As you run away they're following after you All of the memories are leading them to back to you
Вещи беспорядочно лежали возле кровати. Дайшо мерил шагами небольшое пространство комнатки, собирая все необходимое в сумку: так, по мелочи, больше инструменты. Что там еще может пригодиться? Ночной звонок взбудоражил сонное сознание. Голова зудела от роящихся мыслей, хотелось спать или, хотя бы, выпить энергетическую дрянь. Как назло, ни одной не оказалось в комнате. Осадком в воздухе повисло плохое предчувствие. Дайшо помассировал виски и анлокнул дисплей: времени было мало, а локация, которую скинул Куроо, находилась в противоположной стороне, на задворках города. Он подхватил сумку за длинную ручку, перекинул через плечо и вышел. Тихо прошелся по коридору, останавливаясь напротив двери у лестницы. Там — он был уверен — спал в гибернации Коноха. На минуту сердце сжалось. Рука опустилась на ручку, привычно нащупывая металл. Дайшо задумчиво покусал губу: хотелось распахнуть дверь, разбудить напарника и позвать с собой. Острые клычки больно кольнули губу. Вчерашний разговор не шел из головы, и он знал, что ответа на вопрос Конохи не сможет так легко найти, даже если очень постарается. В последнее время разговоров “по душам” хватало. Рука сползла, и ручка вернулась в исходное положение. Оставалась надежда, что Коноха на самом деле не слышит его. Тихой поступью он спустился в прихожую, осмотрелся. Подошел к шкафу, чтобы выпотрошить давнишние документы: перед лицом возник полупрозрачный экран. Исходящий звонок был скрыт. Его не отпускала неясная тревога, что “поднимать трубку” не стоило. Другие экраны-дублеры начали нетерпеливо заполнять собой всю комнату. На них — одно и то же размытое лицо, подрагивающее на полупрозрачной лазурной глади. Клоны уставились на единственного живого человека в темном помещении, застывшего перед полками. Вдруг от этого зависела его жизнь? Тусклая лампа моргнула от напряжения; Дайшо нажал на кнопку и принял звонок, отсоединяя другие окна, поочередно закрывающиеся в воздухе. На главном экране появилось лицо Мики, едва подсвечиваемое боковым источником света. Он закрыл шкаф и отошел от него к столу, попутно сгребая оставшиеся вещи; экран в воздухе поплыл за ним. — Так поздно? Чем обязан? — Как тут уснешь, когда вокруг столько всего творится, — она начала без приветствий, нарочито-устало махнув рукой. — Ты видел последние новости? Ее взгляд внимательно прошелся по нему. Дайшо предпочитал смотреть сквозь экран. — Новостей за последнее время было множество, но я предпочитаю заниматься своей скромной работой. — Скромной настолько, чтобы не следить за тем, что творится вокруг тебя? — Скромной настолько, чтобы не быть дураком и не попадать в неприятности. Дайшо говорил ровно, без скептицизма, но Мика все равно едва заметно поморщилась. Он снова отвлекся на сборы, надеясь, что камера не слишком сильно сползает вниз и не видно беспорядка вокруг, который никто не трогал целую неделю. — Так чем я обязан? — сухой вопрос прервал затянувшееся молчание. — Есть заказ. Тебе должно понравится. — Почему? — Ты же любишь копаться в системах? Дайшо сощурился, останавливаясь. Мика на экране отклонилась в бок, плечом опираясь на стенку и изучая его взглядом. Дайшо поднял сумку, застегивая на ходу. — Если я один раз сумел в них разобраться, то нет никакой гарантии, что разберусь в других... — Дай мне договорить! Дайшо машинально дернул плечом, мол, валяй. Мика взяла в руки мундштук и раздраженно стряхнула пепел сигары. Поневоле в голову закрадывалась мысль, что в те редкие моменты, когда между ними происходили деловые разговоры, она постоянно курила. — Так вот: улучшить охранных рапторионов, сделать умное управление, заточенное на полном контроле. Они совсем отбились от рук, заданных моделей поведения не хватает для нормальной работы. А без него… сам видел, что творится. Он молчал, не двигаясь, уставившись в стену сквозь экран. Да, видел: гоняющиеся за местными полицейские рапторы были цветочками по сравнению с тем адом, что творился в Жоулане. Мика отвернулась; галоэкран отображал ее красивый профиль, вздернутый носик и дугу брови, маленькие губы. На плечи был накинут домашний халат, но почему-то казалось, что она не у себя дома. — Ты… поможешь? — Хотелось бы знать, кому я на самом деле помогаю. — Смеешься? Альтис делает жест доброй воли, помогая кавамарцам, этому сброду, наладить систему безопасности. Кем бы они были без стальных охранников, без полиции? Сворой собак, грызущихся между собой. Он выдохнул через нос, моргнул. Медленно выпрямился, не делая резких движений. — Разве Альтис не в состоянии заняться своими же игрушками? — В состоянии. Но только ты можешь сделать что-то необычное, чего не могут они. Просящаяся на губы улыбка потухла, так и оставшись где-то в глубине души. — Если к действиям дронов получат доступ не те люди, ни о какой “справедливости” говорить не придется. Жест доброй воли — так ты это называешь? — О, поверь, мы отобрали самых надежных людей для этого. Нужен лишь ты один, твое особое умение. — Для начала нужно хотя бы осмотреть вышедших из строя дронов, проанализировать провисающие матрицы поведения, а потом уже делать выводы. Мика по ту сторону экрана оживилась, во взгляде появился воспаленный интерес. — Так ты согласен? Во имя нашего… Она не договорила: да и не смогла бы. Дайшо украдкой ввел блокирующий код в наручном дисплее и обрубил звонок. Галоэкран рассыпался в воздухе, не оставляя за собой следов. Внезапно наступившая тишина прижала не хуже многотонного здания. Он открыл дверь парадной, чтобы избавиться от этого ощущения. И уронил лицо в ладони. Все было так неправильно. На улице светало, и первые лучи солнца после долгой ночи опустились на его плечи.Fall and never wake, never wake from the truth
Бокуто прислонился к огромной двери и шкрябал пальцем грязь, осевшую на внутренней стороне. Не выдержав, он обернулся: — Запаздывает. Куроо усмехнулся. — Ты стал по-человечески нетерпеливым, Боккун. — Нет, ну это нечестно! Мы его когда позвали? Куроо цыкнул и поднял руку, сосредоточенно глядя на вход. Послышались шаги: сначала слишком тихие, чтобы их различить. Бокуто оживился, увидев у входа Дайшо, стоящего со скрещенными на груди руками, через плечо была перекинута сумка. — Что такое? Выглядишь усталым, — Куроо пригласительно махнул в сторону цеха. — А ты выглядишь так, будто и вовсе забыл часы дома,— огрызнулся Дайшо и прошел мимо. Куроо проследил за напряженной фигурой, двигавшейся по стеклянной плитке, которую они не сразу заметили. — Почему вы вообще назвали это “складом”? — бросил Дайшо со спины, остановившись у одного из отсеков. Рука потянулась к чертежам, сбивая осевшую пыль, послышался надсадный кашель. Бокуто обернулся к Куроо, вопросительно вздергивая брови, но тот развел руками в немом изумлении. Они оба подошли ближе. — Как бы тебе это сказать… — начал Куроо, — никто и не предполагал, что на втором этаже за закрытыми дверями окажется не клад сокровищ, а гора технической рухляди. — И пришли вы сюда, конечно же, просто погулять. — Хорошая прогулка вышла! Любые слова излишни там, где столько впечатляющей техники... Неужели тебе не нравится? Говорил же, здесь есть, на что посмотреть. Дайшо не сказал ни слова, проходя дальше. Под пальцами серебрились бездушные тела, раскачиваясь на своих миниатюрных вешалках, как вещи в магазине. Куроо остановился возле входа в бокс, следя за тем, как тот мечется от одной безделицы к другой. Наконец, он вышел и быстрым шагом направился сквозь зал, останавливаясь напротив хранилища данных. Нагнать Дайшо было легко, сложнее — разглядеть всю смесь эмоций, которые он так долго прятал под плотным покровом скупых действий. Только взгляд — слишком оживленный, переползающий с одного предмета на другой, выдавал его с потрохами. — Ну так вот, значит, нашли мы тут это дело. Все записали, конечно… — Это… Это не просто техническая рухлядь, это механические импланты, — негромко произнес он. Куроо стоило больших усилий прислушаться. — Ты не понимаешь, верно? Вы нашли идеальный конвеер для создания киборга с нуля. И сейчас ты либо опровергнешь, либо подтвердишь мои опасения. Дай-ка сюда. Он протянул руку, опуская выразительный взгляд на миниатюрную камеру, зажатую в руке Куроо. И почти уже забрал, но Куроо внезапно отнял руку, усмехаясь. — Не так быстро, змеюка. Данные конфиденциальны, знаешь? — Конечно, знаю. Перестань корчить уродское лицо и давай сюда. Ну же. Куроо хмыкнул и вложил в руку камеру. Подключив ее к наручному дисплею, Дайшо вывел данные на экран, быстро пролистывая. Вокруг стало так тихо, что было слышно лишь напряженное сопение Куроо. — Вот, видите? Все прильнули к экрану. Бокуто подошел сзади, оперев подбородок о плечо Куроо. Буквы перестроились в изображение: идеальное бесполое тело с усиленными позвоночником и руками. Дайшо резко выдохнул и продолжил, теперь громче: — Хорошо подобранные композитные материалы дают прочный корпус, а в сочетании с внутренними усилителями это — монструозная сила и скорость, которые обычным людям с имплантами даже не снилась. А главное: оно дает вечность в запас, ведь ни тело, ни оцифрованная душа не стареют. Но кто такое мог провернуть…. — Ты мог? — Десять лет назад я создавал подобный концепт, имеющий кучу недостатков. Только вот потом у меня не было в распоряжении ни идеальных материалов, ни такой лаборатории. Так что Коноха — он другой. — Уже слышу рекламный слоган от спонсоров “вы не понимаете, это — другое”. Куроо рассмеялся, описывая рукой в воздухе рекламу. Задетый его плечом Бокуто всполошился и отошел в сторону, сместив ошалелый взгляд на изображение киборга. — Да послушай же ты, — взъелся Дайшо, хватая его за руку и насильно опуская. — Я с большим трудом создал одного киборга. Да, он представляет собой машину, однако способен проявлять спектр человеческих эмоций. Все это благодаря синтезу души, точнее — химической составляющей мозга, о которой в Кавамаре даже не слышали. Я буквально пересобрал умирающего, и у меня не было права на ошибку. Здесь же человек… существо, которого наделили демонической мощностью. Я не уверен, какой процент человечности остался у него. Чтобы добиться такого — нужно много опытов, проб и ошибок. Много неисправных образцов, вышедших из-под контроля, не соответствующих заданной цели. Он отпустил чужое запястье, переступил с ноги на ногу. Взгляд, сощуренный и не моргающий, как у змеи, устремился к Бокуто. — Таких, как?... — Таких, как он. — Я?! — Прости. Кажется, я перепутал с другим Бокуто Котаро, — Дайшо скривился. — Ты хоть сам помнишь, откуда ты взялся? Где родился? Бокуто поник. Руками он машинально потянулся к голове, приглаживая растрепанную прическу. Механические руки потряхивало в ломаных движениях. — Не помню. Я сбежал в Трущобы, но где был до этого… Пробел. Что-то случилось. Это же? Я ведь точно помню какие-то странные, слишком светлые улицы. И… у меня были черные волосы. И все было как-то иначе… Куроо, кто я? Бокуто забормотал активнее, в отчаянии заломив брови. Его фигура в полутьме помещения съежилась, и Куроо сочувственно похлопал его по спине. — Вероятно, ты жил в Альтисе, и при перемещении сознания часть памяти стерлась в дрейфующих данных, а заявленная мощность механизмов вышла из-под контроля, — вздохнул Дайшо и развел руками, — но здесь слишком тесно для тебя. Явно нужны были “апартаменты” побольше, чтобы создать такое тело. Бокуто сник, уставившись в пол. Он покачивался, как на хлипких шарнирах, и если бы не рука Куроо — уже давно упал. — Тогда для кого созданы все эти условия? — Куроо описал взглядом слово “все”. Выпущенный из рук Бокуто понуро уставился в пол, не двигаясь. Он едва ли напоминал себя прежнего — Куроо хотелось бы отрицать этот факт, но он не мог ничего поделать. Дайшо свернул экран и отдал камеру. — Трудно сказать, для кого конкретно. Тот, кто может позволить себе подобную роскошь, явно не из Кавамары, ведь имеет связи с учеными — недостижимой роскошью для этого города. После моих наработок я больше никогда не слышал о новых исследованиях гибридов человека и робота. Ушлые альтисианцы верны своим принципам и никогда не будут смешивать плоть и механику: это, видите ли, неправедно, не по закону. От Куроо не укрылось, как Дайшо злобно дернул плечом и тут же расслабился, создавая ложное ощущение равнодушия. — Выходит, богач из ниоткуда решил пренебречь принципами и традициями. Что ж ему так надоело идеальное постоянство-то?.. — Даже если так, имени он на документах предусмотрительно не оставил. Здесь есть только одна закодированная подпись: предполагаю, принадлежащая ученому, ответственному за процесс. Что меня беспокоит больше — на вводном документе не описано итога, заключения. — И что с того? Сам факт наличия есть; это либо произошло, либо произойдет, но раз уж склад заброшен столько лет, то и трансплантация наверняка уже произошла. — Что с того? Сразу видно, какой ты профан. Заключение важно в любой работе: это либо положительный, либо отрицательный результат. Если его нет, вероятно, разработки все еще ведутся, или трансплантации продолжаются, или, что хуже, эксперименты на таких, как он… Черт знает; у нас нету других зацепок, а у меня — ни единого предположения, куда они могли переместиться. Кавамара что один огромный ящик Пандоры — никогда не знаешь, какую деталь вытащишь, если сунешь туда руку. — Может, пойдем отсюда? — хрипло предложил Бокуто. — Твой дружок прав. Больше здесь нечего рассматривать, — бросил Дайшо и развернулся, направляясь к выходу. — Нам нужно обдумать, что делать дальше с этой информацией. Бокуто пошел было следом, но Куроо поймал его за локоть. Дайшо остановился от оклика: — Погоди-ка, возможно, тут есть чертежи, которые помогут пересобрать Бо... Дайшо обернулся, и его кислое выражение лица в моменте поменялось: Куроо не просто снимал чертежи, он оперся рукой о стену с пультом управления, пытаясь разобрать систему и выжать всю информацию. Помещение дрогнуло, как при землетрясении. Завопила сигнализация, Бокуто резко сдавил уши, так, будто больше не мог контролировать громкость в своей голове. Свет вокруг сначала потух, а потом и вовсе переключился на аварийный красный. — Что ты делаешь?— заорал Дайшо, его руки рефлекторно сжались на ручке сумки. — Убираемся отсюда, пока нас не!.. За спиной послышался лязгающий звук. Он обернулся на захлопнувшуюся дверь, где каждый цилиндр запорного механизма прочно вклинился в пазы. — Проклятье… Куроо нервно ударил по пульту управления, захлопнув экран перед собой. Побежал к двери, к рычагу. Тщетно: его заклинило. Он начал рыться в карманах под громогласные звуки сирены. — Подожди минутку, у меня точно есть способ… — Это еще что? — упавшим голосом спросил Дайшо. — Красиво выглядишь, змеиные ручки. Весь в красном: все, как я люблю. — Я спрашиваю, что это такое? — злобно зашипел Дайшо, хватая за запястье Куроо. В руке был зажат чип Сакусы. — Пусти. Говорю же, это наш способ вырваться отсюда. Свободной рукой Дайшо замахнулся, попав по голове. Куроо попытался вырваться, но его лишь притянули ближе. — Так ты продался, говна кусок? Конечно, как же я сразу не догадался? Ведь от паршивой овчинки ни единой золотинки. Внезапные ночные звонки, невесть откуда возникающие заводы там, куда попасть невозможно! — Иначе ты бы сюда не попал. Пусти же, говорю… Куроо рванул на себя руку; Дайшо полетел прямо на него, откидывая их назад. Затылок Куроо неприятно загудел от резкой боли, между лопатками вклинился дверной замок. Он все еще не выпускал из рук чип в надежде использовать его по назначению. Прилетела пощечина. — Не смей выдавать эти данные, придурок! Ты обречёшь все человечество на провал и годы лишений. Ты этого хочешь добиться?! — Нет, конечно! Я просто выполняю свою часть сделки. Куроо откинул Дайшо от себя. Вместе с ним из руки вылетел чип; они бросили друг на друга беглые взгляды и одновременно потянулись к нему. Куроо подполз к чипу — и тогда Дайшо выполнил подсечку, заставляя больно упасть на грудь. Подушечки пальцев сильно саднило. — Ну так не выполняй ее! — захрипел Дайшо. — Сделай что угодно — ты же мастер наболтать с три короба. Но не смей, говорю тебе, выдавать данные кому бы то ни было. Куроо пнул его в грудь и откатился. Дайшо упал на локти. По рукам потекли, размазываясь, неровные струйки крови. — Только потому, что это ущемит твою проклятую гордость? К невыносимому звону сигнализации добавился электрический треск. Помещение медленно погружалось в плотный темный дым, в котором становилось невозможно дышать. Куроо почувствовал, как к глазам подступают слезы, а спину сильно греет. Он успел схватить чип и теперь стоял прямо над Дайшо. — Потому что это приведет к десяткам тысяч таких несчастных, как он! Дайшо злобно указал на Бокуто, вытирая нос грязной рукой. Куроо обернулся и увидел спину Бокуто: ближе, чем ожидал. Тот неуверенно пятился, отступая перед толпой одинаковых тел. Они двигались на них подобно зомби. — Послушайте, ребят… там, это… чертежи сгорели. Куроо открыл рот и закрыл. Все мысли улетучились из головы при виде манекенов, окруживших их в плотное кольцо. Все было слишком сюрреалистично. — Это не главная наша проблема, — Дайшо еле поднялся, — если систему заклинило, то никакие чипы тут не помогут. Ну же, Куроо, поработай хоть раз мозгами, должно же быть что-то, чтобы выбраться отсюда. Куроо бегло осмотрел все помещение. Сердце в груди бешено застучало при осознании того, что они могли оказаться в ловушке. Слева — ничего, справа горят пустые боксы. Дымка скрадывала часть помещения. Он выцепил краем глаза лестницу, ведущую наверх. Захлебнулся испорченным воздухом, но сумел крикнуть: — Бо, сможешь помочь? Бокуто оглянулся и проследил за рукой остекленевшими желтыми глазами, отходя все ближе. Казалось, он совсем не понимал, что говорит Куроо. — Ну же! Бо, парень, соображай. Замочи этих уродцев, как ты всегда делаешь. Сможешь? Бокуто заторможенно кивнул. — Видишь лестницу? Пробиваемся туда: мы за тобой. Дайшо, ради всего святого, не отходи. Дайшо сплюнул на пол кровь, выступившую на губах, и кивнул. Стоило только Бокуто начать пробивать тропу кулаками, как безголовые манекены стали двигаться активнее. Куроо подумал, что вот сейчас, не стучи так бешено его сердце, он бы действительно испугался: неживые руки тянулись к ним, норовя растащить на кусочки. Задыхающийся Дайшо зажал рот и нос ладонью, отбиваясь от тянувшихся сзади. Они пробежали помещение наискось и ворвались на узкую аварийную лестницу. К счастью, дверца наверху не была заперта. Они влетели в маленькое помещение, лишенное окон и свежего воздуха. Дайшо запрыгнул последним, захлопывая за спиной дверь; Бокуто навалился плечом, и Куроо перегородил вход валяющимися на полу досками. Они осели по обе стороны от двери, прыгающей в петлях. — Дерьмо, дверь долго не выдержит, — простонал Куроо, расчесывая пальцами макушку. — А мы заперты здесь, и либо задохнемся, либо нас порвут, как тряпичных кукол. — Бро… — Хватит скулить, как побитые псины, — окликнул их Дайшо. Он не остановился у двери, а прошел вперед и теперь простукивал стенку напротив, там, где не было строительных завалов. — Если мне не изменяет слух, прослойка тут тонка. Снаружи, скорее всего, ничего нет, и если мы проделаем тут дыру… Бокуто. Дайшо подозвал рукой киборга, указывая на трещину в кладке. Бокуто поднялся без слов, хмурый и порядком поколоченный. Стоило ему ударить в стену, как та дрогнула, будто в нее и не прекращали ломиться. Куроо подскочил. Бокуто замахнулся и треснул кулаком в расщелину в стене, рассыпая бетонную крошку. Снаружи зияла пустота, а до земли оставалась пара метров. — Черт возьми, мы не допрыгнем, — цыкнул Дайшо, закусив палец. Жалобно скрипящую на петлях дверь проломили, щепки от досок полетели во все стороны. Помещение быстро наполнялось горючим дымом и телами, бежавшими на них с большой скоростью. — А и хрен с ним! Прыгаем! Куроо толкнул в спины Дайшо и Бокуто, цепляясь за майку последнего, а затем и вовсе обхватив двумя руками за шею. Они камнем полетели вниз.And now your dreams will come true
В палате, разделенной стеклянной перегородкой, светло. Не так, как днем: над головой ровно горят мощные люминесцентные лампы, а стерильно-чистые белые стены создают ощущение бесконечности вокруг. От шага в неизвестность пространства отделяют только расставленные по периметру приборы, часть из них повернута к кушетке. На низком потолке ни пятнышка, пластик играет цветными бликами. Она видит в них себя. Обычную, с кучей недостатков, женщину с неидеальным телом. Сердце щемит, а ухо ноет — она лежала на боку всю ночь и едва выспалась. Зато теперь будет предостаточно времени для здорового сна. Кушетка ни мягкая, ни жесткая, лежать на ней удобно. Здесь обо всем заранее позаботились. Вокруг снуют люди в белых халатах, под которыми виднеются аккуратные твидовые воротнички с металлическими клепками, на альтисианский манер. Многие сегодня здесь по ее вине. Она поворачивает голову: боком к кушетке стоит Ойкава — непривычно моложавый, с надменным взглядом. Он перелистывает бумажный планировщик, делает себе пометки. Здесь, в Кавамаре, пользоваться галоэкранами все еще непривычно; гораздо понятнее бумажные документы, однако часть из чертежей все же перенесли на электронные носители. Заверяли: так надежнее. Пальцы — тонкие, узловатые, с аккуратными ноготками. Он всегда хорошо следил за собой, этот Ойкава. Из всего отдела выделялся не только необычным складом ума, но и красивой внешностью, за которой бегали молодые богачки. Ее собственные пальцы длинные, с широкими ногтями, которые она часто прятала под филигранно разукрашенными когтями. Сейчас на руках ничего нет, и когда пальцы заслоняют свет — они выглядят, как самые обычные пальцы заурядного человека. Противно. Ее аккуратно берут за плечо. — Мика-сан, все показатели в норме. Мы готовы приступать. Он приблизился к ней, зажав под мышкой планер, взгляд словно случайно переместился на лицо, пока Мика делала затяжной вдох. Не выдержал: — Конечно, мы раньше не делали такого. Да и никто не делал, — его речь зачастила, как будто он догонял улетающий аэростат, — но я более чем уверен: у нас все получится. Ведь нет еще ни одного чертежа, который мы не смогли переделать, так ведь? Мика кивает, хотя мысли совсем о другом. Ойкава смелеет: уголки губ заметно подрагивают, но он улыбается куда уверенней. Он перестает удерживать ее плечо и ощущение шелковистой кожи пропадает. Вместо того, чтобы занять свое место, Ойкава хлопает в ладоши, как дирижер: те, кто еще остаются в боксе, отрываются от своих дел. Их взгляды полны ужасного предвкушения, но они ничего не говорят. — Сегодня мы совершим великое открытие, и кто знает, что ждет нас дальше, — возвышенно начинает Ойкава. — Давайте вместе сделаем первый шаг к тому, чтобы наше будущее стало прогрессивным. Благодаря этим чертежам, которые мы подстроили под свои нужды, сегодня мы создадим совершенного человека. Остальные ждут молча. Ойкава кивает, и все рассредотачиваются за сложными приборами, названия которых она не вспомнила бы даже на экзамене. В кожу впиваются тонкие иглы, и сквозь сизую дымку поступающего наркоза она все еще может разглядеть, как Ойкава отворачивается, как запускают систему, как болит ее ухо и щемит в сердце. Наверное, все это она чувствует в последний раз. Наверное. Белые лампы бликуют темными пятнами на обратной стороне глаз, впечатываются в сознание проломами бытия, которое стремительно тает.You're not pretending anymore
Stakes risen higher than you can afford
Бокс больше не походит на безграничное пространство. Скорее, на тюрьму с узким пространством, лишенным наблюдателей. Механизмы не работают, и кажется, будто сон длился целую вечность. Рядом с кушеткой, на полу у стены, сидит Ойкава, накрыв лицо ладонями. Он бледный, руки и плечи слабо потряхивает. Ученый, до того выглядевший так самоуверенно, кажется жалкой пародией себя самого. Мика приподнимается на локтях, с трудом присаживается в вертикальное положение. Тело наливается непривычной, почти свинцовой тяжестью. Тело с трудом слушается, но ведь это ее тело. На шорох откликается Ойкава, дерганно поднимаясь. — Ох, вы уже проснулись. — Сколько… — она запинается, слова заедает на языке, а голос, отдающий стальными нотками, настораживает, — сколько я проспала? Глаза мужчины широко раскрываются, затем он опускает взгляд на ее руки, а щеки краснеют. Мика недоверчиво приподнимает брови и тоже опускает взгляд: на хорошо зашитые швы на руках, под которыми виднеются жилы проводов и кости металла. Да и ее ли это кожа? Она трогает пальцем эластичную биокожу, которая тянется совсем как настоящая. Не болит, не разрывается, не мазолится. Непривычно похрустывает шарнир между пальцами. Кроме тяжести, других ощущений не возникает; так ребенок застывает в невесомости, незнакомый с непривычными чувствами, едва владеющий своим телом. Шатаясь, она поднимает себя с кровати. — Мика-сан, вам нельзя… — он частит. — Мы… мы делали все возможное, правда. Нам удалось совместить ваш дух с механическими составляющими, однако… Похоже… — Ну же, говори. — Похоже, нам далеко до гения того чудака, которого с позором прогнали. Мика шипит: так зло, едва не брызжа слюной. Интуитивный взмах рукой приводит к незнакомому раньше удлинению, роботизированная конечность летит вперед, впечатывая Ойкаву в стену. Он скулит от боли, ерзая под сжимающими пальцами. — Этот чудак был умнее вас всех вместе взятых в сотню, а может и в тысячу раз. Ты хоть понимаешь, что это был ваш единственный шанс? Она чувствует в себе неизведанную новую мощь, замахивается второй рукой, и вот уже тяжелые пальцы свинцом сдавливают глотку неудачливого ученого. Он хрипит, закашливается. — Понимаю и собираюсь исправить это…— Ойкава морщится, почти шепча эти слова. — Но для этого мне нужны дополнительные… сведения… Хватка на его шее ослабевает, и Ойкава валится на колени, не в силах даже поднять голову. Он алый, как помидор, и хватает ртом воздух, как выброшенная на сушу рыба. Только вот суша в его случае оказывается весьма зыбкой. — Того чудака зовут Дайшо Сугуру и с тех пор, как его изгнали, я больше не виделась с ним. Неужели нет другого выхода? — Мы… мы правда оптимизировали все, что смогли. Все данные вот здесь, в дешифраторе. Но нам не хватает существенных деталей, которые он, вероятно, не переносил на бумагу. Так часто бывает, когда только разрабатывают план… — Достаточно, — жестко прерывает Мика. Она возвращает обе руки в прежнее положение и подходит, теперь возвышаясь над ним черной кляксой на безжизненно белом фоне стены. — Что необходимо уточнить? — Я… подготовлю список. Придется хорошенько обработать этого чудака.A masked pursuit you now absorb
Just a specter in disguise
Утро едва проникало в узкое окно, трущобы в нем скатывались маслянистыми каплями по стеклянной канве бытия. Раньше она бы очнулась в холодном поту после очередного кошмара, теперь же просто спокойно встала, оделась в гостевой халат и вышла на улицу. Все здесь было мерзким, и если бы Мика могла — давно перевезла бы Широфуку в свой офис, на вершину Кавмар-сити. Ночной город в это время еще спал, и только случайные прохожие бросали на нее беглые любопытные взгляды. Мика достала сигарету, поняв, что забыла внутри мундштук. Затянулась, равнодушно пожав плечами. Она смотрела на серую улицу, а перед глазами стоял видеоряд из прикосновений, пальцев, медленно проводящих по каштановым, с пурпурным подтоном, волосам, по мягким плечами, по покатой фигуре спящей девушки. Широфуку была неидеальной, но все-таки прекрасной в своей человеческой неловкости, в потребности спать допоздна. В ее свернувшейся калачиком фигуре ощущался своего рода комфорт. Мика хотела бы почувствовать тепло, водить пальцами, не отрываясь, заставляя время приостановиться. Но также она знала: это самообман. Мика стала сама для себя идеальной фикцией; она уже давно перестала чувствовать чужое тепло — так, как это чувствуют люди, да и сами ее пальцы обратились в металл. Она дунула, и струйка дыма вылетела наружу, растворяясь в серых улицах, смешиваясь с серым воздухом. Никотин больше не действовал на нее, равно как и человеческие чувства. Пора было признать, что она просто зависима от мнимого ощущения, от своих привычек. Признать и двигаться дальше: даже ценой того, что имеешь. Окурок сигареты упал на стылую, рыхлую землю. Его безжалостно раздавил мысок туфли.Inception, yes, it's true, the truth descending
Pouring over you, gravity ending
Дверь с силой пнули, распахивая настежь. Внутри все осталось так же, как и тогда, в последний раз, Дайшо запомнил хорошо: большую парадную с широкой лестницей наверх, длинные диваны и неприветливого механического лакея. Сейчас его, кстати, не видать поблизости. — Говорю тебе, там прямо на входе было написано: закрыто, опасная зона. Соваться туда без бэкапа было бы максимально тупо! — А где написано, что ты кретин? Рекомендую выделить под рекламу твоих умственных способностей место на лбу! — А ты меня не учи азам рекламы, цыпочка. — Ты называешь цыпочкой того, кому чуть ноги не переломал... Дайшо прервался, за спиной защелкнула автоматическая дверь. Под галопроекцией шахмат сидели Кенма и Коноха. Они лишь изредка давали комментарии маневрам фигур, так что царящая в комнате тишина обрушилась на вновь вошедших. На часах — без пятнадцати три, а значит с раннего утра утекло немало времени. Оно пролетает чертовски быстро, когда занимаешься спасением собственной задницы. — Что ты здесь делаешь, Коноха? Разве ты не... Говорящий Дайшо взглядом проводил Куроо, вальяжно прошедшего по комнате во всем своем растрепанном великолепии и занявшего место рядом с Кенмой. Тот невольно обернулся, показывая из-под свисающих прядей темные глаза. Коноха оживился: — Кенма пригласил меня, чтобы послушать про то, что произошло у Безумного Художника. Ну и заодно потренироваться, чтобы в следующий раз не проиграть всухую, как это сделали вы. — Вот уж спасибо. Ничего ты не понимаешь в настоящих пацанских играх, умник! — недовольно протянул Куроо, задирая обе руки, чтобы опустить локти на спинку дивана. — На самом деле, — прервал их Кенма, — я пригласил Коноху, потому что хотелось увидеть вблизи все. Превосходная скорость работы мозга, КПД всех механизмов вкупе с рациональной моторикой… Говорил Кенма тихо и ровно, будто зачитывал текст с бумажки, но в самих фразах Дайшо уловил что-то исключительно искреннее для себя. Он дернул уголками губ, невольно сощурившись, и последовал примеру Куроо. Утренний инцидент давно исчерпал себя, если бы не одно точное напоминание. — Дайшо, откуда у тебя… столько крови на руках? Пришло запоздалое осознание, что кровь сама собой не исчезла после драки и полета с примерно четвертого этажа. Повезло, что упали они в песок, и самый большой урон был нанесен их одежде и самооценке. От этого он благополучно отплевался. — А, да так…. Всего лишь красиво полетали. — Дайшо. — Ну что тебе, настырная киберзадница? Коноха взял его за локоть, несильно сжимая и пересекаясь взглядами. Дайшо негромко сглотнул. — Просто поцапались с бешенным котом, не принимай это близко к сердцу. Дайшо неуютно поморщился и аккуратно убрал руку из хватки, старательно избегая чужого взгляда. Руки противно зудели, но жить не мешали, так что какого черта ему нужно оправдываться? — Не поцапался, а помешал важному делу. — Вы можете продолжать выяснять отношения на улице, — прервал Бокуто, — но лучше разобраться с тем, чтобы узнать о владельце завода… склада… черт знает, что вообще это было такое. Он стоял обособленно, сбоку от стола, скрестив руки на груди. Плечи чуть приподняты, а голова наоборот опущена; взгляд был устремлен больше в стол, чем на гостей. Дайшо на секунду показалось, будто с губ Бокуто вот-вот сорвется горечь, но ничего не произошло. — Что за важное дело? — Коноха непонимающе вздернул брови. — Неудавшиеся дружки якудза нашли заброшенный исследовательский центр. А там — вот те раз — создавали как раз таких, как он, — Дайшо с досадой махнул в сторону Бокуто, — ни людей, ни машин, только очень косячных и с кучей недоработок. Мы не знаем, чем все закончилось, но факт остается фактом: все перекрыли и бросили, а среди оставшихся документов мы нашли только одну подписанную бумажку, и та зашифрована. Раздражение копилось в груди и разливалось в области плеч, на которых оседал взгляд Конохи. Стоило отдать должное: многозначительный взгляд не сопровождался новыми комментариями, но даже так Дайшо буквально прожигало бок. — Почему данные оттуда так важны? — спросил Кенма, больше обращаясь к Куроо. Тот устало застонал, запрокинув голову. — …Потому что они нужны были третьим лицам. — Да скажи уже прямо, что ты, говнюк, решил продать сведения, о важности которых не имеешь ни малейшего понятия. — Есть вещи, которые стоят дороже твоей чести, Сугуру Дайшо. И сведения, которые должны были стать гарантом новых связей. — Куроо, ты действительно хотел продать недоработки членам группировки Неонового Лотоса? — Не просто бандитам, а их боссу. Кенма сокрушенно покачал головой. — И ты туда же?! — Куроо, мы потратили на восстановление и улучшение одного киборга массу денег, усилий и времени, а если вся Кавамара заполнится недоделанными киборгами — проблемы начнутся не только у нас. — Наконец-то хоть один глас разума в этом доме, — Дайшо всплеснул рукой. — Мы снова кружимся вокруг одной и той же темы, но так и не сдвинулись с мертвой точки. Ты же понимаешь, что заказанная территория вряд ли принадлежала Неоновому Лотосу? — Куда уж понятнее, — огрызнулся Куроо, оскорбленно поводя рукой по взлохмаченным волосам. — Нет у них доступа к секретным разработкам черт знает кого. Их максимум: угрожать ученому-одиночке, чтобы сделать новые протезы. Но ведь в этом городе днем с огнем папочкиных умников не сыщешь. Все сидят на черном рынке и не рыпаются. И ты, кстати, тоже. Ох, замечательно, еще один день в попытках сдержать пассивную агрессию и не ответить словесным пинком. Дайшо закусил губу и уставился в стол; ни одно из предположений не походило на истину. Сбоку подал голос Коноха: — Одна девушка упоминала, что ее брат частенько захаживает в игровые комнаты Ненового Лотоса. Если Куроо-кун провалился в обмене любезностями с боссом, можно попробовать копнуть ниже, найти другого свидетеля. Все должники друг друга в лицо знают и могут указать либо на богача, либо на странного убийцу. — А может, они и вовсе связаны, — кивнул Кенма. В руках он держал небольшой экранник, на котором была отрисована приблизительная модель лазерного пулемета. — Если предположить, что технологии научного центра хоть немного повторяют технологию пулемета, то появится маленький шанс зацепиться за настоящий источник всех бед. И для этого потребуется время: расшифровать данные, сравнить модели, основываясь только на примерных воспоминаниях Конохи и обрывках устаревших новостей. Кому, как не Дайшо, знать, как легко время затягивало в зыбучие пески исследований и сверки. Лучше бы сведения, которые они успели собрать, оказались правдивыми. На руке завибрировал дисплей, однако Дайшо не подал виду. Он приподнялся, на вопросительный взгляд Конохи помотав головой. — Куроо, где здесь уборная? Руки бы вымыть.Into extinction your eternal home
I will not be there and you'll be alone
В санузле было прохладно и тихо. Дайшо наклонился над раковиной, сполоснул лицо и выпрямился, чтобы увидеть в отражении потрепанную одежду и спадающие на бледное лицо пряди-водоросли. Дисплей снова завибрировал. Пришлось спешно зализывать волосы, чтобы влажными пальцами успеть ответить на звонок. Если бы здесь до сих пор использовали обычные телефоны, он бы почти наверняка выронил его из рук. — Наконец-то я до тебя дозвонился, змеиная ты морда. Что-то многовато звонков за один день. С экрана глядел Коурай, усталый и недовольный. В руках бокал — явно наседал на алкоголь в отсутствие нормальной работы. Поговаривали, что вместе с погромами свои выступления отменили и айдолы. — Дела, дружище, дела. Зачем я тебе понадобился? Вижу, с закрытием Арены ты и сам неплохо справляешься. — Ты, Сугуру, видимо очень сильно забегался и устал, понимаю. Я тебя не задержу, поверь. — Ну так вперед, развлеки меня? Коурай помолчал, подбирая слова. Почему-то поджал губу, вздохнул, и только затем продолжил: — Тут тебя искали, говорят, друзья. Только вот знаешь, что я думаю? Какие тут у тебя друзья, а? Ну, туда-сюда, десять лет прошло, — Коурай засопел, соображая, — только за такое время клиенты появляются, но друзья? С твоим-то характером? — Предпочту сам себя судить, а не делегировать это посторонним. Без обид, Коурай, но мне-то какое дело до незнакомцев? — Они просили передать это. Видишь, письмо закодировано, так что лучше запиши себе на бумажку… что бы там ни было. Коурай вытянул к камере руку, перекидывая невидимое “письмо”, которое вскоре отобразилось на почте маленькой иконкой. — Не мне давать советы, но был бы ты аккуратнее со всем этим. Вокруг тебя вьется слишком много сомнительных личностей. Вызов завершился, стоило последним словам слететь с губ Коурая. Дайшо приглушенно рассмеялся, накрыв лицо ладонью. Действительно, чем дальше заходишь — тем больше странных личностей находишь, только вот он и сам казался себе “сомнительным”. Сухой смех отскочил от кафеля ванной и затих. Дайшо вплотную подошел к выходу, защелкнул замок и прислушался: тишина, такая же холодная и безлюдная, словно в доме никого нет; спиной он оперся о дверь, надеясь, что во время просмотра не потеряет равновесие, и только тогда открыл видеозапись. Экран повело, за помехами удалось различить безжизненную землю. Затем камера сфокусировалась на троих фигурах, прикрытых масками. Очевидно, что один из них держал в руках допотопное устройство и рука его тряслась. — Привет, Дайшо, — начал он, но голос, приглушенный маской, с трудом различался, — надеюсь, ты смотришь эту запись, находясь в местах отдаленных и… надежных, потому что. Потому что знаешь… Он замялся, запись безбожно залагала. Дайшо выругался: письмо предналось для одноразового просмотра, после чего самоуничтожалось; пауз и перемотки в нем не предусмотрели. Незнакомец поднял руку на уровень лица, поддел пальцами края маски. Неаккуратно стащил ее: показались светлые короткие волосы и глаза, так хорошо знакомые… Дайшо глазам своим не поверил. Даже зная, что никто его здесь не услышит: — Сакиджима… Сакиджима, это ты. Сакиджима по ту сторону неловко хмыкнул, словно услышал. — Знаю, нас считали мертвыми или того хуже. Надеюсь, хоть ты находишься в добром здравии. Столько воды утекло… Давай встретимся, ладно? Не могу большего сказать здесь и сейчас: сам понимаешь, слежка за беглецами все еще ведется. Но раз ты это смотришь — есть еще надежда. В конце записи будет адрес и время: лучше запиши, она ведь сотрется. До скорых встреч.Into the blackness where you start to run
I will not be what you've become
Незнакомцы стояли напротив входа. На первый взгляд они ничем не отличались от других посетителей захолустного бара, но вели себя обособленно. Дайшо направился к ним, уверенный в своих догадках. — Рад, что ты нашел время выбраться из своей берлоги, старый змей. Сакиджима снял капюшон. Что-то внутри дрогнуло: лицо друга детства было изуродовано неаккуратными протезами; нижняя часть заменена хромовой челюстью со вставками синтетической кожи. Дайшо мог бы лучше, но не стал заострять внимание: они не виделись слишком давно, чтобы сводить диалог к работе с механикой. Примеру Сакиджимы последовали остальные, стягивая тяжелую плащевку — Дайшо угадал в них Хироо и Кугури. На лицах молчаливых парней читалась усталость с дороги и недовольство, почти сошедшее на нет. Дайшо неловко улыбнулся уголками губ и указал на место в дальнем углу бара, куда едва долетала музыка: — Присядем? За продолговатым столом было тесно, Дайшо уселся так, чтобы видеть всех. В воздухе, заполненном густой духотой и музыкой, появилось новое чувство — гнетущее напряжение. Тысяча вопросов в голове, как карточки на шоу-викторинах. Задал он только один: — Где вы пропадали все это время? Сакиджима боязливо огляделся. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, он наклонился поближе к столу, невольно заставляя повторить за собой, и тихо проговорил: — За бывшими сотрудниками корпорации еще ведется слежка, никого просто так не оставляют в покое. Даже тех, кого объявили мертвыми, все еще выслеживают. Его голос потонул во всеобщем шуме, но Дайшо умудрился его расслышать. — Тогда зачем вы заявились сюда? Не разумнее ли было пересечься в Бэнкэе и… — Слишком много любопытных глаз и ушей. В трущобах же вся информация удивительным образом вязнет, как в омуте. Дайшо молча смаковал в голове каждое слово, произнесенное с расстановкой. Казалось, что за десять лет Сакиджима повидал такое, что в Кавамаре назвали бы страшными сказками. — Остальные? — Всех разметало, Сугуру. Кто-то бежал наверх вместе с грузовыми вагонами, затерялся в трущобах, кто-то остался внизу. Все ищут лучшую жизнь, но вряд ли найдут, пока нам не простят старые грехи. — О каких грехах речь? — тонкие зеленые брови взметнулись вверх. — Я прекрасно отдавал себе отчет, когда втягивал вас в это топкое болото, но юридически компания чиста и не относится к подпольной деятельности. Вас просто не могли судить за чужие, не связанные грехи. — Кажется, последние альтисианские новости прошли мимо тебя. Пока ты сидел в тюрьме, судебное разбирательство постановило причастность работников к созданию одушевленных монстров. Каждому вменялся штраф, грозивший либо пожизненной отработкой, либо аннигиляцией. Уж поверь, фонящие радиацией карцеры были такой себе заменой мгновенной смерти. — Не верится… Почему же я так легко отделался? Покусывая губу, Сакиджима откинулся на спинку стула. Выдержав паузу, он продолжил, повысив голос: — Чувствуешь, как кто-то еще приложил к этому руку, да? Черт знает, как тебе удалось спрятаться так хорошо, но тебя ищут полицейские. Они жаждут стереть тебя из жизни, из данных, пока распространяют басни про “ликвидацию угрозы для спокойствия граждан”. В них тебя нарекли монстром: худшим антипримером современности. Но здесь, в Кавамаре, их навигация вряд ли работает, да и местные нас не любят. — Не удивлен, что меня до сих пор демонизируют, — Дайшо кисло усмехнулся, скрестив руки на груди. — Было бы глупо заставлять тебя показываться в таком месте, как Бэнкей. Мы сами нашли тебя лишь потому, что ты засветился на Арене. Дайшо кашлянул в кулак, напрягаясь. Надежда, что он остался незамеченным, умерла последней, оставляя на своем месте осадок удивления подобной заботе. Будто не было всех этих десяти лет неизвестности, и ощущения забвения, которое ребята испытали в процессе — как и он сам. — Что заставило вас показаться? Выдавать себя без надобности — это так непохоже на старых добрых друзей. На веснушчатом лице промелькнуло выражение бесконечной грусти, но Сакиджима быстро взял себя в руки. Его пальцы нервным постукиванием пробежались по столу. Вместо него голос подал Хироо: — Нумай мертв. Сакиджима кинул на него досадливый взгляд: старательно подбираемые слова так и не были высказаны. — Да, убит неизвестными в Альтисе. Он так и не смог попасть в Кавамару, а ведь мечтал увидеть настоящее небо над головой. — Мечтал… Да, мечтал, — Дайшо задумчиво растягивал это слово, накрыв рот рукой: выходило похожим на бормотание. Детские мечты, которые они разделяли когда-то, больно ударили невидимым кулаком под дых. Дайшо выдержал, не согнулся. За ним наблюдали три пары глаз, одновременно знакомых и нет. Неподвижные, выжидающие. Появившийся из отсека в столе стакан был опустошен в пару быстрых глотков. Хотелось вдохнуть полной грудью свежего воздуха, но его оставалось все меньше. Он тонул в липком воздухе, каплями соскальзывающем по груди под майкой, тонул в громкой музыке и неразборчивых танцах, во вкусе спиртного, приобретшего купаж настоявшегося страха перед смертью. Превосходный напиток подан — и подумать только, кем. Никто его тут не подержит за ручку, не защитит тонкое душевное равновесие и не скажет “мастер, это только слова”. Скорее уж “это все твоя жизнь, событие уже свершилось, живи теперь с ним”. Дайшо поднял взгляд, краем глаза замечая полку, свисающую с потолка к столу: на ней примостились аккуратно сложенные плащи. Только сейчас их можно было рассмотреть поближе: кевларовая ткань сохранила на себе множество вмятин, создавалось ощущение, что их пронесли сквозь множество боев. Другой брони он не заметил: повседневная одежда терялась среди обычных посетителей. Значит, они все еще доверяли ему. Кугури с другой стороны стола вздохнул: даже его усталое лицо начало оживляться по мере диалога. — Не хочу это признавать, — начал он, нехотя выталкивая слово за словом, — но месть была бы оптимальным вариантам. Для тех, кто это совершил, нет оправдания. Хироо согласно кивнул, убирая с лица назойливую челку. Дайшо украдкой заметил протезы пальцев, механика которых явно западала, изношенная со временем. Словарный запас иссякал с каждой минутой: все то время, что его искали, он трусливо отсиживался в трущобах, максимально обезопасив себя от слежки. Если бы он обнаружил себя раньше — может быть, сейчас друзья были целы и невредимы. А еще его бы уже давно накрыли полицейские. Кто знает, что могло быть, сделай он шаг в другую сторону в бесконечном коде истории. Звуки на фоне смешались в одно необъятное эхо, доносящееся из-за вакуума. Парни, такие же побитые жизнью, как и он сам, молчали. — Хорошо, что хотя бы сейчас есть возможность помочь вам с безопасным жильем. Я не могу просить от вас большего: и так настрадались за чужие грехи. Но вскоре мне действительно может понадобиться ваша помощь. Компания застыла, Сакиджима рассмеялся. Хироо позволил себе усмешку в кулак, Кугури — хоть и сидел неподвижно, но в глазах плескалось насмешливое море. — Пройдет еще пятьдесят лет, Сугуру, и ты даже тогда не потеряешь капитанской хватки, — Сакиджима наконец унял смех и смахнул слезинку. Лицо Дайшо пошло пятнами от смущения. Он так давно не общался со старыми друзьями, что отвык расслабляться, особенно, когда дело касалось чужих жизней. — А все шло так замечательно, — тоскливо протянул Кугури, шутливо приподнимая одни брови, — и тут ба-бац, такая неудача. Компания засмеялась. Остатки напряжения улетучивались в этом смехе, хотя и оставалась некоторая недосказанность. Дайшо наконец подал голос: — Давайте дадим хороший ответ тем гадам, что подставили нас? Обещаю, теперь — раз и навсегда. — С удовольствием. Поможем всей взрывной мощью мин, которые мы успели наработать. Дайшо заторможено приподнял бровь. Молчавший до того Хироо загадочно растянул уголки губ в дьявольской улыбке, едва показывая клычки: — Не голыми же руками справляться.As you run away they're following after you
All of the memories are leading them to back to you
Fall and never wake, never wake from the truth
And now your dreams will come true
Его нигде нет. Так говорила система, просканировавшая помещение. Коноха на всякий случай проверил мастерскую и жилые комнаты на втором этаже, оглядел по периметру дома. Но что-то вне системы, не подчиняющееся логичным командам, гнало его дальше, кусало невидимыми клыками за пятки. Алгоритм предложил маршрут вдоль улицы и по окрестностям, прямой и правильный; только вот люди никогда не следовали алгоритмам в своих передвижениях, в том числе и Дайшо. Наконец Коноха пошел южнее, огибая соседние дома и выходя к мостовой: обветшавший воздушный мост некогда соединял большую магистраль с жилым сектором, но со временем его забросили, как и большинство мест в трущобах. Прозрачный пластик уже давно не переливался радужкой, лампы, кое-где побитые, тускло светили, монолитный бетон покрылся трещинами и вздыбинами. Взгляд проследил одну такую, поднялся выше и обнаружил одиноко стоящего Дайшо. Он облокотился на перила, в трясущихся пальцах потряхивало полупустую бутылку. На оклик он развернулся неохотно, поднимая взгляд. Коноха всегда гордился тем, что умел вовремя прочесть настроение Дайшо по глазам, но теперь они были настолько пусты и безжизненны, что в них без труда можно было нащупать каменное дно. Редкое, почти невозможное зрелище; Коноха оторопело остановился, не отрываясь от гляделок. Дайшо со своей страстью вечно чем-то заниматься сейчас, скорее, напоминал пьянь из трущоб. — Что случилось? — он подошел ближе, осматривая его. — Ты весь день отпираешься от объяснений, а потом и вовсе исчезаешь невесть где на целые сутки. Что за причина такая для попоек, объясни мне? Дайшо лениво отмахнулся и покачал головой, выдавил кривую улыбку. Затем взболтнул бутылку и снова отпил, отворачиваясь в сторону опустевшей магистрали. Уж там-то, конечно, было что-то куда интереснее Конохи. — Знаешь, — продолжил Коноха, не уверенный, с какой темы подобраться, — мы тут решили, что пора проверить Неоновый Лотос и встретить этого брата-должника. Даже вычислили время, когда он активнее всего — уже завтра вечером его можно будет встретить. Куроо просил передать, что тоже будет там… Эй, ты слушаешь? По мыскам, топчущим грязь, по наморщенному носу он уловил чужую нервозность и переживание, но по какому поводу? В такой момент? Дайшо вскинул руку, чтобы отмахнуться во второй раз, но Коноха поймал за запястье, разворачивая к себе. Свободной ладонью он обхватил чужое лицо, не давая отвести взгляд. — Дайшо, черт возьми, Сугуру, перестань бояться так, будто говоришь с чужим человеком, — все это начинало порядком раздражать. Коноха сохранял спокойный тон, но внутри поднималось совершенно несвойственное раздражение. Еще одна ошибка системы. Дайшо замялся, покусывая губы. У него было предостаточно времени на ответ — в таком-то положении. Он опустил руки, но взгляда не отвел. Вздохнул и отставил бутылку на широкие перила. — Мой друг детства, — слова дробились, застревая в глотке. Дайшо заглотнул воздуха, пьяно покачнувшись — его удержали в руках. — Нумая убили. — Все люди смертны. В этом нет ничего такого. — Это невыносимо. Если бы я мог, то умер бы уже сотню раз вместо дорогих мне людей. Это же так просто: есть тысяча способов покончить с собой, разве нет? Дайшо, кажется, проняло на откровенность. В конце концов, они были здесь одни, а Коноха никуда не торопил и обладал титаническим запасом спокойствия на все капризы человека. — Если бы я не отсиживался здесь, как трус, в этом поганом месте, Нумай, возможно, был бы жив. Если бы я не потратил столько времени на трусливое прожигание жизни, эти люди — все они, не страдали бы из-за меня. Если бы я только мог сделать хоть что-то стоящее, если бы я мог не давать им ложных надежд с самого начала… — “Если бы” да “если бы”, — его перебили. Коноха положил обе ладони на плечи Дайшо и хорошенько встряхнул его. Тот проморгался, наконец заткнувшись. — Сугуру, мы живем здесь и сейчас, а не в вариативности прошлого. Есть множество исходов, которые могли бы и могут случиться, но просчитать все вероятности — удел вычислительных машин, а не обычных людей. Черт, да если бы я был человеком, я бы наслаждался недосказанностью жизни, потому что в этом вся прелесть: ты всегда можешь выбрать для себя свое Неизведанное. Дайшо не сразу нашелся с ответом, скорее глотая ртом воздух. — Это люди, Коноха. Я потерял человека, которого никогда не смогу вернуть, потому что меня не оказалось рядом. — Я тоже однажды был человеком, помнишь? Но “если бы” ты выбрал другое развитие событий, то я бы не узнал, каково это — жить после смерти, любить вопреки программе. Дайшо поджал губы, оглушенный последними словами. Коноха продолжил: — Слушай, мы — здесь и сейчас, и мы сами выбираем то развитие событий, которое хотим, которое правильно. Ты можешь либо продолжать трусливо, как ты сам выразился, бежать от судьбы, вечно поджимать свой дурацкий змеиный хвост, либо дать ей отпор. Принять то, что от тебя зависит и сделать так, чтобы прошлое раз и навсегда осталось в прошлом. — Нет уж, это разные вещи. Хоть и случайно, я оказался рядом, я мог помочь, пускай и был ограничен временем. В случае с Нумаем я был абсолютно бессилен и не мог вовремя прийти к нему на помощь, не мог попасть туда, куда мне не было дороги. Ты мой помощник, горничная, но совета я не просил. Не сейчас, по крайней мере. Коноха замолчал, глядя, как его руки снимают с плеч. Внутри остался непонятный и неприязненный осадок горечи, ведь эту речь он толкал от чистого сердца — конечно, если бы оно у него было. — Какая разница, был или не был? Твой друг прямо сейчас мертв, а мы по уши увязли в дерьме, в котором концы с концами не стыкуются. Разуй глаза, Дайшо, есть столько живых людей, нуждающихся в тебе прямо сейчас. Если дотронуться до Конохи сейчас — можно почувствовать, как ядро внутри начинает перегреваться, грозя насильным отключением важных функций, особенно речи. Но он не мог остановиться. — Не моими стараниями, — выплюнул тут же Дайшо. — Сугуру, это ты начал все это. — А ты мне не помогал, хочешь сказать? Или, — он повернулся, — это не ты умер и воскрес, как сраный феникс? — Ты мог бы и не воскрешать, — Коноха упрямо стоял до последнего, по-мальчишески сжимая кулаки. В который раз они проходили эту тему? В сотый, может, в тысячный? Хорошо хоть, отдохнуть от нее успели за несколько лет. — Да, я мог бы и не делать этого. Подумаешь, пожалел какого-то незнакомого мальчишку. Какое мне дело было — жалеть пацана, кого я едва знаю, тратить на него лучшие годы своей жизни, которые, логично, я мог так же потратить на друзей — и они были бы живы. — Ты говоришь это из жалости к себе. — А тебе жалость и соболезнование к людям совсем неведомы, — Дайшо ядовито улыбнулся и ткнул пальцем в металлическую грудь. Мерзко. От Дайшо эти слова звучат вдвое хуже, чем от любого другого человека. Внутренне Коноха весь съежился, сохраняя ледяное спокойствие. Прошла целая вечность прежде, чем они перестали просто пилить друг друга взглядами. — Раз так, то ты не обеднеешь от того, что твоя игрушка тебя не пожалеет, — Коноха сощурился, скрестив руки на груди. Жест был не наигранный, но заставил механика вздрогнуть от поразительной схожести. — Вы посмотрите на него, — Дайшо начал вскипать, распаляясь, — как его проблемы решать — так сию секунду: надо побросать все и побежать, а как чужие проблемы всплывают — то ты весь из себя философ, чертов Платон. Теперь же обвиняешь человека, помогающего тебе больше остальных, в том, что он слеп? Серьезно? — Ты эгоист, которых только повидать, Сугуру Дайшо. Холодный тон Конохи разрезал слух, как нечто инородное. Дайшо встал, как вкопанный. Глаза сузились, уголки губ поползли вниз. Он резко втянул носом воздух — так, что крылья носа дрогнули. — Я? Эгоист? Я, который с самого начала делал все, что было в моих силах, чтобы решить чужую проблему?! — Ты и сам не заметил, что решал уже давно случившуюся свою проблему. Не было никакого смысла снова вязнуть в прошлом, чтобы дойти до настоящего, — процедил киборг, сдвигая брови. Он уже развернулся и хотел пойти, но что-то в последний момент остановило. Адское желание сказать напоследок. Дайшо упрямо смотрел ему в спину. — И знаешь, что? — Коноха саркастически развел руками, — Ты не обеднеешь оттого, что тебе перестанут помогать. Он развернулся и пошел своей дорогой. Сзади послышалось “ну офигеть теперь можно”, затем система засекла свист стекла. Он наклонил голову, избегая попадания бутылки, и про себя отметил, что даже в пьяном состоянии глазомер у Дайшо отменный. Значит, и сам прекрасно справится.