Ремус Люпин
Очнулся он уже минут пять назад, но так и продолжал лежать с закрытыми глазами, слушая приглушенные голоса вдалеке.
Голова была необычайно тяжелая. Такое с ним редко случалось после полнолуний. Как правило, его наоборот резко отпускало от всех страданий.
Еще и неприятный привкус крови во рту. Но это, напротив, было обычное дело. Он часто, когда они носились по лесу, мог поймать белку или зайца.
Ремус резко открыл глаза. Он ведь не покидал Визжащую-хижину, а значит, напасть ни на кого не мог.
Белоснежные стены Больничного крыла сразу ослепили его, и он тут же зажмурился.
Или, может быть, он всё-таки покидал Визжащую-хижину? Но это было невозможно. На входе стояла магическая защита, которую его друзья всегда заблаговременно снимали, когда приходили к нему. А он эту защиту не снимал. Это Ремус точно помнил.
Еще он помнил, как к нему Дебора заходила.
Об этом он с ней договорился еще днем. Еще тогда, когда Сириус, Джеймс и Лили не исчезли посреди комнаты.
Ремус чувствовал себя немного неловко перед Деборой. Он не знал, в курсе ли она того, что Северус связался с плохими людьми. И он не знал, как относиться к самому Северусу.
Безусловно, он был согласен с Джеймсом и Сириусом — Северус должен был им сразу во всем сознаться. И он вполне мог понять чувства друзей. Джеймс всегда был предельно честен со всеми, и думал, что его друзья такие же. Сириус всегда был самым преданным из них, и думал, что и они такие же.
Только жизнь, мир вокруг них, гораздо сложнее. И Ремус, возможно, мог понять и Северуса. Он всегда был скрытным, никогда никому полностью не доверял.
Но Ремус давно чувствовал, что с другом что-то происходит, и он часто предлагал ему свою помощь, давал понять, что готов поддержать. Но Северус никогда не принимал ни помощи, ни поддержки. И Ремус немного корил себя за то, что не был более настойчив. Возможно, будь он понапористее, Северус и смог бы ему открыться.
Но в любом случае, Ремус, в отличие от двух своих друзей, не спешил записывать его в предатели. Будь это так, он бы им не стал рассказывать о Софии. И Ремус чувствовал, что Северус действительно переживает и волнуется, действительно сожалеет о произошедшем.
Ему лишь было грустно, что друг не поделился с ними своей проблемой, и грустно, что он не смог ему помочь.
Поэтому Ремус и чувствовал некоторый дискомфорт. Может ли он сейчас брать волчье противоядие? Или Северус был бы против?
Но Дебора была очень настойчива. Да и Ремусу вновь хотелось его выпить. Всё-таки, в прошлый раз оно хоть и ненадолго, а подействовало.
Дебора еще его заверила, что чем дольше он будет его пить, тем эффект будет прочнее закрепляться.
Ремус вновь приоткрыл глаза, стараясь привыкнуть к окружающей белизне. Слишком ярко.
Он перевел взгляд на зажженные факелы. Это было странно. Для чего их зажигать, если еще утро?
Чуть приподнявшись на локтях, он вытянул шею, стараясь увидеть за ширмой окно.
На улице уже стояли сумерки.
Ремус еще никогда так долго не спал.
Он вновь попытался вспомнить события прошлой ночи.
— Дебора?
Он с трудом сел на продавленном диване, замечая в проходе Белби.
— Да, я принесла противоядие, — она уверенно вошла в комнату, окинув ее взглядом. — Смотрю, ты неплохо устроился, — усмехнулась она, усаживаясь на диван рядом с ним.
— Ага, — невнятно согласился Ремус. Он сейчас чувствовал себя крайне паршиво. Не то что говорить, информацию плохо воспринимал.
— Как себя чувствуешь? — спросила она, доставая из сумки довольно большую бутылку. По голубоватой светящейся жидкости в ней Ремус сразу узнал противоядие.
— Хочется умереть, — ответил он, протягивая руку к бутылке. Противоядие хоть и немного, а симптомы снимало, поэтому ему не терпелось выпить его.
Едва он выпил последнюю каплю, Дебора начала задавать ему множество вопросов. В основном о его здоровье и ощущениях. Но потом пошли вопросы и про Северуса.
— Как он там? — спросила Дебора, изобразив на лице некоторое подобие сочувствия.
— Не знаю, — ответил Ремус, — он сейчас на похоронах. Нам не пишет.
Ремус не стал добавлять, что расстались они все не очень хорошо. Если Северус захочет, он сам расскажет обо всем Белби.
Хотя, возможно, она и так знала. Эта мысль на мгновение даже прочистила его разум, заставив осмысленно посмотреть на Дебору.
— Ты знала… что Северус занимался разработкой какого-то зелья? — аккуратно спросил он, как бы невзначай.
Белби тут же взметнула на него взгляд, лишь секунду вглядываясь в его лицо, а потом равнодушно пожала плечами.
— Да он, вроде, только этим и занимается круглые сутки. Разрабатывает, да совершенствует, — добавила она, усмехнувшись.
Белби была удивительно спокойна. И Ремусу показалось, что говорит она искренне. Правда, часы перед самим полнолунием были для него самыми тяжелыми, и он не мог полностью полагаться на свои ощущения.
Можно было бы рискнуть, и сказать всю правду, чтобы проверить её. Только вот если Дебора ни о чем не знает, он только подставит Северуса.
— Зелье… действительно опасное…
— Без понятия, — произнесла она, — ты ведь знаешь Снейпа, он скорее удавится, чем поделится своими секретами.
— Да, и то правда…
Похоже, Белби действительно ни о чем не знала. Либо хорошо притворялась. Но в любом случае, Ремус решил, что вытянуть из нее какую-либо информацию бесполезно. Северус подобрал себе подружку, удивительно на него похожую.
— Кстати, о Снейпе, — Дебора села к нему ближе, заглядывая в глаза. — Последние две недели он бегал от меня, а мы должны были продолжить работу над противоядием…
Дебора стала ему рассказывать о том, что у них с Северусом на данный момент нет никаких идей, как усовершенствовать противоядие. Северус предполагал, что всё дело в дозировке, но при этом он даже не попытался изменить расчеты, постоянно ссылаясь на занятость. А Дебора считала, что противоядие изменять уже нельзя, в том числе, дозировку, а к формуле лучше и вовсе не притрагиваться.
После этого Дебора стала рассказывать, что часть ингредиентов она взяла из одной книги. И в этой книге также писали о том, что оборотням, в момент обращения, помогают оставаться в сознании определенные воспоминания, предметы или даже люди. Что все эти факторы, если не полностью, то частично воздействуют на человеческую часть, которая обычно уходит глубоко внутрь, стоит на небе взойти луне.
Ремус с ней согласился. Пару последних полнолуний мысли о Эшли, воспоминания о времени, проведенном с ней, действовали на него успокаивающе. Они не помогали ему оставаться в сознании, но они привносили в душу некий покой.
— Воспоминания это хорошо, — кивнула она, — но, мне кажется, присутствие близкого человека более действенно.
Ремус сдвинул брови, устремив на нее взгляд. Северус его предупреждал, что у Деборы временами проскальзывают безумные идеи. Но он не верил, что она предлагает отправить человека к оборотню в момент полнолуния.
— Присутствие человека? — недоверчиво переспросил он.
— Да-да, — более уверенно сказала Дебора. — В книге пишут, что подобные опыты всегда проходили удачно.
— Не может быть, — прервал ее Ремус. — Это однозначно плохая идея.
У Деборы в глазах мелькнуло недовольство, но она чуть скривила губы в улыбке.
— Я в этом участвовать никогда не буду, — продолжил он. И, подумав, добавил: — И тебе не советую так рисковать.
— Да… да, возможно, ты прав, — задумчиво произнесла она.
— Я не знаю, как хорошо себя может контролировать твой брат, — сказал Ремус, — но обычно, чем ты младше, чем меньше живешь… с «этим» внутри себя, тем тяжелее держать контроль.
— Понимаю, — сказала она и вдруг подняла на него пристальный взгляд. — Но ты живешь с «этим» уже довольно долго, так? Сколько? Лет четырнадцать? Ты уже лучше себя контролируешь?
— Я бы не сказал, Дебора, — он с сомнением покачал головой. — И в любом случае, после обращения я себя абсолютно не контролирую.
— Но ты говорил, что с противоядием было лучше.
— Да, было лучше, — тут же подтвердил он, — но разум сохранялся урывками, а потом действие противоядия и вовсе прошло.
— Ладно, я тебя поняла, — она мельком улыбнулась и поднялась с дивана. Снова окинув комнату взглядом, она спросила: — Получается, всю ночь ты проводишь здесь?
Ремус лишь кивнул ей в ответ, а она усмехнулась.
— Снейп мне вначале сказал, что тебя через трубы выводят в Запретный лес, а ты там носишься, — произнесла она, едва заметно скривив губы в усмешке. — Он просто патологический лжец. Не замечал?
Он в ответ неопределенно дернул плечами. Отвечать на вопрос ему не хотелось. Тем более, не хотелось обсуждать Северуса с его подружкой.
— Остальные прямо сюда приходят? Или вы с ними встречаетесь уже в лесу? — спросила она вдруг, сохраняя безразличие на лице.
А Ремус на нее вопросительно уставился. Ведь Дебора не могла знать о том, что его друзья — анимаги. Северус говорил, что не рассказывал ей об этом.
С другой стороны, как верно заметила Дебора, Северус без зазрений совести может приврать.
— Кто сюда приходит? — Ремус старался изобразить непонимание, но из-за ноющей боли во всем теле, притворяться было невозможно.
— Друзья твои. Мародеры.
— Как… они могут сюда прийти? И для чего?
Белби скосила глаза на него, чуть усмехнувшись.
— Забудь. Ну, не буду тебе мешать, — сказала она и направилась к выходу, бросив напоследок: — Я завтра утром зайду.
В их встрече не было ничего странного. Разве что только разговоры Деборы о Северусе. Ремусу еще тогда не понравилось, как она отзывалась о его друге. Ну и еще ее прозрачные намеки. Ремус сомневался, что ей известно о том, что Мародеры — анимаги. Скорее всего, она лишь подозревала.
И всё-таки, как он умудрился проспать целый день?
Ремус попытался приподняться с кровати, но тело пронзила острая боль. И он только сейчас почувствовал, что на ребрах повязка. Аккуратно притронувшись к ней и слегка надавив, всё заныло.
А в памяти вдруг мелькнула желтая вспышка заклинания, режущая боль по ребрам, словно секирой, и его собственный вой.
Волна непередаваемого страха мгновенно окатила тело. Ремус боялся, что это правда. Ведь он не мог, он никак не мог выбраться из Визжащей-хижины.
Но яркая желтая вспышка была слишком реальной. Как и боль, которую он сейчас чувствовал под ладонью, прижимая ее к ребрам.
Он напал на волшебника.
Совсем рядом находится Хогсмид. Неужели он добрался до деревни?
Он снова силился вспомнить ночь. Если противоядие подействовало, он должен был помнить хотя бы первые пару часов.
После ухода Деборы боль начала потихоньку стихать. Кости всё равно ломило, тело бросало в жар, а внутренности горели, но боль заметно притуплялась. Противоядие начало действовать.
Ремус откинулся на подушки.
Ему очень не хватало друзей. В это время они уже всегда сидели с ним. Джеймс рассказывал очередные байки, Сириус вставлял непотребные шутки к месту и не к месту, а Северус всегда это вполголоса язвительно комментировал.
Ремус их редко слушал, и почти никогда не вникал в разговор, но только сейчас, в их отсутствие, он наиболее остро ощутил, что он один на один со своей болью. И лежит совершенно один. И ничего не слышит, кроме собственного учащенного тяжелого дыхания.
И воя волков в глубине леса. Это показалось Ремусу странным. Волки никогда близко к границе леса не подходили. Особенно, в полнолуние.
По телу вдруг прошла очередная судорога, заставляя мгновенно забыть о волках. Луна вот-вот взойдет на небе.
Он пытался отвлечься. Подумать о чем-нибудь другом, кроме как о предстоящей адской боли и «мясорубке», как ласково называл Джеймс его трансформацию, когда его наизнанку выворачивает.
— Эшли…
Он закрыл глаза, пытаясь воспроизвести в памяти их последние встречи. Одна лишь мысль о ней, а по телу словно тепло разлилось, притупляя боль получше противоядия.
Прошло всего полтора месяца с их близости, и полтора месяца их регулярных встреч на их месте, а у Ремуса в самоконтроле уже наметился небольшой прогресс. Эшли, конечно, говорила, что прогресс огромен, а она даже уменьшила дозу обезболивающего зелья. Но Ремус понимал, что она лишь пытается его поддержать. Хотя провалов в памяти у него уже не случалось. И по большей части он старался быть с ней нежен. Правда, Эшли говорила, что это необязательно, каждый раз загадочно улыбаясь.
Ремус был безумно счастлив всё это время. Казалось, что и жизнь наладилась. И даже полнолуние уже не так страшило, как обычно.
Наконец-то, и в его жизни появился свет.
Он старался не загадывать на будущее, в глуби души переживая, что однажды Эшли бросит его и найдет достойного для себя человека, но мысли о будущем с Эшли всё равно слишком часто мелькали в голове.
Он был настоящим везунчиком. Вначале у него появились друзья. А сейчас у него есть еще и Эшли.
Эшли, которая одними лишь прикосновениями способна утихомирить волка, живущего внутри.
В памяти всплывала их последняя ночь, когда она невесомо касалась своими пальцами его лица, очерчивая линии. Спускалась ими ниже по шее, по плечам, выводила узоры на его груди и животе.
Эта легкость была у нее во всём. В прикосновениях, взглядах, движениях.
— Ремус…
И в словах.
— Я люблю тебя, Ремус.
Как легко она всегда произносила эти слова, и сколько нежности в них вкладывала. И после этого всегда целовала, вначале едва прикасаясь губами, но потом целуя всё с большей страстью, не давая ему и шанса воспротивиться.
Тело неожиданно пронзила острая боль, ломая каждую кость на кусочки.
В комнату попали первые тусклые лучи от полной луны.
Он закричал, широко распахнув глаза и, будто мельком увидел перед собой кристально-прозрачные глаза Эшли. Но было ли это видение? Возможно, она еще не успела уйти из воспоминаний.
Только вот глаза смотрели с испугом.
Но он не успел об этом подумать, как тело в очередной раз ломать начало. Густая шерсть пробивалась сквозь кожу, выворачивая ее наизнанку.
Он чувствовал, как ломает руки и ноги, перестраиваясь; как удлиняется морда; как вытягивается позвоночник. Еще несколько долгих мучительных мгновений, и вот он уже стоит на четвереньках.
Ремус всего во второй раз осознавал себя, будучи в шкуре волка, и всё еще не мог привыкнуть к черно-белой расцветке.
Пока он находится в сознании, он мог бы просто мирно лежать на диване, но действие противоядия скоро пройдет и он начнет терзать сам себя, сходя с ума от скуки.
Но не успела эта мысль проскользнуть, как он почувствовал яркий запах Эшли. Аромат был таким насыщенным, словно она здесь была.
Он замер, принюхиваясь. Ошибки быть не могло. Он узнает ее аромат из тысячи. Но Эшли никогда не была в Визжащей-хижине. Ремус никогда не водил её сюда, не хотел показывать место, где он провел столько мучительных ночей. Не хотел, чтобы она вообще знала путь сюда.
Он мягко переступал по полу, двигаясь на запах, как вдруг резко остановился. Оперевшись передними лапами на диван, он уткнулся носом в мягкий свитер. Он принадлежал Эшли. Но как он тут оказался?
Ремус вдруг вспомнил, что Дебора говорила о том, что оставаться в сознании также помогают личные вещи близкого человека. Их запах может вызывать воспоминания, помогая дольше сохранять контроль.
Только вот в действительности это сработало в обратную сторону.
У него вновь пропало несколько мгновений из памяти, и вот он уже стоит на свитере, стянув его на пол, и с рычанием раздирает его на клочья.
Ремус шарахнулся в сторону, приходя в сознание.
В первый раз такого не было. В первый раз он полностью находился в сознании первое время, и только позднее начал терять контроль.
Очевидно, ее запах только раззадоривает его. Он пытался забиться в дальний угол, чтобы не чувствовать его, но обостренный нюх всё равно улавливал малейшие ароматы.
А память продолжала обрываться. И он мечется из одного угла хижины в другой, пытаясь то забиться поглубже, то выбраться, в попытке проломить дверь, через которую они всегда выходили.
И неожиданно крик. За пределами хижины. В глубине Запретного леса.
Он замер, навострив уши, прислушиваясь, и чувствуя, как сердце предательски колотится в груди, будто ожидая чего-то страшного.
Он вновь бросился к двери, находясь в этот раз в сознании. Но выйти через нее он все равно не сможет — заклинания его не пропустят.
Остановившись, он задумался. Возможно, ему лучше остаться здесь. Ведь кто бы это не кричал, он не сможет помочь, скоро действие противоядия кончится, и он только навредит.
Но крик повторился вновь. Более приглушенный, он будто двигался вглубь леса.
Очередной провал в памяти. И вот он уже берет разгон и несётся прямо в окно, не успевая затормозить.
Осколки больно полоснули по шкуре, оставляя царапины в некоторых местах. Но он будто не замечает боли и несётся в сторону леса, попутно отмечая, что в воздухе по-прежнему витает запах Эшли.
Он чувствовал ее запах и шел по его следу, ощущая, как ужас в груди поднимается всё выше. Но ему нельзя, нельзя давать эмоциям пробиться, иначе он сразу потеряет контроль.
Только запах действовал одурманивающе. И приходил он в себя, с каждым разом оказываясь все глубже в лесу. Приходил в себя, обнаруживая, что несется со всей силы по лесу, проламывая тонкие ветки и прорываясь сквозь колючие кусты. Он снова теряет сознание. И снова приходит в него, когда слышит отдаленный голос и видит сквозь толстые стволы деревьев блеклые вспышки заклинаний.
Он уже близко.
Он замер посреди поляны, отчетливо видя перед собой Эшли и ее глаза, полные страха.
Память каждую секунду прерывалась. Каждое мгновение. Он медленно делал шаг ей навстречу. И снова приходил в себя, останавливаясь.
Он пытался держать контроль, отодвинув страх и все эмоции, что сейчас переполняли его душу и требовали сдаться под напором волка. Но он не мог позволить Эшли один на один остаться с оборотнем.
Только вот, они здесь были не одни.
Он остановился, чувствуя множество насыщенных ароматов.
Волки.
Они неслышно ступали во тьме, окружая их со всех сторон.
— Ремус…
Жалобный голос Эшли привел его в чувство. Он вскинул морду на нее, тут же замечая, что один из волков уже вышел на поляну, крадучись приближаясь к ней со спины.
Он тут же рванул вперед, и в следующий же миг его ослепила яркая желтая вспышка. Она глубоко рассекла его ребра и отбросила к корням массивного дерева, с силой приложив мордой о ствол, тут же лишая его сознания.
Ремус распахнул глаза.
Он откинул одеяло, делая очередную попытку встать, превозмогая боль.
Тысячи мыслей крутились в его голове. Как Эшли оказалась в лесу? Или все-таки это было видение. Откуда там взялись волки? Ведь они никогда не подходят близко к оборотню. И почему Эшли выпустила в него заклинание? Он же хотел ее защитить.
— Мистер Люпин! — воскликнула мадам Помфри, замечая его. — Ремус, вам нельзя вставать…
— Где Эшли? — слабым голосом спросил он, оглядывая Больничное крыло и тут же замечая несколько человек в лимонных халатах, стоящих возле одной из дальних кроватей.
Ремус с трудом шёл до них, продолжая придерживать рукой рану на ребрах, которая ныла, и не слушая мадам Помфри, которая просила его вернуться к себе.
Он приближался и всё больше думал о том, что же здесь делают целители из Мунго. Ведь обычно, если кто-то был в тяжелом состоянии, его переводили в больницу. Но если целители сами прибыли сюда, значит, всё совсем плохо.
И уже подходя к кровати, он заметил Реймонда. Старший брат Эшли, не шелохнувшись, сидел на соседней кровати, опустив лицо в ладони.
А рядом находился мистер Грин. Он стоял на коленях, упав корпусом на кровать и содрогаясь в беззвучных рыданиях.
Ремус тут же ускорил шаг, хоть и с каждым движением резкая боль пронзала ребра.
— Эшли…
Целители отступили в сторону, заметив его.
Первое, что он увидел, как мистер Грин сжимает тонкую белую руку.
Ремус уже знал, что увидит.
И всё равно. В груди всё сдавило тисками, как только перед ним появилась Эшли.
На ее теле живого места не было. Кожа сине-белого цвета, с множественными бордовыми подтеками и рваными ранами. Волосы спутаны, в грязи и крови, и клочьями вырваны, оголяя череп. Часть щеки разорвана, из-за чего губы казалось, будто скривились. Под глазами глубокие синие вмятины.
Глаза обожгли горячие слезы. Горло перехватило, отрезая кислород.
Это не могло быть правдой.
Возможно, это всё еще сон. Возможно, он всё еще не до конца проснулся. Возможно, это побочный эффект от волчьего противоядия.
Но шло время. Шли мучительные минуты, а ничего не менялось.
Он так и продолжал стоять, глядя на безжизненное истерзанное тело Эшли.
А в груди всё нарастал ком. Ведь это его вина. Исключительно его вина.
Он не знал, как Эшли оказалась в лесу, что её туда повело.
Да это было и не важно.
Важно было то, что не свяжись он с ней, она бы никогда не пострадала.
Он медленно опустился на край кровати, не спуская с нее мутного от пелены слез взгляда, и несмело притронулся к ее плечу.
— Эшли…
Она должна была проснуться. Должна открыть глаза и посмотреть на него. Но она так и продолжала неподвижно лежать, и только тихий вой мистера Грина усилился.
Кажется, один из целителей говорил что-то о том, что они пытались её спасти, но было слишком поздно.
Но Ремус его и не слышал. В голове только и стучали слова о том, что это он во всём виноват.
Он всё еще не мог осознать случившееся. Обрывки воспоминаний всё еще яркими вспышками мелькали в сознании, но никак не складывались в общую картину. Но он и без того знал, что это он убил её. Он убил любимого человека. Убил невинного, светлого человека.
***
Тело Эшли забрал с собой мистер Грин. Ремус порывался пойти с ними, но его не отпустила мадам Помфри, пообещав, что он отправится следующим днем сразу на похороны.
Ремус неестественно усмехался, слыша такие слова, как «похороны». Он всё ещё не верил, что Эшли мертва.
Всё это казалось абсурдом.
Ведь еще вчера днем она была рядом с ним. Она улыбалась ему и звонко смеялась. Она рассказывала о своих друзьях с Когтеврана, об «отвратительно» по Трансфигурации и говорила, что гелиопаты вновь подросли. Она прижималась к нему всем телом и оставляла поцелуи на линии челюсти — только до туда могла дотянуться.
И как же так могло оказаться, что её больше нет?
— Ремус, выпейте, — к нему подошла мадам Помфри, глядя на него с жалостью и протягивая бокал. — Это для вашей раны…
Ремус взял бокал и разом осушил его, в следующий момент провалившись в сон.
***
С самого утра он уже стоял возле местной церкви в Уиндермире, всё ещё не желая принимать действительность.
Он проснулся после полуночи и так и не сомкнул глаз, раздираемый острой болью, раздираемый непомерной виной. Не сдерживая слезы, не сдерживая горький, жалобный вой.
Это не могло случиться с ним. Это не могло случиться с Эшли.
— Ремус.
Он дернулся, словно от удара тока, и увидел в дверях церкви миссис Грин.
Разумеется, в Хогвартсе ее не было, она — магла, и не могла туда попасть. Но Ремус только сейчас задумался, что она чувствует. Ее дочь была истерзана волками, истерзана
оборотнем.
После того, как тело Эшли увезли из Больничного крыла, к нему заходил Дамблдор. Он говорил, что его вины тут нет. Что Эшли нарвалась на волков. Только Ремус все равно не верил. Он знал, что вина полностью лежит на нем. Он чувствовал это. И даже если вина была не прямая, то косвенная. Ведь что-то её привело в Запретный лес.
— Это… это я виноват, — выдавил он из себя, глядя в заплаканные глаза миссис Грин.
— Не надо, Ремус, — она мотнула головой, взяв его ладонь в свои руки. — Твоей вины тут нет.
— Я… я…
Слова о том, что он — оборотень, комом стояли в горле. Он хотел во всем признаться. Хотел сказать, что это он убил их дочь. Убил свою любимую девушку, своего друга.
Хотел, чтобы вся ненависть на него обрушилась. Та ненависть и злость, которую он заслужил.
Но миссис Грин не дала ему закончить.
— Эшли всегда была такой, — сказала она, скривив губы, сдерживая слезы. — Ничего не боялась… и вот… Для чего она в лес ночью пошла?
— Я не знаю, — с отчаянием в голосе прошептал он, задавая этот вопрос себе каждую секунду.
— Наверняка собирать какие-нибудь редкие растения, — горько усмехнулась она, — или смотреть необычных животных…
Миссис Грин продолжала что-то говорить, изредка всхлипывая, а Ремус только и мог смотреть в ее кристально-прозрачные глаза, так похожие на глаза Эшли.
Он ведь тоже прекрасно знал, что Эшли ничего не боялась. Когда он только познакомился с ней, она ходила после отбоя по запретной территории, чтобы взглянуть на существ, которых никто никогда не видел.
Но она же знала, что в лесу нельзя появляться в полнолуние. Она знала, что он там бывает. Или же нет? Он так и не рассказал ей о том, что его друзья — анимаги, а в полнолуние они гуляют по Запретному лесу. Возможно, она и не рассчитывала его увидеть.
Миссис Грин, взяв его под руку, завела его в церковь, продолжая тихонько вздрагивать от переполняющих ее горьких эмоций.
В церкви было очень светло, горело много свечей, отражаясь в позолоченных рамах икон, крестах и лампадах. Сквозь витражные окна падали утренние солнечные лучи, преломляясь, и отражаясь различными цветами в воздухе.
На скамейках, стоящих двумя ровными рядами, сидели редкие скорбящие. Панихида начнется лишь через час, и пришли ещё не все.
Ремус резко замер, останавливаясь посреди прохода, замечая стоящий впереди гроб.
У него вновь всё до боли сдавило внутри, а на глаза выступили слезы, которые он пытался безуспешно сморгнуть.
Как же так могло получиться? Ремус всем сердцем, всей душой хотел оказаться на ее месте, лишь бы не чувствовать этой удушающей боли.
— Привет…
Потусторонний голос позади него заставил его обернуться.
Он сразу узнал Ксенофилиуса Лавгуда — друга Эшли, а рядом с ним, очевидно, стояла его подруга — Пандора. Именно она и поздоровалась с Ремусом, мельком ему улыбнувшись.
Ремус ей в ответ только кивнул, не желая вступать в разговор.
— Не грусти об Эшли, Ремус, — глухо отозвалась Пандора, всё также стоя позади него. — Всё, что мы теряем, обязательно к нам вернётся. Возможно, не так, как мы ожидаем, но…
Ремус не дослушал её, проходя вперед. Никакие слова его сейчас не могли утешить. Любые утешения лишь болью отзывались в сердце.
Он через силу ступал вперед, всё приближаясь к гробу, и всей душой боясь этого момента.
Все пришедшие уже попрощались с ней, и только Эрик продолжал стоять возле гроба, опустив голову и беззвучно плача.
Ремус сделал последние пару шагов, сразу замечая её.
Эшли привели в порядок. Сшили по кусочкам и замаскировали шрамы. Аккуратно расчесали длинные волосы, которые теперь мягкими волнами лежали на ее плечах и груди.
Ремус, как зачарованный, не мог отвести от нее взгляда, подходя всё ближе.
Она была очень красива. Даже сейчас. Создавалось впечатление, что она всего лишь спит, такое умиротворение и покой царили на её лице.
Она была в белом ситцевом платье, чуть ниже колена. На ногах белые туфли, а на шее красивое, скромное ожерелье из голубых камней.
Но чего-то не хватало.
Ремус достал палочку и взмахнул ею, наколдовав венок из голубых васильков. Бережно положив его ей на голову, чуть придавив волосы, он коснулся ее рук, сложенных на животе.
Он так многое хотел сказать. Прокричать, почему она пошла в лес в полнолуние, что она там делала.
И почему оставила его.
Но больше всего хотелось молить о прощении.
Ведь он виноват. Он всегда знал, что ему нельзя связывать себя отношениями. Всегда знал, что опасен для любого человека. Всегда знал, что он опасен для Эшли. Всегда знал, что недостоин её.
Она не достойна такой судьбы.
Почему, почему судьба к нему так несправедлива? Почему она наделила его самым страшным проклятьем? Почему забирает близких? Почему забрала Эшли?
Ремус не представлял, как жить дальше. Как дальше жить без неё. И как жить с этой виной, которая тяжким грузом лежала на душе.
— Прощай, Эшли…
