Marauders

      Северус Снейп       Паучий тупик, как и всегда, был затянут серой дымкой, идущей с завода. Время уже близилось к обеду, но было темно и пасмурно, словно поздним вечером.       Северус не спеша возвращался домой, поднимаясь по кривой улочке и держа в руках медную урну с прахом матери.       Вообще-то, членов чистокровных семей было принято хоронить в земле или в склепе. Тем более, насколько знал Северус, у рода Принц даже был свой участок земли с личным кладбищем. Но у него элементарно не было на это средств. Да и в кремации он не видел ничего плохого. Это быстро и дешево.       Тело Эйлин сожгли в местном крематории за счет муниципальных средств. На её похороны никто не пришел, кроме Северуса. И он со злой усмешкой думал, что и его ждет такой же конец.              Он еще никогда не чувствовал себя настолько подавленным. Настолько опустошенным. И в тоже время, переполненным эмоциями.       Он столько всего чувствовал одновременно, и тут же ощущал невероятную пустоту внутри, которая больно давила.       Всё наложилось враз. Северус и не знал, что ударило по нему сильнее: смерть матери или разочарованные и злые глаза друзей, осуждающие его за предательство.              Ему не хотелось возвращаться в пустой дом, не хотелось возвращаться в школу. Хотелось прямо сейчас бросить всё, обратиться вороном и улететь так далеко, как только сможет.       Только он понимал, что он так сделать не сможет. Как минимум школу закончить ему придется. Если он не хочет всю жизнь в анимагической форме питаться падалью.       А значит, придется встретиться и с друзьями. Внутри что-то болезненно ныло, как только он представлял себе их встречу.       С момента, как его забрала МакГонагалл, прошло чуть больше суток. И всё это время он думал о том, смогли ли друзья что-то предпринять в поиске Бланк. Он чувствовал за нее неизвестное до этого времени волнение и тревогу. Вероятно, он лишь сочувствовал ей — попасть в руки Пожирателей никому не пожелаешь. И даже Бланк подобной участи не заслуживала. Но еще, возможно, он чувствовал некоторую вину перед ней. Ведь он тоже причастен к разработке зелья, для которого её взяли.       А еще он волновался за друзей. Северус не сомневался, после того, как он им всё рассказал, Сириус из кожи вылезет, но найдет её. И если Сириус рванет её спасать, с ним отправится и Джеймс, и Ремус.       Северус боялся, что друзья тоже могут пострадать. Всё-таки, они хоть и сильные, но против Пожирателей, которые не стесняются использовать темную и запрещенную магию, выстоять будет трудно.       С другой стороны, Сириус уже один раз встречался с Пожирателями, а Джеймс и вовсе два раза участвовал в настоящих сражениях. Может быть, они, как и всегда, отделаются легким испугом.       А еще была надежда на Ремуса. Он всегда был самый благоразумный, и он обязательно бы попросил помощи у преподавателей или директора.       Но тревога всё равно не покидала душу.              Проходя мимо знакомого бара, Северус остановился. Постояв в раздумьях лишь несколько секунд, он уверенно направился внутрь.       Утром буднего дня бар был совершенно пуст, если не считать унылого бармена, который с тоской на лице сортировал бутылки с пивом. Заметив первого посетителя, он кисло улыбнулся.       Устроившись в самом углу барной стойки, Северус водрузил на нее урну, поставив ее в тень, и заказал двойную порцию самого дешевого виски.       Напиток неприятно жег горло, оставляя терпкое послевкусие.       Он бросил взгляд на урну, которая отбрасывала слабый тусклый блик по поверхности.       Как ты могла?..       Северус не мог простить матери её поступка. Более чем очевидно, убили её не Пожиратели. То есть, разумеется, они её прокляли, но окончательно убила она себя сама.       Когда Северус вернулся домой, он был цел и невредим, защита была на месте, и внутрь никто не проникал. Эйлин лежала всё на том же диване, а ряд пузырьков с лекарством стоял нетронутым.       Она добровольно пошла на смерть. Не стала сопротивляться. Не стала бороться. Даже ради него, ради Северуса.       Он не представлял, что ему сейчас делать. Не знал, что его ждёт. Казалось, впереди лишь беспросветная тьма.       Северус даже и не надеялся, что Пожиратели от него отстанут. Хотя, это было бы логично — зелье он им сварил, а Эйлин мертва.       Только вот ему не раз намекали, что он от них не отделается никогда. А если Пожиратели больше не смогут воздействовать на него через Эйлин, они выберут кого-то другого. И Северус больше всего боялся за Лили. Она была мишенью номер один в его окружении. И если с ней что-то случится, он себе этого никогда не простит.       Был еще вариант пойти на сотрудничество добровольно. Северус невесело усмехнулся на эту мысль. А ведь были дни, когда он об этом всерьез задумывался.       Он бы сейчас всё на свете отдал, чтобы вернуться в прошлое и сразу рассказать обо всём друзьям. И тогда он бы сейчас сидел вместе с ними, ощущая их поддержку, которой ему так не хватает.       — Господи, — прошептал он, прикрывая глаза, которые предательски защипало.       Сделав пару глубоких вдохов, успокаиваясь, он заказал еще порцию виски.       Бармен лениво подошел к нему и плеснул в стакан виски, оставив пару капель на деревянной столешнице.       — Кто там? — спросил бармен.       Северус проследил за его взглядом, направленным на урну.       — Мама… — ответил он, не узнав свой голос, и тут же прокашлялся.       Бармен поджал губы и сочувственно кивнул.       — Соболезную, — глухо отозвался он. — Я свою пару лет назад схоронил. Инсульт.       Северус ему ничего не ответил, приложившись к стакану и делая большой глоток, вновь опаляя горло.       — А с твоей что?       Чуть помедлив, Северус произнес:       — Анемия в запущенной форме.       И эгоизм.       Алкоголь ему совсем не помогал отпустить проблему. В душе лишь больше поднималась злость на мать, непонимание и отчаянный страх перед будущим.       — Как её звали? — очередной вопрос бармена вырывает его из раздумий, и он отвечает на автомате:       — Эйлин.       У бармена мелькает на лице просветление, и он чуть улыбается.       — Так ты — Снейп? — спрашивает он и добавляет: — Твой отец тут часто бывает.       А у Северуса внутри вновь всё неприятно сжимается. Отец. Именно он больше всех сгубил его жизнь и жизнь Эйлин.       Северус никогда не понимал, почему она живет с ним, почему терпит жалкого магла и пресмыкается перед ним. Она — единственная наследница известно рода, моет полы и терпит побои от мужа-алкоголика.       Он не верил в любовь между ними. Никогда ее не видел. И сам никогда не чувствовал хоть сколько-то теплых чувств по отношению к отцу. Они всегда были чужими друг другу.       В детстве Северус испытывал страх перед ним, а после он сменился глубокой и крепкой ненавистью. Северус еще с младших курсов подумывал его отравить, но Эйлин сразу пресекала эти попытки, без труда проникая в его сознание и замечая, что он задумал.       Северус тогда презирал мать за слабость. Ведь Эйлин была довольно талантлива. Она прекрасно разбиралась в зельях и в принципе была весьма одаренной волшебницей. Так почему она предпочла жить в нищете с маглом, а не ушла от него? Она бы без труда смогла прокормить их с Северусом.       Но чувство презрения сменилось жалостью. Он весь год жил в Хогвартсе, наслаждался учебными буднями и развлекался с друзьями, а домой приезжал лишь на каникулы. Он пару последних лет просил маму бросить отца. Уйти от него. Он даже говорил ей, что в одной из аптек Косого переулка требуется травник. Эйлин легко бы справилась с этой работой. Смогла бы заработать и снять комнату в том же Косом переулке.       Правда, мама всегда отказывалась без всяких объяснений. И вот, чуть больше года назад отец, наконец, ушёл сам. А может, и не сам. Северус уже никогда этого не узнает. Только одновременно с этим Эйлин и прокляли.       Северуса вдруг озарила догадка. Как говорил младший Блэк, проклятье сильнее всего действует на маглов, маглорожденных и людей в возрасте. Возможно ли, что как только Эйлин прокляли, она узнала об этом, и сразу внушила Тобиасу покинуть дом, чтобы он не пострадал вместе с ней? Судя по информации о проклятье, отец бы и недели не протянул.       Возможно ли, что Эйлин всё-таки любила его? Северус не знал, но всё внутри него говорило о том, что никакой любви там не было. Хотя, если бы любовь была, это бы объясняло, почему мать не хотела от него уходить.       В любом случае, как бы Эйлин не относилась к Тобиасу, Северус его всегда презирал и ненавидел.              Разом допив остатки виски в бокале, Северус порылся по карманам. Магловских денег с собой не оказалось. Можно было бы конечно сходить до дома и вернуться, но Северус был не в настроении.       Он поднял взгляд на бармена, который продолжал говорить что-то о его отце и о том, что он устроил тут драку в прошлые выходные.       Бармен прервался на полуслове, словно под гипнозом уставившись в его глаза. Северус чувствовал, как тяжелеют веки бармена, ощущал вялый и бессвязный поток его мыслей, в которых роились воспоминания о прошлых выходных, о его отце и какой-то распутной девице.       Северус впервые пробовал этот эксперимент: наделить чужой мозг ложными воспоминаниями.       Аккуратно, словно по тонким ниточкам паутинки, он прошелся по его воспоминаниям к настоящему моменту, на ходу создавая картинку, как он улыбнулся бармену, поблагодарил его за виски и оставил несколько купюр на барной стойке с щедрыми чаевыми.       Подумав, Северус чуть вернулся назад в воспоминаниях и стер слова, где он говорит о смерти матери. Ни к чему, чтобы бармен растрепал об этом отцу. Если Тобиас узнает о смерти Эйлин, может наведаться в дом. Дом сейчас, конечно, защищен, но одна из рун пропускает ближайших кровных родственников. Следовательно, Тобиас без проблем сможет туда зайти. А Северус этого не хотел.       Незаметно вынырнув из его мыслей, он взял урну с прахом, недопитую бутылку с виски и ушел.              Северус плохо помнил окончание дня. Напился он впервые в жизни.       До полуночи он собирал старый хлам по всему дому и сжигал его в чугунном котле. Туда летело всё: одежда Эйлин и Тобиаса; магловские детские книжки, которые он в жизни не видел; чьи-то письма и открытки двадцатилетней давности; давно просроченные ингредиенты и остатки испорченной еды. В котел отправилась и раздражающая картина из гостиной, с изображенным на ней песчаным белым пляжем, с одной стороны которого простиралось темно-синее море, а с другой находился город, со старинными зданиями и Эйфелевой башней. Северус эту картину никогда не любил — какой абсурд, ведь Эйфелева башня в Париже, и моря рядом с ней нет.       Из вещей Северус сохранил лишь книги, остальное уничтожив подчистую. А заодно и опустошил бутылку с виски.              

***

      Весь следующий день он проспал, мучаясь страшными головными болями, тошнотой, непомерной виной и стыдом.       Кое-как продрав глаза к вечеру и приготовив себе впервые за это время ужин, состоящий из двух яиц и пригоревшего тоста, он решил, что завтра займется оформлением наследства. Он знал, что наследства никакого нет, но к гоблинам всё равно необходимо сходить — это было обязательной процедурой при смерти родственника.              К его удивлению, Эйлин оставила завещание, которое ему вручили гоблины, как только он прибыл в Гринготтс. Наследство состояло из шаткого, старого дома в Коукворте, не имеющего практически никакой ценности, и совершенно пустой ячейки в банке Гринготтс, оформленной на семейство Принц.       На самом деле, до этого момента он и не знал, что домом владела Эйлин. Как оказалось, дом раньше принадлежал Тобиасу, но чуть больше года назад, незадолго до того, как уйти из семьи, он переписал дом на Эйлин.       Северус лишь убедился в своей правоте, что мать как-то повлияла на отца. Ей — весьма талантливой в легилименции, это наверняка не составило никакого труда. Иначе он и представить не мог, чтобы Тобиас добровольно отказался от своего единственного имущества.       Быстро оформив и подписав все бумаги, Северус вернулся домой.       МакГонагалл отпустила его до конца недели, сказав, что в понедельник он должен быть на занятиях. А значит, у него есть еще пара дней.       Но Северусу хотелось вернуться в замок. Что-то его туда тянуло, но страх встречи с друзьями его тормозил. Поэтому он решил остаться дома и перебрать оставшиеся книги. А заодно подумать, как ему сейчас себя вести с остальными.              

***

      В Хогсмид он трансгрессировал в воскресенье к обеду. И всю дорогу до школы терзал себя сомнениями. Он так и не определился, что делать и как вести себя при друзьях.       Северус понимал, что ни Джеймс, ни Сириус даже выслушать его не захотят. Возможно, шанс оправдаться предоставит Ремус.       Только Северус не знал, что сказать. Сказать, что он пытался защитить мать, которая всегда тесно общалась с Пожирателями, которая всегда знала, что её прокляли, но не говорила ему, и которая добровольно отказалась от лечения, лишив смысла все его жертвы и старания?       Или сказать, что он не хотел подвергать их опасности, ведь Пожиратели обязательно взялись бы за них.       Любые причины ему сейчас казались глупыми. А желание оправдываться перед кем бы то ни было и вовсе отсутствовало.              Как только он зашел в школу, сразу направился к МакГонагалл. Она просила его зайти к ней, отчитаться, всё ли у него хорошо, поэтому он решил не откладывать это дело. И оттянуть момент встречи с друзьями.       — Профессор МакГонагалл, можно? — он заглянул в кабинет, сразу замечая профессора, которая сидела за столом, оперевшись на него локтями и уронив лицо в ладони. Но, заметив своего студента, она сразу подскочила на ноги.       — Да-да, Северус… мистер Снейп, проходите, — сбивчиво произнесла она, мимолетно протерев глаза руками.       Он вошел внутрь. Ему одного взгляда хватило, чтобы по нервозному и обеспокоенному лицу декана понять, что произошло нечто ужасное.       — Что-то случилось? — спросил он, неуверенный, что может задать подобный вопрос учителю.       — Ваши друзья, Северус… — МакГонагалл зажала рот ладонью, мотнув головой и зажмурив глаза. — Бедные дети… — едва слышно прошептала она.       У Северуса мелко задрожали руки. Внутри все похолодело, сковывая грудь от страха.       — Что с ними? — через силу выдавил он.       — Они…       С трудом, сбиваясь и пытаясь сдерживать свои эмоции, МакГонагалл рассказала, что Сириус и София сейчас в Мунго. Оба в тяжелом состоянии. Как оказалось, Северус был прав. Бланк уже три недели держали у Пожирателей, но ко всему прочему еще и пытали.       Джеймс и Лили тоже были в больнице. Но они отделались легче и уже сегодня вернутся в школу.       МакГонагалл рассказала, что его друзья каким-то образом пробрались в поместье Лестрейнджей, где держали Софию, и там им пришлось столкнуться с Пожирателями и самим Волан-де-Мортом. Но, к счастью, вовремя подоспели мракоборцы.       Северус ног не чувствовал, слушая декана. А сердце давно уже не билось. Он чувствовал свою вину во всем этом.       Вину из-за того, что причастен к зелью. Вину из-за того, что обманывал друзей. Вину из-за того, что не был с ними рядом.       — … об этом никто не должен знать, Северус, — произнесла МакГонагалл. — Профессор Дамблдор уже говорил с «Пророком» и Министром, общественности ни к чему знать, что в поместье были студенты.       Он ей кивнул. Он и не планировал это никому рассказывать. Ему и некому это рассказать.       — И ещё… — у профессора дрогнул голос, а на глазах выступили слезы, которые она сразу сморгнула, отворачиваясь.       — Ещё? — поникшим голосом переспросил Северус. Неужели это не всё? Неужели что-то может быть ещё хуже?       — Позапрошлой ночью…       Северус видел, как трудно даются слова МакГонагалл. Но он уже примерно представлял, что услышит. Позапрошлой ночью было полнолуние. И если остальные были в поместье Лестрейнджей, значит Ремус был один.       — Позапрошлой ночью, — вновь начала она, — в лесу… каким-то образом оказалась мисс Грин… и…       У Северуса сдавило горло, в груди поднялось неизвестно чувство, нагоняя волну непередаваемого ужаса.       — … она нарвалась на стаю волков… и…       — Она мертва? — спросил Северус, не дождавшись окончания рассказа.       МакГонагалл кивнула, побледнев и зажмурившись.       Он и сам почувствовал, как веки налились свинцом. Он не был близок с Грин. Временами она и вовсе казалось ему слишком шумной. Бланк называла её сломанным радио, а Северус молча соглашался. Но Грин как-то незаметно и уверенно влилась в их небольшую компанию, и он к ней привык. И он точно никогда не пожелал бы ей такой судьбы.       — …Ремус должен уже вернуться в школу…       Голос МакГонагалл привел его в чувство, оказалось, он и не слышал, что она сейчас говорила.       — Ему сейчас очень нужна поддержка друзей. Будьте с ним рядом, — произнесла она, дрогнувшим голосом.       Быть рядом. Вряд ли Ремус захочет, чтобы Северус был с ним рядом.       Он и представить не может, что сейчас чувствует Ремус. Наверняка винит во всём себя. Убили волки. Возможно, это очередная ложь, а Грин убил оборотень. Северус ведь прекрасно знает, что волки не приближаются к школе. Особенно, в полнолуние.       Но как Грин вообще оказалась в лесу?       …Белби.       У Северуса в один момент взлетела злость. Он чувствовал, как сжались губы, а лицо перекосило от гнева. У него и секунды не было сомнений, что в этом замешана Белби.       Пообещав МакГонагалл, что он дождется Ремуса и будет с ним рядом, Северус вышел из кабинета и направился прямиком в башню Когтеврана.              

***

      Он без стука ворвался в комнату Белби, тут же замерев на входе и встретившись взглядом с Эммелиной. Она вопросительно вскинула брови. Северус кивком головы указал на кровать Белби, которая была закрыта пологом со всех сторон. Понимающе кивнув, она направилась на выход.       Северус был ей благодарен, что она без лишних вопросов оставила их одних.       Как только за ней закрылась дверь, он широким шагом пошел к крайней справа кровати.       — Белби, это я, — сказал он за мгновение до того, как отодвинуть полог.       — Черт, Снейп, — прошипела она, поднимая на него взгляд, — почему без предупреждения?       Северус в удивлении уставился на нее, даже позабыв, для чего он пришел. Белби выглядела ужасно. Лицо серое, а по красным и опухшим глазам видно, что в слезах она провела не один час.       Но непонимание и злость на нее быстро подавили удивление, вновь взяв вверх. Он только убедился, что в таком состоянии Белби сейчас исключительно потому, что чувствует вину.       — Это ты отправила Грин к Ремусу? — сходу спросил он.       — Разумеется, нет, — с гневом произнесла она, поднимаясь на ноги.       — Не ври, Белби. Не ты ли говорила про эмоциональный стабилизатор?! — громко прошипел он.       У нее дрогнула нижняя губа, которую она тут же закусила и отвернулась.       — Ты понимаешь, что это ты во всем виновата? — продолжал давить Северус, хватая ее за руку и разворачивая на себя. — Ты понимаешь, что ты не только Грин убила? Представь, что сейчас чувствует Ремус…       — Я не знала, что так будет! — воскликнула она, вырывая свою руку. У нее в глазах слезы стояли, делая их светло-карими, какими Северус их никогда не видел. У него даже мелькнула жалость к ней, но он ее быстро заглушил.       — Не знала? — усмехнулся он. — Я же тебе говорил, что так делать нельзя! Нельзя посылать к оборотню человека!       — Так я и не посылала! — перебила она, повысив голос. — Но…       — Но? — Северус вопросительно приподнял брови.       — Но я ей рассказала о том, что такое возможно… — Белби прикрыла глаза, пытаясь прогнать слезы. — Рассказала, что раньше проводили такие эксперименты и часто — удачно. И сказала, что у Люпина уже есть заметные продвижения в самоконтроле. А она тут же согласилась со мной. Сказала: да-да, понимаю, о чем ты говоришь. Она не уточнила, что имела в виду. Но это и так понятно было. У оборотней в таком возрасте еще и проблемы в сексе могут быть. Ну… в смысле, они тоже могут терять контроль над собой. Очевидно, у Люпина с этим некоторые проблемы. А синяки на шее и руках у Грин, которые она так старательно прятала, только подтверждают это. И она сказала, что он уже полностью контролирует себя.       Северус её внимательно слушал. То, что у оборотней могут проблемы с самоконтролем еще и в столь интимные моменты, он слышал впервые. Хотя, это было логично.       Белби продолжала рассказывать о том, что она предложила Грин попробовать принести Ремусу какую-нибудь её вещь. Северус в это не особо верил — Белби, как правило, всегда действует по максимуму, используя самые смелые решения. Но он никак ей не возразил, продолжая слушать.       Грин, по словам Белби, радостно согласилась и принесла ей свой свитер, который Белби должна была отнести вечером в хижину к Ремусу.       — И всё? — недоверчиво спросил Северус.       Белби тут же отвела взгляд, давая понять, что это далеко не всё.       — Признавайся по-хорошему, Белби, — зло проговорил он.       — Я… то есть, она предложила еще кое-что… — Белби нервно сглотнула, прикрывая глаза ладонями и шепотом выругавшись. — Она предложила попробовать прийти к нему…       Северус и на секунду в это не верил. Грин, конечно, была страшно наивной, беспечной и легкомысленной, но она не полная дура, чтобы идти к оборотню.       — Не совсем к нему, — поспешила добавить Белби, замечая, как меняется лицо Северуса, — она предложила попробовать поговорить с ним через стенку или через дверь. Хижина ведь защищена заклинаниями, он бы не смог выбраться. Она бы стояла за дверью, говорила с ним. Это бы подействовало. Я уверена. Поэтому… я согласилась, — печально усмехнулась она.       Северус не верил ни слову. Ему гораздо легче было представить, что Белби надавила на Грин, хитростями и обманом заставила её идти к Ремусу. Но никак не то, что Грин сама предложила отправиться в пасть к оборотню.       С трудом подавив искушение залезть в ее мозги и всё там переворошить, он прикрыл глаза.       — Люпин меня в этом винит? — тихо спросила Белби.       Северус бросил на нее взгляд, удивленный ее вопросом. С чего бы Ремусу ее винить?       — Нет… не знаю, я с ним еще не разговаривал, — ответил Северус.       — Не разговаривал?       Он неопределенно повел плечами в ответ. Говорить Белби о том, что он лишился друзей, не хотелось.       — Ты им рассказал про зелье, — прошептала она, во все глаза глядя на Северуса.       — С чего ты взяла?       — Люпин задавал странные вопросы… Спрашивал у меня, знаю ли я что-то об «опасном зелье, разработкой которого ты занимаешься».       — И… как он это говорил? Он злился? — спросил Северус, не спуская с нее взгляда.       Белби пожала плечами:       — Я бы не сказала.       Разумеется, Ремус вряд ли на него зол. Скорее всего, просто разочарован. Ремус всегда терпеливо и с пониманием относится к недостаткам других. Понимает, что самый страшный недостаток достался ему, и готов легко мириться с отрицательными качествами других.       — Я вначале решила, что он только догадывается. Но, выходит, ты и правда сознался. Почему? — с искренним удивлением спросила она.       — Бланк была у них. У Пожирателей.       — Её взяли для зелья? — ошарашенно спросила она, приоткрыв рот.       Северус ей кивнул, мыслями продолжая находиться с Грин и представляя, какой ужас ей пришлось пережить.       — В «Пророке» утром писали, что мракоборцы вышли на след Пожирателей и поймали двоих в поместье Лестрейнджей, — отстраненным голосом произнесла она. — Софию там держали?       — Видимо, там.       — И Блэк там был?       Северус посмотрел на нее, замечая ее пристальный взгляд.       — Да, вместе с Поттерами, — ответил он, наплевав на свое обещание МакГонагалл.       — И что с ними сейчас?       — Они в Мунго. Живы.       — Это радует…       — Живы. В отличие от Грин, — Северус вновь поднял на нее жесткий взгляд.       — Я не виновата, — прошептала она, скривив губы от обиды. — Я не заставляла её…       — Я не верю тебе, Белби. Не верю.       Северуса захлестывали эмоции. Он слишком многое пережил за эти дни, чтобы оставаться хладнокровным. А постоянные недомолвки и вранье Белби только сильнее раздражали его.       — Ты добровольно приготовила рецепт зелья Волан-де-Морту, добровольно работала с ними. Ты общаешься с Пожирателями. Или с будущими Пожирателями, и не испытываешь никаких мук совести. Как я могу тебе верить?!       — Ты ничего не знаешь, — она мотнула головой, с немым отчаянием глядя ему в глаза. — Так что не смей меня осуждать, Снейп.       — Ты подвергла собственного брата смертельной опасности, — продолжил он, не слушая её. — А сейчас решила поставить эксперимент на Грин.       — Я этого не делала, — прошептала она.       Но Северуса уже было не остановить. Он редко выходил из себя, и всегда идеально умел держать эмоции под контролем, не давая ни взглядом, ни словом понять другим, что у него на душе. Но сейчас, после смерти матери, после всех несчастий, обрушившихся на друзей, эмоции взяли верх. Он припоминал всё, что волновало его на протяжении того времени, что они с Белби общаются.       — Ты весь год вела себя подозрительно! Откуда ты знала, что моя мать общалась с Пожирателями? Откуда ты вообще её знаешь? И как ты так быстро догадалась о лекарстве? Ты знала о том, что её прокляли? — он продолжал давить на неё вопросами, подступая всё ближе и сверля черным взглядом. — Почему ты мне никогда не рассказывала, что работаешь с Пожирателями? Ты же знала, что я бы никому не сказал. И почему ты не сказала, что знаешь о том, что я работаю с ними, зная, что мне не помешает поддержка! Особенно, твоя! Черт… Почему ты… сказала, что мне лучше присоединиться к Пожирателям? Почему?!       Белби выглядела загнанной в угол. Она во все глаза таращилась на Северуса, прижимаясь спиной к столбику кровати и не зная, куда отступить.       Он схватил ее за плечи. Хотелось встряхнуть её, чтобы она, наконец, призналась.       — Почему, Белби? — он прямо смотрел ей в глаза, чувствуя, что она не сопротивляется и он без проблем может сейчас проникнуть в её разум.       Но Белби резко прервала зрительный контакт и грубо сбросила его руки. Она зло выдохнула, прожигая его ледяным яростным взглядом, и одним движением задрала рукав кофты на левом предплечье.       — Вот почему, — прошипела она.       Северус от неожиданности отступил назад и уперся в стену. Он продолжал смотреть на Черную Метку на ее руке и не верил своим глазам.       Белби быстро опустила рукав обратно, глядя на него с ненавистью и обидой.       — Думаешь, я этого хотела? — зло прошептала она. — Мне едва исполнилось семнадцать, когда они пришли и убили моего отца. Когда пришли в мой дом. Он пришёл. И думаешь, Он спросил у меня, хочу ли я этого? Нет. Мне силой её поставили.       Северус ее ошарашенно слушал, не в силах и слова выдавить из себя, не в силах пошевелиться. Все выглядело по-настоящему безумным.       — Думаешь, я могла это кому-то рассказать? Нет. Они угрожали маме и Дилану. У меня не было выхода. Я даже хотела пойти к Дамблдору… попросить у него помощи. Но я до кабинета не успела дойти, мне сообщили, что мамин магазин в Косом переулке разгромили. Это было всего лишь предупреждение. Ты понимаешь? Я даже думать об этом не могу. Потому что Он круглые сутки в моих мозгах.       Она замолчала на мгновение, отвернувшись к окну. Столько в ее глазах было боли и страха, настоящего отчаяния, понимания, что она одна против них, и что она бессильна. Северус понимал ее чувства.       — Они думали, что у меня остались разработки отца. Он ведь раньше занимался этим зельем… только, как понял, что оно из себя представляет, уничтожил все записи. А они думали, что он их передал мне, — она грустно усмехнулась. — Но отец ничего не оставил. Он им сопротивлялся, поэтому его и убили. А я… что я могла одна сделать против них? — она подняла на него взгляд, полный слез и ненависти.       Ему вдруг стало стыдно за свою вспышку гнева. Ведь он ничего не знал о её судьбе. Он и подумать не мог, что всё могло быть настолько плохо.       — Спрашиваешь, знала ли я что-то об Эйлин? Нет, не знала. Это просто удача, что я нашла нужный рецепт для лекарства. Почему я не предлагала тебе свою помощь? Потому что Он об этом бы сразу узнал. И ни мне, ни тебе это бы не помогло, — говорила она с жесткостью в голосе, продолжая смотреть на него загнанным несчастным взглядом. — Говоришь, тебе нужна была поддержка? А мне, каково было мне… — она так и не закончила предложение, сжав губы и сдерживая слезы. — Я не могла сказать никому! Я… я даже не знаю, может, меня и убьют после этого разговора. Потому что тебе рассказала. Но я уже больше не могу, — добавила она, понизив голос еще сильнее, — это невыносимо. И ты спрашиваешь, почему я предлагала тебе присоединиться к ним? — она замолчала на мгновение, продолжая пронзительно смотреть на него. — Потому что мне не хотелось быть одной.       Они стояли, не сводя друг с друга взгляда, и не зная, что еще тут можно сказать.       — У меня не было выхода. Ты должен понимать меня, Северус…       — Я понимаю, — тихо сказал он, а Белби подняла на него взгляд, полный надежды. — Но… я надеялся, что ты хоть какой-то намек мне дашь.       Она едва заметно усмехнулась.       — А я всё надеялась, что ты не сдержишься и воспользуешься легилименцией. Я ведь даже не сопротивлялась никогда… Надеялась, увидишь и сам всё поймешь.       Северус был поражен этим признанием. Во-первых, откуда она знала о том, что он легилимент? А во-вторых, он и представить не мог, что она была бы не против, чтобы он проник в её мысли. Сколько раз он себя одергивал, чтобы не делать этого.       — Белби, я… — он прервался на полуслове, не зная, как выразить свои чувства. Ему хотелось сказать, что он соболезнует, что он понимает её, и что постарается сделать всё, что в его силах, чтобы помочь. Но он не знал, как правильно это сделать. И не знал, можно ли это говорить, учитывая, что за всеми ее мыслями и чувствами следит Волан-де-Морт.       Неожиданно в дверь коротко постучали, заставив их вздрогнуть.       — Это я, — в спальню заглянула Эммелина. Она нахмурилась, переводя взгляд с Северуса на заплаканную Белби. — Всё нормально?       — Да-да, всё хорошо, — Белби слабо улыбнулась ей.       — Нас там Флитвик собирает, идём, — сказала Эммелина, обращаясь к однокурснице.       — Сейчас спущусь, — ответила она и перевела взгляд на Северуса, чего-то ожидая от него.       — Увидимся… завтра? — неуверенно спросил он.       — Увидимся, — она посмотрела на него, как показалось Северусу, с благодарностью, и первая пошла на выход.              Он возвращался в свою гостиную и думал о том, как он раньше не понял, что у Белби есть Метка. Но она всегда умудрялась обходить эти вопросы, давая довольно двусмысленные ответы. Ни намеком, ни словом, ни взглядом не давала подсказок.       И если подумать, он ни разу не видел её абсолютно голой. Каждый раз в моменты близости они находились либо в лаборатории, либо в заброшенном классе, либо еще в каком-нибудь общественно-проходимом месте. Приходилось делать всё второпях, и полностью они никогда не раздевались.       Но даже не это заботило его больше всего. Он не представлял, что пережила Белби за этот год, что ходит с Меткой. Он не знал, как она воздействует на носителя, но судя по её словам, по ее виду, и по той небольшой информации, которой владел Сириус, Волан-де-Морт мог круглые сутки держать контроль над человеком, считывать его мысли и намерения.       Теперь становилось понятно, почему Белби каждый раз пресекала любые разговоры об этом. Понятно, почему не желала слушать о том, что он хочет сделать с зельем.       И он удивлялся, как при всём этом, она находила в себе моральные силы готовить волчье противоядие. Как находила силы помогать ему с лекарством для матери. И почему она вообще столько времени проводила с ним: ходила с ним на рождественский бал и в Блэкпул на Новый Год. Откуда в ней были силы вести обычную жизнь, когда у нее это клеймо на руке?       Северус не сомневался, что есть способ избавиться от Метки. Как на любой яд есть антидот, так и на любое заклинание есть контрзаклинание. Он создал несколько собственных заклинаний и неплохо разбирался в теории этой сферы магии. Надо лишь изучить природу Метки, как она ставится, как и за счет чего идет воздействие.       И ему в голову вдруг пришла мысль. Возможно, присоединиться к Пожирателям было не такой и плохой идей, учитывая все обстоятельства. Друзей он наверняка уже потерял навсегда. Да и ему сейчас лучше вообще ни с кем не дружить, чтобы не подвергать этих людей опасности. А еще Белби. Если он войдет в круг приближенных к Пожирателям, он сможет ей помочь.       Но он не спешил принимать эту идею. Он еще должен всё досконально продумать, и только потом принять решение. К тому же, Пожиратели еще наверняка дадут о себе знать, а значит, надо вначале дождаться их и послушать, что они смогут предложить. И как Северус сможет это использовать в своих целях.              За размышлениями, он не заметил, как дошел до своей гостиной. Он вошел внутрь и сразу взглядом наткнулся на Джеймса и Лили, которые сидели на своем любимом месте возле камина и, кажется, ждали его.       Джеймс смотрел на него открыто и решительно, плотно сжав губы. Казалось, даже волосы его воинственно торчат во все стороны. А вот Лили была взволнована. Северуса немного утешило, что ненависти и злости в ее взгляде нет.       Не задерживая на них взгляд, он отвернулся. Говорить с ними сейчас не хотелось. Он слишком много потрясений пережил за эти дни, хотя и меньше, чем все остальные его друзья. Или, уже бывшие друзья?       Пересекая гостиную, краем глаза он заметил, что они поднимаются с места и идут за ним.       Значит, разговору всё-таки быть.