже заждались. Приятно было познакомиться. Коноха кивнул и спрятал чип в карман платья. Развернувшись на каблуках, он ступил в темноту.I feel lost in this world, I'm an outcast
I'm walking along 'cause I'm the only one
Like I don't belong
Ему дали одну пару одежды и одну дополнительную попытку объясниться перед начальством. Как пояснил Иваизуми: других больше не будет. Так происходило каждый раз, когда планы шли коту под хвост. Выругавшись про себя, Кьетани минул уже знакомые двери и направился сквозь оранжерею. Ойкава сидел на стеклянных ступеньках у полок: ноги скрещены, глаза прикрыты в попытке найти умиротворение. Кьетани почесал голову, не зная, как окликнуть. В груди червяком ворочилось неясное чувство вины. Ойкава первым подал голос: — А теперь объясни-ка мне, как так вышло, что такую махину упустила целая группировка, а полиция и вовсе не нашла? — Да хрен его знает… — Кьетани потупил глаза, бормоча себе под нос, — был вбит огромным штырем. В стену. Убедились даже — заглох, с концами. Понимаешь? — Все еще не понимаю. Потрудись объяснить, каким чудом вы не заметили побег экспериментального образца. Который, по твоим же словам, "был вбит огромным штырем". В голосе Ойкавы проскользнула надменность. — Да на кой ляд он вам сдался? Твой жмурик был одной ногой в могиле. — Это киборг, Кьетани Кентаро. В отличие от тебя и дружков из трущоб, не стареющий и не подверженный естественной смерти. От человеческого в нем оставалась только душа, и то неизвестно, удался ли до конца эксперимент. — Тогда зачем... — Зачем? Понимаешь ли, это большой проект в истории человечества. Мой проект. Жмурик был способом узнать, как улучшить несовершенное творение. А ты взял и потерял его, сечешь? Вот если бы я потерял ключи от твоего дома и сказал тебе: сорян, чувак, у меня осталась только ключница, сойдет? — тебе бы полегчало? Говорил Ойкава вкрадчивым тихим голосом. Под глазами пролегли темные круги, а движения приобрели дерганность. Кьетани ожидал чего угодно: взрыва эмоций, кидания книгами, запугивание, но не абсолютное спокойствие. Он запоздало вздрогнул и сощурился, точно готовясь к атаке. — Да как бы ему удалось сбежать? Этот треклятый штырь — что целая балка, танкер удержит. А тут… вот так, как-то… Эй, это не моя была идея! — Тогда пораскинь мозгами, куда в таком городишке мог подеваться киборг с дырой в груди. — Вряд ли бы он полез наверх, там ведь ебанные дроны, они бы его точно засекли. В трущобах братки мне бы дали знать, если бы увидели такого стрёмного кадра. Клянусь, хуй его где сыщешь теперь… Ойкава вскинул руку, заставляя замолчать. Он анлокнул дисплей и вывел его в пространство, сосредоточенно что-то выстукивая на клавиатуре. Глаза забегали по всплывающим строкам информации. Он листал, листал, листал. Кьетани мучительно долго переминался с ноги на ногу, даже не зная, что сказать. Наконец Ойкава остановился и перевернул дисплей в его сторону. Кьетани пригляделся: знакомое лицо с встопорщенной прической махало на видео кулаками. Беглец радостно прыгнул — на этом видео прервалось. Ойкава указал на одну из статей: заголовок кричал о “Новом Монстре Арены”. Кьетани прорвало на раздраженно-удивленных вздох: так быстро нашлась необходимая информация, связались воедино логические цепочки, которые он сам не мог достроить. Чертов гений, проклятый Ойкава Тоору. — Так вот, как теперь известна твоя пропажа. “Монстр с Арены”. Занимательно, а ведь ты даже не задумывался, что такое место способно привлечь беглеца. Кьетани почувствовал себя одиноко и раздавлено. Его только недавно спасли от дронов и теперь снова отправляли расхлебывать дерьмо, которое даже не он заварил. Работа без передышки выматывала. Знать, что от такой ответственности не можешь отказаться — раздражало. И что хуже всего: в череде поручений эта задача была не последним пунктом перед обещанной “наградой”. — Так вот, искать там его было бы как никогда разумно, не считаешь? Ойкава подмигнул. — Ты… ты же понимаешь, что раз этот монстр может избавляться не только от огромных железных штук, въебанных прямо в грудь, но еще и от сильнейших противников, то я и подавно ему не ровня?! Это, нахрен, самоубийство! — Ты уже дважды провалился, когда на тебя были возложены надежды. Постарайся оправдать наше доверие хотя бы сейчас.I'm the good and I'm the bad guy
Every little story has two sides
Водитель перестал гнать, свернув с трассы. За стеклом поплыли узкие улочки трущоб, грязные и серые. Машина вела себя прекрасно на дороге; аэромобиль быстро заменили на ховер, заметив, какая огромная разница между моделями. Новый ховер был поворотливее, быстрее, но не подымался в воздух, как в Альтисе. Здесь над ними довлела атмосфера, а еще — жадность местных, которые могли кинуться на изящный аэр быстрее, чем тот тронется с места. Мика не была готова рисковать такой роскошью. Уж точно не сейчас. Наземный город создавал давящее ощущение, и чем дольше она находилась на поверхности, тем больше чувствовала себя оторванной от дома. Все здесь было чужим, враждебным. Каникулы в чужом городе затянулись, только вот она совсем не отдыхала. Однако оставалось еще кое-что приятное. Женщина оторвалась от окна, когда ховер плавно затормозил. Они остановились возле хибары, пристроенной к монолиту здания. С виду казалось, будто ее давно не ремонтировали: брезент был натянут так плохо, будто его наспех сделали, а потом сильно закоптили дымом костров. На милю вокруг здания оставались пустыми и разрушенными. Мика поморщилась и шагнула вперед, неосторожно пнув нечто мягкое. Существо издало стон, воздух наполнился запахом перегара. Ах. Она не заметила. Послышался рыгающий звук, и существо повернулось на другой бок, словно ничего и не было, продолжив лежать. Мика отступила и уперлась спиной во что-то твердое; сзади стояли двое громил-роботов, бесшумно следящих за ней. Она кивнула и отдала команду дожидаться у входа. Перешагнув пьяницу, Мика приподняла полог и заглянула внутрь, толкая дверь за тяжелую вольфрамовую ручку. Последним, что она увидела с улицы, было солнце, одиноко заваливающееся за горизонт высоких стен кратера. Глаза резанул искусственный белый свет, и если раньше приходилось жмуриться и закрывать лицо рукой — то теперь достаточно было просто проморгаться. Чудеса неонового города и его примочек. На стене висело множество голографических портретов. С некоторых взирали звезды местного шоу-бизнеса, с других — незнакомые лица, перемежаясь концептуальными полотнами, которые Мика никогда не понимала. Как-то ей поясняли значение, но образы в памяти таяли, как дым сквозь пальцы. Мика потянулась к трубке и закурила, рассматривая опрятную прихожую. Простые белые стены, пластиковый столик возле входа, на котором лежали тёмно-зеленые игральные кости. Каждая их грань была так отполирована, что на поверхности гелиотропов виднелись алые вкрапления. Над головой раздалось “входите”, негромкое, но отчетливое. Она все еще пользовалась обычным громкоговорителем, как мило. Затушив сигарету пальцем, Мика обернулась и отложила кости. На коже не осталось ожогов — только слетел пепел. Она направилась в одну из боковых дверей. В процедурной так же бело: стены были затонированы матовой краской, в воздухе витал запах спирта, смешанный с неуловимым цветочным ароматом. Если не знать, что все запахи нынче изготавливались только из синтетических продуктов, можно было бы подумать, что сюда принесли настоящие цветы. Акааши встретил ее холодным взглядом. Старый знакомый сидел на кушетке, его левая рука лежала на холдере. На внутренней стороне виднелся наполовину обрисованный контур совиных крыльев, едва заметно мерцающий. — Ты же машина, Акааши. Так зачем тебе все эти татуировки, символика? Иллюзия человечности? Акааши наигранно вздохнул и приподнял тяжелые брови. Мику обдало взглядом, сквозившим летней прохладой. — Даже люди стремятся запечатлеть то, что им дорого, на свой манер. Я был создан по их подобию и мне не чужды некоторые чувства и привязанность. — Вот те раз, ты — и влюбился? К ним обернулись, прерывая беседу. — Прекрати приставать к моим клиентам, сладкая. — Твой клиент тоже наш союзник, Фуку. — И этот союзник, между прочим, терпеливее тебя. Мы почти закончили, ты подоспела к самому концу. Мика вздохнула и отошла к другой стене, присаживаясь на свободную кушетку. Ей некуда торопиться, а вид занимающейся любимым делом Широфуку внушал спокойствие. Будто плывешь по волнам безмятежности, доверившись чужим рукам. — Может, и тебе что-нибудь набьем? — мелодичный голос ворвался в мысли без спросу. — И ведь как знала, что ты снова это спросишь. Но ты же знаешь мою проблему, милая. Мика склонила голову, иронично приподняв брови в ответ на расстроенный взгляд. Широфуку отвернулась и продолжила выводить линии пеном. Рядом стояла вскрытая баночка с мерцающими чернилами. Задребезжал маленький мотор, Широфуку снова склонилась над рукой. Акааши перевел взгляд с чужой макушки на Мику. — Несмотря на всю вашу уверенность, Мика-сан, я бы советовал быть осмотрительнее в выборе наемной силы. Не все из них способны выдерживать возлагаемые надежды и ответственность. Годом раньше, годом позже — они способны обнаружить изъяны в “Альтис Роботикс”, о которой вы так заботитесь. Мика от неожиданности дрогнула и пожала плечами. Взгляд заметно похолодел. — Это не проблема, Акааши. Провалится один — заменим на другого, безработных людей в Кавамаре всегда хватало. Кто они такие, чтобы отказываться от лучшей жизни? — Людей-то можно заменить. А вот источники информации — вряд ли, особенно когда их начинают обнаруживать те, кому не следовало. Мика нахмурилась и выпрямилась. Никаких резких движений, все та же грация, но в каждом жесте чувствовался налет властности. — Хочешь сказать, что у меня мало опыта в ведении бизнеса? — Все, что я хочу сказать — это то, что я всегда советую: быть осмотрительнее.I'm the villain and the hero
No fear, no
Когда Широфуку закончила, в воздух поднялись миниатюрные боты. Один из них начал стерилизовать стены помещения, а второй — обтягивать руку Акааши пленкой. — Это подвижная биопленка, новая модель, — гордо заявила Широфуку, — сама разлагается со временем, идеально защищает заживающую татуировку. Кровить у тебя, понятное дело, не будет, но я беспокоюсь за твою синтетическую кожу. — Благодарю, — Акааши кивнул и встал. Он выглядел устало, тяжелые веки нависали, скрывая сонный взгляд. Казалось, даже роботам надо отдыхать. — Хорошенько отдохни, Акааши, — Широфуку добродушно улыбнулась и собрала рабочее место. Дроны отключились последними, плавно опускаясь на станции подзарядки. Компания вернулась в прихожую, где Акааши накинул на себя легкое пальто и темный шарф. Мика прищурилась: он переливался так, что и оттенок не разберешь. — Доброй ночи, Мика-сан, Широфуку-сан, — Акааши кивнул. Дверь захлопнулась с глухим звуком, оставив их наедине. Мика наконец смогла выдохнуть, крепко сжимая пальцы на чужой ладони. Стресс от разговора с живой машиной понемногу отходил на второй план. Широфуку повела в другую комнату, заставленную креслами, большим ковром и диваном, на котором было разбросано множество пледов. Мика подхватила со стола дешевый бокал, принюхалась. Остатки цветочных запахов вытеснила полынь. — Вермут, серьезно? Кажется, в последнее время ты сильно устаешь, дорогая. Она прошлась к камину, в котором тлели цифровые угли; по всему помещению расходилось тепло. Широфуку обернулась от стола, удерживая у рта большой онигири. На щеке осталась маленькая рисинка — Мика улыбнулась себе под нос. — Да, — махнула в сердцах девушка, — в последнее время досаждают больше обычного. Прознали, что я беру вне очереди некоторых богатеньких клиентов, вот и прут. А мне лишь бы погасить кредит на жилье… Даже в трущобах оно иногда такое дорогое. — Я же предлагала тебе свою помощь. А ты отказалась, помнишь? — Мне не нужны чужие деньги. Это нечестно, — Широфуку сокрушенно опустила взгляд, подходя поближе. — Твое упорство достойно того, чтобы сказать, какая ты у меня умница. Мика улыбнулась, пальцем смахивая рис с чужой щеки. Она отставила бокал. Широфуку была похожа на сову, вечно хлопочущую по хозяйству и заботящуюся о тех, кто ее окружал. Только вот о себе заботиться было явно не ее уделом. — Знаешь, компания умников, конечно, хороша, но я бы не отказалась от компании одной конкретной умницы. Что скажешь, Фуку? Мика подняла ее за подбородок. Широфуку выдохнула в губы, скользнула руками вдоль шеи, обнимая. — Я не против, — широкая, хоть и усталая, улыбка была адресована ей одной, — если мне составит компанию такая красавица. Мика целовала крепко, удерживая в объятиях. Широфуку в них, в поцелуе, растворялась без следа. Ощущение от мягких губ покалывало. Она вплела пальцы в каштановые волосы Мики, пятясь спиной к центру комнаты. Видимо, в этот раз она решила заменить желанную кровать на что пожестче. В ковре ни пылинки — это стало заметно, когда Фуку улеглась между ног. Момент, когда на ней не осталось ничего, кроме рабочей рубашки, был безнадежно упущен. Очертания стройного тела прятались в ворсе ковра. Не худая, как жердь, но и не полная, с пышной грудью и бедрами. Мечта фетишиста, доставшаяся Мике. Главное сокровище в городе, где уже давно нет ничего ценного. На стул полетели куртка, брюки и парадная блузка, а следом дамская сумочка. В руке был зажат страпон, слабо напоминающий оригинал: без лямок и дополнительных креплений, больше похожий на синтетический член с микросхемами с обратной стороны. Ощущение от присоединяющейся плоти всегда казались странным, неестественным. В системе откликнулось подключение дополнительного модуля; почти реалистичные ощущения доходили до сенсоров. Любого не-синтетического человека такое состояние сбивало с толку. Ах, если бы Мика все еще была из плоти и крови. Снизу приятно покалывало. — Чувствуешь свою важность с хуем наперевес? — напомнила о себе Широфуку. Мика подошла к нежащейся на ковре девушке, проводя пальцами ног по внутренней стороне бедра, нежно и осторожно. Широфуку ухмыльнулась в невысказанной фразе, потянувшись пальцами рук вдоль лодыжки, выгибаясь, чтобы дотянуться до колена. Ей помогли: Мика опустилась на колени и склонилась. Невысказанные слова она припечатала поцелуем. Короткостриженные пальцы дотронулись до половых губ, сенсоры на подушечках нагрелись от исходящего тепла. Над ухом послышался сдавленный всхлип, когда Мика ввела на пробу два пальца. Голос Широфуку, мелодичный, даже в стонах она умудрялась перещеголять синтетических певиц. Ненадолго Мика прервалась, вынимая пальцы. Она придвинулась поближе, и плоть мазнула по клитору. Мика повела плечами от новых ощущений, прикусывая губу. Под ней ощутимо заерзали. Она усмехнулась и резко вошла, вбиваясь с оттягом. По сенсорам волной прокатились импульсы, взрывало датчики, заставляя согнуться над девушкой. Синтетика была такой же чувствительной, собирая в один большой пучок напряжения каждое трение. Широфуку сжалась на ней, как захлопнувшаяся ловушка. Мику повело; свое же мычание слышалось, как сквозь вакуум. Внутри стало невыносимо влажно и вязко.'Cause I'm the only fucking real one
I don't need to bring the big guns
I'm the villain and the hero
No fear, no
От фонтана на площади расходились вверх линии, образуя гексагоновые соединения. Они совмещались с системой переходов и эскалаторов, отделенных от внешнего мира герметичным стеклом. Остальной город был так низко, что напоминал ёлочную игрушку, далеко завалившуюся под мебель и блестящую из темноты. Свет отражался на гранях платформ, преображая каждую в своеобразную космическую станцию, о которой можно только мечтать. Людей осталось немного — достаточно, чтобы шум фонтана был слышен издалека. Дайшо переступил порог, разделяющий эскалатор и одну из платформ, дошел до окна и развернулся, уставившись на зажатую в чужих руках карточку. — Ну? Рассказывай, как же ты раздобыл проходку на знаменитую обозревательную башню. Коноха оперся спиной и локтями о поручень и теперь расслабленно поглядывал на Мастера. “Тебе хотя бы для приличия надо было ее спрятать”, — скорее нехотя подумал Дайшо и отогнал мысль. Карточка в темных перчатках отливала золотом, как и те, что были у Безумного Художника. — Одолжил, — бросил он и расплылся в хитрой улыбке, которая ему так шла. — Не каждый день будет такая возможность взглянуть на все с другого угла, не думаешь? — Отвечаешь вопросом на вопрос. Коноха позволил себе приглушенный смешок сквозь зубы. Чем больше времени проходило, тем больше его реакции менялись, становясь непредсказуемыми даже для Дайшо. Что происходило в голове у этого киборга? — Отвечаю. Просто мне всегда было интересно, почему все так, как есть. Почему мы должны ползать у кого-то под ногами, как червяки. — Ты всегда подбираешь такие выражения, чтобы кровь стыла? Или ты только со мной такой экспрессивный? Коноха открыл и закрыл рот. Улыбка растянулась шире, пока он медлил с ответом. — Ученик недалеко ушел от учителя. Дайшо пораженно развел руками, хмыкнув. — Будто любитель вечно перебивать будет меня слушать. — Постараюсь. Вдох, выдох. Коноха стоял, не шелохнувшись, внимательно ожидая рассказа. Дайшо подошел поближе, встав у края площадки. Поручень под ладонями ощущался ледяным металлом. Он пытался всмотреться в темнеющий горизонт: за пределы кратера, туда, где кончался Кавмар-сити и начиналась бескрайняя пустота. Надо было с чего-то начать, но сгусток мыслей в голове упорно ускользал, стоило только нащупать нить. — Ну, хорошо. Много поколений назад земля была цветущим садом. Эдаким эдемом, с очень фиговой фауной в виде людей. Наука тогда скакнула вперед в паровых технологиях, появилась первая механика. Но в какой-то момент просвещенные узнали, что на землю движется метеорит. Никто не мог отсрочить надвигающуюся угрозу, поэтому начали искать другие методы. Посвященные решили построить своеобразный Ноев Ковчег глубоко под землей, в одной из гигантских пустот — бывшей соляной пещере. Обеспечить приток кислорода, позаботиться о безопасности и все такое. Но беда в том, что даже Ковчег не мог вместить всех желающих. Сам знаешь: в сжатые сроки всех не соберешь, так что глубоко под землю отправились лучшие из лучших. В долину из металла, где было постоянно тепло, а день сменялся ночью, как по часам. Времени на всю планету не хватило. Коноха сделал глотательное движение, хотя в этом не было никакой нужды. С каждым словом Дайшо углублялся в свой рассказ, переставая замечать, что происходит вокруг. События, вычитанные в альтисианских учебниках, вырастали перед глазами, словно на ладони. Взгляд сконцентрировался на высоких краях кратера. — В день икс никто из землян не был готов. Столкновение было настолько мощным, что высвободило огромное количество энергии. Кора земли начала испаряться, в радиусе восьмисот тысяч километров начало гореть все живое. Дальше — хуже. От пожаров воздух смешался с другими химическими элементами и стал ядовитым. Поднялось гигантское облако пыли, заслонившее солнечный свет. Представляешь, каково это, когда на твоих глазах во мраке задыхаются последние люди? Они думали, что настал Страшный Суд и Земля превратилась в Геенну огненную. Глубоко под землей, почувствовали лишь толчок. Им-то поступал воздух, очищаемый машинами. Уроды знали, что человечество погибает в страшных муках. — Но… почему просвещенные не попытались, после катастрофы, хотя бы спасти оставшихся в живых? — А зачем им рисковать? День сменился ночью на десятки лет из-за облака пыли. Ты можешь представить, что случается, если пытаться сломать механизм: он начинает барахлить, сбоит ядро. Вот и ядро земли, — Дайшо указал пальцем вниз, глубоко вздохнув, — начало охладевать. Без него электромагнитное поле ослабло, пропуская ударную волну солнечных ветров. Города сыпались один за другим, как карточные домики. — Планетарная катастрофа, — догадливо протянул Коноха. Дайшо кивнул. — Но это не объясняет причину того, как теперь мы оказались здесь. — Это лишь верхушка айсберга. Высвобожденной мощи хватило, чтобы столкнуть землю с привычной орбиты. А дальше подключилась цепочка событий: на поверхности земли стало холоднее, световой день не полностью восстановился и стал короче. Только когда облако рассеялось, исследователи вернулись на поверхность. Они обнаружили этот кратер и назвали его буквально “пустым морем”, Кавамарой. С него все и пошло: отщепенцы из Альтиса вернулись на поверхность и построили гигантский невидимый купол, выдерживающий солнечные ветра. Сейчас это уже утерянная технология. В отличие от закостенелых в своих обычаях альтисианцах, почитающих культ механики, наука наверху не стояла на месте. Начали появляться первые реакторы, поддерживающие постоянное тепло и свет. Крошечный городок из кратера начал расти ввысь. Коноха присвистнул. Дайшо развернулся и вздернул брови, ожидая продолжения. — Не думал, что кто-то захочет свалить из рая под землей. — А никто и не хотел. Альтис всегда заботился о “чистоте крови”, в глобальном смысле — о здравых умах, так что сюда отправляли всякий сброд, пока внизу развивалась инженерия и медицина. Никогда их не смешивали. — Тогда как в Кавамаре появились роботы и киборги? — Чем выше рос город, тем больше в нем появлялось гениев-самоучек. Альтис стал выбрасывать наверх металлолом из роботов, и вот тогда-то появились первые биоинженеры. Здесь думали о том, как защитить себя в жестоких реалиях: на земле все еще бушевали бури и о плантациях не могло быть и речи. Так и начали разбирать механику на запчасти и новые знания, а их применяли на практике. Узнав о местных талантах, альтисианцы решили взять бразды правления в свои руки. Только вот никто не хотел подчиняться им. Потянулись бесконечные репрессии и всех умственно-одаренных стали забирать в “Альма-матер”. — И ты? — И я тоже там был. Правда, о своем детстве в Кавамаре я почти не помню. Для меня жизнь началась в Альтисе, а закончится, видимо… здесь. Коноха развернулся и теперь стоял перед ним. Углубившись в свои сожаления, Дайшо не заметил, когда именно их перестало разделять расстояние. Он поднял взгляд, заметив золотистые зрачки, мерцающие в черной оправе глаз. Взгляд уловил едва видимые иконки предупреждения по краям склеры. Коноха вел себя титанически спокойно. — Тебя не устраивает жизнь здесь?We'll catch up on the ones trying to blame me
I'm facing a war, but I'm not going home
I'll lick my wounds
Повисла пауза. Конечно, Дайшо не устраивало множество вещей. Изгой в родном мире, в Кавамаре не свой, но и чужим его вслух не назовут. Кавмарцы слишком жадные до всего полезного, сбегаются, как крысы на мусор. Если бы Дайшо ничего не делал, то уже давно бы ютился среди развалин. На него в упор смотрел тот, кого он считал единственным другом в этом городе. Дайшо вздохнул, пытаясь подобрать слова. — Нет, устраивает. То есть, возможно, я бы поменял… Договорить он не успел. Его лицо бесцеремонно обхватили пальцами. Игнорируя сопротивление, Коноха коснулся губами. Дайшо вспыхнул, сжимая плечи, но быстро сообразил: бесполезно, никакого эффекта не возымеет. Коноха был весьма эффективен в своих поступках. Дайшо ослабил хватку, позволяя насладиться прикосновением едва теплых губ, настойчивыми руками и поцеуем. Глоток свежего воздуха после такой выходки казался издевкой. Дайшо ошарашенно посмотрел на Коноху, совсем забыв, как сильно его выдают алеющие щеки и кончики ушей. — Что ты сейчас… — Мастер. Нет, Дайшо, скажи, могут ли киборги любить? Он не знал. Оттого и опустил взгляд, прикрывая ладонью нос и часть щеки. Дайшо даже в своих чувствах до конца не был уверен, что уж говорить о чужих. Особенно о чувствах неорганического существа. Если бы у программ были исключения, он бы давно заметил. На секунду стало стыдно за свой эгоизм, за игнорирование очевидно странных поступков. А ведь Коноха, похоже, все время боролся с системой в одиночку. — Я… не уверен. На губах проскользнула горькая усмешка, совсем не идущая этому идеальному лицу. — “Сложно рассказать о том, чего не видишь собственными глазами и не имеешь представления”, да? Собственные слова, высказанные чужими губами, били наотмашь и звучали, как форменное издевательство. Недосказанный рассказ так и остался в голове. В звенящей тишине сиплый вздох взрывался с громкостью снаряда. — ...Пойдем, ладно? Сегодня был… непростой день. Город снизу прощально вспыхнул огнями и растворился в темноте ночи.They're trying to take mе, break me
Only make mе stronger
Trying to change me, shake me
But I didn't bother, no
На Бэнкэй-стрит было пусто и до ужаса тихо. Улицы, обычно переполненные жителями, больше походили на город-призрак. Только ветер гонял пыль от одного угла к другому. Сато-сан постоял еще немного на улице, посмотрел на электронные часы и ушел внутрь. «Догадливый демон», обычно не жалующийся на недостаток посетителей, сегодня тоже пустовал. Один лишь Хината, которого каким-то чудом увлек сюда Атсуму, сидел и жаловался на горячий прием в «Лотосе». — Атсуму-сан, вы совсем не понимаете, что там произошло, да? — вспылил он. Тендо слушал вполуха, протирая бокалы. Он был погружен в собственные мысли касательно происходящего в Кавамаре. Теперь у всех на слуху были погромы, потянувшиеся следом за произошедшим в Нижнем Жоулане. Кем бы ни был тот остолоп, он сумел поднять волну народного недовольства Альтисом и его попыткой контролировать вообще все. Тендо обернулся к большой плазме в центре зала. Она всегда была включена на новостях: сейчас на экране мелькали кадры погромов, жестоких полицейских расправ, летящих на бреющем полете дронов. Новые модели сделали на совесть — ничего не скажешь. Все уровни, вплоть до Жоуланя, вспыхивали огнем восстаний, громили не только альтисианские заведения. «Догадливый Демон» перекрыли раньше всех и теперь пускали только по приглашениям. Бэнкэй стремительно опустел; впрочем, Тендо радовался, что убытки ему наносит отсутствие людей, а не их погромы. Но сколько бы не преследовали недовольных, главного зачинщика так и не поймали. Полиция полнилась слухами о загадочном преступнике, которого покрывают сверху. Все стояли на ушах. В дверь позвонили. Тендо кивнул Сато, и тот пошел проверить. Не сводя глаз с напряженной спины, Тендо интуитивно нашарил биту под барной стойкой, готовясь на всякий случай силой отвоевывать паб. Хината с Атсуму умолкли, настороженно поглядывая на вход. Внутрь вошли три фигуры в капюшонах, черные с ног до головы, только грудь и плечи покрывали защитные охровые пластины. На лицах — маски, стыкующиеся в геометрические формы, только на уровне глаз виднелись тонированные визоры. — Эй, Сато-сан! Как они проникли внутрь? — настороженно окликнул Тендо. Охранник обернулся и обреченно показал зажатые в ладони пропуски. На броне незнакомцев все еще слабо светились неоновые символы ёкаев. Заговорил самый низкий. — Не спешите строить неверных предположений, Тендо-сан. Мы не хотим неловких ситуаций и пришли только ради разговора. Тендо смерил незнакомца взглядом и вышел из-за стойки, поигрывая битой в руке. Теперь он нависал сверху, прищурившись. — Откуда мне знать, с каким вы там разговором пришли. Уж не погром ли вы затеваете? Незнакомец протянул руку: над раскрытой ладонью левитировал виртуальный счет. — На счет заведения, наши личные извинения за беспокойство. На лице Тендо промелькнула слабая улыбка; он схватил счет, растворяя его в своей руке. — Мы слышали, — продолжил незнакомец, — что на Арене недавно видели необычного бойца. Того, что со змеиными печатками. Его рука скользнула по запястью, показывая место, где были предполагаемые знаки. — Эй, птицеголо-о-овы-ы-ый, — гаркнул Атсуму, повернувшись лицом к каморке у дальней стены. — Тут тебя хотят. — Кто меня хочет? Из-за прозрачных штор выглянуло любопытное лицо Хошиуми. Атсуму прыснул со смеху, в восторге хлопая ладонью по столу, так, что Хината рядом подскочил. Хошиуми быстро оказался у стойки. — Вы слушали что-нибудь о… Хозяине бойца, недавно выступавшего против Монстра? — А тебе почем знать, что у бойца хозяин? Хошиуми подозрительно сощурился. Он по-птичьи вытянул шею. — Слухи разносятся быстрее огня, — вздохнул незнакомец и пожал плечами. Покопавшись в сумке, вытащил из бокового кармана маленькую рамку с прозрачной сердцевиной, на которой появилась проекция. — Передайте ему это, пожалуйста. Тут закодированное послание, специально для хозяина. Он сам все поймет, когда увидит. — Как я узнаю, что это не вирус и вы не хотите навредить друзьям? Незнакомец опустил голову. Все собравшиеся в пабе затаили дыхание. — Мы и есть друзья, Хошиуми-сан. Помедлив, Хошиуми забрал карточку, на которой все еще светилось лицо Дайшо, заснятое в день соревнований на Арене. Незнакомец подал знак сопровождающим и повернулся, направляясь к выходу. Тендо смешал себе джин-тоник, залпом отпивая. — Все чудесатее и чудесатее, — издал он многозначительный вздох. Сато-сан, подошедший к нему, отрешенно кивнул.I'm the good and I'm the bad guy
Every little story has two sides
I'm the villain and the hero
No fear, no
В гибернации Коноха всегда видит один и тот же сон. Навязчивое видение, преследующее его. Вспышка, а за ней — пустота, черная и непроглядная. Страх, накатывающий волнами, плеск отдается в ушах и отступает лишь тогда, когда шум разрывает тишина, а в ноздри забивается машинный запах. Коноха лежит на операционном столе. Сверху на него нацелена устрашающего вида аппаратура из манипуляторов, по бокам развернуты экраны-датчики, а рядом на стуле примостился усталый мужчина. — О, ты проснулся. Как здорово, — улыбается он, — я уже и не надеялся на успех операции. Не торопись. Его голос трещит, как из старого радиоприемника; неприятный и резкий, местами переходящий в шипение. Хочется заткнуть уши и не слышать. Коноха пытается двинуться и резко дергается от испуга, потому что за ним тянутся подключенные к телу провода. [Инициирован запуск системы] [Опознавание нового пользователя. Пользователь не найден. Введите свое имя] Помещение перед глазами плывет от резкого поворота. Понять бы еще, что вообще с ним происходит. Ощущение фантомной боли не оставляет в покое, а голос в голове не торопится уходить. — Как тебя зовут, парень? Мужчина склоняется ближе, поддерживая ладонью под голову. Внимательный взгляд скользит по лицу. [Ожидается ответ пользователя] — К...Коноха. Акинори. [Найден новый пользователь: Коноха Акинори] [Температурные показатели: 36*, в норме] [Остаток энергетического заряда ядра: 100%] Что-то внутри крутится, сильной вибрацией отдает по всему телу. Коноха опускает глаза, но может видеть только грудь под покрывалом. [Системный ускоритель: запущен] В ушах гудит: Коноха жмурится до тех пор, пока звук не прекратится. Его укладывают обратно и он приоткрывает глаза, чувствуя, как тело начинает слушаться. [Приводы системы: запущены] [Подача кислорода: оптимальная] [Снабжение организма: в норме] [Имитация антропоморфной формы жизни: 80%] [Оптика: загрузка системы...] Чертовски больно. Глаза слепит, затем зрение возвращается в норму, подстраиваясь под локальное освещение. Щелкают механизмы. Стоп, что? [Желаете ли вы включить автоматическую яркость?] Перед глазами возникает полупрозрачный дисплей всего с двумя кнопками. Похоже, механик его не видит, равно как и не слышит настойчивого бесполого голоса. Коноха тянется рукой к кнопке “нет”, но замечает нечто странное. Это не его рука, а протез. Только вот у Конохи отродясь их не было. Аккуратные металлические пальцы идентичные родной руке, соединенные черными шарнирами. Знаки змей, отпечатанные на внутренней стороне запястья. Едва заметные швы, пластичный металл. Голова идет кругом от количества сваливающейся информации. — Прости, пришлось интегрировать остаток твоей памяти в систему. Большинство твоих воспоминаний утеряны, так что...Ты в порядке, Коноха? Он едва разворачивает голову и смотрит пустым взглядом. — Нет.Good, I'm the bad, yeah, I'm the bad
Bad, I'm the good, misunderstood
Снова падение в темноту. Нырок в неизвестность, заканчивающийся отражением в зеркале. На него смотрит киборг, а не человек. Лицо, жесты и движения те же, но… Искусственная кожа заканчивается в области шеи, скрывает металлические руки, а вот торс — мозаика из металлических сочленений и пластин, рессоров на ребрах, бронированных деталей. Грудь разделена аккуратным швом, и Коноха чувствует, что если нажмет на грудную пластину — откроется отсек, где бьется искусственное сердце. Стоит вытянуть руки и видишь, как под кожей проглядывают “кости”, составные с искусственными мышцами. Вся железная часть — черная с золотым, почти благородная. Только вот… — Что ты со мной сделал? Коноха с ужасом хватается руками за искусственную кожу на лице. Кожа мягкая, как настоящая, тянется вслед за пальцами, и сенсоры ощущают это даже слишком хорошо. Ситуация кажется дикой и абсурдной. Такое не могло произойти с ним. Из отражения смотрят две пары глаз: искуственных с черно-золотыми склерами, и, поодаль, пара вполне человеческих. Коноха наблюдает за механиком сквозь зеркало: тот стоит у двери, обнимая себя за локти. Неуютная и вязкая атмосфера никуда не уходит. — Всего лишь спас тебя. — Ты сделал меня Этим, — трясущаяся ладонь указывает на отражение в зеркале, — монстром. Не человеком. Механик подходит, останавливаясь в полуметре от него, заглядывает в зеркало. — Обычный парень. Прости уж, я не Бог всемогущий и не могу воскрешать органическое тело, — его голос звучит уже не так мерзко. Видимо, система постаралась улучшить качество звука. Она, кстати, мгновенно откликается: [Желаете внести данные о контрольном объекте?]Be the real one, break the rules
Все, что он желает, он сделает прямо сейчас. Глаза механика округляются до тех пор, пока Коноха не подходит вплотную, делая резкий выпад. Кулак приходится прямо по щеке, но человек остается на ногах. Он хватается за стремительно опухающую щеку. — Ты думаешь, я хотел этого? — не своим голосом кричит Коноха. — Думаешь, мечтал быть киборгом? Ты хотя бы кого-нибудь спрашиваешь прежде, чем что-то делать?! — Ты мог откинуться прямо там! — шипит в ответ механик, вскидываясь. — С концами, понимаешь? У кого мне там было спрашивать, у трупа?! Коноха замахивается для второго удара, с удивлением отмечая, что тело чувствуется легким, а удары вдвое сильнее обычного. Его кулак блокируют и отбивают вниз, отвесив оплеуху. Затем механик нагибается и делает подсечку. Коноха неловко валится наземь: боль не чувствуется, но сил вставать обратно уже нет. — Сугуру Дайшо, кстати. Прояви хоть немного благодарности, придурок, я спас твою никчемную задницу. Мог бы включить усиленный контроль и заблокировать систему до того момента, пока не остынешь, но не буду. — Зачем, Дайшо, — уныло тянет Коноха, уставившись в потолок. — Зачем ты спас меня от смерти? Я не хочу быть живым мертвецом. — И что будешь делать — попросишь отключить себя и расстанешься с жизнью добровольно? Коноха смолкает и поворачивает голову, бросая немигающий взгляд на ботинки у самого носа. Над ним стоят, скрестив руки. На коже чувствуется осуждающий взгляд, и он отрешенно думает о том, что Дайшо ведет себя странно, когда злится. — Я сжалился над человеком, который даже не был мне знаком, а в ответ получил плевок в лицо. Поговорим, когда остынешь. Дайшо разворачивается и уходит, а из-за его спины лезет темнота, тянется своими загребущими лапами. Она снова окутывает мысли Конохи.Feels good to be bad, yeah, I'm the bad
Bad, I'm the good, misunderstood
Еще один нырок во времени, но теперь хотя бы видны отрывки происходящего: они ссорятся, раз за разом сталкиваясь во мнениях, Коноха пытается сбежать из трущоб и возвращается обратно. Вспоминается, как проявились первые плюсы механического тела: во время побегов он часто пренебрегал сном и голодом. Ничего не болит и не ноет, голова всегда ясна, потому что можно положиться на систему, а иногда и на автопилот. Дайшо обычно холоден и предельно не-вежлив, умалчивает о себе и о прошлом. О прошлом Конохи тоже до сих пор ничего не известно: попытки вспомнить что-либо так же бесплодны, как и побеги. Дайшо много работает, много времени уделяет улучшению его, Конохи, кибертела. Иногда прислушивается к просьбам, но со скрипом. И почти никогда не показывает, что его на самом деле волнует. Однажды Коноха взрывается: — Я не могу быть свободным, пока моя жизнь зависит от тебя и твоих решений! — Ну так иди на все четыре стороны: я тебя не держу. Я за личную свободу и все такое. — Ты прекрасно знаешь, что я не могу вспомнить свое прошлое и уйти от тебя, и нагло пользуешься мной. — Может, и пользуюсь, — Дайшо не отрывается от детали, которую полирует слишком долго, взгляд заметно мрачнеет. — Пока ты тут, тебе ничего не грозит, все под рукой. Конечно, я посылаю тебя за деталью-другой, но ведь надо свое проживание как-то оплачивать. Разве этого не хватит до тех пор, пока ты не восстановишь оставшуюся часть себя? Тьма идет за Дайшо по пятам, но окутывает почему-то Коноху. Он в ней сначала барахтается, как щенок. Хочется больше умереть, чем жить, утонуть во тьме с головой — и будь что будет. Со временем приходит понимание, что еще не все закончено, не все разрешено. Он выбирается на береговую зону, где Дайшо — не такой уж и загадочный. Обычный человек с обычными проблемами. Его подпольная деятельность вызывает множество вопросов, ответы на которые приходят не сразу. Дайшо сам как змея, только неправильная. Большей частью он хитрит, но иногда хитрость граничит с прямотой и навязчивым идеализмом. Коноха не спорит с этим: устал, а потом привык.Be the real one, break the rules
Однажды Дайшо сам подходит с просьбой. Коноха смотрит в окно на громадные рапторионы, которые с дикой скоростью несутся за беженцами. Обычный пейзаж в трущобах. Холодная ладонь аккуратно касается плеча, и Коноха оборачивается, вопросительно изгибая бровь. — Послушай… Я знаю, мы не в лучших отношениях, но… Дайшо мучительно отводит взгляд, слова застревают у него на губах килобайтами мусора. В другой руке зажаты веревки и какие-то тряпки. Часть Конохи все еще раздражается от этого человека, его хочется обездвижить и заткнуть, наслаждаться беспомощностью. — Ну говори уже, не тяни. Такой хитрец и так теряется, пытаясь придумать слова. — Не тебе меня учить, — фыркает Дайшо, забывая, что минуту назад безбожно тупил. Коноха хмыкает, наслаждаясь полученным эффектом: он наконец-то расслабился. — И что же ты хотел? — Возможно, тебе это не понравится, ты в праве отказаться. Но, в общем, — он сделал затяжной вдох, — я предлагаю тебе попробовать сессию. Сбросить напряжение между нами. Возможно, так мы сможем чуть лучше понять друг друга. Коноха слишком долго молчит, разглядывая Дайшо. Его это напрягает судя по тому, как сжимаются узловатые пальцы на вещах. Выбор велик: целых две опции, но лучше, чем ничего. Одиночество до сих пор сжимает горло невидимыми пальцами. Почему бы не попробовать с человеком, который не совсем равнодушен к его судьбе. — Я не собираюсь тащить тебя силой и отдирать ремнем, если ты ждешь особого приглашения, — бросает Коноха, кивая в сторону выхода. В непроницаемом взгляде Дайшо проскальзывает какое-то чувство. Он смеется, разводит руками, мол, понял намек. Но чисто ради эксперимента предлагает попробовать связывание. Коноха соглашается на один эксперимент, второй, а потом не понимает, каким образом снизошел до помощи Дайшо настолько преданной, что ужасается сам себе. Дайшо не требует больших и искренних чувств, ему достаточно эмоциональной вовлеченности. В сессиях он — другой, и эту сторону наблюдать куда интереснее. Хочется больше, но его кормят понемногу, давая смаковать каждый момент жизни и Игры. Снова нырок, темноту рассеивает тусклый свет ламп в гостинной. Они расслабленно беседуют, обсуждая последние новости. Вернее, Дайшо рассказывает о них, а Коноха молча им любуется, так, чтобы не заметил. Увлеченный любимыми темами, механик становится красивее. Хочется назвать его по-особенному, так, как только он мог бы назвать его. Система откликается в моменте. [Желаете переименовать контрольный объект?] Дайшо игнорирует еще один беглый взгляд. Системная память услужливо подкидывает тот факт, что его никто так и не отблагодарил за спасение, за искусственное тело. Коноха вздыхает, прислушивается к собственным чувствам и понимает, что ему больше хочется жить, чем умереть — ради того, чтобы узнать, что скрыто в глубине искусственного сердца. — Будь моим Мастером, Дайшо, — просит он, прерывая монолог. Дайшо заторможенно глотает ртом воздух и поворачивает к нему голову. Кивает совсем тихо, позволяя себе слабую улыбку. [Контрольный объект изменен] Дайшо не всегда назывался Мастером. Коноха сам его так назвал и гордился придуманным прозвищем.'Cause I'm the only fucking real one
I don't need to bring the big guns
I'm the villain and the hero
No fear, no
— Блин, чувак, да тут горы заброшенных тел. Куроо... Эй, Курень! Громкий оклик пружинил от стен мячиком, улетая за пределы пустого холла. Куроо поднял голову с другого конца зала, покачав головой. — Не такой уж я и глухой, вообще-то. Зачем так кричать? Тут нету публики. Бокуто отмахнулся, разворачиваясь обратно к телам, развешенным на стойке. Все они висели безголовыми, различаясь разве что по росту. — Ой-й-й, не придирайся к словам. Подь сюды, гля какие цацы. Куроо присвистнул, останавливаясь за спиной. Он множество раз видел тела, груды роботоподобных и человеческих тел. Но такая хорошая работа, еще и в богом забытом месте. Что они здесь делали? Да просто гуляли, наслаждались видами: трущоб ведь мало, вот Бокуто и выискал заброшенный склад. Местные помалкивали о нем. Куроо, падкий до необычной информации, не мог так просто пройти мимо нового и неизведанного. Склад находился за тридевять земель от центра Кавмар-сити, в непривлекательной заброшенной зоне, где даже бомжи предпочитали не селиться. Оно и понятно: орудующая здесь банда не подпускала посторонних к своей территории. К счастью, у Куроо были связи: с другой бандой. Назови он так ее в присутствии главаря “Неонового Лотоса” — точно бы лишился языка. Их пустили со скрипом, но Бокуто улыбался победоносно, будто собственнолично отодрал все задницы в округе. Склад был окружен колючей проволокой и высоким забором под напряжением, однако местные “ловкость рук и никакого мошенничества” умудрились проделать в одной из стен такую дыру, что с легкостью проехал бы даже фургон. С первого этажа растащили все, что могли, проход на второй был замурован огромной стеной и железной дверью. По всей ее ширине остались лунки, сохранившие следы бесчисленных попыток горе-взломщиков. Куроо фыркнул “неудачники” и вломился в киберпространство, ломая защитную систему изнутри. С чипом, который ему дал в руки лично Киёми, проблем не было: вставил-вынул, похозяйничал внутри — и вуаля. План работал как часы. Мастер сделок ждал от Куроо такого же хорошего результата, как ему и обещалось, так что выбор был невелик: либо пешочком в запретную территорию, либо ногами вперед в могилу. Железная дверь со скрипом отворилась, пропуская незваных гостей. И вот теперь они здесь: прогуливаются, выискивают информацию, о которой Кавмар-сити еще не слышал. Пространство разделяли перегородки, составляя условные боксы. Скорее всего там, где они сейчас стояли, была процедурная: множество медицинских инструментов, неплохих аппаратов для вскрытия окружали их. Вещи наверняка были стерильно чистыми, но покрытыми толстым слоем пыли. — Как думаешь, как давно оставили все это добро? Куроо повторил свои мысли вслух, раздвинув висевшие тела. За ними виднелся столик. Отодвинув стенд, Куроо наткнулся на чертеж: всего один, но как ясно он описывал технику подсоединения механизма к плоти. — Года… Нет, лет пять, наверное, — Бокуто пожал плечами, округляя. Куроо заметил боковым зрением, как Бокуто хаотично движется возле операционного стола, пачкая пальцы в пыли. Затем метнулся дальше, к другой стене. На ней чертежей было больше, но все они написаны на непонятном языке. — Идем, — позвал Куроо, закончив рассматривать инструменты. Он запустил миниатюрную камеру в воздух, скриня все чертежи. Мало ли, вдруг это понадобится дотошному мафиози. Но дальше было только веселее: в остальных боксах тела оставили в разобранном виде, некоторые из помещений представляли миниатюрный цех по обработке деталей. Что здесь такое делали? Еще никогда в Кавамаре не занимались производством деталей и созданием роботов. Но роботов ли? В самом дальнем отсеке нашелся архив; множество чертежей по стенам, столы завалены книгами и записками — на том же непонятном языке. Банк данных барахлил несколько минут прежде, чем заработать. Куроо сощурился, читая мелкий шрифт: — Улучшение человеческого тела наномеханикой, квантовое соединение души и кибертела… Разумные машины… — Что за дичь ты городишь? Бокуто встал рядом, уперев руки в бока. Он-то не видел никакого текста. Куроо перевел взгляд с изображения киборга на Бокуто и недобро сощурился. — Эта дичь похожа на какие-то исследования существ, похожих на… на вот… — он отрешенно махнул рукой в сторону чертежей, напрягаясь, чтобы сказать всего одно слово, которое обычно выходило легко и непринужденно, — на тебя. На то, что творит Док-змеиные-руки. Бокуто расхохотался, но конец получился невеселым. — И что это значит? Что я — в смысле, отсюда? Куроо издал раздраженный вздох. Если бы он сам понимал в биоинженерии чуточку больше, чем обыватель… — Без малейшего понятия. Видел, сколько здесь помещений? Может и отсюда, а может и нет. Знаешь, что? Звоним Дайшо, пусть он сам в этом разбирается. — А данные? Ты же, ну это, обещал их… — Цыц. Дайшо — ни слова. Чем больше информации получим, тем больше продадим. А как искрометный Оми-Оми их использует — уже не мое дело.'Cause I'm the only fucking real one
Лицо с проекции смотрело на них двоих крайне угрюмо и недовольно. Камера выхватывала человека без фона, но Куроо готов был поставить сотку, что они выудили Дайшо из постели. Времени-то было за полночь. — Любовь моя, солнышко Дайшо, — бодро затараторил Куроо, опережая еще невысказанный бранный поток, — Я тут, ничтоже сумняшеся, решил сделать тебе милость, нашел штуки. Они явно тебе понравится, ты же у нас любишь копаться в роботах. — Зайчик мой, курочка моя недобитая, — протянул Дайшо с самыми ядовитыми и сладкими интонациями, — изъясняйся яснее, будь так любезен. На дворе все еще ночь, и я бы не хотел, чтобы такие, как вы, задерживали мой сон. Куроо почесал черепушку и бесяче гыкнул. — Чертежи тут явно твоего профиля. Так что, посмотришь, или мне тебе факсом отправить? Вживую, правда, интереснее будет. — Приеду, — заверили его. Связь прервалась, и Куроо самодовольно подбросил в воздухе чип, как монетку. Чип обещал принести ему много денег.