ID работы: 8741993

Living in the Shadows

Смешанная
NC-17
Завершён
68
автор
siebdi бета
Размер:
243 страницы, 12 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
68 Нравится 23 Отзывы 14 В сборник Скачать

0.8. (A)way out of control.

Настройки текста
Примечания:

I'm supposed to help

When the world is going insane

Из клуба хлестали наружу гудение и резкие, неестественные лучи прожекторов. Ведущие закатили такой праздник, будто отмечали первый киберспортивный турнир. На деле же он проходил каждый месяц, и регулярность прервали только из-за забастовок. Но Искрящийся Лотос стоял крепко: и спустя множество переносов его вернули. Все желающие, при наличии денег на ставки, могли принять участие. Электронный гид вывалил информацию на компанию, стоило только перешагнуть порог: участники, уровень и время ставок, и даже подробности из личной биографии. Внутри не протолкнуться: Куроо распихивал локтями попадающихся под руку зевак, но те с упорством машин на автопилоте продолжали лезть вперед. В этот раз Дайшо явился вовремя: укутанный в несколько слоев одежды и с недовольной миной на лице. — Что случилось, док змееручка? Ты растерял остатки вкуса? — Мы не на светском приеме, чтобы одеваться как на парад. — Ах, запамятовал. Мы всего лишь ищем чудаковатого парня со странной внешностью — технобога ради, в Кавамаре каждый первый — счастливый обладатель странной внешности, — чтобы выведать у него секреты, которые он вообще может не знать. План просто пушка. Надеюсь, Кенма, домашняя крыса, уже выдал тебе премию за лучшую идею года. — Сперва сам научись строить планы без изъянов, пожаров и зомби-апокалипсиса, Куроо. — Зато с огоньком! Улыбка Куроо отдавала безуминкой, зато он не скрывал искреннего восторга. В разговор влез Бокуто, который все это время потеряно вертел головой: — До чертиков похоже все это на Арену. Не могу отделаться от мысли, что щас кто-то полезет драться. — Вряд ли тут будут драться физически, — вздохнул Дайшо, оборачиваясь. — Людям вечно не хватает ажиотажа и поводов, на которые можно слить свободные деньги. Или олухов, на которых можно посмотреть. Вот наш предполагаемый знаток, 19 лет от роду. Дайшо отвел их в освободившийся угол и показал таблоид с краткой информацией. Бокуто и Куроо сгрудились возле него. — Не женат, не сват, долгое время ловил свою волну, на которой успешно доплыл до высшей лиги, но потом, видимо, муза — или что там у игроков — покинула его, и он скатился. Проигрывал каждый матч, задолжал Лотосу неплохую такую сумму. Здесь есть, конечно, и другие должники, но каждую партию никто так красиво не сливал. — Да ты подготовился. — В отличие от тебя. Куроо развел руками: — Прости, цыпочка, ты здесь тактик, а я стратег. Дайшо не ответил, но в его глазах настолько отчетливо читалась ненависть, смешанная с воплощением фразы “еще раз повторишь цыпочку, и я тебе все руки переломаю, петух”, что Куроо сжал губы. В общей атмосфере Дайшо уловил неявный запах страха. Скосил глаза, стараясь не оборачиваться: охранники по углам не двигались, но будто бы следили за ними. Лица, скопированные одно с другого, как по команде поворачивались и отслеживали каждый шаг. Куроо сбоку прокусил губу скорее импульсивно — даже не осознав этого. Вспомнился “склад” и горящие данные, заблокированная дверь и чип. В каждой заднице, в каждом переплете затычкой почему-то служил именно чип, и это до одури бесило. Дайшо вытянул шею, чтобы сократить жалкие десять сантиметров разницы в их росте — десять сантиметров боли и унижения, — чтобы медленно и тихо прошипеть на ухо: — Ты же не сдавал нас, Куроо, мать твою, Тетсуро? — Я даже не пытался выйти на контакт, — так же тихо проговорил Куроо, не оглядываясь на Дайшо, — но, скорее всего, они уже знают детали произошедшего без посторонней помощи. — Нас убьют. Разделают по-отдельности и подадут холодной закуской прямо на стол Киёми. — Это точно. Куроо не обернулся, но была в его блуждающем взгляде часть той усмешки, которую можно описать как улыбку в лицо смерти. В аркадной зоне стояли частично огороженные игровые автоматы — новые модели, как заверял гид, заполненные призывно мигающими игровыми иконками. Участники носили миниатюрные очки, из которых просвечивала дополненная реальность. Дайшо на минуту оторвался от сводок, глядя, как один из участников дает интервью: моложавый, в треугольной накидке с раздвоенными концами за спиной, кислотно-желтыми волосами и пирсингом, отчетливо очерчивающим линию уха и бровей. Один из них подсвечивался даже на языке. “Позер” — буркнул Дайшо и свернул гаджет. Куроо скептично сдвинул брови, однако его опередили: — Пойдем узнаем, где искать нашего горе-информатора. — Да вот же его площадка, — Куроо ткнул пальцами в огороженное пространство, пока что пустующее, — она указана в твоих сводках. Его лицо напоминало восклицательный знак, неловко вставленный посреди предложения. Дайшо возмущенно сдвинул брови: — Видишь, пустое место на площадке? Скоро такое же может появится в твоей голове: пустота, в которой не задерживается ни одной умной мысли. Если ты не научишься сперва узнавать, какого черта происходит, оценивать сложившуюся ситуацию. Куроо скрестил руки на груди, показательно фыркая: — Ну давай, мамкин умник, научи меня действовать по инструкции. Бокуто оставили рядом с аркадной зоной, на случай, если подходящий игрок все же проскользнет мимо. Дайшо потащил Куроо за локоть, прямо к отходящему от журналистов игроку: — Пацан! Эй, парень, как тебя… — Куроо замахал руками в надежде на спасение из лап озлобленного Дайшо. — А тебе чего, папаша? Дайшо, слушавший все это, сдержал ехидный смешок, отводя взгляд. Игрок едва наклонился и упер руки в бока, скорчив недовольное лицо: — Меня вообще-то Терушима звать, слыш, — он недовольно загудел, тыкая пальцам в именной бейджик, плавающий рядом с его головой, — а вот ты какого черта ко мне приебался и как звать — даже не знаю. — Куроо меня звать. Вот этот “джентельмен”, — Куроо махнул рукой в сторону Дайшо, — очень интересуется игроком, которого все кличут… хм, как бы это правильно сказать, Львом? Но мы до сих пор его не видели. Будь так добр, подскажи, где его искать? И улыбнулся вполсилы, но так, чтобы произвести впечатление. Терушима оживился: — Хах? Вы интересуетесь этим неудачником? Да он наверняка сопли подтирает в зоне ожидания, этот мозгляк. Никакой спортивной хватки. То ли дело я, видали мои страйки? Вот я че могу! Типа, вы вообще смотрели на его пушки? Они скоро превратятся в рухлядь. Вон они лежат, на соседней стойке. Ждут, когда он придет и просрет очередной матч. Эй, вы меня слушаете? “Рухлядь” лежала как раз рядом с площадкой, которую караулил Бокуто. Дайшо активно закивал вместо ответа и потащил Куроо в сторону, кинув невнятное “понятно-спасибо”. Начало матча прошло бодро: с презентацией, аплодисментами и конкурсами — тем движем, который больше всего ожидали зрители. Лев прибыл минута-в-минуту, но особо жизнерадостным не выглядел. Высокая шпала с белесой макушкой, слишком непримечательный по сравнению с Терушимой — такую оценку дал Дайшо. Играл он бодро, но все же умудрялся пропускать нужные удары. Таймер близился к нулевой отметке, когда Лев стал набирать очки, одно за другим, рассекая игровые пиксели, будто перестал нервничать. Его движения приобрели уверенность и плавность, но этого не хватало до победы: почти четверть не добиралась общего счета. Терушима давно обогнал его и двух других игроков, выбившись в лидеры. Из призовых мест оставались только бронза и серебро. Бокуто смотрел во все глаза, увлеченный происходящим: играми, где не было необходимости месить кулаками роботов и людей. Здесь поклонялись ритму и верным движениям, необходимым, чтобы вовремя рассечь пиксельные препятствия. Но этим все не закончилось, и следующие раунды с гонками и боем были так же бездарно проиграны Львом. Он осел на стул, сокрушенный последними матчами: каждый раз, когда казалось, что он вот-вот победит, удача выскальзывала из рук. — Меня погубят… Зрители начали расходиться, разочарованные, но Лев не сдвинулся с места. На плечо опустилась чужая рука. — В долгах как в шелках, да? Лев поднял голову, дерганно обернулся. Говорил один Куроо, но создавалось впечатление, будто от себя добавит каждый, кто стоял рядом. Надо только подождать. — А вы кто? Простите, ставки не возмещаю… — Выйдем? — Это еще с какой стати? Я никому ничего не должен. Лев явно занервничал. Подметивший его состояние Куроо усмехнулся и утешительно похлопал: — Видишь вот этого бойца? — Бокуто рядом самодовольно заскрежетал металлическими кулаками, дьявольски ухмыляясь. — Он разнес в клочья пару сотен игроков — там целый список наберется. Жаль только, игры были, знаешь, вживую. Так что в твоих интересах посодействовать нам немного, ведь за это мы даже не потребуем денег. Представляешь?

Keep the dark side away

A hero takes the blame

Ожидаемой прохлады на улице не оказалось, зато исчезла гнетущая атмосфера постоянной слежки. Дайшо жадно глотнул воздуха и обернулся: Бокуто и Куроо с обеих сторон удерживали Льва за плечи. Он не пытался вырваться, неожиданно быстро присмирев. “Позвал бы хоть охрану для приличия”, — подумалось Дайшо. — Пацан хорошо играет, если перестает нервничать, — вскользь заметил он. — Да, неплохо для статиста, чтобы заполнить пространство. — Куроо потянулся к уху Льва, но на цыпочки не встал. — Но ты ведь не хочешь быть просто статистом, верно? — Думаете, я сам этого не знаю? Думаете, я не пробовал?! Лев рванул вперед, когда хватка на плечах ослабла, и чуть не вскопал носом асфальт. На своих непропорционально длинных конечностях он двигался неловко, больше напоминая марионеточную куклу, которую дергали за ниточки. — Думаю, ты умеешь лучше, но не здесь, — прервал Куроо, начиная загибать пальцы: — Есть два пути: оставаться гнить тут или же поуправлять настоящими роботами на Арене. Я даже помогу с долгами, понимаешь? Тебе всего лишь надо поделиться с нами информацией. — Он у нас щедрый, — бодро закивал Бокуто. — Когда дело касается новых игроков, я никому не отказываю, — добавил Куроо, посерьезнев. — Так что у тебя есть все шансы тренироваться и зарабатывать деньги самостоятельно, а не клянчить их у спонсоров. — Или у сестры, — бросил вскользь Дайшо, вспоминая недавний монолог Конохи. Лев покраснел и настороженно выпрямился. — Откуда ты знаешь о моей сестре? Что ты с ней сделал? — Ничего не делал. Как там говорилось? Одна нейроптичка нашептала. Лев стушевался и отвернулся. Он смотрел в сторону воздушных мостов несколькими этажами выше: прекрасных и таких недосягаемых. Так люди смотрели на свою мечту, оставшуюся в полушаге от них, так в Кавамаре бросали мечтательные взгляды на чужие элитные этажи. Дайшо мог понять это чувство: примерно так же себя ощущал, когда только попал в город. Как жалкая крыса в сточной канаве, пытавшаяся прорваться сквозь лабиринт грез и мечтаний в другой мир. — ...Что вы хотите узнать? — Уже другой разговор, — усмехнулся Куроо. — Вот, видел этого парня? У вас его должны знать. Куроо показал на дисплее засмотренную до дыр запись с ограблением магазина, которую они увидели у Акааши. Дайшо пересматривал ее раз тридцать, если не больше — просто пытаясь найти дополнительные подсказки. Лев протянул руку, призывно сжав и разжав пальцы, на губах промелькнула гаденькая ухмылочка. — За информацию платить надо. — Серьезно, парень? Мы тут тебе помочь пытаемся, а ты с нас деньги сдираешь. Никакого уважения к старшим. Даже Дайшо себя так мерзко не ведет. — Можешь хоть раз в жизни не приплетать меня? Лев упер руки в бока и покачал головой. — О каком уважении может идти речь, когда вы меня вытолкали в спину из Лотоса? Подумаешь, старшие: я еще могу позвать охрану, и тогда… В разговор встрял Бокуто, сотрясая за плечи Льва, как подушку, плохо взбитую перед сном. — На неприятности нарываешься, пацан? Куроо тяжело вздохнул, словно вбирая в себя всю тяжесть положения, и выдал с нескрываемым разочарованием в голосе: — Дайшо, плати. — С какой это стати я? — А кто же еще? — Напомню тебе, я платил за выпивку в баре. — А я — за наш проход в клуб. — Просить нищих заплатить дважды — это преступление против всех человеческих прав. Я требую пояснений. — Да просто заплати ты уже, — не выдержал Бокуто, оборачиваясь. — Нет у меня денег! — выпалил Дайшо, напрягая плечи — не та информация, которую хотелось публично афишировать. — А ты, Куроо, первый завел шарманку про благородную помощь и щедрость. В задницу себе мог бы ее засунуть. Куроо застонал, лишь бы прервать быструю злобную речь: — Хорошо, хорошо. Сколько? — Немного…. — Ну?? — Четыре тысячи... — Ты ограбить меня вздумал? Тысяча, и ни монеты больше. Или я попрошу своего хорошего друга разделать тебя на эти четыре части раньше, чем ты вызовешь проклятую охрану. Все понял? Лев активно закивал, будто только этого и ждал. Полученные деньги за считанные секунды были переправлены на другой счет, и пока считывались цифры, он бросил вскользь: — Этого парня, ну, с записи, знает вся подпольная Кавамара, многие мечтают выбить из него дурь, — у Дайшо от таких новостей сердце упало и захотелось взвыть от досады, но было слишком поздно. — Он известен под кличкой Бешеного Пса, и подчиняется только своим хозяевам, альтисианцам. Те держат его за пазухой и вечно отгораживают. Хорошо устроился, а? В городе он крушит и ломает, весь из себя герой деланный: подстроил якобы восстание, хотя сам кормящую руку не кусает. Меня от него воротит. — И где же он обретается, этот Пёс? — Бокуто сдвинул брови, опередив остальных. — Да все там же, где ему еще быть? В Жоулане где-то, да подальше. Здесь ему тусоваться незачем, так что, вероятно, в едальнях, где почитают идиотов-героев восстаний, как местных благодетелей. Честное слово, он даже не задумывается о том, что там может быть какая-то, типа, опасность. Говорил Лев как на духу: честно, открыто, иногда сжимая кулаки и одергивая сам себя. Дайшо бы даже не удивился, если в прошлом этот Бешеный Пес задал Льву взбучку. — Спасибо тебе. Постой пока с Бокуто, а мне надо переговорить с Дайшо. Куроо кивнул в сторону, поманив за собой Дайшо. Тот засопел, но отошел, удерживая в поле зрения Льва — мало ли, что учудит.

There is nothing I can do

When I see you fading

— Чем больше мы узнаем о Бешеном Псе, тем более странным кажется его поведение. Нелогичным. Раздвоенным... — Дайшо подошел ближе, осмотрев миниатюрный садик-закуток. — Черт, так сложно вспомнить, как же эта штука называлась. Субличность?.. Нет, не то... — Альтер-эго, Дайшо. — Да, точно. Именно это я и хотел сказать. Куроо покачал головой. — Дайшо, где Коноха? — Не твое собачье дело. — Как раз-таки мое. Он обещал прийти, и мы оба прекрасно знаем, что без его способности просчитывать все возможные варианты твой ум как блестящая игрушка. Бесполезен. — Мой ум — только мой, при чем здесь это вообще? Он волен идти куда хочет, — Дайшо напряженно повел плечами, гася в себе порывы огрызнуться. — Не пришел и не пришел, работаю сам. — Я не такой слепой, чтобы не видеть, что ты как без рук и, видимо, как без сердца: весь вечер крысишься и не можешь успокоиться. — Так мы продолжаем заниматься делом дальше, или как?.. Куроо вздохнул: устало, так, будто возился с неприятным ребенком, отданным на передержку взрослыми. Речь его стала спокойной, без привычных выпадов: — Знаешь, когда мы любим — мы перекладываем часть информации и ответственность за нее на возлюбленных. Голова не может хранить абсолютно все, поэтому остается незаметным разделение поровну неподъемных тем. Особенно морально неподъемных тем. Навскидку: как много ты сможешь сказать по делу убийства медиков? По тому, какие варианты были не учтены и какие еще могут сыграть на руку нам или кому-то другому? Дайшо молчал. — Ты даже не заметил, как часть информации запоминал за тебя твой "помощник", но не потому, что он был для тебя лишь удобным хранилищем данных — нет. Ты неосознанно доверил ему информацию, а это уже что-то да значит. — ...Нормальный. — Что? — Ты можешь быть нормальным, говорю. Не раздражающим. Хотя это все еще выглядит так, будто ты вдохновенно затираешь мне пургу. — Удостоен высочайшей чести. — Что ж ты тогда никому не доверяешь себя, гуру отношений? — Просто живу по-другому. — Куроо отвернулся, осматривая поверх улицу, толпу людей вдалеке, перемигивающиеся между собой вывески. — Доверие выражаю в деньгах и делах, а не в чувствах. Такой вот я: не могу до конца переложить ответственность на чужие плечи. — По тебе видно… — Дайшо, я не семейный психолог — не благодари за честность, — не ванга и даже не гадалка, но по тебе видно человека, зарывшего одними только угрызениями самого себя в могилу. Наверное, считаешь себя слабаком, раз упустил его? Дайшо поджал губы, скрестил руки на груди, но с места не сдвинулся. Да, правда глаза колола, так болюче, что хотелось выразить эту боль в ударах, расквасить кому-нибудь нос, но он же выше грубой силы. — Не знаю, кто вы друг другу на самом деле, — продолжил Куроо, — но Коноха и правда переживает за тебя. Пока ты отсутствовал, он украдкой спросил, что на самом деле произошло на складе. Ну, знаешь, как выглядят пацаны, готовые кинуться защищать понравившуюся девчонку? Без обиняков, я рассказал парню, что мы поцапались. Он понимает, что я зла на тебя не держу и мы оба ёбнутые, но не настолько, чтобы подставлять или убивать друг друга. — Удивительная мудрость, — раздраженно двинул подбородком Дайшо, — и от кого только успел набраться? — От мертвой, мать ее, природы. Слышишь, как шумит песчаная буря за барьером? Ага, вот от нее. Дайшо засопел, подскочил и схватил за грудки. Даже так Куроо оставался спокоен: — Верни его. Перестань копить в себе обиду на мир, которую не заслужил близкий человек. Машина. Ты понял, короче. Вывески за спиной Куроо, на которые сместился взгляд, оставались неживыми, но такими энергичными. Дайшо ослабил пальцы: сам понимал, что действительно что-то чувствовал, но щемящее ощущение в груди, тоска и ненависть к самому себе глушили остальной мир. Слова Куроо умудрились пробиться сквозь толщу злобы и апатии, еще и застрять в голове назойливым червяком. — Я попытаюсь.

When the world is burning

When I leave you hurting

Забавно, как мир поделился на до и после. Первый шаг в сторону “после” был уже сделан: вместе с ссорой Коноха оборвал шлейку невидимого поводка, которая насильно тянула за собой. Ощущение до сих пор сдавливало, хоть он и понимал, что стальную шею вряд ли может повредить такая безделушка. Чтобы отпустить свой мрак — достаточно открыть глаза. Ярко горели костры Кавамары. Одни бежали прочь, другие лихорадочно забрасывали зажигательными смесями машины, магазины Жоуланя, с диким восторгом наблюдая зарождающийся хаос. Продавцы побросали свои места и бежали. Жоулань, и раньше живший хаотичным, неупорядоченным движением, превратился в пороховую бочку. Кого-то хватали, тащили за собой, кидали в кучу к провинившимся. Поднимался гвалт, заглушающий даже предупреждения системы. Точно, система. Коноха посмотрел на всплывающие окна в боковой панели, смешивающиеся с реальностью. Все это время он просто мирился с ее существованием, со всеми ограничениями, связанными с бдящим Дайшо. Да, система помогала отлаживать работу механизмов, но порой недоставало свободы незнания, где он мог на секунду расслабиться, перестать быть просто считывающей машиной. Так давно хотелось сбежать и что-то поменять, но каждый чертов раз побеги заканчивались непроходимой стеной и отсутствием решений. Сейчас у него был выбор, прямо как в той дурацкой рекламе, между синей и красной таблеткой. Коноха разжал пальцы: глянцевой поверхностью в мареве костров полыхнул чип. Подарок Акааши как насмешка: над трудами Дайшо, над ограничениями механического тела. Оставалось отправиться в другую часть Жоуланя, куда не дошли беспорядки “восстаний”. Туда, где все еще было безлюдно и тихо. Что получишь вместе с желанной свободой, чем пожертвуешь? Черт знает. Даже система не дает ответов на такие сложные вопросы. Быть может потому, что система не знает слова “свобода”. Для нее это ошибка, не вычисляемая переменная, неправильный аргумент уравнения, который срочно надо исправить. Только вот Коноха — еще один аргумент в иррациональном уравнении, и он устал находить неизвестные степени, чтобы свести его к целому знаменателю — человеку, которому, похоже, было все равно. Он наклонил голову, нащупал пальцами на шее гнездо для чипов. Вот так просто: вставляешь и ныряешь в неизвестность. Губы дрогнули в слабой усмешке. Система остановилась на триллионную долю секунды и заработала дальше, как перегорающая лампочка. Такие обычно мигали всего раз и продолжали работу, в один прекрасный момент обрушивая на домочадцев неожиданный мрак. К счастью, в Кавамаре с ними разбирались быстро и безболезненно: ставили неон, работающий десятилетиями. Образовавшееся свободное время нужно было чем-то заполнить, так что он упрямо побрел вперед. Изменения вступали в силу постепенно; не раскрашивали мир в яркие краски, не дарили покой. Первым вышел из строя датчик слежения: Коноха представлял, как одна за другой, гаснут локации на дисплее Дайшо. Представлял его реакцию: опустошенное лицо с едва заметными нотками недовольства, искривленный нос с собравшимися на переносице мелкими складками, как у сфинкса. Выведенный из себя перфекционист. Затем отключилось меню, время и контрольные функции, подвластные только механику. Прерывались одна за другой надстройки системы. Осталось базовое: голос, зрение, дыхание, двигательный аппарат — почти как у людей. Его бы это даже порадовало, если бы не одно но, пришедшее следом. Мир перед глазами дал видимую трещину, сколы все больше и больше заполняли собой пространство: белыми полосами, стирающими границу реального и нереального. Тело зашаталось, теряя координацию. В груди панически-сильно забилось ненастоящее сердце, пытаясь справиться с заразой, проникающей в систему быстрее урагана. Да, Акааши говорил про свободу, но не оговаривал то, какой ценой она может достаться. Мир не изменился, когда зрение стабилизировалось. Только улицы стерлись, словно время обратилось вспять. Кажется, он видел не настоящее, а прошлое этого города. Не торговый квартал Жоуланя, а крошечный переулок. Мимо пробежали дети: лет шести-семи, со светлыми волосами и лучезарными улыбками во все лицо. Их радость совсем не шла этому месту, этому городу. Коноха побежал следом, расталкивая прохожих, ошеломленно пятящихся в сторону. Кто-то возмутился и попытался задержать, но Коноха по старой памяти лавировал. Дети остановились у дверей старой аптеки, глядя то ли на него, то ли насквозь. Коноха запыхался настолько, что уперся ладонями в колени, согнувшись. А когда разогнулся, увидел едва повзрослевшего парня, в одиночку раздающего листовки с приглашением посетить открывшуюся клинику. Знал бы ты, дружище, как опасно в этом городе одному, в такой жалкой человеческой оболочке. Расфокусированный взгляд скользнул по листовке, останавливаясь на имени доктора: Изао Акинори. В груди зашевелился предательский червяк сомнений. Город огромен и можно легко встретить однофамильцев, но что-то было нечисто. Шаткой походкой он взошел по лестнице к клинике, где ждал юноша лет двадцати: во врачебном халате, с приглаженными волосами и хмурым взглядом. Точная копия предыдущих провожатых. Коноха догадливо поморщился, осознавая, что все это время бежал за частями своих воспоминаний из прошлой жизни. Его не видели. Со спины Коноху обошли клиенты, приветливо распахнулась дверь. Внутри оказалась светлая процедурная, где юноша вживлял протезы: прикусив язык так, будто это его первая операция. В голове пронеслись собственные слова: ты сделал меня этим. Ирония судьбы, однако, заключалась в том, что Коноха помогал людям становиться такими же всю жизнь “до” и, кажется, не видел в своих поступках ничего зазорного. Киборг уселся на стул напротив себя же, скептически сдвинул брови, пытаясь поймать чужой взгляд. На улице посветлело, и лучи солнца мягкими утренними мазками легли на человеческие руки, на плечи, позолотили пшеничные волосы. — Что же ты такое на самом деле, Коноха Акинори?... Коноха Акинори, препарирующий клиента, беззаботно улыбнулся. Его жизнь была в самом разгаре.

Fading away in the dark

Wherever you are

I'm supposed to find a way out of here

Дорога вывела к менее оживленной улице — если не считать сгрудившихся по углам полицейских дронов, внимательно следивших за перемещением. Людей было немного, и все старались проскользнуть мимо. Оставалось загадкой, почему дроны находятся здесь, а не на передовой, где творился весь хаос. Коноха не помнил себя: зашел неизвестно куда, пока грезил наяву. Навязчивые видения прошлого как рукой сняло, когда под ноги упала девушка. Она пискнула от боли и сжала голову руками, боясь пошевелиться. По земле были раскиданы продукты, вывалившиеся из сумки. Он вывел себя из секундного оцепенения: сверху занес паучью лапу дрон, предупредительно сигналящий о нарушении. Но девушка, лежавшая на земле и не двигавшаяся, не походила на нарушительницу. Что-то в ней было от жертвы, которую застали врасплох. Коноха выхватил катану, неоновый сердечник привычно сверкнул во взмахе. Словно увидев призыв к действию, робот резко поставил лапу между ними. Коноха перекатился, схватил девушку за плечи и перенес поближе к домам, остающимся в слепой зоне дронов. Меч был неудобно перехвачен под мышкой: и как только раньше он координировал действия так, что удавалось состыковать их секунда-в-секунду? Дрон повернулся, открывая по бокам пушки. Еще секунда, и они бы превратились в решето. И снова спасли рефлексы: он рыбкой нырнул вперед, опираясь ладонями на асфальт. Еще кувырок — выскочил с другой стороны, подрезая две из шести массивных ног. Недостаточно быстро: его смели вбок, как артиллерийский снаряд. Он пролетел и ударился головой о стену. Боль — внезапно физическая — прошила тело. В такие моменты казалось, что он лишь человек. Коноха перегруппировался, не давая себе время на сторонние мысли. Ухватился за сочленения в опоре дрона и прыгнул вверх, так высоко, что приземлился на “крышу”. Следящий глазок завертелся по своей оси, пытаясь выявить нарушителя, корпус под ногами пошатнулся. Дрон открыто палил по всей округе, чеканя свое “нарушитель, нарушитель”. Коноха быстро поднял взгляд, пытаясь сориентироваться, в каком направлении они двигались. Заметил взгляд девушки, полный ужаса. Действовать стоило незамедлительно; Коноха уловил нужную секунду и вонзил катану в визор, затем потянул вверх. Меч смял обшивку, как ткань. Дрон замер, начав падать: так грузно, что земля под ногами затряслась. Он бы лишился важных приводов, если бы вовремя не соскочил. — Тебя всего побили! К нему подбежала та самая девушка, совсем позабыв о своем пакете и даже о страхе. Коноху все еще шатало, сознание плыло. Она суетливо осмотрела его на предмет ранений. Слишком непривычно: мастер бы просто пожал плечами и повел ремонтировать. И вот пожалуйста: снова мысли о Дайшо, зудящие, беспокойные, застрявшие в голове и не дающие покоя. Но он справится. Как-нибудь забудет и мысли, и его, даже несмотря на несинтетический спектр чувств. Коноха покачал головой, резюмировав, что в короткой драке платье горничной разорвали в клочья. Такое не заштопаешь — скорее выбросишь на свалку. — Нам нужно уходить. Скоро сюда подтянутся остальные дроны, а со всеми я не справлюсь. Где ты живешь? Он только сейчас присмотрелся к чужому лицу: мягкий взгляд карих глаз, слегка округлое лицо и волосы с пурпурным отливом. Красивое сочетание, вкупе с ее нежным голосом очаровывающее по-своему. — Чуть ниже, в трущобах. Мне совсем неудобно просить тебя, но, может быть, ты поможешь мне собрать и донести выпавшие вещи до дома? Тут совсем недалеко. Коноха замешкался: встречаться лишний раз с Мастером не хотелось, но оставлять Широфуку одну после нападения было рисково. Она обернулась и приподняла пакет с земли, принявшись поднимать покупки. Вскользь уточнила, что живет в южной части города. Коноха мысленно выдохнул и кивнул в знак согласия. — Как ты себя чувствуешь? — негромко спросила она. — Нет нужды беспокоится, — успокоил Коноха, надеясь, что на его лбу не написано что-то в духе “я только что испытал приход, похожий на ужасный флешбек, и был бы рад о нем не думать”. — Сама-то не ранена? — Нет, нет… Ты же киборг, да? Она закусила губу, задумавшись о чем-то, затем схватила второй пакет и протянула Конохе, чтобы сложить в него остатки собранного. — Верно. — Меня вот Широфуку зовут, — она неловко повела плечом, садясь к нему боком и сосредотачиваясь на выпавших овощах. — А тебя? — ...Зови меня Конохой, если хочешь. — Коноха… Какое хорошее имя. Почему ты меня спас? — Ты не похожа на воровку. — Да, ты прав. Черт знает, почему эти машины взбесились так сильно в последнее время. Я тут обычно продукты покупаю, но никогда еще не делала этого под надзором машин, — она поежилась, — и тут эта дурацкая железяка решила задержать меня. Но я же ни в чем не виновата, понимаешь? Коноха кивнул. По пути они свернули в сторону коммлинков, скрываясь за бесконечными зданиями высоток, оказавшихся без надзора. Широфуку остановилась возле лифта. — Спасибо. Без тебя я бы уже была на том свете, — она неловко заправила прядь за ухо. Широфуку будто не договаривала, и Коноха запоздало кивнул. — Просто чтобы ты знал, я не считаю киборгов чем-то плохим, — призналась Широфуку. Спустились ниже, туда, где серели унылые маленькие домики, не к месту пристроенные к высоткам. Коноха приподнял брови, поворачиваясь. — Я… Вижу, как ты с опаской подбираешь выражения, сторонишься людей. Они, наверное, от тебя не в восторге. — Не все, — выдохнул Коноха, стараясь не обращать внимание на обеспокоенный взгляд, — Некоторые люди просто недолюбливают то, чего не могут понять. Наверное, я по обе стороны. Признание вышло скомканным и немногословным, но чуть ослабило ту тяжесть, что давила на плечи. В конце-концов, они с Широфуку ничем друг другу не обязаны — просто прохожие, случайно встретившиеся один раз в жизни. Быть может, со временем слова сотрутся из человеческой памяти. — Почему? — Я не робот, и давно уже не человек. Не тот тип киборгов, что разгуливают с имплантами. Просто каким-то образом удачно сохранившийся человек не в своем теле. Со временем перестаешь понимать, есть ли в такой жизни смысл. Возможно, от простой бесчувственной машины было бы больше пользы. Широфуку остановилась возле неказистой пристройки, обернулась. Она явно хотела протянуть руку, но одернула себя. — Коноха, не чувствовать чего-то — вовсе не значит, что ты перестал быть человеком. Я думаю, даже киборги могут испытывать своеобразные эмоции и чувства. Его привели в ослепительно-яркую прихожую и усадили за маленький столик. С портретов и обложек альбомов на него взирали незнакомые люди, роботы — прямо как тогда, в странной забегаловке. Это навевало смутные воспоминания, всплывающие за компанию с приятной тоской. Широфуку вернулась без пакетов, но с одеждой в руках. Простая джинсовка, футболка и брюки сидели на нем, как влитые. — Будто с тебя мерки снимали. Это одежда моего брата-неудачника. Он пропал, а одежду так и не забрал. С тех пор лежит без дела, а тебе хоть пригодится. Она поставила на стол маленький поднос и уселась, передав вторую чашку. Коноха присел в новой одежде и отпил. Во рту разлился горький вкус травяного чая, совсем не синтетического. — Бабушка оставила по наследству. — Широфуку и сама отпила прежде, чем продолжить, — говорила, мол, чтобы каждое поколение пробовало по чайной ложке вкус забытого напитка. Я подумала, может быть, это поможет тебе вспомнить, что ты все еще остаешься человеком. Скорее машинально, он закусил язык, посмотрел в стол. В груди стояла щемящая боль, от которой хотелось плакать — если бы он только мог. — Знаешь, — продолжила Широфуку, — я ведь говорю так не с пустого места. Знаю одного киборга, ведущего себя, как и все люди, испытывающего такие же чувства. Уверена, что все у тебя наладится, что бы ни происходило в жизни. Поблагодарив ее, он вышел. Зашвырнул старое платье в мусорный ящик, спрятавшийся между двумя высотками, затем наклонил голову и с облегчением извлек чип, переломив его пополам. Огляделся, осознавая, что все еще вне “зоны доступа”, а система покорно молчит. Повиновавшись сиюминутному желанию, он засунул руки в карманы джинсовки; пальцы что-то нащупали, извлекая на свет карточку-пропуск. На обратной стороне значились почти все этажи Кавамары. Подумалось, что брат Широфуку был тем еще везунчиком.

When I hear your prayer

You're counting on me

Counting on me

Дни ускользали один за другим, по крупицам. Прошло две недели с визита в Неоновый Лотос. Дайшо попытался искать, но все тщетно: радары вышли из строя, маячок не подавал признаков жизни. Он тогда сильно взбесился, ведь за устройство, работающее на огромном расстоянии, было адски обидно. Затем пробовал спрашивать в центрах безопасности, у местной шпаны, но никто не видел подобный объект даже издалека. Коноха, видимо, перенял умение безупречно скрываться у своего мастера. Хоть в центр пропавших животных иди с объявлением “потерялся крупный породистый пёс”. Дайшо опустил руки. Вместе с Конохой пропала та вдохновляющая часть, которая неосознанно поддерживала все эти годы. Так происходит, когда выдергиваешь важную деталь из механизма. Возможно, заменяемую, но далеко не сразу находящуюся; жалко и эгоистично, но ему не хотелось менять устройство жизни, в которой был Коноха. Теперь даже привычные занятия выглядели тоскливо и однотипно, как возвращение в прошлое, в повторяющуюся вязкую картину постоянства. Хотелось повернуть время вспять, хотя бы объясниться, но также он был уверен, что выставит себя либо дураком, либо истериком, нуждающимся в чужом внимании. Гордость тонкой вервью опутывала шею, душила. Горло пересохло так сильно, что помог бы только целый бассейн нано-дряни. Он слишком долго пудрил себе мозги, не осознавая до конца, что Коноха — не просто винтик в заклинившем механизме, а личность со своими решениями, характером. Реальность сыграла в злую стерву и вбила этот винтик в голову настолько болезненно, насколько можно. Если бы только сам Коноха не опустил руки и не ушел. Тогда бы Дайшо наверняка поступил по-другому. Сказал бы что-то более приятное. Не отворачивал от себя. Он же столько раз хотел оказаться рядом с ним, а не в гуще событий. Но Коноха ушел, и Дайшо наговорил ему гадостей на прощание, а теперь даже расхлебывать не мог то, что натворил. Да и не знал, где искать. Бессилие раздражало что десять лет назад, что сейчас. И прямо как тогда, он снова ковырялся с мелкими заказами в унылой, пустой квартире. Тоска подступала к горлу, но он продолжал сидеть смирно, прекрасно осознавая, что второй такой парень при смерти ему не подвернется, равно как и другой шанс. В принципе, на этом можно было бы закончить повествование о его жизни, ведь ничего интересного больше не произойдет. Наверняка не произойдет. Очередная жизнь очередного неудачника, который не может нормально общаться и сохранять дружеские связи. В один из дней бесполезного ковыряния деталей позвонил Хошиуми. Зачастил он: если раньше днем с огнем не сыщешь его номер, то теперь через каждый три недели поступали звонки, как по заказу. На сей раз он вкратце рассказал, что повредил протез и нужна замена, мастерскую сам навестить не может, а потому высылает код, чтобы Дайшо мог к нему приехать. И вот Дайшо стоял перед роскошными апартаментами на одном из верхних этажей. Такие хоромы он не представлял даже в самых смелых фантазиях. Его встретил и проводил робот-дворецкий, вежливо сообщив, что хозяин ждет у себя. Внутри все напоминало высокотехнологичное пространство: отделанная под хай-тек прихожая, длинные темные пролеты коридоров. Дайшо приоткрыл дверь без стука. Перед большим монитором пританцовывал Хошиуми: на одной ноге, опираясь на костыль. Разобранный протез лежал на стуле рядом с кроватью. Казалось, ему совсем не мешало отсутствие конечности. С видом уставшего от детей врача Дайшо оперся плечом о дверь и показательно шумно вздохнул, привлекая внимание. — А, это ты! Хорошо, что все-таки пришел. Смотреть на твою унылую мину через экран было невыносимо. Я как будто смотрел на тебя десятилетней давности. Как на подростка с суицидальными наклонностями. Дайшо присел напротив кровати и изучающе поднял поврежденную деталь на свет, выслушивая о себе еще парочку метафор. Ничего критического с протезом не случилось: его можно было прислать и ускоренной посылкой за день, если не меньше. Все же Хошиуми почему-то хотел видеть его здесь. — Надеюсь, ты насладился видами моего унылого лица вблизи. Буду признателен, если сразу перейдешь к делу. Клиентам не грубят, клиентов не бьют, но Хошиуми был из той особой касты клиентов-друзей, знающих тебя, как облупленного, и пользующихся священным клиентским правом, чтобы насладиться меняющимися выражениями лица. — Да, конечно. Повредил эту ногу, когда делал очередной фриз, неловко вышел из позиции… Они проговорили до вечера. Хошиуми рассказывал про то, что случилось с Ареной во время восстаний, про то, как опустели зрительские ряды и их выступления временно прикрыли. Рассказывал, как нашел спонсоров для себя и близнецов, чтобы занять в свободное от выступлений время. Хошиуми всегда держался особняком, но умел заводить дружеские контакты тогда, когда это требовалось. Люди вертелись вокруг него то ли на непередаваемой энергетике, то ли на чем-то ещё. Даже оставаясь наедине с собой, он не унывал. Дайшо немного завидовал, ведь сам не мог отделаться от вечно грызущего страха одиночества, медленно и верно поглощающего сознание. Словно ребус с пустой комнатой, в которой лишь один пустой стул и два участника: Хошиуми привел бы других участников со своими стульями, а вот Дайшо изгнал одного единственного и теперь смотрел на пустой стул. Завершенный протез был аккуратно установлен в пазы. Хошиуми довольно махнул ногой, попробовал встать. Чуть не упал, пружинисто прогнулся вперед — и заходил по комнате. Дайшо следил за перемещениями, не мешая. Хошиуми обернулся: — Считай, жизнь мне спас, снова. Эта нога почти вывела меня из равновесия, столько дел пришлось отменить. Хорошо, что тебя всегда можно найти в городе, старина. — А где ж мне еще быть? Хошиуми легкомысленно пожал плечами и приоткрыл дверь. — Пойдем, — на вопросительный взгляд замахал рукой активнее, — в нашу эпоху не только у стен — у всего есть уши. Выйдем на улицу, подышим свежим ночным воздухом. Вечерняя прохлада застала на одном из подвесных мостов, пролетом соединяющим апартаменты с остальной частью Кавмар-сити. Как и на смотровой площадке, отсюда было видно мерцающий под ногами город. — Знаешь, Хошиуми, ты удивительно силен для человека, потерявшего ноги. Морально силен. — Мне просто повезло с хорошими “друзьями”. Сам понимаешь, бизнес обязывает быть дружелюбным к тем, кто готов предложить бабло. — А если бы ты действительно потерял друга? Не бизнес-партнера? — Если бы я потерял его — я бы пошел искать. Не раздумывая, вернул бы. Что за вопросы такие? Дайшо отвернулся, глядя на сияющий город. Ветер задул в лицо с новой силой, сбивая челку, путая мысли. — Так зачем ты меня на самом деле позвал? — Думаю, ты и сам понял, что творится что-то неладное. Никто никогда не видел таких массовых протестов, заканчивающихся катастрофами. Максимум для города — либо дроны, либо соседские гокудо повяжут какого-нибудь идиота с петардами. Ни Альтис, ни мафия не могут упустить ситуацию из рук при нормальном раскладе. Я уже не говорю про трущобы: если там вообще осталась жизнь. — Низко же ты нас ценишь. — Да не в том дело. Сам-то ты на чьей стороне? — Ни на чьей. Я не настолько дурак, чтобы лезть в разборки и злить кого бы то ни было. У меня есть свои дела, и они гораздо хуже, чем все, что происходит вокруг. Лично для меня. Хошиуми покачал головой и приблизился, опустив локти на поручни. Бегло прочертил по дисплею пальцами, переводя деньги на счет. — Ты умный человек, Дайшо Сугуру, но чертовски одинокий. Это хорошо, что ты вдалеке от творящегося трэша — нам с ребятами не хотелось бы тебя терять. Дайшо повернул голову, не веря своим ушам. — Я думаю, ты найдешь то, что ищешь, — он снял с шеи тонкую длинную цепочку, на которой раскачивался медальон в виде микрофона. — Эта штука поможет тебе. Мне в свое время помогла, но больше не нужна, думаю. Да и работает она только тут. Хошиуми нажал “кнопку” микрофона, открывая голографическую карту. Она действительно показывала всего несколько этажей сверху и снизу, но каждый был детально размечен. — Что это? — Это пропуск и, вдобавок, карта Кавамары. Однажды я так попал к режиссеру — обходными путями и очень нагло. Может быть, тебе надо разок в жизни поискать сердцем, а не привычной логикой.

Every time I fail

There is one more sleepless night

Что Хошиуми имел ввиду под поиском сердцем? Не помогло прокручивание их диалога в голове по сотому кругу, ни логические расклады каждой фразы на составляющие. Дайшо остался на том же уровне и направился вглубь города — туда, где сгрудились основные постройки. Проблема заключалась лишь в том, что со всех сторон центр заключали в кольцо территории четырех банд, в том числе и Неонового Лотоса. Обойти их просто так — задача не из легких, но можно хотя бы попытаться. На худой конец оставалось еще всматриваться в лица прохожих, пытаться искать не логикой. Навстречу брели усталые белые воротнички, расходящиеся кто куда на ужин, и каждое хмурое лицо не походило на образ хитрого и слегка ироничного лиса, который запомнил Дайшо. Стирались отдельные воспоминания, но общая картина, особенно детали внешности, были ярко высечены в памяти. Ведь это он собирал его: каждую часть корпуса. Помнил каждую итерацию полутонов голоса, балансирующего на грани мягкого и острого. Где же ты есть, черт возьми, Коноха? Они жили под одной крышей так долго, но о Конохе толком ничего не было известно: ни о любимых местах, ни о интересующих вещах или занятиях. В груди разгорелась смесь смущения и разочарования, подступающая к щекам румянцем. Все это время он бездумно давал Конохе задания, но ни разу не поинтересовался, чем бы тот занялся в свободное от работы время. Дайшо отчаянно сжал кулаки и свернул в подворотню, наискось выводящую к другой улице. Остановился у случайного киоска, еще не занятого голодными посетителями, и осмотрелся. Цены на обычную лепешку здесь такие, что можно было захлебнуться слюной. По спине пробежали мурашки, когда чужие взгляды слишком очевидно прожгли спину. Бегло осмотревшись вокруг себя, Дайшо не увидел никого примечательного: несколько человек рассредоточились по углам и были заняты своими делами. К нему наклонился продавец, тихо проговаривая: — Шли бы вы отсюда, милейший. Эти не любят чужаков на своей территории. — Да что за “Эти”? Продавец не ответил, испуганно округлив глаза. Так он и не поужинал. Верхняя Кавамара встретила неприветливо, словно непрошенного гостя. Впереди виднелся тупик, перед которым Дайшо завернул в другую сторону. Надо было переставать бездумно гулять и составить хоть какой-то план, проанализировать карту. На плечо положили округлый холодный предмет. Дайшо обернулся и увидел, что его окружили несколько киборгов из гокудо Лотоса, носившие отличительный знак у шеи. Весьма показательно: так, чтобы точно заметили. Плечо неприятно придавливала бита, грозя редкими шипами прочесать одежду. Дайшо повел им вниз, отступая. — Не припомню, чтобы я нанимал провожатых, — оскалился он. — А мы и не нанимались. Так, пришли забрать должок. Дайшо развел руками. — Не понимаю, о чем вы. Перепутали с одним из должников? Я не закладывал деньги, не покупал и не продавал вашим ничего лишнего. С чего бы это я стал должником? — Да не крутись ты, рыбка. Ты хорошо прячешься и профессионально вешаешь людям лапшу на уши, но мы-то знаем, кто на самом деле помешал Тетсуро передать важную информацию. Дайшо споткнулся, попятившись. Его прижали к стенке, и единственный путь отступления предполагал неловкое оседание по ней. Человек замахнулся битой, удерживаемой в протезе. Оценив траекторию, Дайшо рубанул ребром ладони по сцепке на запястье, заставляя взвыть от боли и потерять бдительность. Бита упала Дайшо на ногу, и он рванул, не раздумывая. Надо было спрятаться: где-то, где неоновый лотос не мог его выследить, желательно на чужой территории. Он открыл карту, сверяясь, когда сверху навалились. Били со всей дури в спину, в бока. Недоставало оружия — так был хотя бы мизерный шанс поставить гокудо на место. Не осталось и помощника, весьма кстати защищавшего в случае нападений. Да, сам по себе Дайшо стоил в два раза меньше заявленного. Попытка высвободиться не увенчалась успехом, зато он смог подтянуться на руках, достать до отломленного от дома поручня. Схватившись, Дайшо обернулся и ударил, не целясь. Железный поручень пришелся прямо по глазнице с имплантом. Давление ослабло, позволяя выскользнуть. Над головой пронеслось лезвие — черт знает, какой формы, но следующий удар ножа глубоко прорезал бок. Выругавшись, Дайшо метнулся вперед и схватил свою сумку, ища глазами выход. Резко развернулся и направился к единственному просвету с пешеходной зоной. Но перед ним тут же возник другой головорез, неумело выставивший вперед нож — черт возьми, у гокудо явно были проблемы с фантазией. Дайшо попытался сбить рукой препятствие, однако ладонь прошило острой болью. Не останавливаясь, он гнал вперед, едва успев схватить свою сумку, а навстречу лениво расступались люди. Каждый провожал встревоженным взглядом — он не сразу понял, почему именно. Только когда почувствовал, что немного оторвался, сбавил ход. Одежда успела пропитаться кровью, и следом тянулась кровавая дорожка. Чудесная, легкая прогулка по верхнему уровню Кавмар-сити. Сто баллов за хорошую экскурсионную программу по подворотням. До ближайшей стены дома оставалась пара метров — так, плевое дело, если не считать вибрирующего бока, кровящей ладони и внезапной головной боли. Дайшо припал плечом к стене, снял с себя платок, с которым никогда не расставался, и разорвал на несколько частей. С перевязью дело пошло легче: по крайней мере по кровавому следу его теперь точно не найдут. Впереди виднелось отдельное здание библиотеки, о которой по всему городу ходили слухи. Вот она, самая большая сеть, вбирающая в себя все знания двух городов, верхнего и нижнего, самая сильная архитектурная гордость и одно из дорогих удовольствий, доступное для обычных людей разве что раз в жизни. Надежды уже ни на что не оставалось: на карте не нашлось ни одного надежного укрытия, а возвращаться назад через ту же территорию было рисково. Можно, конечно, попросить Хошиуми приютить его на время, но он и так слишком засиделся в гостях. Надо укрыться на время. Переждать, пока гокудо разбредутся и перестанут обыскивать каждый угол. Его единственный шанс. Доковыляв до входа, он сглотнул: ценник над входом был воистину монстровским. Суммы, что щедро перевел Хошиуми, впритык хватало на читательский билет. Впервые Дайшо порадовался тому, что не потратил деньги на еду.

Under haunted skies

I hear you call my name

После тёмного неонового города внутри библиотеки оказалось слишком… светло. Дайшо кое-как доковылял и рухнул на гостевой диван, придерживая перевязку ладонью. Позволил себе откинуть потяжелевшую голову и оглядеть помещение. Огромный зал, опоясанный с двух сторон полками, забитыми древними книгами, таблоидами, базами данных. Подсвеченные синим, они напоминали ребра, соединенный простенками-позвоночником с бесконечным множеством информации посередине библиотеки. В воздухе, рядом с некоторыми полками, вились маленькие дроны, заботливо складируя, сортируя и поправляя содержимое библиотеки. Она жила как маленький организм, своей жизнью. Не было нужды ни в посетителях, ни в присмотре — автономное функционирование прекрасно справлялось. Дайшо вдохнул чистый отфильтрованный воздух, даже близко не напоминавший затхлость и запыленность других библиотек. Непрерывное упорядоченное движение. Люди, случайным образом попавшие внутрь скелета-лабиринта, исчезали между лабиринтами полок, затягиваемые в омут циркулирующей информации. Ею жила и дышала библиотека, ею питались и поглощали безобидные механические создания. Прекрасно и иронично одновременно: кладезь знаний, пример идеального симбиоза человеческого и механического, была прямо под носом — только руку протяни. Но упиралось все в невидимый барьер нищеты, поглотившей большую половину Кавамары. Знания, необходимые Альтису для развития, находились выше их головы — не допрыгнешь при всем желании. Дайшо рассмеялся: все люди земли были лишь светлячками в бесконечном солнечном море информации. Кто-то поглощал больше, кто-то меньше, но ни один не смог бы до конца вобрать всю накопленную мудрость вселенной. Просто лопнул бы от объема. И вот парадокс: за них всю информацию вбирали неживые существа, которым мыслить не полагалось. Мимо прошелестел робот-библиотекарь на своих щупальцевидных ногах, укоризненно глянул сверху вниз и попросил соблюдать тишину. Дайшо прикусил губу, глядя ему в спину. Не то, чтобы разбирающий его смех оставил в покое, просто помимо головной боли добавилось новое чувство, молнией пронесшееся в голове. Вспомнились слова Мики о том, что Альтис лишь помогает Кавамаре навести порядок. Затем — охранные дроны, разработанные все тем же “Альтис Роботикс”. Поразительно, как все сходится на дронах и порядке, не правда ли? Дайшо вскочил на ноги, зашипел от боли и начал выискивать информацию по механике из Альтиса, затем пробил базу данных, запросив спонсоров Альтис Роботикс. Ничего. Вот если бы только…. Да, он все еще мог пройтись по истории становления этой тёмной лошадки, быстро занявшей лидирующие позиции за последние годы. По компании, что, фактически, владела всеми военизированными роботами, “поддерживающими порядок”. База данных откликнулась охотнее, чем в прошлый раз: вся информация хранилась на полке L-61021. Дайшо выхватил локатор и спешным шагом направился в раздел, лихорадочно перебирая пальцами таблоиды, разгоняя, как мух, маленьких дронов. Те возмущенно вспыхивали, но улетали. Боль еще оставалась на задворках сознания, но время переставало здесь чувствоваться. Главная цель теперь — во что бы то ни стало раздобыть информацию. В руки попался старый таблоид, выпуск семилетней давности. На электронной обложке красовался фирменный логотип: Alt—s R0b0t—X. Вместо букв были изображены глаза, внимательно следящие за читателем. Дайшо воровато огляделся, так, будто намеревался стащить состояние из-под носа у главы Неонового Лотоса. Тело парализовало едва уловимое, на самых кончиках пальцев, чувство. У дальней стены он разглядел до боли знакомую блондинистую макушку. Со спины его легко можно было спутать с любым другим посетителем: одежда другая, излюбленная катана отсутствовала, да и стоял он так по-человечески расслабленно, словно не было никакой системы, никаких надстроек системы, регулирующий осанку. Коноха походил на обычного человека. Этот день больше напоминал сюжет из оперной пьесы: с резкими взлетами и не менее резкими падениями. Очень болезненными падениями. На какой стадии сейчас находился Дайшо, стало понятно только по резко оборвавшемуся ритму сердца в груди. Собственный фа мажор сменился надрывным ре минором. Но жизнь редко напоминает непрерывную оперную мелодию, и тональность не всегда идет одна за другой. Гораздо чаще так: минор, минор и иногда, совсем в неподходящем месте — мажор, как насмешка над людьми. Спина Конохи не двигалась, и Дайшо искренне надеялся, что он не умеет чувствовать чужие взгляды затылком. На своем ре миноре Дайшо застрял, как на родео, где слезать с быка было равносильно смерти, и даже не легкой. В конце-концов, Коноха обладал собственной волей и желаниями, мог снова уйти, оставить в покое. Следовало напоминать себе почаще, что Коноха никогда не являлся его собственностью, не был слугой, как таковым, не подписывал контракт. И сейчас он был свободен от любых обязательств — в том числе и назойливого присутствия “мастера”. Слово било больнее кулаков и служило прекрасным напоминанием о том, что когда-то они смогли поладить. Дайшо стоял, как вкопанный, и боялся сделать шаг навстречу. Его самого в огромном пустом пространстве библиотеки было слишком много, и переживания текли из открытой раны через край, капая на безупречно чистый пол. Память услужливо подкинула день самого первого расставания в Альтисе, когда он потерял другого любимого человека. Когда его оставили одного на бесконечном пути сожаления и самоедства. Но Дайшо — будь неладна эта гордость — совсем не хотел снова оставаться наедине с мыслями. Что ты скажешь, Коноха? Будешь ли ты ненавидеть меня еще сильнее, если я попытаюсь позвать тебя по имени? И что ты станешь делать? Снова отвернешься? Дайшо судорожно опускает взгляд на зажатый в пальцах таблоид. Его трясет. Если ценой поисков должна была стать ссора, то лучше бы он никогда не соглашался на такие авантюры, не предпринимал бы ничего настолько вздорного и иррационального. А вместо гадких слов, слетевших с языка, рассыпался на атомы, пожирая саму суть вины в себе. Дайшо ненавидит себя за сказанное, за свою слабость и бездействие. Внутренности съеживаются под компрессионным давлением вины. Надо дышать. Надо срочно вдохнуть воздуха, сказать что-то, пока Коноха не ушел, не исчез снова. Когда еще Дайшо найдет его? А вдруг это не он? Просто очень похожий клон, в чужой одежде? Что, если он позовет, а откликнется совершенно другой человек? И что сам Дайшо будет делать после? Как же жалко он выглядит. Нет, надо бежать отсюда. Выйти на улицу, где как раз поджидают гокудо, и, может, хоть так искупить свою вину. Судорожный, почти рыбий глоток воздуха. Если уж ломать — то до конца. Если пытаться — то до последней капли крови и последнего сожаления. — Коноха… — негромко шепнули губы, пока сознание разрывалось от крика.

When the world is burning

When I leave you hurting

I will always take the blame

When I see you fading

Наконец-то начало получаться. Впервые люди прислушивались, шли за ним. Удалось даже оттеснить полицейских к центру нижней Кавамары, и пока те безвольно брыкались, стало возможным уничтожить все, принадлежащее подземному городу. Все здесь были против властной руки Альтиса. Кьетани прекрасно помнил последний вечер: попойка в честь отбитого севера Жоуланя, радостные лица. А дальше — темнота. Очнулся он, лежа на подлокотнике дивана, но явно не в Жоулане. Помещение напоминало офис, мрачный и пустой, непохожий на тот, в котором жил Ойкава. Ни хищных растений, ни новомодного интерьера. Слишком тихо и минималистично, не слышно и не видно признаков человеческого присутствия. — Очнулся? — донесся со спины женский голос. — Молодец. Кьетани резко обернулся. Голос женщины, стоявшей у окна, сквозил прохладой и безразличием. Силуэт ее фигуры очерчивал свет, едва пробивающийся сквозь тонированное стекло. — ...Почему я здесь? — хрипло уточнил он. — Потому что плохо справляешься со своими обязанностями. Он попытался встать с места, возмутиться, но его прервали властным “сидеть”. Пришлось сесть. Когда от испуга сжимается все нутро, выбор не то, чтобы велик. — Видишь ли, Кьетани. Мир несправедлив. Каждому из нас достается своя порция говна, которую никто не хочет получать задаром и приходится с этим что-то делать. — медленно отчеканила женщина, разворачиваясь. — Никому не нравится, когда на него выливают чужую порцию дерьма. Она прошлась к стене, останавливаясь напротив. — К… кто вы такая? Постепенно приходило осознание, что он здесь не просто так и что устрашающая женщина перед ним — не случайная торговка с улицы. Сознание подсказывало, что ему по меньшей мере светил пиздец. — Я твой работодатель. Мика Ямака. Мика нажала на рычаг у стены. Кьетани развернулся всем корпусом и округлил глаза. Дохнуло жаром, и комнату осветил провал в стене, заполненный вращающимися огненными полусферами, едва прикрывающими лезвия. Если бы не масштаб и не все приспособления внутри, можно было подумать, что “люк” в стене служил утилизатором отходов. Но это… — Итак. Кьетани Кентаро. Птичка нашептала мне, что ты здорово так облажался. И знаешь, что? Следующего шанса у тебя может уже не быть. Хоть ты и киборг — я самолично прослежу за тем, чтобы устроить тебе самый зрелищный и болезненный апгрейд в твоей жизни. Кьетани вжался в диван, с ужасом кивая. Ответом Мики как громом ударило. Да, Ойкава много раз бесился и напрягался, стоило только упомянуть при нем высшее начальство. Но Кьетани никогда не задумывался, что начальство может быть настолько устрашающим. Страх заставлял испуганно шевелиться, но получалось только сильнее вжиматься в диван. Он догадывался, о каком проебе идет речь: ведь ему так старательно напоминали об этом при каждой возможности. — Более того, — продолжила Мика, — ты устроил показательное детское выступление, побив часть наших магазинов. Насытил свое самолюбие, как глупый мальчишка, не задумывающийся о последствиях. В нашей компании полный провал ведет к аннигиляции. Ошибки недопустимы. Хотелось сбежать куда-нибудь, где его не найдут, но тот факт, что его уже нашли и притащили сюда доказывал, что ему не скрыться даже в Кавамаре. — Я наслышана о твоих родителях, Кьетани. Что там обещал тебе этот Ойкава? Отпустить их? Посмотрим. Мика достала таблоид, деловито прокрутили информацию. На экране появились лица двух ученых, на которые Кьетани старался не смотреть. Стало адски больно. — Кентаро Аюми и Моритоши, ученые. Были арестованы за незаконную деятельность в Кавамаре, обвиняются в исследованиях имплантов и улучшению биологической составляющей. Ты же понимаешь, Кьетани, что людям запрещено исследовать род человеческий? Что это — грех? Мика смотрела, не отводя взгляд. Глаза ее, несмотря на всеобщую темноту, выглядели так, точно горели призрачным пламенем. Кьетани не мог пошевелиться. — Так что правительство просто обязано было вмешаться. И ты поступил работать к нам вместо них, чтобы искупить долг, чтобы освободить из тюрьмы. Он закивал активнее, надеясь услышать хоть каплю новостей о пропавших родителях. — Тебе повезло, что они все еще живы. Но пока что ты не заработал ни копейки. В твоем положении остается только молиться, чтобы увидеть их. И выполнять качественно новые условия. — Какие?.. — Ты заварил всю кашу с игрой в революцию и совсем забыл о том, что где-то по городу ходит все еще живой медик, которого ты вроде как убил. Оружием, которое тебе предоставила компания. И раз уж мы не можем заставить его присоединиться к научной группе “Альтис Роботикс”, то остановим раз и навсегда. Сделай так, чтобы он случайно попал в одну из стычек повстанцев и убей по-нормальному. Верни второй экспериментальный образец в компанию. Полиция у нас на коротком поводке, так что они не осмелятся выступить против. Твоя задача — четко выполнить все условия. Ты все понял? Кьетани слушал молча, представляя, как за него примется сначала экспериментальный образец, этот монстр, а затем и медик, которого все забыли. Перспектива звучала как полное дерьмо, выбраться из которого можно было только кусками вниз по люку, полыхающему за спиной Мики. Кьетани наконец нашел в себе силы утвердительно кивнуть. — Тогда свободен. Мика отвернулась обратно. Он спешно покинул помещение, стараясь не оглядываться на люк, в котором все еще светились лезвия.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.