Marauders

      Сириус Блэк       Неделя. Семь долгих дней. Сто шестьдесят восемь бесконечных часов. Несколько тысяч мучительных минут, что он провел без Бланк.              Сириус лежал на своей кровати в очередной попытке уснуть. Время уже давно перевалило за полночь. Все спали. Только он никак не мог выкинуть Бланк из головы, слушая гулкие удары секундной стрелки на часах. В тишине комнаты ее удары казались оглушающими. Но даже они были не в состоянии заглушить голос Бланк, без конца эхом звучавший в его голове.       Не в силах выдерживать гнетущей тишины, Сириус встал, накинул мантию и вышел из спальни. Он прошел сквозь портретный проем и, оказавшись в пустом коридоре, обратился в пса и побрел по темному коридору, в надежде, что небольшая прогулка по ночному замку отгонит тягостные мысли.              Сириус не понимал, как так могло получиться. В какой момент его план сработал против него.       Когда семь дней назад он подцепил одну из своих бывших девиц, он хотел вызвать ревность Бланк. Хотел вывести ее на эмоции, чтобы она, наконец, призналась, что жить без него не может, что он — самое важное, что есть в ее жизни. Но когда он появился с девицей в коридоре на виду у Бланк, она лишь равнодушно скользнула по ним взглядом. Она даже бровью не повела, как всегда удалившись с тошнотворным, невозмутимым видом. Так, словно не произошло ничего особенного. Так, словно это ее никак не трогает.       Первое, что в тот момент почувствовал Сириус, была настоящая растерянность. Он не знал, как реагировать, и не мог поверить, что Бланк и правда плевать. Он ждал от нее крика, скандала, ждал ее гнева и ярости, рукоприкладства, в конце концов, но никак не полного равнодушия.       На смену растерянности пришла злость. Изо дня в день он появился в Большом зале и в учебных коридорах в обществе самых привлекательных студенток школы. Он все ждал, что она не стерпит такого отношения. Что она взорвется и никаких девиц близко к нему не подпустит. Сириусу хотелось этого больше всего на свете: чтобы Бланк подошла, отметелила очередную девку и предъявила всем свои права на него. Только он прекрасно понимал, что она вряд ли когда-то вцепится в волосы какой-то девицы. Это ниже ее достоинства. И все же, он не ожидал того, что она будет реагировать на все это убийственным безразличием. Порой Сириусу хотелось подойти к ней, схватить за ворот и хорошенько встряхнуть, чтобы она выдала хоть какие-нибудь эмоции.       Сириус никогда не добивался ничьей любви, считая это дело унизительным и не благородным. И в случае с Бланк он не собирался изменять своим правилам. Хоть ему и хотелось, чтобы она любила его полностью и без остатка. Так, как никогда и никого раньше.       Ее безразличие медленно убивало, изъедало изнутри. Ее равнодушие ранило не хуже Круциатуса, отзываясь болью в каждой клеточке тела. Сириус хотел, чтобы она хотя бы взглянула на него. Один лишь взгляд в его сторону, большего ему не надо. Один взгляд горящих глаз. Один взгляд, что заставляет все внутри него полыхать страшным пламенем.       У Сириуса был запасной план. Он знал, кого Бланк больше всего недолюбливает, и надеялся, что уж на эту его бывшую подружку она среагирует. Но пока что оставлял этот вариант на крайний случай, который, он знал, обязательно наступит.              Постепенно к слепой злости стал примешиваться здравый смысл.       Он без конца пытался себя вразумить, напоминая себе, что Бланк совмещает в себе все то, что ему не нравится и противно. Постоянно напоминая, что она полный ноль в магии, что она не соответствует его излюбленному стандарту красоты. И как бы она не открещивалась от древнего рода, в ней протекала ненавистная Сириусу чистая кровь. Бланк избалованная, высокомерная, она часто холодная и злая. Он напоминал себе, что она типичная слизеринка с манией величия, которой чуждо все человеческое, и у них не может быть ничего общего.       Сириус как молитву повторял это себе каждое утро и каждый вечер. Но каждый раз видел ее и терял голову, мечтая вновь заключить ее в свои объятия и никогда не отпускать. Мечтая почувствовать тепло ее тела и жар губ, от которых он с ума сходит. Но стоило ей пропасть из виду, в груди образовывалась глубокая черная дыра, которую тут же заполнял гнев. Он хотел, чтобы все это закончилось. Ему не нравилась эта зависимость, не нравилась нездоровая помешанность на ней и на эмоциях, что она вызывает. Сириус знал, ничто не вечно, и надеялся, что скоро пройдет и это.              Сириус силился вспомнить, в какой момент Бланк стала для него маниакальной одержимостью, но никак не мог. Он вспоминал их первую ночь на Хэллоуине и понимал, что тогда он уже полностью находился в ее власти. Вспоминал их первый поцелуй на отработке, понимая, что даже того момента он давно ждал с нетерпением. Вспоминал все бесчисленные домогательства до нее, осознавая, что каждая ее реакция, каждый всплеск ее эмоций на него, поднимали ураган в его душе.       Воспоминания привели его на астрономическую башню, где они отрабатывали свое первое наказание. Сидя на низком бортике башни, он прокручивал в голове тот вечер и понимал, что это не то. Уже тогда он ощущал внутри бушующее пламя при взгляде в ее глаза и отчаянно боролся с желанием поцеловать ее. Она его тянула, пленила, сама того не осознавая. Своими яркими эмоциями, горящим и столь говорящим взглядом, резкими словами в его адрес. Уже тогда одно лишь ее присутствие заставляло все трепетать внутри него.       Он вспоминал, как застал ее на своем тайном месте под ивой, понимая, что в тот момент он потерял голову от одного лишь голоса. Все еще, стоит ему прикрыть глаза, он вспоминает, обычно резкий и звучный, но в тот момент — мелодичный и бархатный голос, что поет на французском.       Сириус вспоминал, как она бросила на него острый взгляд, когда ее только распределили на Слизерин. Взгляд, что всколыхнул нечто внутри, что мгновенно зародил огонь в душе, что-то безумно волнительное. Взгляд, что он сейчас ищет изо дня в день, вглядываясь в лица сотни студентов.       Он думал, думал, думал и не мог понять, когда же. В какой момент она стала так важна для него. Ему казалось, она была в его голове уже целую вечность. Словно он родился, и все это время носил в своей душе частичку нее, и только и ждал момента, когда они встретятся, чтобы быть вместе.              

***

      Мародеры сели на свое привычное место за гриффиндорским столом. Взгляд Сириуса сразу упал на выпечку, что аппетитной горкой возвышалась прямо перед ним.       — Круассаны? — зло спросил он. — С каких это пор нам подают эту французскую дрянь? У нас что, мало своей традиционной кухни?       Действительно, домовики не часто баловали студентов заморскими блюдами, предпочитая подавать традиционную английскую еду. И сейчас это показалось Сириусу злой насмешкой над ним.       — А мне кажется, хорошая идея, — заметил Ремус, взяв один круассан с тарелки и откусив его. — С шоколадом, — он расплылся в довольной улыбке, показывая друзьям темную начинку.       Недовольно глянув на него, Сириус метнул взгляд на вход, куда только что зашла Бланк. Как всегда, с невозмутимым и заносчивым видом направляясь к своему месту, она даже не удостоила его взглядом.       В очередной раз его захлестнула злость. Он резко поднялся из-за стола и выхватил палочку.       — Ненавижу! Всё! Французское! — каждый крик Сириус сопровождал заклинанием, что вылетало из палочки и взрывало блюдо с круассанами, стоящими вдоль всего гриффиндорского стола.       В зале вмиг воцарилась тишина. Студенты с ужасом в глазах оборачивались на Сириуса и его перекошенное от злобы лицо.       Смотрела и Бланк, которая остановилась, как вкопанная, как раз возле них.       Сириус видел, как в ее глазах плещется гнев. Плещется злость, настоящая ненависть — они горели яркими желтыми вкраплениями в радужке. На его губах непроизвольно растянулась усмешка. Он ловил от ее злости позабытое удовольствие. Внутри все заходилось от счастья, разгоняя сердце до бешеного ритма.       — Ненавижу всё английское! — выкрикнула она, не сводя с него яростного взгляда. — Ненавижу Англию! Ненавижу Хогвартс! Ненавижу тебя, Блэк!       Вокруг нее, казалось, воздух вибрировал. Сириус не мог на нее насмотреться, сходя с ума от того, как прекрасна она в гневе. Он так долго пытался вытащить из нее хоть какую-нибудь реакцию, хотя бы крошечную эмоцию, хоть что-то, помимо равнодушия, и сейчас получил сразу целый фейерверк. Он испытывал небывалое наслаждение, замечая, что она находится на пике взрыва. И видя огонь в ее глазах, понимал, что он ей, все-таки, не безразличен.       — Мистер Блэк, что вы себе позволяете! — возмущалась МакГонагалл, стремительным шагом приближаясь к нему от стола преподавателей. — Устроили черте что на обеденном столе! Вы могли попасть в кого-нибудь из студентов! Минус пятьдесят баллов Гриффиндору! И сегодня же подойдете к мистеру Филчу на отработку.       Сириус слышал ее через слово, не сводя взгляда с Бланк, которую уводил из зала Слизнорт. Он молился Мерлину и Моргане, чтобы ей тоже назначили отработку. Вместе с ним.       — Вы меня слышите, мистер Блэк?       — Да слышу, слышу, к Филчу на отработку, — проворчал Сириус, поворачиваясь на МакГонагалл.       Профессор прожигала его суровым взглядом, сжав губы в тонкую линию.       — Еще один такой проступок, мистер Блэк, — с твердостью в голосе, произнесла она, — и будет решаться вопрос о вашем исключении.       МакГонагалл резко развернулась и направилась обратно к своему столу. Сириус только равнодушно хмыкнул — «вопрос о его исключении» решался не по разу каждый семестр. В данный момент это его совершенно не волновало. Сейчас его заботило только одно. Спустя неделю. Спустя долгих семь дней. Спустя сто шестьдесят восемь бесконечных часов, ему наконец-то удалось добиться от Бланк хоть каких-то эмоций.       София де Бланк       — Мисс де Бланк, у вас с мистером Блэком произошёл какой-то конфликт?       Слизнорт усадил Софию на мягкий стул, а сам устроился за своим столом. Он не сводил с нее обеспокоенного взгляда и все время трогал свои моржовые усы, нервно проводя по ним пальцами.       — Никакого конфликта, профессор, — равнодушно ответила она.       Слизнорт с сомнением смотрел на нее, беспокойно постукивая пальцами по столу. София молилась, чтобы это быстрее закончилось и ее отпустили. У нее не было ни малейшего желания говорить о ненавистном Блэке.       — Вы, мисс де Бланк, в последнее время себя… странно ведете, — нервозно улыбнулся Слизнорт, аккуратно подбирая слова, — прогуливаете уроки, не делаете домашние задания. Сейчас еще конфликт с мистером Блэком…       — Нет конфликта, — перебила она, — сказала же.       —…боюсь, — продолжил он, — мне придется написать вашим родителям.       Софии хотелось ответить какую-нибудь дерзость, но она лишь громко вздохнула, стараясь выдать этим вздохом все свое безразличие к происходящему. Ей было все равно, кому собирается писать Слизнорт, хоть самому Министру Магии, хоть в Визенгамот.       — У вас что-то произошло? — поинтересовался Слизнорт, смягчая тон. — Если у вас возникли какие-либо проблемы, вы всегда можете обратиться ко мне.       — Никаких проблем, профессор, — устало ответила София, — я всего лишь… скучаю по дому, по Франции.       Эту отговорку она уже использовала с десяток раз за те три месяца, что живет в Англии, и действовала она всегда безотказно, избавляя ее от лишних расспросов и даже вызывая сочувствие.       Она и правда скучала по дому. Но она понимала, что никто тут помочь не в силах. За исключением Блэка, которому однажды это удалось.       — Ох, милая, — с жалостью в голосе проговорил Слизнорт, — понимаю, понимаю.       София в ответ скорчила скорбящее лицо, опуская взгляд и кивая.       — Вам есть с кем поговорить об этом? — участливо поинтересовался профессор. — Вы с кем-нибудь подружились на факультете?       — Да-да, подружилась, профессор, — кивнула София, прикидывая в уме, какой «друг» понравится Слизнорту больше всего. — Элизабет Гринграсс. Мы с ней неплохо ладим.       Впрочем, это не было такой уж ложью. По мнению Софии, у них с Гринграсс и правда наладились довольно хорошие отношения — они не ссорились и по возможности старались друг друга игнорировать.       — С мисс Гринграсс? — Слизнорт расплылся в довольной улыбке. — Прекрасно! Я очень рад!       София вымученно улыбнулась.       — Тогда… — протянул Слизнорт, — если вы говорите, что проблем других нет, можете идти.       — Спасибо, профессор, — София тут же поднялась и устремилась на выход, радуясь, что обошлось без долгих нотаций.              Оказавшись в коридоре, она спокойно выдохнула. Она еще успевала на обед, но есть уже не хотелось. Как не хотелось видеть и Блэка.       София проклинала себя за несдержанность. Она так хорошо держалась всю эту неделю, но сегодня не выдержала. Ей хватило одного его взгляда, короткого, секундного взгляда серых глаз, чтобы полностью потерять контроль над собой. Чтобы эмоции вновь захлестнули с головой. Чтобы всю душу наизнанку вывернуло от одного лишь взгляда.              Всю неделю она старательно избегала его. Она не решалась даже взглянуть в его сторону, переживая, что если встретится с ним взглядом, окончательно сойдет с ума. Или убьет его. София как никогда жалела, что не умеет колдовать. Потому что иначе Блэка бы ничто не спасло.       Каждый раз, когда она видела его с новой девушкой, ей словно нож в сердце вставляли, проворачивали его в грудной клетке, раздвигая ребра и заставляя ее медленно умирать от кровоточащей раны в груди. Она клялась себе, что из-за Блэка и слезинки не проронит, но глаза каждый раз жгло от обиды и злости. И сколько бы она ни старалась не смотреть в его сторону, она не могла отвести взгляда, наблюдая, как он обнимает и целует очередную студентку, которая таяла под его улыбками и руками. София ощущала себя настоящим мазохистом в такие моменты, чувствуя, как разрывается нечто внутри, при взгляде на Блэка с другой, но не могла прекратить смотреть, постоянно представляя, чем они занимаются наедине.              Иногда, в порыве злости, ей хотелось отомстить Блэку и поцеловать Регулуса прямо у него на виду. Она знала, что Блэка это не просто выведет из себя, он устроит настоящую расправу с публичной казнью. Но она не хотела так поступать с Регулусом, понимая, что он не заслужил, чтобы его использовали. Да и еще одна проблема заключалась в том, что Регулус ее избегал с той самой злосчастной отработки.       София проклинала тот день. Она тогда страшно разозлилась, что Блэк опять принялся за свое, говоря, что Регулус только и думает, как бы «к ней в трусы залезть». Но молчание Регулуса повергло ее в шок. Она все стояла и ждала, что младший Блэк скажет что-то против, будет отрицать это, посмеется над нелепым предположением брата или покрутит пальцем у виска. Но Регулус молчал и никак не отрицал сказанное.       Она все вспоминала их общение с Регулусом и упорно не видела даже намека на то, что у него может быть к ней какой-то интерес. Все их общение сводилось к беззлобным подколкам и обсуждению ничего не значащих тем. И она не понимала, как удалось Блэку издалека разглядеть какие-то грязные желания Регулуса, в то время как она не видела их вблизи. И с неудовольствием отмечала, что, вероятно, дружбы между мужчиной и женщиной и правда не существует.              Ноги сами принесли ее на астрономическую башню. Стоя на самом краю, София с иронией думала, что стоит сделать один только шаг вперед и все закончится. Но умирать в ненавистной Англии, под одной из башен ненавистного Хогвартса, и, тем более, из-за ненавистного Блэка, совсем не хотелось.       София села на бортик, глядя в затянутое тучами небо, и вспоминая их первую отработку. Она подняла ладонь к лицу, рассматривая тонкий, белый шрам. Он уже практически исчез, но она еще помнила ту боль, когда поранилась об острый угол секстанта. И помнила, как прошла волна мурашек по телу, когда Блэк взял ее за руку, чтобы залечить порез. Помнила, как он сжимал ее запястье горячими пальцами, как улыбнулся и взглянул на нее горящими серо-стальным блеском глазами, от которых у нее все внутри переворачивалось каждый раз.       Горло вновь сдавило, веки потяжелели.       «Да я прекрасно жил все эти годы в тысячах миль от тебя, а тут ты приехала и я заперт на астрономической башне, вместо того, чтобы с пользой и удовольствием проводить время с какой-нибудь красоткой Хогвартса, способной сотворить, как минимум, защитные чары».       Да, Блэк, сейчас-то ты, наверное, проводишь время с пользой и удовольствием…       София ненавидела его за все страдания, что он ей причинил, за всю боль, что разъедала душу. Она понимала, что уже никогда не сможет простить ему все те мучения, что он ей доставил.       И ненавидела себя. За то, что по-прежнему ничего не желала больше, чем оказаться в его объятиях.       София убеждала себя, что она всегда знала, чем это закончится. Знала, что Блэк не способен ни на какие человеческие чувства. Знала, что она для него лишь очередная дурочка, с которой можно весело провести время. Знала, что после учебы их пути в любом случае разойдутся, потому что он не поедет с ней во Францию, а она ни за что не останется в Англии. Знала, и все равно глупо надеялась, что она ему небезразлична. Надеялась, что все не закончится так быстро.