Marauders

      Мародеры       Первое полугодие уже подходило к концу, а Мародеры за все это время не совершили ни одной масштабной проделки. Джеймс и Сириус озаботились этой проблемой еще месяцем ранее, размышляя, что для школы необходимо придумать нечто такое, что она еще век не забудет.       После долгих горячих споров и уговоров, они вчетвером решили, что необходимо придумать не просто какую-то проделку, а самый настоящий подарок. И поскольку близилось Рождество, они решили приурочить свой подарок именно к этому празднику.       Они распили бутылку огневиски, упаковку сливочного пива, четыре раза поругались, скурили пару пачек сигарет и исписали кипу пергамента, прежде чем прийти к единогласному решению. Обговорив все с десяток раз и составив примерный план, они решили, что для Хогвартса необходимо создать настоящую сказку и хоть раз в жизни порадовать студентов и преподавателей, а не заниматься членовредительством.              Приготовления у них заняли целую неделю. И вот, наконец, настал решающий день. А точнее — ночь, перед их последним учебным днем и рождественским балом.       — Итак, — произнес Джеймс, оглядев остальных, — Сев, сколько у нас времени?       — Филч проспит до самого утра, — ответил Северус. В ужин школьного смотрителя Мародеры заблаговременно добавили усыпляющее зелье, чтобы ночью он не мешался им под ногами.       — А что насчет его кошки драной? — спросил Сириус.       — Запустим в нее Ступефай, если попадется, — пожав плечами, равнодушно ответил Северус.       Сириус довольно усмехнулся. С миссис Норрис у него были особые счеты. Возможно, это была ее кошачья интуиция, но Сириуса она особо яро недолюбливала, постоянно преследовала его и не спускала с него своего взгляда, все время ожидая от него подлянки.       — Отлично, — сказал Джеймс. — Значит, можем начинать.       Время уже перевалило за полночь, поэтому они беспрепятственно прошли через пустую гостиную и вышли осуществлять свой план.              — С чего начнем? — спросил Ремус.       — С голгофы, — ответил Джеймс, по пути проверяя Карту и убеждаясь, что коридоры пустые. — На улице холодрыга, быстрее отделаемся.       Выйдя на голгофу, они принялись за работу. Каждое арочное окно они расписали витиеватым узором из инея, который в темноте красиво сверкал и переливался. Древнее дерево посередине они украсили, словно новогоднюю ель, осыпав его нетающим снегом и новогодними игрушками.       — Надеюсь, хотя бы за это мне не придется на отработках торчать, — прокомментировал Джеймс, обводя сердце на дереве золотистой линией.              В школьном дворе они наколдовали четырех больших снеговиков, на которых были надеты шапка и шарф в цвета каждого из факультета. Снеговики перемещались по голгофе и должны были закидывать снежками студентов, одетых в противоположные цвета. И тут же смогли в этом убедиться, когда в Северуса, с повязанным на шее гриффиндорским шарфом, полетели снежки от снеговиков, одетых в желтый, синий и зеленые цвета.       — Работает! — удовлетворенно воскликнул Сириус, глядя на недовольное лицо Северуса, стряхивающего снег с волос.              Вблизи Черного озера они создали упряжку из девяти оленей, которая несла за собой сани и могла прокатить всех желающих.       Олени были вырезаны изо льда и красиво переливались в лунном свете. Мародеры понадеялись, что солнечной погоды не предвидится — не хотелось бы, чтобы такая красота растаяла к обеду.       — Сразу девять Сохатых, — произнес Сириус. — Не хочешь к ним присоединиться, Джеймс?       Сани Джеймс трансфигурировал из обычного полена. С высокой резной спинкой, с оригинальным узором и широкими полозьями, они выглядели как настоящий шедевр.       — Интересно, сколько бы Минни дала баллов за такое волшебство? — задумался Джеймс, с восторгом осматриваю свою работу.       — Она бы тебя котлы драить отправила, за то, что шляешься по ночам, — осадил его Северус.       — Скорее кубки начищать в Зале Славы, — добавил Ремус. МакГонагалл и правда, по неизвестным им причинам, всегда в наказание отправляла Джеймса чистить кубки и награды.       — Это точно, я уже все награды там перечистил, — кивнул Джеймс и, чуть погодя, добавил: — Ничего, скоро там кубок и с моим именем появится.       — За самый отличный зад, что приходилось видеть МакГонагалл? — усмехнулся Сириус.       — Вообще, я думал о квиддиче, — рассмеялся Джеймс, — но и этот вариант мне по душе. По крайней мере, буду единственным в своем роде с подобным званием.              Возвращаясь в замок, они решили заодно украсить и хижину Хагрида. По периметру крыши его домика они развесили сверкающую гирлянду, которая ярко светилась на фоне снега. На дверь повесили венок из остролиста. А чучело, стоящее в его небольшом саду, вырядили как Санту.              Над холлом перед Большим залом они трудились дольше всего.       Главную лестницу они покрыли льдом, предварительно наложив противоскользящие чары. С перил свисали сосульки различной величины, некоторые из которых доставали до самого пола.       Ступеньки по краям украсили белоснежными лилиями, от которых исходило яркое свечение. При касании лилии, от нее исходил сноп искр. Эта идея пришла Джеймсу в голову, когда он вспомнил цветы из пещеры на острове Пор-Кро. Только его лилии не гасли от прикосновения, а наоборот еще ярче начинали излучать свет.       — Потрясающе, — протянул Джеймс, не в силах отвести взгляд от проделанной работы.       Из темно-серой мраморной лестницы она превратилась в ледяное сверкающее произведение искусства.       Дюжину рыцарских доспехов, что стояли в холле, они украсили всевозможной мишурой в цветах всех четырех факультетов, а на головы им надели рождественские колпаки.       — Так, теперь главное, — сказал Сириус, доставая из сумки, на которую предварительно было наложено заклинание расширения, гигантскую клетку.       В воздухе, возле лестницы они наколдовали большой прозрачный шар, внутри которого находился настоящий оазис. Внутри шара парила широкая жердочка, сплошь увитая плющом, всевозможной зеленью и цветами. На жердочке и свисающем плюще сидели несколько десятков лесных светлячков, которые напевали рождественские мелодии.       Всю предыдущую ночь Мародеры провели в Запретном лесу, отыскивая и отлавливая этих существ. Лесные светлячки были разумными созданиями не более десяти дюймов в высоту, они имели вытянутые прозрачные крылья, острые личики и обладали тонкими, завораживающими голосами, и по виду напоминали обыкновенных фей.       Эта идея принадлежала Сириусу. Он давно планировал так сделать, когда Бланк в один из вечеров рассказывала ему, что в Шармбатоне перед Рождеством им поет хор лесных нимф. В Запретном лесу нимфы не водились, по крайней мере, такие, которые шли на контакт с человеком, поэтому Сириус решил эту проблему именно таким способом — отловив лесных светлячком и наложив на них с десяток заклинаний, чтобы те не вырывались, вели себя смирно и дружелюбно.       — Беру свои слова обратно, — сказал Северус, подняв голову и глядя на светлячков. — Выглядит и правда… необычно.       — Вот это да! — театрально ахнул Сириус, посмотрев на Ремуса и Джеймса. — Вы тоже это слышали? Сев признал, что он не зря «носился по лесу, как угорелый»?       — Софии понравится, — улыбнувшись, сказал Ремус.       — Думаешь, тебе за это перепадет нечто особенное? — усмехнулся Джеймс, поглядев на Сириуса.       — Не знаю, — ответил Сириус, после минутного колебания. — Я просто хочу, чтобы она пошла со мной на бал.              И напоследок они украсили вход в каждую из гостиных факультетов. Чтобы не терять зря время, они разделились.       Возле входа в гостиную Пуффендуя, Ремус наколдовал ледяную скульптуру из семьи барсуков. Маленькие барсучата со звоном скакали вокруг родителей, переливаясь яркими цветами от бликов свечей.       Рядом со входом в гостиную Когтеврана, Северус создал ледяного величественного орла. Он сидел на перилах лестницы напротив входа, временами поднимаясь и кружа в воздухе.       Спустившись в подземелья к гостиной Слизерина, Сириус наколдовал внушительных размеров ледяную анаконду, которая сворачивалась кольцами и грозно шипела. Ползая по коридору вблизи гостиной, она оставляла широкий влажный след, который тут же покрывался ледяной коркой. Немного подумав, Сириус решил не накладывать на этот след противоскользящие чары, понадеявшись, что хотя бы один слизеринец сломает себе ногу, руку или шею. И понадеявшись, что это будет не Бланк.       Возле входа в родную гостиную Гриффиндора, Джеймс создал ледяного льва, который ходил взад-вперед перед портретом Полной Дамы, изредка издавая громоподобный рык.       В каждой факультетской гостиной, над камином, они разместили ряд новогодних носков для подарков, наполнив их леденцами и шоколадными конфетами. Без сюрприза не обошлось. В каждый носок они добавили несколько заколдованных конфет. Так, в носках Когтеврана были конфеты, съев которые человек обрастал перьями и издавал птичьи крики. У пуффендуйцев были конфеты с эффектом черно-белой шерсти и барсучьего фырканья, а у слизеринцев со змеиной чешуей и шипением. Любимые гриффиндорцы должны были обзавестись львиной гривой и грозно рычать. Эффект держался всего час, но был великолепен.              Путь от каждой гостиной и до Большого зала был также украшен. Стены покрывал иней, расписанный чудаковатым узором, а в воздухе кружили массивные снежинки, которые от прикосновения множились.       Все учебные коридоры они украсили остролистом, плющом и омелой. Вообще, никто из Мародеров не хотел использовать омелу, поскольку именно они становились самой частой жертвой, которых отлавливали под ней девушки. Но справедливо заметили, что лишать других шанса пообжиматься будет не правильно. На каждую дверь в учебный класс они повесили венок из ели, украшенный шишками, колокольчиками и золотистыми лентами.              С чистой совестью и совершенно без сил они завалились в свою спальню.       — Если Дамблдор не даст нам завтра кубок школы за потрясающее колдовство, — пробормотал Джеймс, — то я крайне разочаруюсь.       — Не тешь себя ложными надеждами, Джеймс, — ответил Северус из противоположного конца комнаты, — дай Мерлин, нас не накажут за то, что мы по школе шатались ночью.       Джеймс что-то тихо проворчал. Сил возмущаться уже ни у кого не осталось.              

***

      Уже спустя пару часов их всех будил Ремус:       — Давайте же, поднимайтесь. Неужели вы не хотите посмотреть, как все отреагируют на наши ночные старания.       — Я скажу тебе, Рем, все будут в неописуемом восторге, — ответил Джеймс из-под одеяла.       — К тому же, у нас сейчас контрольная у Минни, — привел еще один аргумент Ремус.       — Да чтоб я сдох, — простонал Сириус.       — Это ты у МакГонагалл мигом, если опоздаешь, — недовольно отозвался Северус, с трудом поднимаясь с кровати.       — И вам даже не интересно посмотреть на эффект от конфет? — Ремус использовал еще одну попытку, попав в самую точку.       Со стонами и ворчаниями Джеймс и Сириус тоже начали вставать.       Кое-как одевшись и умывшись, они вышли из спальни. Когда они спускались по лестнице, до них донеслось рычание и перепуганные возгласы. Ремус, как староста, забеспокоился и поторопился вниз. Остальные заторопились из любопытства.       В гостиной было много народу для столь раннего часа. Все столпились возле камина и жевали конфеты. Обзавестись гривой уже успели пара человек, над которыми хлопотала Эванс, пытаясь избавить их от густой шевелюры. Один первокурсник стоял со слезами на глазах и вместо всхлипываний издавал порыкивание, каждый раз пугаясь и все сильнее захлебываясь в слезах.       — Эффект сам пройдет через час, — крикнул ей Джеймс через всю гостиную. Все головы сразу повернулись на Мародеров. — Доброе утро, народ!       Лили осуждающе посмотрела на них и уперла руки в бока, собираясь отчитать.       — Это ваших рук дело?!       — Лили, они абсолютно безопасные, — Ремус примирительно улыбнувшись.       — Правда? — с сомнением спросила она.       — Правда, — кивнул Северус.       Лили тут же поубавила пыл, кому-кому, а Ремусу и Северусу она всегда доверяла.       — Эй, парень, ты что расстраиваешься? — Джеймс присел перед первокурсником с львиной гривой, — ты же настоящий лев! Талисман нашего благородного факультета! Ну-ка покажи всем, как рычит настоящий, грозный лев.       Первокурсник сморгнул стоящие в глазах слезы и испуганно взглянул на толпу, стоящую вокруг.       — Давай, давай, — поторопил его Джеймс.       Парень, вначале неуверенно, но потом все громче зарычал. В гостиной послышались одобрительные и восхищенные возгласы. Он скованно улыбнулся и зарычал с удвоенной силой, махнув при этом своей гривой. Студенты пришли в восторг и кинулись к носкам с конфетами, в надежде получить такой же эффект.       — Джеймс, они точно безопасные? — уточнила Лили.       — Точно-точно, Цветочек, — ответил ей Сириус, — мы на себе испытывали.       Лили уже раскрыла рот, чтобы осудить их за такое разгильдяйство, но Джеймс заткнул ее поцелуем, притянув к себе и сжав в объятиях.       — Оригинальный вы сюрприз подготовили, — протянула Алиса, с опаской разворачивая леденец.       — О, милая, сюрпризы на этом не заканчиваются, — улыбнулся ей Сириус.       Лили это услышала и отлепилась от Джеймса.       — Джеймс? — грозно спросила она.       — Не буду ничего говорить, сама увидишь, — ответил ей Джеймс и еще раз чмокнул в щеку.       Все конфеты разошлись в первые пять минут. Многие откровенно сожалели, что им достались обычные, и Джеймс всем пообещал, что после Нового года они приготовят новую партию.       — Сам и будешь тогда готовить, — сказал ему Северус, который занимался разработкой и приготовлением зелья не один день.       — Да ладно тебе, будем брать с них деньги за это, — тихо ответил ему Джеймс, так, чтобы Лили не слышала. Северусу эта идея пришлась по душе.              Как они и предполагали, все их ночные старания произвели настоящий фурор.       На выходе из гриффиндорской башни также толпился народ, разглядывая ледяного льва. Кто-то даже успел сбегать за колдокамерой и теперь фотографировал себя и друзей.       Мародеры направились на завтрак, аккуратно лавируя между веточками омелы. Только Джеймс останавливал Лили практически под каждой распустившейся веткой.       — Джеймс, мы так на завтрак опоздаем! — рассмеявшись, сказала она и потянула его в сторону Большого зала, догонять остальных.       В холле творилось что-то невообразимое. Девушки были в восторге от волшебных лилий. С голгофы и школьного двора доносились смех и визги. Но наибольшее впечатление на всех произвели лесные светлячки, что летали внутри своего шара.       — Мальчики, это просто невероятно, — Лили завороженно глядела, как цветы от ее прикосновения выпускают сноп искр. — Это потрясающий уровень волшебства!       — Сколько дадите нам баллов? — поинтересовался Сириус. Но ответ он уже не услышал. Возле подножия лестницы стояла Бланк и с улыбкой смотрела на лесных светлячков, которые тонкими голосами пели рождественскую песню Энди Уильямса.       Сириус неслышно подошел к ней сзади и, наклонившись к уху, спросил:       — Нравится?       — Отличная альтернатива нимфам, — ответила она, не поворачиваясь.       — У меня для тебя еще кое-что подготовлено, — сказал он, приобнимая ее за талию и разворачивая к себе.       — Что? — София с интересом посмотрела на Сириуса.       — Вечером узнаешь, — он легонько нажал ей на кончик носа, поцеловал и направился в зал, ведя ее за собой.              В Большом зале царил не меньший переполох. Каждый пятый студент сидел в обличии животного своего факультета. Гриффиндорцы и пуффендуйцы были очень счастливы, они театрально рычали, фыркали и давали себя погладить всем желающим. Когтевранцы радовались более сдержано. Да и среди них лишь несколько младшекурсников покрылись перьями. Очевидно, более старшие студенты отнеслись с подозрением к незнакомым угощениям. Слизеринцы же сидели и плевались ядом. Особенно те из них, кто покрылся чешуей.       — Только посмотрите на Розье, — ухмыльнулся Северус, — кажется, кто-то ночевал не в своей гостиной.       Все дружно обернулись на слизеринский стол. Все внимание там принадлежало Розье, который оброс барсучьей шерстью и подавленный сидел в своем змеином логове. В школе давно ходил слух, что наследник чистокровного рода связался с маглорожденной с Пуффендуя. Он, конечно, все отрицал, но сейчас это было бессмысленно. Слизеринцы его показательно игнорировали, но некоторые шипели ему: «предатель», сопровождая осуждающими взглядами.       — Знаете, — произнесла вдруг Лили, — шесть лет учебы с вами, научили меня, что вы ничего хорошего не сделаете по доброй воле. И я сейчас очень тревожусь, — она обвела Мародеров взволнованным взглядом, но те лишь рассмеялись, переглянувшись.       — Обидно такое слышать от тебя, Лили! — возмутился Джеймс, все еще улыбаясь.       — Вы точно не подстроили ничего плохого?       — Конечно, нет, — ответил Сириус, — мы же говорили, что готовим подарок для школы. Все это от чистого сердца.       — И даже для слизеринцев ничего не устроили? — уточнила Лили, покосившись на Софию.       — У нас, кстати, настоящий каток возле гостиной, — сказала София, — одна первокурсница уже попала в Больничное крыло с переломом.       — Чистой воды случайность! — воскликнул Сириус. Ему, впрочем, никто и не поверил.              

***

      Поскольку вечером предстоял Рождественский бал, все уроки были сокращены до обеда. И за это время им необходимо было сдать зачеты МакГонагалл и Мортему.       Первой по расписанию стояла Трансфигурация, и, как только все заняли свои места, МакГонагалл раздала им билеты, на каждом из которых было лишь две картинки.       — Вам необходимо превратить предмет с первой картинки в существо со второй, соблюдая все физиологические особенности, при этом составить формулу и описать движения палочкой, — пояснила профессор и, взглянув на поднятую руку студента, тяжело вздохнула и спросила: — Да, мистер Поттер?       — Профессор МакГонагалл, чисто теоретически, сколько бы вы дали баллов за все те чудеса, что мы сегодня наблюдаем в школе? — спросил Джеймс.       Уголки губ профессора мельком дернулись, но она сохраняла свой серьезный и строгий вид.       — Думаю, столь потрясающее волшебство достойно кубка школы, — сухо ответила она. Джеймс расплылся в счастливой улыбке, — жаль, мы не узнаем, кто это сделал. Иначе сидеть им на отработках до конца учебного года, за то, что бродят после отбоя.       — Да, жаль, — протянул Джеймс, ухмыляясь во весь рот.       Он понимал, что все и так в курсе, чьих это рук дело, в том числе и МакГонагалл. Но не пойман — не вор. И ему было приятно осознавать, что МакГонагалл, как и он, считает, что они достойны кубка школы, пусть она и немного иронизировала.       — Профессор, — опять сказал Джеймс, — я слышал, что те великолепные сани были трансфигурированы из самого обыкновенного полена. Не правда ли, это достойно «превосходно» без сдачи всяких зачетов?       — Да, а заодно и «превосходно» по ЖАБА, — ответила МакГонагалл, но не успел Джеймс и рта раскрыть, светясь от восторга, она добавила: — Не отвлекайтесь, мистер Поттер. Зачет в любом случае, сдавать будут все без исключения.       — Как скажете, — произнес Джеймс и поднялся.       Он даже не стал практиковаться. Джеймс взял свой билет, вышел к доске, продиктовал формулу МакГонагалл и превратил свою чернильницу в филина. Птица покружила по классу и села на его плечо. МакГонагалл поджала губы, покачав головой, и произнесла:       — «Превосходно», мистер Поттер, десять баллов Гриффиндору. Вы свободны.       Джеймс шутливо поклонился, наколдовал из воздуха букет орхидей и положил их на стол профессора. Со счастливой улыбкой он схватил свою сумку, пожелал удачи Лили и пошел отсыпаться.       Через четверть часа его успех повторил Сириус, превратив перо в змею и пустив ее в сторону слизеринцев. Дриффит, которая только избавилась от змеиной чешуи, подняла страшный визг. Сириусу дали пять баллов и тоже отпустили. Он подхватил свои вещи и направился на выход, попутно подмигнув Софии, которая обреченно смотрела на часы, не желавшие превращаться в кролика.       Вскоре зачет сдали и Ремус с Северусом.              После Трансфигурации следом шла Защита от Темных Искусств, где Мортем устроил им тестирование.       — Нам еще зал сегодня украшать! Нас вообще должны были от занятий освободить! — сокрушался Сириус, когда им раздали бланки с сотней вопросов.       — Между прочим, это была твоя идея — зал украшать, — проворчал Северус, сидящий рядом.       Сириус что-то недовольно пробубнил и постарался заглянуть через спину Ремуса, сидящего впереди вместе с Джеймсом. Ремус уже ответил на десяток вопросов и не думал останавливаться.       — Впрочем, вопросы не такие и сложные, — заметил Северус, — только послушай: «Какое заклинание способно прогнать дементора?»       — Хм, — притворно задумался Сириус, — может быть, Ридикулус?       — «Отвратительно», Господин Бродяга, — хмыкнул Северус, и они вдвоем тихонько засмеялись. — Что же вы тогда будете использовать против боггарта?       — Дай-ка подумать, — Сириус прищурился, — Экспекто Патронум?       Северус и Сириус вновь засмеялись, пока к ним не повернулся Ремус.       — И это не будет такой уж ошибкой, — с видом умника, произнес он, — особенно, если твой боггарт — дементор. Или смеркут.       — У кого вообще самым большим страхом может быть смеркут? — непонимающе спросил у них Джеймс, тоже повернувшись.       — Никакого обсуждения! Минус пять баллов с Гриффиндора! — на них строго посмотрел Мортем и недовольно покачал головой.       Мародеры уткнулись каждый в свой пергамент и принялись отвечать на вопросы.       

      

***

      После обеда Мародеры дождались пока последний ученик покинет Большой зал, вежливо выпроводили всех преподавателей, заперли дубовые двери и принялись за работу.       Хагрид заранее принес и разместил по периметру двенадцать великанских елей. Их украшение заняло основную часть времени. Они украсили их золотистыми шарами, звездами, колокольчиками и бело-золотыми лентами. Добавили сверкающих огней и небольшие позолоченные фигурки льва, орла, барсука и змеи. Немного подумав, решили развесить туда же фигурки волка, оленя, пса и ворона. Некоторые ветви они припорошили снегом.       Над камином, находящимся позади преподавательского стола, они поместили большой венок из остролиста, в который была вплетена лента с лозунгом Хогвартса: «Draco dormiens nunquam titillandus!».       Четыре факультетских стола уже исчезли, и вместо них появилось множество небольших круглых столиков, стоящих вдоль стен. Там, где раньше стоял стол преподавателей, появилась сцена. Вдоль всего края сцены они наколдовали светящиеся подснежники, наподобие лилий на лестнице в холле. Особо украшать сцену они не стали, так как ее все равно будут декорировать организаторы приглашенной в этом году звезды.       Должна была приехать сама Селестина Уорлок. В честь такого события даже младшекурсникам разрешили посетить бал, с условием, что в десять они уже будут в своих гостиных. Тогда как старшекурсникам разрешалось пробыть на балу до полуночи.       На входе, возле дубовых дверей, они поставили высокий маленький столик на одной ножке. На него они поместили широкую чашу, в которую высыпали печенье. Вечером ранее они попросили домовиков испечь печенье с предсказаниями, заранее приготовив им узкие полоски пергамента с пожеланиями, советами или цитатами. Домовики постарались на славу. И сейчас в чаще лежала внушительная горка ванильного печенья.       Окна они разрисовали инеем, показав на них различные рождественские истории и мифы.       Так как потолок всегда был зачарован, его они трогать не стали. Сейчас там парило несколько десятков свечей, а вечером должна была появиться карта звездного неба. Они решили устроить только снегопад, заставив снежинки кружиться в воздухе. Сириус не удержался и запустил вверх множество ярко-желтых огоньков, которые летали по залу и изредка складывались в слово «Мародеры».       Оборку белоснежных скатертей на столах они украсили тонким, переплетенным узором, состоящих из зеленой, красной, синей и желтых линий.       В некоторых местах над танцполом они подвесили веточки омелы.       — Думаю, хватит, — сказал Ремус, оглядывающий сверкающий и нарядный Большой зал.       — Может, добавим еще мишуры? — спросил Джеймс, которого уже начало немного заносить.       — Нет, — покачал головой Сириус, — Большой зал должен быть украшен просто, но со вкусом.       — Так и признай, что тебе просто надоело, — усмехнулся Северус.       — Ну и это тоже.       — В любом случае, надо закругляться. До бала осталось чуть меньше часа, — сказал Ремус, взглянув на часы.       Оглядев напоследок зал и удовлетворенно кивнув, Мародеры пошли на выход.       — Вот дьявол, — выругался Сириус, — мне еще платье Бланк отнести надо.       — Можно сходить с тобой и посмотреть, что она с тобой сделает? — посмеялся Джеймс.       — Я не пойду сам, я же не самоубийца, — хмыкнул Сириус, — попрошу домовиков доставить.       — И ты думаешь, она его наденет? — спросил Северус.       — Ей придется. Если что отправлю переодеваться.       — Так и вижу, как София приходит в своем любимом черном балахоне, ты отправляешь ее переодеваться, а она тебя слушается, — произнес Ремус, под смех Джеймса и Северуса.       — Не вижу ничего смешного, — отозвался Сириус.              София де Бланк       — Ненавижу. Ненавижу. Не-на-ви-жу.       София без конца ругалась и злилась на Блэка за то, что ей приходится идти на бал. Она перетрясла весь свой гардероб, но там даже приблизительно не было ничего подходящего для такого мероприятия.       Идея — идти в футболке, у нее отпала сама собой, когда она увидела Гринграсс в платье. Она надела темно-синее бархатное платье расшитое серебром, с тяжелой юбкой в пол и плотным корсетом. Гринграсс выглядела в нем, словно королева. И глядя на нее, у Софии все сильнее проявлялось желание запереться в комнате и никуда не идти.       Гринграсс уже несколько раз пыталась одолжить ей один из своих нарядов, но София отказывалась.       София достала свое черное платье, в котором она ходила на Хэллоуин, и попыталась его трансфигурировать во что-то более приличное. Но после десятой неудачной попытки платье расплавилось. Вылив очередной поток отборной ругани, София пошла в душ, чтобы немного успокоиться и прийти в себя.       Пойду в шармбатонской школьной мантии. Назло Блэку.              — Что там? — недовольно спросила она, выходя из душа. Гринграсс стояла над ее кроватью, вблизи того места, где была черная лужа, раньше служившая платьем.       Гринграсс повернулась и вытаращила на нее свои глазища.       — Это появилось тут только что, домовики доставили, — она показала на кровать, на которой лежала квадратная коробка белого цвета с нежно-розовой крышкой, накрест перевязанной атласной лентой.       София подошла и, развязав ленту, открыла крышку. Первое, что она увидела, была небольшая записка, на которой значилось: «Ты пойдешь либо в нем, либо голая. Лично мне любой из этих вариантов по душе. С.Б.». У Софии в душе начала подниматься тревога, чувствуя, что Блэк опять что-то выкинул. Она резко распахнула тонкую бумагу и замерла. Гринграсс не сдержала своего восхищения, громко ахнув.       — Что за… — София потянула из коробки невесомую ткань.       Перед ней показалось невероятной красоты платье, София таких отродясь не носила. Тончайший светло-бежевый шелк был расшит золотыми узорами. Вместо бретелей ткань держали тонкие золотые кольца. Вырез на груди украшали крошечные жемчужины и бриллианты, заставляя его ярко переливаться на свету. Узкая юбка спадала до самого пола, расходясь от колен и образуя сзади небольшой шлейф, низ которого был сплошь расшит золотом.       — Мерлин, оно же стоит целое состояние, — пролепетала Гринграсс. София все еще не могла прийти в себя, во все глаза глядя на платье.       — Что? Сколько?       — Даже не спрашивай, — она покачала головой, — но папочка отказался мне его покупать, когда я просила.       Боже, Блэк…       София боялась представить себе его цену, учитывая, что мистер Гринграсс — один из богатейших людей магической Британии, отказался покупать любимой дочурке это платье.       — Я не могу его надеть, — отрезала София и сложила платье обратно в коробку.       — Шутишь?! Такая красота не должна пропадать!       — Я в нем буду нелепо выглядеть! И вообще, Блэк просто злит меня! Он специально это делает!       — Да Блэк тебе только что в любви признался, подарив это платье! — воскликнула Гринграсс, с недоумением глядя на Софию.       София тяжело дышала, бросая взгляды то на Гринграсс, то на коробку с платьем.       — Так, мисс де Бланк, немедленно снимите с себя это… тряпье и наденьте платье.       Гринграсс говорила суровым тоном, в очередной раз напомнив Софии ее мать.       — Ты шутишь, Гринграсс, — усмехнулась София, сталкиваясь с ее решительным взглядом.       — Хотя бы примерь его!       София еще раз бросила взгляд на коробку, потом на Гринграсс.       — Хорошо, но только примерю.       На самом деле ей безумно хотелось надеть эту красоту на себя, но переступать через свою гордость, да и делать это при свидетелях, было так трудно.       Она вновь достала легкую ткань из коробки. Сняв с себя безразмерную футболку, она бережно надела платье. Шелк приятно холодил тело. Платье село идеально — Блэк точно угадал с размером. Гринграсс ее восхищенно оглядела и посадила на кровать.       — Еще один штрих, — она метнулась к своей кровати и достала из-под нее небольшую коробку. — Надевай.       В коробке оказались изящные светлые туфли на тонком каблуке и с узкой застежкой по лодыжке, сплошь усыпанной камнями.       — Я же в них ноги сломаю! — возмутилась София, которая ни разу в жизни не носила обувь на тонких и высоких каблуках.       — Не сломаешь, они заколдованы.       София, ругаясь вполголоса на французском, надела туфли. Гринграсс подняла ее за руку и подтащила к зеркалу.       — Узнаешь себя? — с довольной улыбкой, спросила Гринграсс.       — Нет, — выдавила София.       Она, не моргая, смотрела на свое отражение. София и не подозревала, что может так выглядеть. Светлое платье было лишь на тон темнее ее кожи, и смотрелось изумительно. Глубокий вырез и тонкие бретели-кольца открывали хрупкие ключицы и изящные руки. Крой юбки идеально скрадывал слишком круглые, по мнению Софии, бедра. А за счет каблуков, София с удовлетворением отметила, она будет ниже Блэка всего на пару дюймов — она хоть и была среднего роста, но рядом с ним всегда ощущала себя маленькой.       — Моя мама всегда говорила, что из любой женщины можно сделать красавицу, если ее правильно одеть, — произнесла Гринграсс, все еще с восторгом оглядывая ее отражение.       — Это комплимент такой? — София скосила глаза на нее. — Ну, спасибо.       София вновь подняла глаза на свое отражение.       Еще бы с лицом что-то сделать…хотя, вроде и так неплохо… удивительно.       — У Блэка безупречный вкус, — с томным вздохом произнесла Гринграсс.       — Ты сейчас про меня говоришь? — усмехнулась София. — Что ж, и правда, этого у него не отнять.       Гринграсс улыбнулась и посмотрела на ее голову.       — Тебе бы еще что-нибудь сделать с волосами.       — А что с ними не так? — удивленно спросила София.       — Они у тебя хоть и красивые, но именно с этим платьем их лучше не распускать. Лучше собрать их наверху, как ты обычно делаешь, только более аккуратно.       София кивнула, полностью согласная с таким решением, и легким, привычным движением скрутила волосы на макушке, оставив пару коротких прядей возле лица. Гринграсс удовлетворенно на нее посмотрела.       — Я бы предложила тебе подкрасить ресницы и губы, но боюсь, ты и так уже переступила через все свои принципы.       — Краситься? — София презрительно хмыкнула, — только через мой труп.       Гринграсс в ответ лишь похихикала.       Дверь в спальню неожиданно распахнулась. Улыбка с лица Гринграсс тут же сползла. Она развернулась и гордо ушла к своей кровати, скрывшись за ширмой.       — На что уставилась, Дриффит? — спросила София. Та с откровенной завистью и злобой рассматривала ее. Дриффит оставила ее без ответа, пройдя к шкафу.       София еще раз окинула себя взглядом в зеркало. У нее и правда захватывало дух от увиденного. И неожиданно идея — пойти на бал, уже не казалась ей такой отвратительной.       — Лиззи, ты дала ей свои туфли? — Дриффит заскочила за ширму к Гринграсс, показывая пальцем на ноги Софии. — Когда это вы успели стать подружками?       — Когда ты спала с моим женихом, Мелани, — ледяным тоном ответила Гринграсс, — скройся с глаз моих.       Дриффит зло пыхтела, разве что пар из ноздрей не пускала.       — Генри ты почему-то простила, Элизабет.       София сдерживала себя из последних сил, чтобы не вмешаться. Дриффит выводила из себя одним лишь видом. София удивлялась стойкости Гринграсс, которая с равнодушным видом на нее глядела. Она давно бы уже наслала на нее мерзкое проклятье, если бы могла. Ну или запустила в нее каким-нибудь тяжелым предметом. В Шармбатоне и недели не проходило, чтобы кто-нибудь из соседок не устроил дуэль или драку. И половина из них не обходилась без участия Софии.       Как же хорошо было, когда они тут практически не появлялись.       — Не твоего ума дело. И еще раз повторяю, уйди.       Дриффит что-то прошипела, схватила свои вещи и ушла в ванную переодеваться.       — С твоим терпением только драконов усмирять, — сказала София.       — Не хотела, чтобы дошло до заклинаний. Как бы платье не испортить, — улыбнулась Гринграсс. София усмехнулась.       — Ты действительно простила Мальсибера? — спросила София, глядя на нее через зеркало.       У Гринграсс по лицу проскользнула едва уловимая тень, но она тут же натянула на себя улыбку.       — Простила, — ответила она, сталкиваясь взглядом с Софией и сразу же отворачиваясь. — Это все равно бы случилось. И не могла же я появиться на балу в одиночестве — вовек потом позор не смоешь.       София ей ничего на это не ответила. По большей части ей было плевать на отношения Гринграсс и Мальсибера, как и на все правила высшего общества, не позволяющие юной особе появляться на балу без сопровождения.       В дверь постучали. Гринграсс посмотрела на часы и взволнованно произнесла:       — Это, должно быть, Генри. Как я выгляжу?       — Так, что Дриффит удавится от зависти, — искренне ответила София, окинув взглядом Гринграсс.       — Лучшая оценка! Благодарю.       Гринграсс просияла и открыла дверь, представ перед Мальсибером во всей красе.       Едва за ними закрылась дверь, из ванной вышла Дриффит, облаченная в узкое голубое платье на толстых бретелях. София с неудовольствием отметила, что выглядит она хорошо. Дриффит нацепила тяжелое колье, несколько колец и покрутилась перед зеркалом, проверяя макияж и прическу. Спустя пять минут ушла и она.       София взглянула на часы, стоящие на тумбочке.       7:53. Блэк, наверное, уже ждет.       Чтобы успеть к назначенному времени, необходимо было выходить прямо сейчас, но София медлила.       Она вновь подошла к зеркалу и критически себя оглядела. Платье сидело, как влитое и было сказочно красивым. Тут она не могла не согласиться с Гринграсс, вкус у Блэка и правда безупречный.       Ей бы сейчас выйти и идти на встречу к Блэку, но что-то не давало ей и с места сдвинуться. Что-то, что сидело глубоко в душе, напоминая, что уже через несколько часов будет особая дата. Ровно год, когда она в последний раз видела Джори.       Как бы София сейчас не хотела лететь в Большой зал, оказаться в объятиях Блэка и веселиться в компании его друзей, она не могла так поступить с Джори. С памятью о нем и теми нежными чувствами, что остались. Не могла так легко перечеркнуть те шесть лет, что он всегда был рядом с ней.       Ей казалось несправедливым, что в такую дату она будет беззаботно веселиться. А глядя на такую красивую себя она понимала, что Джори никогда ее раньше такой не видел. И уже не увидит.       София знала, что стоит ей встретиться с Блэком и все сомнения разом отпадут. Так всегда бывало — стоило ей только встретиться с ним взглядом, и она забывала обо всем на свете. Забывала о проблемах, о Джори и, порой, как дышать.       К Блэку ее звало сердце, но и Джори занимал не последнее место в ее душе. Ей надо было выбрать. В последний раз выбрать. Но она не могла сделать и шаг, застыв перед зеркалом посреди комнаты.       8:00. Я никогда не опаздываю. Блэк, наверное, уже злится.       …а выбор, на самом деле, я сделала уже давно…              Мародеры       Мародеры поднялись в свою спальню, чтобы переодеться, когда в гостиной стали появляться уже первые девушки, разодетые в красивые платья.       Джеймс крутился перед зеркалом дольше всех. Он старался хотя бы немного прилизать свои волосы, торчащие во все стороны.       — Сколько можно? Ты как баба, Джеймс! — вспылил Сириус, который уже полностью был одет, и которому тоже хотелось взглянуть на себя.       — Это мой первый бал с Лили! Я должен хорошо выглядеть! — огрызнулся он, выливая на ладонь средство для укладки волос.       Сириус отпихнул его локтем и окинул себя взглядом. Он был рад, что на балы разрешили приходить не только в мантиях, но и в классических костюмах. В белоснежной рубашке и черных брюках он смотрелся гораздо выигрышнее, чем в мантии. Да и рядом с Бланк должен выглядеть идеально.       — Будьте прокляты эти патлы! — ругался Джеймс.       — Раньше ты ими был вполне доволен, — заметил Северус, надевая классическую черную мантию и наблюдая за мучениями друга.       — Лили они всегда бесили!       — Это было раньше, — сказал Ремус, — сейчас, по-моему, она вполне ими довольна.       — Ты думаешь? — Джеймс резко развернулся на него.       — Ну, — неуверенно начал Ремус, — она всегда тебя за них трогает и вообще…       — Оставь, как есть, — произнес Сириус, — а то как бы хуже не стало.       Джеймс кивнул и подошел к шкафу:       — Осталось выбрать рубашку.       У Джеймса был подготовлен черный костюм-тройка. И оставалось определиться с рубашкой: классическая белая, песочная, которая красиво оттеняет его глаза, как заметила Лили, или же бордовая, под цвет платья его возлюбленной.       — Надевай белую, — посоветовал Сириус, глядя, как друг по очереди прикладывает рубашки к себе.       — Да, наверное, лучше ее.       Джеймс надел рубашку и стал застегивать ряд мелких пуговиц. Все ждали только его и, кто с нетерпением, а кто и с раздражением, смотрели, как он не спеша застегивает каждую пуговицу.       — Через десять минут нам надо быть в холле, — поторопил Ремус. Сам Ремус надел темно-коричневые брюки и светло-голубую рубашку, под цвет платью Эшли.       — Надо было заводить себе гриффиндорок, — усмехнулся Джеймс, — не пришлось бы ждать девчонок в холле.       Сириус, Ремус и Северус договорились встретиться со своими подружками в холле, как и все студенты, чьи барышни были с других факультетов. Джеймс же и Лили встречались в гостиной Гриффиндора.       — Если ты не поторопишься, то ждать придется тебя, — недовольно заметил Северус, — причем не кому-то, а Лили. Ты уже должен быть внизу.       — Иду я, иду! — воскликнул Джеймс, еще раз покрутился перед зеркалом и последний вышел из спальни.              В гостиной царила торжественная атмосфера. Было непривычно видеть столько разодетых студентов. У всех на лицах читалась загадочность и предвкушение торжества.       — Встретимся в Большом зале, — Сириус не стал оставаться с Мародерами и направился в сторону выходу, — Бланк никогда не опаздывает, так что мне лучше прийти пораньше.       Северус и Ремус, немного помедлив, решили тоже пойти в холл. Их девушки хоть и не отличались строгой пунктуальностью, но и заставлять их ждать, в случае чего, не хотелось.              Джеймс остался один. Он без конца ходил перед лестницей, ведущей в женские спальни, и постоянно поглядывал на часы. Лили задерживалась на минуту, но ему казалось, что на целую вечность. Он уже пожалел, что надел белую рубашку, решив, что надо было остановить выбор на песочной. Несколько раз взлохматил свои волосы, каждый раз чертыхаясь, и стараясь прилизать все обратно. Применил пару раз чистящее заклинание к своим ботинкам, хотя они и без того блестели сверх нормы. Сделал пару кругов по гостиной, попутно отчитав каких-то первогодок за слишком громкий смех. И снова взглянул на часы. Лили опаздывала уже на полторы минуты.       Если бы в гостиной не было людей, Джеймс уже давно превратился в оленя и пронесся до спальни Лили. Он уже был готов сунуть голову в лестничный проем и закричать ее имя, с просьбой поторопиться, как судьба сжалилась над ним и в проходе появилась Лили.       Джеймс потерял дар речи, не веря, что эта девушка, самая прекрасная девушка в мире, принадлежит ему. Лили была в темно-бордовом, почти черном, платье, полностью облегающим фигуру сверху и расходящееся солнцем чуть ниже колен, открывая стройные икры. Глубокий вырез был задрапирован кружевом, как и длинные рукава. Свои рыжие волосы она уложила на одну сторону, завив их крупными локонами.       — Лили… — прохрипел Джеймс. Прокашлявшись и немного смутившись, он подошел к ней и подал руку, помогая спуститься последние пару ступенек, — Лили, великолепно выглядишь. Ты знаешь? Знаешь, что в мире нет девушки, прекраснее тебя?       — Знаю, Джеймс, — Лили ему нежно улыбнулась, — ты мне это еще на четвертом курсе сказал.       Джеймс обнял ее и поцеловал в губы, накрашенные красной помадой. Лили никогда ярко не красилась, как правило, подчеркивая лишь глаза, но Джеймс не мог не отметить, что броская помада ей безумно идет.       — У меня ничего не осталось? — спросил он, показывая на свой рот и намекая на красную помаду. Лили в ответ звонко рассмеялась.       — Нет, помада заколдована, она не оставляет следов.       — Ох уж эти ваши женские хитрости, — произнес Джеймс, слегка нахмурившись, и про себя подумал, что вздумай Лили кого-нибудь поцеловать, он не сможет отследить его по следам от губной помады.              Спустившись в холл, они обнаружили оставшихся трех Мародеров. До восьми часов оставалось всего ничего, но в холле было не протолкнуться. Северус и Ремус выглядели немного взволнованными и все время поглядывали по сторонам, ожидая своих спутниц. Сириус выглядел мрачным и не сводил взгляда с выхода из подземелий, откуда тянулись слизеринцы и пуффендуйцы.       Когда Джеймс и Лили подошли к компании, на вершине ступенек появилась Дебора Белби. Северус тут же подошел к подножию лестницы, ожидая ее. Он этого не показывал, но Мародеры слишком хорошо его знали, чтобы не заметить, что того разрывает от волнения. Об этом говорило все — его полностью почерневшие глаза, застывшая неестественная улыбка, которая больше походила на усмешку.       Северус и правда нервничал. Они хоть и договорились с Белби, что идут на бал как коллеги и что это ничего не значит, он все равно переживал. Все-таки это его первый бал, куда он идет вместе с девушкой.       Дебора, как и он же, была в классической черной мантии, украшенной серебряным узором. Пряди, обычно свисающие возле лица, она закрепила на затылке сложной витиеватой заколкой с синими камнями. И, хотя Северус и не был в этом до конца уверен, она даже подкрасила свои глаза, от чего они выглядели еще чернее, чем прежде.       — Отлично выглядишь, — произнес он, неловко краснея и проклиная себя за ненавистное смущение.       Северус не знал как себя вести. Не знал, будет ли уместно подать ей руку или же вообще не следует совершать лишних телодвижений.       — Спасибо, — Дебора мельком улыбнулась и кивнула на его друзей. — Идем?       — Идем, — он повернулся и вместе с ней подошел к Мародерам.       С Белби все уже и так были заочно знакомы, но Северус все равно решил ее представить.       — Дебора Белби, — обратился он к друзьям, — господа…и дамы.       Лили и Ремус ей приветливо улыбнулись и кивнули. Джеймс же расплылся в нехорошей улыбке.       — Дебора, а что ты пообещала Северусу, затащив его на бал? — спросил он. Северус угрожающе засверкал на него глазищами из-за спины Деборы.       Белби окинула его равнодушным взглядом и ответила:       — В приличном обществе такое не озвучивают, Поттер.       Джеймс на мгновение замер, а потом рассмеялся.       — Ну, так хорошо, что мы — общество не приличное! — сказал Джеймс.       — Мы, пожалуй, пойдем в зал, — встрял Северус, пока Джеймс не разошелся.       Он кивнул Деборе и они скрылись за дубовыми дверями.       — Мы, наверное, тоже пойдем, — сказала Лили, — я обещала МакГонагалл, что присмотрю за младшекурсниками, пока они не уйдут.       Джеймс издал трагический стон. Ему совсем не хотелось возиться с детьми в свой первый бал с Лили, но и оставлять ее одну с ними тоже не собирался.       — Ладно, увидимся! — Джеймс махнул Ремусу и Сириусу и позволил Лили увести себя.       Пока Ремус отвернулся на Джеймса и Лили и прощался с ними, он пропустил, как в холл поднялась Эшли.       Почувствовав, как глаза закрывают теплые, небольшие ладошки, Ремус улыбнулся.       — Эшли, — Ремус повернулся и сразу заключил в объятия свою девушку, нежно прикоснувшись губами в уголок ее рта. Он и словами не мог передать, как на душе вмиг потеплело от ее присутствия рядом.       — Как тебе? — Эшли отошла на шаг и покрутилась вокруг своей оси, сияя улыбкой.       Ремус считал, вопрос глупый. Эшли всегда превосходно выглядела, а в своем воздушном голубом платье еще больше напоминала неземное существо. Свои длинные волосы она оставила распущенными, и они белым облаком окружали ее хрупкую фигурку.       — Потрясающе, Эшли.       Ремус вновь притянул ее к себе и поцеловал ее ручку. Эшли вся светилась от счастья и с любовью глядела на Ремуса. А он старался расслабиться и наслаждаться обществом прекрасной и дорогой сердцу девушки, позабыв хотя бы на вечер о своей болезни и о том, что завтра ему предстоит все ей рассказать.       Эшли сказала, что ей надо найти подружку в зале, и они с Ремусом тоже зашли внутрь.              Сириус остался один. Его нервы были натянуты до предела. Когда на часах пробило восемь, Сириус готов был броситься в подземелья от злости. Он знал, что Бланк никогда не опаздывает, поэтому даже задержка на одну минуту заставляла его нервничать и злиться. Он пропустил, когда вниз спустились Джеймс и Лили, пропустил знакомство с Белби, не заметил, как пришла Грин. Все его внимание было сосредоточено на квадратном выходе из подземелий. От туда постоянно кто-то выходил и он каждый раз вскидывал взгляд, в надежде, что это Бланк.       Он ломал себе голову, размышляя, в чем причина ее опоздания и обещал себе, что как только она появиться, он всю душу из нее вытрясет, за доставленные мучения.       На часах уже было пять минут девятого. Сириус был в бешенстве.       Он без конца зачесывал волосы рукой назад и уже расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке — ворот душил. Как и мысли о Бланк. Он не знал, в чем могла быть причина. В душе появился липкий и неприятный страх, что она не придет. Сириус всегда злился, когда не знал, о чем она думает и что творится в ее голове. И сейчас перебирал всевозможные причины, по которым она решила не приходить.       Он предположил, что ей не понравилось платье. Он уже даже начал сомневаться, достаточно ли оно хорошо для нее и не надо ли было поискать что-то более достойное.       Или же она опять показывает свой характер и свою гордость, отказываясь принимать от него платье и в отместку не идет на бал. В таком случае, решил Сириус, он от нее живого места не оставит. Задушит или зацелует до смерти.       Часы уже показывали «8:07». Сириус нестерпимо хотел курить.       Он сжимал кулаки, потому что безумно хотелось кого-нибудь ударить. Например, Мальсибера, который появился из прохода, и под руку с Гринграсс прошествовал в зал. Сириус неотрывно проследил за ними, надеясь, что Гринграсс хотя бы подаст какой-нибудь знак, чтобы он не переживал. Но та даже не взглянула в его сторону.       Минутная стрелка приближалась к цифре два. Сириус решил, если она не появится, он ее проклянет. Хотя и понимал, что сделать этого он не сможет. Как бы ему не хотелось временами ее убить или проклясть, вид Бланк вызывал в нем взрыв нежных и безумных чувств. И он знал, стоит ему ее увидеть, он позабудет все свои угрозы и останется лишь одно желание — целовать. Целовать, целовать, целовать ее.       Циферблат показывал «8:13». В холле Сириус остался один. Он принялся считать до десяти. И по окончании он собирался отправиться в подземелье и воплотить в жизнь свои самые страшные угрозы.       Четыре.       Сириус не мог поверить, что Бланк так поступает с ним.       Пять.       В его душе только появилась надежда, что вот сейчас-то между ними все будет нормально. Но с ней это было невозможно.       Шесть.       Он уже успел пожалеть, что купил ей платье и вообще попросил идти с ним на бал. Лучше бы просто затащил ее в Выручай-комнату и не слазил с нее всю ночь.       Семь.       Сириус размял шею, прикрыв на мгновение глаза.       Восемь.       Он прикидывал в уме, что лучше на нее наслать. Чтобы это не испортило ее личико, но чтобы она поняла всю боль, что он стерпел, ожидая ее тут.       Девять.       Сириус достал палочку, прокручивая ее между пальцев.       Десять.