***
Крошечная комната на втором этаже «Кабаньей головы» насквозь пропиталась запахом перегара и табака. Воздух очень тяжелый. От мокрого запаха плесени и отсыревшего, прогнившего дерева. Сквозь грязное окно пробивается тусклый свет, но даже он неприятно режет по глазам, и Сириус, ленивым движением палочки, задергивает черную плотную штору. Он тянется рукой к помятой пачке сигарет, достает одну и с трудом прикуривает ее, зажав губами. Горький дым больно режет по пересохшему горлу. Он смотрит в черный потолок мутным взглядом и делает одну затяжку за другой. Алкоголь уже не помогает. На второй-третий-пятый-неизвестно какой день пропадает такой приятный эффект полного забвения. Выпивка настолько впиталась в кровь, что уже не дает забыться. А ему это так необходимо. Хотя бы еще на день, хотя бы на час перестать ощущать эту боль внутри себя. В нем кишит чудовищная смесь из злости и обиды. Она варится внутри него. Заставляет кровь кипеть и мучиться от нестерпимой пытки. И он не знает, как избавиться от этого. Что сделать, где спрятаться. Он абсолютно бессилен. Бланк не идет из головы. И на секунду не покидает его мысли. Хочется делать все ей назло. Все то, что ей не нравилось. Все то, что она ему запрещала. Но в голову ничего не идет. Кажется, она никогда ему ничего не запрещала. Полная свобода действий. «Делай, что хочешь, Блэк. У тебя своя голова на плечах» Да, ей всегда было плевать, что он будет делать. Сириус ведь ее всегда ненавидел. Ненавидел за ее происхождение и ее факультет. Ненавидел за то, что сопротивлялась ему, за ее пренебрежение в его адрес. Ненавидел за необъяснимые чувства в его душе, сбивающие с толку. Ненавидел за то, что она имела бесконтрольную власть над ним. Ненавидел за то, что ушла от него, когда она так ему нужна. Всей душой ее ненавидел, и при этом ничего не желал сильнее, лишь бы она вернулась. Лишь бы снова ее увидеть. В голове не укладывалось, как она могла его бросить? Как могла уйти и оставить его? Как могла отказаться от него? Он так нуждается в ней. В ее близости, ее голосе и прикосновениях, что поверить не может — неужели он ей не нужен? Воспоминания против воли лезут в голову. Он тысячи раз прокрутил ее последние слова в своей голове. Тысячи раз в нем поднималась злость ураганом и раз за разом он вымещал ее, крушив все подряд. Как она могла так жестоко с ним поступить? Как могла, после всего того, что дала ему, просто взять и уйти? Эти восемь месяцев он успел прожить так ярко и на полную мощность, как не жил за все предыдущие года вместе взятые. А ведь он никогда не жаловался на скучную жизнь. Это все она. Появилась в его жизни и заставила прочувствовать каждый момент. Заразила его мечтами и яркими чувствами. Поселила в его голове грезы о кругосветном путешествии. Научила его играть на гитаре. Открыла в нем какие-то неизведанные до этого грани. Показала как безумно можно любить. «Je t’aime, Sirius» — Ложь! Вранье! — отчаянно кричит он. — Ненавижу… Он уже совсем не верит в ее любовь. Не верит, что она могла любить его хоть немного так сильно, как он ее. Вот Сириус бы никогда от нее не ушел. Он бы никогда ни на кого ее не променял. Он бы весь мир к черту послал, но только не ее. А она ушла. И ничего у нее не дрогнуло. А воспоминания все лезут и убивают его. Он мучается, кричит, чтобы это все прекратилось, и вспоминает. Вспоминает, как она гневно смотрит в его глаза, ворвавшись в чулан для метел; за ее спиной бушует настоящий ураган. Небо разрывает гром и молнии, а она стоит и смотрит на него, тяжело дыша от бега, одним взглядом пуская ток по его венам, не хуже ярких молний в почерневшем небе. Вспоминает, как он приобнимает ее за талию и сжимает в руке ее ладонь, не может оторвать завороженного взгляда от ее лица. Они танцуют, переступая с ноги на ногу на одном месте, под его любимую песню Фрэнка Синатры, и насмотреться друг на друга не могут. Сколько впоследствии Сириус думал о словах Синатры, находя в них особенный для себя смысл. Он вспоминает, как подарил ей новую мини-гитару. Он готов весь мир к ее ногам положить, лишь бы видеть восторг на лице, блеск в глазах и яркую искреннюю улыбку. Вспоминает, как они летят на мотоцикле над Блэкпулом. Она уговорила пустить ее за руль, и Сириус прижимается к ней, обхватив тонкую талию, и орет с ней на пару от переполняющего восторга. Ветер пронизывает насквозь, заставляя волосы развеваться. Над их головами горят мириады звезд, а внизу, под ногами простирается целый мир. Огромный, необъятный мир, который в тот момент принадлежит им двоим. Как и в его руках был целый мир. Именно тогда он это понял, крепко сжимая ее своими руками и прижимаясь к ней, задыхаясь вместе от хохота и счастья, чувствуя сердцебиение друг друга. Он тогда был безгранично счастлив. Их громкий смех разносился над небом и уносился куда-то за пределы космоса. Их сердца бились так оглушительно громко и в унисон. Он подставлял свое лицо под ее развивающиеся волосы и ловил каждое мгновение, чувствуя счастье каждой клеточкой тела. Они разрезали ночной воздух на мотоцикле и неслись вперед, в неизвестность, с сумасшедшей скоростью. Впереди была бескрайняя жизнь и свобода, которая ощущалась как никогда ярко. В ушах свист, ее смех и задорный возглас: «Я люблю тебя, Блэк!». И ее мимолетный взгляд, сверкнувший на фоне черного неба ярче звезд. «Я люблю тебя, Блэк!» Простые слова, а они его жить заставляли. Потому что ничего важнее для него нет, не было и не будет. Он на все готов ради ее любви. Открыть для нее тайну Выручай-комнаты, чтобы скрасить ее тоску по дому. Чувствовать себя дураком, выбирая для нее самое красивое платье. Срываться в ночи, чтобы сбежать вместе с ней с ее помолвки из самой резиденции ада. Обратиться за помощью к брату. Принять в себе то, от чего всю жизнь открещивался. Целоваться до воспаленных губ; учить забытый с детства язык; курить одну сигарету на двоих; смотреть на звезды до самого рассвета; учить аккорды только для того, чтобы спеть о том, что в его душе. Он был готов полюбить все французское ради трех заветных слов от нее. Тысячи воспоминаний отпечатали в нем, и он мечется между ними, заставляя себя страдать только сильнее. Ведь так нельзя. Просто нельзя. Нельзя сделать его таким счастливым, подарить ему свободу, которую он всегда искал, и любовь, в которую он никогда не верил, и уйти. Его душат подступающие к горлу горячие слезы. Только вот он еще в восемь дал себе клятву не реветь как девчонка. Ведь Блэки не плачут — это слабость. И это еще один урок от его матери, который он навеки усвоил. Все Блэки сильные. Их ничто никогда не сломит. Но почему в груди все так давит и болит? Будто мантикора раздирает своими острыми когтями грудную клетку, пытаясь добраться до внутренностей. Бланк ушла и забрала его душу с собой. Которую он ей так опрометчиво отдал. И теперь внутри осталась лишь пустота, которая болела и душила его.***
Иногда в сознании мелькал Джеймс. Приходил к нему и смотрел невыносимым взглядом, полным жалости. Пытался его утешить, поддержать и раздражал Сириуса только сильнее. Но и у него терпение быстро кончилось. — Хватит жалеть себя, Сириус! Сколько можно?! Голос Джеймса опять прорезает оглушительную тишину. На этот раз друг, кажется, настроен решительно. Во взгляде больше нет убогой жалости, а в голосе сплошной вызов. — Мерлин, ты уже на человека не похож, — продолжает он ругается. — Только посмотри на себя. Тебя скоро с Флетчером будут путать. У тебя рожа заплыла хуже, чем у него. Сириус устало проводит рукой по лицу, которое заросло щетиной и опухло от беспробудного пьянства. Вот. Он вспомнил. Бланк не нравилось, когда у него хотя бы двухдневная щетина была. Значит, он отрастит себе бороду. Ей назло. — У тебя тут воняет, будто стая фестралов сдохла. А Сириус давно привык к этому запаху. Хотя, наверное, так смердит от него самого. Сколько дней он уже не был в душе, трудно сказать. — Тебе самому от себя не противно?! — Противно, — глухо отзывается Сириус и делает попытку сесть на кровати. — Она ушла, Сириус. Всё. Пора жить дальше. Сириус не помнит, как рассказывал Джеймсу о том, что Бланк его бросила. Хотя он определенно кому-то изливал душу. Только вот — кому? — Так же нельзя, — Джеймс протягивает ему руку и силой тянет на себя, поднимая его на ноги. Сириус его совсем не слышит. Очередные нравоучения. Как же ему на все это плевать. Он бы, наверное, даже не расстроился, если бы помер прямо посреди этой прогнившей и пропахшей комнаты. Хотя, нет, это было бы неприятно. Ему хотелось бы умереть в бою. И заодно прихватить с собой как можно больше мерзких ублюдков, что прислуживают Волан-де-Морту. Или же умереть в объятиях Бланк. Так было бы даже лучше. Только она ушла и не вернется. И выбора особо у него нет. Сириус в несколько больших глотков осушает бутылку с водой, которую принес Джеймс, и идет за другом. — Мерлин, как ярко, — Сириус жмурится от тусклого-тусклого солнца, — невозможно. — Пить меньше надо, — с осуждением говорит Джеймс, выходя вместе с ним на улицу. — Ты же не просыхал неделю. У Аберфорта все запасы подчистил. — Черт, — тянет Сириус заплетающимся языком и шарит по карманам, — мне надо с ним расплатиться. — Я уже расплатился. А тебе он просил передать, чтобы ты не появлялась до конца года, — усмехается Джеймс. — Да, кстати. Это тебе, — он достал из кармана и протянул ему небольшой помятый сверток. — Что это? — безучастно поинтересовался Сириус, забирая сверток и разворачивая его. — Аберфорт передал. Говорит, сова до тебя не достучалась — ты совсем невменяемый был. Поэтому он мне отдал. Был очень недоволен. Сказал, что это последний раз, когда он твои посылки передает. Джеймс продолжал говорить и идти вперед, а Сириус остановился прямо посреди дороги. Из свертка на его ладонь выпал холодный металл. Змей с шипами и крошечными изумрудами в глазницах и по хребту, который свернулся в кольцо и глотал собственный хвост. Будто и не было этих дней, в которые он так отчаянно пытался забыться, в которые пытался хоть немного унять боль и ноющую тяжесть на сердце. На него с новой силой нахлынули все эмоции, которые он старательно глушил. Ушла. Она ушла от него. И прислала на память о себе свою чертову змею. Будто это может что-то изменить. —… Бродяга? — Джеймс остановился, заметив отсутствие друга, и развернулся к нему. — Только посмотри, что прислала мне! — прошипел он, метнув ненавистный взгляд в сторону Джеймса. — Свою гребаную змею! Джеймс подошел к нему и взял змея из его руки, поднимая к глазам и с интересом разглядывая. — И что мне с этим делать? — клокочущая злость внутри мешала ровно говорить, постоянно сбивая его речь. — Что она хотела этим сказать?! Сердце в груди билось с такой силой, словно пойманная птица в клетке. Хотелось выхватить палочку и насылать проклятья на всех подряд, надеясь, что хотя бы одно из них долетит до Бланк. Или до ее француза. — Она ничего не написала? — Джеймс кивнул на пергамент, который служил конвертом и который Сириус сжимал в руке, не замечая. Опомнившись, он развернул листок, на котором было всего несколько строк.«Я тоже давно сделала свой выбор.
И мой выбор — это ты, Сириус.
Обещаю, я вернусь к тебе.
Но если ты захочешь, ты можешь найти меня в любой момент»
Строчки плясали в глазах. То ли от злости, то ли от удушающей обиды, то ли от выпитого алкоголя. Очередная ложь. Он знает, что она не вернется. Ведь она всегда любила своего француза. Она говорила ему это. Она стала с ним спать, когда думала, что все еще его любит. И позднее признавалась, что чувства к нему никогда не пройдут, что ни делай. А как быстро она сорвалась. Только узнала, что он жив, и она готова бежать к нему, лететь, несмотря ни на какие преграды. Несмотря на него, на Сириуса. Сердце вновь сдавило от боли и он подпалил этот несчастный пергамент со лживыми признаниями и обещаниями. — Пошли, — бросил он Джеймсу, и первый двинулся в сторону школы. Как назло на школьном дворе куча студентов, которые провожают их пристальными взглядами и шепчутся за спиной. Сириусу тошно от такого внимания и хочется быстрее скрыться в гриффиндорской башне. Но и в гостиной много народу. И на его вопрос, почему все не на занятиях, Джеймс ответил, что сегодня, вообще-то, суббота. Друг с тревогой оставляет его у лестницы, ведущей в мужские спальни, и обещает, что сходит до кухни и вернется, и умоляет его в это время не громить комнату и никуда не уходить. — Возьми луковый суп, — в последний момент говорит ему Сириус, вспомнив, что Бланк ненавидела это блюдо. А он сейчас будет делать все, что ей ненавистно. Джеймс ему кивает, а Сириус плетется наверх. Ему бы сейчас не помешал обед, приготовленный домовиками — кажется, он толком ничего не ел всю неделю. А еще ему жизненно-необходим холодный душ. Но он входит в комнату и видит свою кровать, столбики которой в изножье перевязаны яркими шелковыми лентами. Он помнит каждую из них. Помнит, как стащил каждую. И помнит все ее гневные взгляды. — Бомбарда! Сириус со стороны слышит свой голос, только задыхающееся сердце в груди ощущает и смотрит, как взрываются столбики его кровати, разлетаясь в щепки. В воздух поднялся столб пыли, обрывки лент медленно парят в воздухе, опускаясь вниз, а кровать и полог рухнули на пол, не имея больше опоры. Надо все уничтожить. Чтобы ничего больше о ней не напоминало. Чтобы забыть ее раз и навсегда. В медную мусорку, которую он вытащил в центр комнаты, летят остатки ярких лент, которые не полностью уничтожила Бомбарда. Туда же — футболка, в которой он спал последние три недели, и которая все еще хранила ее запах. Летит в мусорку не только футболка. Сириус распахивает шкаф и выбрасывает оттуда всю свою одежду. Он чувствует, отчетливо чувствует ее запах повсюду. И почему он только разрешал ей надевать свои вещи? Все его свитера, все рубашки и футболки были пропитаны ее ароматом. Он бросает в мусорку красный свитер, против воли вспоминая, как она надевала его, сидя возле камина в гриффиндорской гостиной. Ей всегда шел красный. А не чертов зеленый. Бросает белую рубашку, вспоминая, как она надевала ее в последний раз в Выручай-комнате. И черную рубашку, вспоминая, что она ее носила все выходные на манер платья, перевязав его же ремнем на талии. У нее что, своей одежды не было?! Бросает бесчисленные футболки, вспоминая вечера в Визжащей-хижине, дни в Блэкпуле и бесконечные ночи в ее парижской спальне. Бросает и гриффиндорский шарф, вспоминая, как завязывал его на ее шее, когда они ходили в Хогсмид еще зимой. Ненавижу. Он срывает с себя куртку, сдирает джинсы и футболку, вспоминая, как Бланк прижималась к нему, прощаясь. Ненавижу! …как ты могла… На груду одежды сверху опускается змей, свернувшийся в кольцо. Сириус не желает оставлять ничего, что могло бы напомнить о ее существовании. Стереть, уничтожить, избавиться от всего, к чему она успела руку приложить. Вытравить ее запах из комнаты и из его вещей. Все уничтожить. Спалить дотла. Стереть все воспоминания о ней. Сириус направляет палочку на весь этот хлам и поджигает его. Он так и стоял, не в силах взгляд отвести от яркого пламени, который всегда видел в ее глазах, который всегда в ответ полыхал в его душе. Вещи горели, но только вот ее образ не желал уходить из головы. Он будто выжжен на подкорке мозга. А в носу и легких все еще стоит ее запах, и ничто не способно его перебить. Кожа горит, будто помнит ее прикосновения. Она была в каждом мгновении, в каждом вдохе и выдохе. И казалось, ничто не поможет, ничто его уже не спасет. Он опять впал в ступор, не зная, сколько времени прошло. Только все догорело, оставив после себя неприятный жженый запах. И оставив змея, свернувшегося в кольцо, на самом дне мусорки. Он не сгорел, по-видимому, обычный огонь его не брал. В нем поблескивали изумруды, словно в насмешку, намекая, что Сириусу никогда не избавиться от Бланк.***
Он, как и все последние дни, шел, глубоко погруженный в свои мысли. И в тот момент, когда он плечом врезался в другого студента, стал решающим. Хотелось сорваться. Хотелось хоть на ком-то злость свою выместить. — Смотри, куда прешь, — прошипел он. Только вот вскинув яростный взгляд, он словно в зеркало взглянул. Перекошенное злостью лицо. И полыхающий гнев в глазах, в глубине которых что-то затаилось. Регулус Блэк Регулус как сейчас помнит, как очнулся в спальне своего брата. Сказать, что он был взбешен — не сказать ничего. Ведь он должен быть там. Там, где София. Он должен был помочь и спасти ее. Он должен был хотя бы увидеть ее. Но Сириус, как и всегда, как и каждый день их жизни, не мог не забрать все себе. Даже сейчас он не мог разделить с ним этот момент. А ведь Регулус ни на что не претендовал. Он просто хотел быть рядом. Искренне хотел помочь. Хотел быть причастен. Сириус всегда забирал себе все лавры, ничего при этом не делая. Вот и сейчас. Дождался, пока Регулус придумает план, пока проведет сложнейший ритуал, а потом усыпил, словно собаку бездомную. Регулус и мог бы противостоять, но он не ожидал такого предательства от брата. Да и силы его были на исходе. Ритуал дался ему очень трудно. Беллатриса сопротивлялась, он это чувствовал. Она наверняка была под дополнительной защитой. Но он смог пробить все ее защитные амулеты, все ее защитные чары и найти ее. Этот момент слабо, но утешал. Еще пару лет назад он опасался свою кузину, но этот опыт показал — если он захочет, он ее уничтожит. А он ее уничтожит. С лица земли сотрет. Но перед этим заставит мучиться так, что ей и не снилось. Ее личные пытки покажутся ей цветочками, по сравнению с тем, что уготовит ей Регулус. Беллатриса будет страдать каждое мгновение своей убогой короткой жизни. Он заставит ее ответить за каждую секунду страданий Софии втройне. А он видел, что ей пришлось пережить. Как только он очнулся, как только с него спали чары, наложенные Сириусом, он сразу устремился в тайный проход, а оттуда трансгрессировал к поместью Лестрейнджей. Поместье, в этот раз, стояло, где и всегда. Разрушенное, изувеченное. Но было на месте. Правда, к этому моменту там никого, кроме мракоборцев, не осталось. Регулус сразу трансгрессировал к Мунго и быстро нашел ее, Софию. У него сердце кровью обливалось, глядя на нее множественные синяки и порезы на нежной коже. Он без труда узнавал отпечаток Беллатрисы. А несложные диагностирующие чары показали, что ее не только поили сомнительными зельями, но и круглые сутки применяли десятки Темных заклинаний. Настоящее чудо, что она осталась жива, после слетевшего блока. Регулус и представить не мог, какую боль ей пришлось пережить. — Я отомщу за тебя. Клянусь, — шепотом произнес он, зачарованным взглядом глядя на Софию, по всему телу которой проходила магическая восстанавливающая пелена. — Беллатриса ответит за это.***
Впервые за все это время Регулус в полной мере во всем винил Сириуса. Регулус каждый день думал о том, что пришлось пережить Софии, о всех пытках и унижениях, на которые была способна Беллатриса. Он столько раз видел, как кузина издевается над прислугой и домовиками. Столько раз видел десятки режущих заклинаний, столько раз видел Круциатус в ее исполнении. И он прекрасно знал о ее способностях легилимента — она сама его учила этому, и он лучше всех знал, на что способна Беллатриса, пробравшись в чужой мозг. Она и его заставляла видеть вещи, которые он не хотел. Только он видел. И ощущал их на себе. А сколько раз он слышал крики ее жертв. Сколько раз слышал мольбы прекратить. И представляя, что об этом кричала и умоляла София, в нем поднималась невиданная до этого злость. В этом Сириус виноват. Если бы не он, с Софией ничего из этого бы не случилось. Если бы Сириус не сорвал помолвку, Беллатрисе бы и в голову не пришло пытать ее. Никто бы и не посмотрел в ее сторону. Даже Темный Лорд. Она была бы в полной безопасности. Но, как и всегда, Сириусу надо было вмешаться. Надо было все разрушить. Надо было забрать ее, чтобы показать свое превосходство. Брат не может иначе. Ему всегда доставалось все самое лучшее, и он не привык упускать это из своих рук. И он разрушил все окончательно, отпустив ее. Регулус только днем ранее узнал, что София «куда-то ушла». Никто из профессоров и целителей не говорил ему что случилось. А Сириус в школе так и не появлялся. Регулусу потребовались сутки, чтобы узнать, что она уехала во Францию к своему другу, которого до этого момента считала погибшим. И у него в голове не укладывалось, как Сириус мог отпустить ее. Отпустить неизвестно куда, неизвестно к кому. Отпустить, когда она так слаба и явно нуждается в поддержке. Почему он ее не остановил? Почему не отправился с ней? — Смотри, куда прешь. Знакомый голос будто по венам режет, и Регулус автоматически выхватывает палочку, разворачиваясь. Взгляд Сириуса гневный и затравленный. Но стоит им встретиться взглядом, там остается только злость. Сириус не хуже него умеет прятать эмоции, но Регулус всегда его считывал, не напрягаясь — брат глубоко несчастен. — Доволен? — цедит Регулус ему в лицо, сам будто слыша себя со стороны. — Это ты во всем виноват. Он сам не замечает, как с конца палочки искры осыпаются. А ведь он всегда умел себя контролировать. — Я виноват? — Сириус в притворном удивлении вскидывает брови, усмехаясь и выхватывая палочку. — В чем? В том, что она свалила?! — И в этом тоже, — шипит Регулус сквозь зубы. — Отпустил ее неизвестно куда! — А что я должен был делать?! Умолять ее остаться?! Не бросать меня?! — Ты мог пойти с ней! Сириус смеется. Как и всегда, громко и до стынущей в жилах крови. — Думаешь, я ей там нужен? Брат говорит с отвращением и злостью, только в голосе все равно отчетливо проскальзывают болезненные нотки. Но Регулус слишком поглощен собственными эмоциями, чтобы обращать на это внимание. — Это ее выбор, — голос Сириуса дрожит от гнева. Брат несет какую-то чушь, что она предпочла другого. Регулус и слова не понимает из его гневной, сбивчивой речи, все еще ослепленный собственной злостью. — Ее пытали из-за тебя, — звенящим шепотом произносит Регулус, перебивая его сумбурный монолог не несущий никакого смысла. Сириус, наконец, заткнулся, и устремил на него непонимающий взгляд, в котором все еще плескались гнев и обида. — Что? — Ее пытали из-за тебя! — почти кричит Регулус. — Это всё из-за тебя! Ты хоть представляешь, что ей пришлось пережить? Представляешь, что с ней делала Беллатриса? У Сириуса вдруг вся ненависть из глаз пропадает. В один момент. Вся краска с лица сходит. Взгляд все еще горит, но в нем пропасть отчаяния и боли. А Регулус уже не может остановиться. — Ты забыл, на что способна наша сестра? Она ее резала! Резала! — ему самому хочется выть от боли, которую он словно на себе ощущал, представляя, что досталось Софии. — Она заставляла ее видеть такое, что тебе и в страшном сне не привидится! Только всю боль приходилось чувствовать в реальности! Он берет лишь секундную передышку, но замечает, что Сириус опустил палочку, а в глазах кроме боли ничего нет. — Если бы ты не сорвал помолвку, — со злостью продолжает Регулус, — она сейчас была бы цела и здорова. Ей бы не пришлось все круги ада у Беллатрисы пройти. Она сейчас была бы здесь, с нами… — Хватит. Громкий раздражающий голос Поттера доносится со стороны, а Регулус ничего не видит, кроме Сириуса, стоящего напротив. — Закрой свой рот, Поттер, и не лезь. — А может, тебе свой рот закрыть? — уверенно говорит Поттер, заставляя его посмотреть на него. — Пока я не успел никому рассказать о твоей Метке? Регулус прожигает его взглядом и переводит неверящий взгляд на Сириуса. Разумеется, брат рассказал своему полоумному дружку-предателю, что он получил Метку. Он усмехается, окинув Поттера презрительным взглядом, и бросает Сириусу, прежде чем уйти: — Надеюсь, ты доволен.***
Первая. Вторая. И третья порция успокаивающей настойки. И только спустя долгих пару часов, он наконец-то может спокойно дышать. От того, что он вывалил все обвинения на Сириуса, легче не стало. Хотя он и считал себя правым. И тем не менее, в душе появилось неприятное, скребущее чувство, ужасающе похожее на вину. Он по взгляду брата видел, как ему тяжело и больно. Видел, как он страдает и мучится. Регулус терпит. Но, в конце концов, не выдерживает. Они должны хотя бы поговорить. Он собирает в кучу остатки гордости и идет на «тайное место» Сириуса, о котором знает вся школа.***
— Снова пришел меня обвинять? — с напряжением в голосе произносит Сириус, хотя Регулус еще даже не появился в поле его зрения. — Нет. Регулус ступает под длинные ветви дерева и замечает брата, который сидит прямо на голой земле между корнями старой ивы. Вид у него отрешенный и несчастный, и Регулусу даже становится несколько стыдно за свой порыв. — И что ты думаешь? — спрашивает Сириус, глядя на черную поверхность озера. — Думаешь, я позволил бы вам жениться? Этого бы не случилось. Ты знаешь. И она бы на это никогда не согласилась. На последней фразе он наконец поворачивает к нему голову, встречаясь с ним взглядом. — Она бы не согласилась, — повторяет Сириус, глядя на него снизу-вверх, и все равно глядя с превосходством. — Не согласилась бы, — эхом отзывается Регулус и, мгновение помедлив, садится на выступающий корень дерева. Регулус не знает, что сказать. Ему хочется расспросить брата о произошедшем, но видит, что Сириусу каждое слово о ней с болью дается. А еще, наверное, следует извиниться. Но сделать это так трудно, особенно, когда не чувствуешь свою вину. — К кому она ушла? — спрашивает Регулус, чтобы хоть как-то заполнить тишину. Сириус усмехается. Усмехается зло. И отвечает: — К своему другу, — кривится он. — Гребанный Джо. Оказалось, он жив, и ей надо его непременно увидеть! Регулус помнит, как София рассказывала об этом самом Джори. Рассказывала лишь однажды. Она говорила о нем с теплотой в голосе, притворно на него ругалась и рассказывала о нем ничего не значащие глупости, улыбаясь. Так она всегда говорила о Луи, о Като и о Элизабет. Как о близком друге, но ни как о человеке, которого любит не только всем сердцем, но и всей душой. Регулус видел, с каким лицом, с каким горящим взглядом и с каким чувством София говорила о Сириусе. И в случае с Джори тут не было ничего общего. — Они же просто друзья, — с сомнением произносит Регулус. — Близкие друзья. Вот ты. Разве ты бы не пошел, например, за Поттером? — Я бы за ним пошел! Только вот я с Поттером не трахался! — с запалом чуть ли не кричит Сириус, но мгновенно остывает и во все глаза смотрит на Регулуса. Как и Регулус во все глаза смотрит в ответ, пораженный. Он не знал, что у Софии был кто-то еще, кроме его брата. — А София… Сириус усмехается через силу — понимает, что сболтнул лишнее и отнекиваться уже поздно, и отвечает с нескрываемым недовольством на лице: — Да. Представь себе. Она спала с каким-то грязнокровкой, — Сириус зло усмехнулся, бросив на него мимолетный взгляд. — Ты бы этого не пережил. А Регулус и правда сидел, замерев, не веря в услышанное. Он даже не знал, что больше его шокировало: то, что у Софии были какие-то отношения, совсем не дружеские, с маглорожденным или то, что Сириус у нее не единственный. Ведь до этого момента он считал, что Сириус для Софии был во всем первый. А выходит, в этом кто-то успел брата обойти. Это принесло какое-то неприятное, мстительное, и, тем не менее, удовольствие. — То, что ты не трахался с Поттером, исключительно твое упущение, — отвечает Регулус, немного разряжая обстановку. Сириус вновь усмехается. То ли нервно, а то ли истерично. — Я смотрю, у вас уже и одежда одна на двоих, — продолжает Регулус, окинув взглядом красную клетчатую рубашку, которая явно была не в стиле брата. — Заткнись, Рег. — На тебя что, уже и домовики Хогвартса обозлились? Раз они тебе одежду не стирают, и ты в одежде Поттера ходишь. — Да я сжег все, — недовольно проговорил Сириус. — Сжег? — удивленно переспрашивает Регулус. Сириус только сжимает губы, скривив их в усмешке, и смотрит вдаль, не поворачиваясь к нему и не собираясь отвечать. Но Регулус и так понимает. Очевидно, брат пытался избавиться от всего, что напоминало Софию. И в приступе психоза уничтожил все подчистую. Неужели она и правда его бросила? — Будешь? — Сириус протягивает ему пачку сигарет, вытащив одну и зажав между губами. Регулус не сомневается, протягивает руку и вытягивает одну сигарету. Вообще-то, он не курил, привычки у него такой не было, да и удовольствия никакого это не приносило. Впервые он попробовал курить пару лет назад, стащив сигарету из пачки Сириуса, когда тот еще жил на площади Гриммо. Это было чистое любопытство — что же так нравится брату и что же так бесит их мать. Ему тогда не понравилось, и он пообещал себе, что курить никогда не станет, в том числе, чтобы не расстраивать маму. Хотя впоследствии он изредка курил с Барти или Мальсибером. Исключительно для того, чтобы поддержать компанию, не более. Как и сейчас. Он взял сигарету и прикурил ее только чтобы составить Сириусу компанию. Сигареты горькие и крепкие, а дым от них резкий и ядовитый, мгновенно проникает в легкие, заполняя их. Кончики пальцев начинают чуть подрагивать. Но он делает одну затяжку за другой, прикрыв глаза и наслаждаясь этим недлинным процессом. И все-таки, это приятно. Может быть, на него подействовала тройная доза успокаивающей настойки. Может быть, теплый весенний ветер и легкий шум озера. Может быть, компания брата, в которой он сидел впервые за долгое время без скандалов, ненависти и взаимных упреков. А может быть, все дело в сигаретах. Но Регулус впервые за долгое время ощутил некое подобие спокойствия. — А почему Поттер не с тобой? — спрашивает Регулус, когда молчание вновь затянулось. Сириус бросает на него недовольный взгляд и произносит: — Что ты к нему прицепился? Только и слышно от тебя: Поттер, Поттер, Поттер. Может, это ты его поиметь хочешь? Регулус тут же вспыхнул, устремив на него возмущенный горящий взгляд. — Сдался мне этот предатель, — проговорил он и добавил, чтобы поскорее отвести лишние подозрения: — Просто он вечно с тобой таскается. А брат только в притворном осуждении качает головой, делает очередную затяжку и прищурившись смотрит на него. — Тебе бы найти кого-нибудь, — задумчиво говорит он. — В девках уже засиделся. У него в груди вновь поднимается неприятное чувство. Все-таки, поторопился он, решив, что они могут с Сириусом спокойно рядом находиться. Хотя слова брата и не сочились ядом, как обычно, а в глазах не было злости или ненависти. — Может, тогда и от Поттера отстанешь. И от Бланк, — чуть слышно добавляет Сириус. — Серьезно! Найди себе уже девку! Регулус только отводит взгляд в сторону, не желая отвечать на провокации брата, и в очередной раз затягивается сигаретой. — Знаешь, безудержный секс отлично снимает стресс, — усмехается Сириус, глядя на него, — да и вообще все плохое. А Регулус стыдливо опускает глаза, чувствуя, как сердце замирает. От испуга. От того, что брат словно его мысли прочитал. Он старается не показать это на своем лице, но чувствует, как предательски схлынула вся краска с лица от стыда. А Сириус всегда считывал его без особого труда. — Да ладно, — тянет Сириус, не спуская с него взгляда, в котором на мгновение мелькнуло веселье. Он даже наклоняется ближе, внимательно вглядываясь в его лицо. — И кто эта несчастная на этот раз? Против воли в голову лезут воспоминания о событии, произошедшем почти месяц назад. Сириус и София тогда слишком долго обжимались и миловались у него на виду. Он и так знал, что ему ничего не светит. И все равно смотреть на это не доставляло никакого удовольствия. В тот вечер он был особенно зол и раздосадован. Коридор, в котором он встретил Яксли, был пустым и темным. А ее намеки слишком откровенными. Регулус пытался противостоять своей физиологии, пытался поступить правильно и по совести. Но он тоже не железный. В пустом классе, в светлых волосах Яксли он ловил золотые блики, отражающиеся от факелов. В ее нежных губах он пытался найти ту страсть, с которой его однажды целовали другие губы. И на ее месте, сжимая ее своими руками, он представлял совсем другого человека, закрыв глаза и старательно не слушая ее сбивчивое дыхание и рваные вдохи-выдохи. Да, Сириус был прав, безудержный секс снимает стресс. Но только лишь на пару мгновений. А после этого чувствуешь чудовищную пустоту внутри. И отвращение к себе. Но никакого стыда. Ему не было стыдно за свой поступок в той мере, в которой должно было быть. — Или несчастный — это ты? — усмехается Сириус. — Если тебя зажали в темной подворотне и силой взяли, ты только скажи. Разберемся. — Заткнись, — прошипел Регулус, не поднимая на брата глаза. — Надеюсь, ты был аккуратен, — продолжает говорить Сириус. — Если ты обесчестил какую-нибудь чистокровку, она может и нашей мамаше нажаловаться, и тогда тебя женят на ней. Регулус переводит взгляд, полный отвращения, на Сириуса. Разумеется, брат почти никогда с чистокровными не связывался, предпочитая маглорожденных или полукровок. И делал это назло матери в том числе. Даже если бы одна из его девиц забеременела, или пришла на него жаловаться, Вальбурга бы никогда не допустила подобного брака. Чем Сириус и пользовался. Хотя наверняка для него были и другие причины. Но Сириус, кажется, слишком плохо его знает, если допускает мысль, что он может вступить в связь с не чистокровной. Регулус всегда был выше этого. Пока другие чистокровные мужчины с радостью вступали в связь с полукровками, которые всегда являлись чуть менее принципиальными, чем чистокровные, Регулус оставался верен своим принципам. И был этим горд. Еще никогда ни одна полукровка или, упаси Мерлин, маглорожденная, не вызвали у него и доли интереса. — Я никогда не женюсь, — вполголоса говорит Регулус, — кто бы она ни была. Он и вправду не планирует вступать в брак. И ему все равно, что на его плечах обязанности наследника, которые ему свалились на голову после побега Сириуса. Он и дня в браке не вытерпит. Не сможет выносить какую-то волшебницу рядом с собой. Не сможет, когда в его сердце и мыслях находится другой человек. Ему даже безразлично, если род Блэков вымрет. Хотя, по правде говоря, он думал, что их род продолжит Сириус, что бы они с Софией там из себя не строили. Регулус не сомневался, что рано или поздно они обзавелись бы детьми. Два таких самолюбивых человека просто не смогли бы не передать свои гены другим. — А мамашу ты уже порадовал этой новостью? — ухмыляется Сириус. — Благороднейшее и древнейшее семейство не может закончиться на нас. Регулус в ответ пожимает плечами и только сейчас замечает, что Сириус в руке что-то сжимает. И стоит увидеть знакомые искры камня, сразу забывает о теме разговора. — Это кольцо? — ошарашенно спрашивает он, заметив отблеск черного опала. Сириус тут же скривился в ответ и плотнее зажал кольцо в своей ладони, вновь отворачиваясь к озеру. — Ты собирался?.. — Разумеется, нет, — возмущается Сириус, даже не дав закончить Регулусу. — Почему тогда не уничтожил? А Сириус слишком долго молчит. Безразлично пожимает плечами и отводит взгляд в сторону озера. — Сам не знаю, — с напряжением в голосе отвечает Сириус. — Я хотел его утопить в озере. И… как-то забыл про него. Регулус бы и за версту учуял эту ложь. Сириус выглядит слишком взволнованным, будто его поймали на чем-то постыдном. Он не понимает, что творится в голове у брата. Возможно, тот и сам не понимает. Но тот факт, что Сириус не стал избавляться от кольца, поражает Регулуса. Выходит, Сириус на полном серьезе хотел связать свою жизнь с Софией. Возможно, не с помощью фамильного кольца, но для чего-то он его сохранил. Ведь тот Сириус, которого Регулус знал еще год назад, и минуты бы не сомневался — спустил бы кольцо в унитаз или сжег в адском пламени. — Какая, нахрен, разница? — раздраженно говорит Сириус. — Оно все равно бесполезно. Ты же с ним, падла, что-то сделал. — Дай его сюда, — Регулус протягивает ладонь, требуя кольцо, и достает палочку. Сириус, мгновение поколебавшись, бросает ему кольцо, с деланным безразличием наблюдая за ним. Прошептав контрзаклинание, снимающее блокировку, Регулус направил палочку на кольцо. Из него вышла черная дымка, окутав его на секунду, и тут же растворилась в воздухе. — И что это было? — с недовольством и осуждением в голосе спрашивает Сириус, забирая обратно протянутое кольцо. В первую секунду Регулус хочет сознаться. Сказать, почему и для чего он это сделал. Но быстро берет себя в руки и отвечает, усмехнувшись: — Да просто тебя побесить хотел. — И почему я не удивлен, — проворчал Сириус. А Регулуса вдруг озарила догадка — если Сириус знал о блокировке кольца, значит, он пытался его на кого-то надеть или же кто-то его трогал. — Кто трогал кольцо? На ком оно себя проявило? — На Джеймсе… — нехотя отвечает Сириус. Губы растягиваются в довольной неприкрытой улыбке. В тот раз он с помощью кольца хотел убить разом двух зайцев, а получилось убить сразу трех. Хоть немного, но страданий Поттеру он доставил. — Ты делал ему предложение? — продолжает улыбаться Регулус. — Знаешь, родители бы даже не удивились. — Ты опять про Поттера? — притворно раздражается Сириус. — Мы еще не закончили разговор о твоей девке. Или она была не одна, и их было несколько? Давай, поделись с родным братом своими успехами. — Отвали, — грубо бросает ему Регулус, мельком взглянув на брата. И в последний момент замечая в его глазах нетипичную теплоту и веселье, которое, впрочем, быстро уходит, вновь оставляя лишь открытую боль и тоску. И снова повисло молчание, которое не знал как нарушить Регулус. Брат выглядел непривычно потерянным и несчастным. В кои-то веки сидел без привычной маски на лице. Регулус еще не видел его таким, и от того не знал, что сказать и как утешить. Особенно учитывая, что поддержка и утешение нужны и ему самому. — Ненавижу ее, — тихо произнес Сириус. Регулус поднимает удивленный взгляд на него, явно не ожидая такое услышать. Хотя и может понять брата. Он сейчас зол на нее. Но это пройдет. — Она вернется, Сириус… — Нет, — упрямо заявляет он и устремляет на него отчаянный, надломленный взгляд, от которого даже Регулусу становится не по себе. Ведь Сириус всегда был сильным. Но сейчас он выглядит таким уязвленным и ранимым, что у Регулуса что-то сжимается в груди. — Она не вернется. — Вернется, — с тем же упрямством заявляет Регулус. — Возможно… — Сириус вновь отводит взгляд, не желая показывать свою слабость, — возможно, она меня и вполовину так не любила, как этого… жалкого француза, — кривится он. — Поэтому и ушла. — Ты же знаешь, что это не так. — Так! — Нет, не так. Потому что… …она сияла рядом с тобой. Ему хочется сказать, что София рядом с Сириусом всегда выглядела счастливой, озаряя все вокруг себя ярким огнем своих глаз. Она будто светилась изнутри, держа в себе яркое пламя. Именно так, по мнению Регулуса, выглядит человек, который любит всем сердцем. И именно за такой взгляд в его сторону, который всегда был направлен на брата, он готов был душу продать. И именно поэтому и не может произнести этих слов. — Она любит тебя. И даже не смей это отрицать. — Видимо, недостаточно сильно, раз ушла, сказав на прощанье лишь «прости», — зло усмехается Сириус и добавляет чуть слышно: — Змея. Ненавижу. Регулус тоскливо смотрит на брата. За это «недостаточно сильно» он бы от целого мира отказался. Но куда там понять это Сириусу. Для брата всегда существовало только «да» и «нет», только белое и черное. Никаких полумер и размытых границ. Ему всегда надо получить либо всё, либо ничего. Регулус и сам был такой же до недавнего времени. Он не признавал никаких компромиссов и всегда следовал своим принципам. Но, встретив Софию, он научился любить издалека, со стороны. Добившись того, о чем мечтал с малых лет, понял, что под маской благих намерений может скрываться настоящее зло. Понял, что в каждом человеке есть и светлая, и темная сторона, а мир не черно-белый. — Сам подумай! — выпалил Сириус, устремляя на него горящий от негодования взгляд. — Она не стала бы с ним спать, если бы не любила! Ты же знаешь!.. Регулус чуть было не соглашается. Ведь он полностью солидарен. И это наводит на сомнения. София и правда не стала бы вступать ни в какую связь с человеком, если бы не любила его всей душой. Но он все равно сомневается, что чувства к Джори у нее сильнее, чем к Сириусу. Чувствует это на подсознательном уровне. Надо же, — Регулус только сейчас это понимает, — оказывается, он в списке на ее сердце даже не второй, а третий. Он горько усмехается своим же мыслям. Да, ему и правда не о чем и мечтать. — Думаю, именно его она любила недостаточно сильно, — отвечает Регулус чуть погодя. — А сейчас чувствует вину, вот и отправилась к нему. — Да, а потом она его увидит, — с ядом в голосе начал говорить Сириус, — и вспомнит, как им было хорошо вместе. И прощай ненавистный Блэк, прощай ненавистная Англия! У Регулуса чуть не срывается с языка фраза о том, что Сириусу надо было отправляться вместе с ней именно для того, чтобы ничего подобного не случилось. Но он вовремя себя тормозит — это вряд ли утешит брата, а сделанное уже не поправишь. Зато он думает о том, что, возможно, не так и плохо, если София некоторое время будет во Франции. Он не знал, оставят ли ее в покое Пожиратели Смерти и Темный Лорд. Как Регулус уже понял, София нужна была для зелья, которое разрабатывал Снейп. А значит, Темный Лорд вряд ли отпустит ее просто так. Но у Темного Лорда на ближайшие пару месяцев грандиозные планы, в которых будут задействованы все его приближенные. И искать Софию ему будет просто некогда. Регулус делится этими мыслями с братом. Но не говорит ему о том, что как только закончится учебный год, — а у него он закончится раньше, чем у Сириуса, — Регулус снова попробует ее найти. Или постарается сделать так, чтобы у Темного Лорда пропало желание ее искать, или хотя бы отодвинет этот срок. Как и не рассказывает о том, что когда он был в Мунго, он наложил небольшую защиту на ее уроборос. София свой талисман никогда не снимала. И его уже давно заинтересовал этот знак, но просить у нее рассмотреть его поближе, он не решался. Уроборос — древний символ, который появился за много веков до нашей эры, описывающий вечность и бесконечность, он был пропитан магическим духом. И находясь в Мунго, когда ее уроборос лежал на тумбочке, Регулус его внимательно изучил. Талисман был пропитан магией, это чувствовалось. А на его внутренней стороне шел столбик рун, которые с трудом можно было различить. Регулус их переписал, чтобы изучить позднее. И в тот же момент и наложил дополнительную защиту. Но он тогда был слишком слаб и истощен магически, поэтому на серьезное и качественное волшебство он способен не был, но обычные защитные чары он наложить смог. Да и он никак не мог предположить, что она уйдет. Он надеялся, что она вернется в Хогвартс, и вот тогда он создаст для нее более мощные защитные чары. Но даже это хоть немного, но должно было помочь. Пожиратели так просто ее не найдут. — И что, предлагаешь просто смириться с этим? — спрашивает Сириус. — Пусть живет себе во Франции? С этим придурком? — А ты хочешь силком притащить ее в Англию? — в голосе Регулуса мелькает ирония, которую он даже не пытается скрыть. — И заставить жить с другим придурком? С собой? Сириус только недовольно кривит губы в усмешке. А ответ написан на его лице — Блэки не добиваются ничьей любви и ни за кем не бегают. Только вот Сириус за Софией бегал. И любви ее добился. Какими-то жуткими и извращенными способами, но добился. И Регулус не сомневается, брат сделает это снова. И будет делать раз за разом. Но Сириус так ничего и не отвечает, и что происходит в его голове остается лишь загадкой. Регулус не сомневается, София вернется к Сириусу. Но он не спешит убеждать в этом брата — сейчас он все равно не поверит его словам, и вскоре поймет это сам, когда остынет и сможет с холодной головой оценить ситуацию. А у Регулуса в голове крутится еще один вопрос, который не дает покоя. — Почему ты рассказал Поттеру о Метке? — спрашивает Регулус, внимательно наблюдая за братом и его реакцией. Сириус виновато опускает глаза, но лишь на мгновение, и снова устремляет на него прямой взгляд. — Он ничего не сделает. Тебе он не навредит. Я этого не допущу. Сириус выглядит таким уверенным в своих словах, что Регулус немного успокаивается. Ведь его и правда очень волновал этот момент. Это было очередным предательством брата. Но он, кажется, и правда свято верит своему Поттеру. И Регулусу этого достаточно. Хотя сам он Поттеру и на йоту не доверяет. — Рег, ты… не передумал? — Сириус выглядит очень смятенным; он кивает на его левую руку, где находится Метка, и с непонятной надеждой в глазах смотрит на Регулуса. — Насчет чего? — напряженно спрашивает он. Сириус молчит, будто слов найти не может. И это так непривычно, ведь он всегда знает что сказать. Особенно ему, Регулусу. Но Регулус и так знает, что хочет спросить брат. Не передумал ли он поддерживать Темного Лорда и бороться на его стороне. А Регулус уже давно это сделал. И если у него и были крохи сомнений, то зверские пытки Софии добили его окончательно. — Мы должны быть вместе, Рег, — с едва уловимым отчаянием говорит Сириус, стараясь казаться уверенным. — Ты же не хочешь служить этому ублюдку. Я же вижу это. Тебе это не нравится. Тебе никогда это не нравилось, и ты… — Служба ему — пожизненна, — резко перебивает Регулус. — Вне зависимости от того, что я хочу. Ему ранит сердце такая надежда брата. Ведь он тоже хочет быть вместе с ним. Но только Регулус никогда не вступит в ряды Дамблдора. И никогда не будет бороться против привилегий чистокровных, в полной мере поддерживая их. Сириус изучающе смотрит на него и выдыхает на один дух: — Ты передумал. Рег, ты передумал!.. Если тебе нужна помощь, мы сможем тебя защитить!.. — Не нужна мне никакая помощь! — обрывает его Регулус. — Возможно, я уже и не питаю такого уважения к Темному Лорду. Но я полностью поддерживаю идеи, за которые он борется, — с железной уверенностью в голосе говорит он. А у Сириуса мелькает сожаление в глазах, он усмехается и вновь отворачивается. И Регулусу так больно видеть это разочарование в глазах. — Просто знай, — говорит он, не глядя на Регулуса, — я всегда буду за тебя. Не за твоего гребанного лорда или вашу шайку головорезов. А за тебя. Хоть ты и невозможный идиот. Такое искреннее признание, сказанное будто невзначай и с притворным безразличием в голосе, поражает Регулуса до глубины души. Он давно — или же никогда — не слышал ничего подобного от Сириуса. — Спасибо, — тихо отвечает Регулус. Ему так хочется, от всей души хочется во всем признаться брату. Но он понимает — сейчас не время. Позднее — да, но не сейчас. Ведь пару дней назад, после долгой и усердной работы, Регулус добился того, над чем трудился не один месяц. Он нашел способ избавиться от Метки. В дядиных дневниках был подробно расписан процесс наложения чар и их снятие. Регулус практически не спал несколько последних дней, но полностью перевел все руны. Чары сложные, запутанные; длинное и непростое заклинание, в котором — только ошибешься и смерть, но он не сомневался, что у него все получится. Но прежде, чем избавляться от Метки, ему нужен был продуманный, четкий план. Он не мог просто взять, стереть ее и продолжать жить обычной жизнью. Темный Лорд сразу обеспокоится, когда не досчитается одного из своих Пожирателей. И вот именно тут он и должен будет нанести удар. Потому что Регулус нашел не только способ избавления от Метки, но и массу интересной информации о крестражах. И чем больше Регулус читал об этом, тем больше удивлялся себе же. И как только ему хватило ума вступить в ряды совершенно безумного, жалкого и ничтожного полукровки? И пусть многие идеи его были здравыми, но Регулус не должен быть прислугой. Он же Блэк. А Блэки никогда ни перед кем не прислуживают. Тем более, перед обезумевшими полукровками. Но говорить об этом сейчас кому-либо и давать надежду, в том числе и себе самому, было небезопасно. И Сириус тоже не должен об этом знать. — У тебя есть еще сигареты? — спрашивает Регулус, взглянув на брата. Ему не хочется уходить. И он даже готов разделить с братом его гадкую привычку, лишь бы остаться тут еще на пару минут. Но и Сириус, кажется, совсем не прочь его компании, иначе давно бы его прогнал. Сириус ему кивает в ответ и достает пачку, попутно взяв сигарету и для себя. Они так и продолжают молчать, каждый думая о своем. А Регулус наслаждается моментом. Смотрит на заходящее солнце, что окрашивает черное озеро в яркие красно-оранжевые цвета. Подставляет лицо под теплые потоки воздуха. Вдыхает в себя едкий, расслабляющий дым. И сидит бок о бок с Сириусом. И как никогда верит, что все будет хорошо. София обязательно вернется. А он обязательно уничтожит Беллатрису и Темного Лорда.