Лириумная страсть

             — Он уже вторую неделю в таком состоянии, — с нотками отчаяния в голосе прошептал Гаррет, потерев лицо руками.       — Если учесть, что он пережил, это ещё мало, — спокойно отозвался Андерс, перебирая бумажки в руках.       — Тебя хоть немного это беспокоит?       — Твоего волнения хватит и на сотню, любовь моя.       Гаррет вновь принялся мерить комнату широкими шагами, а Андерс - поглядывать на него, отрываясь от бумаг. Как Гаррет и сказал, Фенрис на протяжении одиннадцати дней пребывал в бессознательном состоянии. Первые четыре дня он пролежал, не шевелясь и ни на что не реагируя. Вообще. Он не издавал ни звука, веки не трепетали, дыхания слышно не было. Он не ходил под себя и всё больше напоминал труп. Когда же он пришёл в себя, оба мага чуть с ума от радости не сошли. Радость радостью, но стакан травяного настоя для поддержания сил влили. Хоть и через силу. А потом началась игра в угадайку, когда же он очнётся в следующий раз.       Гаррет такого волнения не испытывал, даже когда они его нашли. Всего истерзанного, израненного, вымотанного до предела. Но тогда он гнал всё это прочь, у него получилось задавить те чувства, ибо он нужен был целиком и полностью. Но сейчас, когда почти что ничего не угрожает, на горизонте нет ни врагов, ни заданий с поручениями — на которые бы он плюнул и отказался выполнять, — волноваться он начал сильно. Его мелко трясло от страха, хотя, по сути, нужно радоваться, раз Фенрис начал пробуждаться всё чаще и есть всё больше, значит, он шёл на поправку. Но даже понимая и осознавая это, Гаррет не мог унять беспокойство. И в этом плане он завидовал Андерсу, который перебирал те документы, которые должен был сделать Гаррет.       Андерс не нервничал лишь из-за того, что трезво оценивал происходящее. Если Фенрису или Хоуку что-то продолжало бы угрожать, то он бы таким безэмоциональным не казался. Что толку в метаниях Хоука по комнате? Как будто это поможет больному быстрее подняться на ноги. Хорошо ещё, что окна были открыты, а выходили они во внутренний двор имения. Перенести Фенриса в гостевую комнату мысль появилась сразу после того, как в личную Хоуковскую врывались друзья, не стучась, без предупреждения. А такая шумиха отдыху не способствовала. Нервозность окружающих, к слову, тоже. Но как бы Андерс не пытался, Хоука успокоить не удавалось. И отвлечь каким-либо делом, тоже. Вот и приходилось смиренно ждать, когда он успокоится сам. Или устанет. На что уповать не приходилось.       Сравнивать их состояние с состоянием Фенриса глупо. Хоть они и отдали всю энергию, чтобы залечить его раны, всё же их никто не избивал. А потом они пытались поймать лошадь, чтобы быстрее довезти Фенриса до города. Гаррет чуть не испепелил несчастное животное, пока пытался схватить за уздечку, Андерс на него только большими глазами таращился и держал Фенриса на руках — в тот момент он казался ещё более хрупким, чем был. Да и перенесённая трата энергии поспособствовало осунуться лицу, образоваться тёмным кругам под глазами.       Андерс, когда они купали Фенриса, смывая всю грязь и кровь, подумал, что придётся его старательно откармливать, чтобы он хотя бы к первоначальному телосложению вернулся. И можно молчать о том, чтобы он набрал дополнительный вес. После такого он ещё не скоро на ноги-то встанет, поэтому, так же, можно промолчать про махание мечом. «Мнение Императрицы», как и немногие пожитки Фенриса, были перенесены в комнату, сам же меч покоился на подставке, стоящей на широком подоконнике. На что будут уходить скопленные крохи сил, так на то, чтобы посетить уборную, немного умыться, да поесть. Орана пообещала готовить еду пожиже, чтобы было удобнее. Андерс был ей в этом благодарен.       С помывкой Фенриса был и смех, и грех. Немного посмеялись над тем, что оба мага крупнее эльфийского воина, а потом поплакали, когда тот безвольной куклой болтался в их руках. Гаррет так бережно мыл его, словно фарфоровую статуэтку обтирал, боясь её раздавить. Приходилось и придерживать конечности, и голову, и его самого, дабы не уронить или не ударить. В четыре-то руки еле как справлялись, а если кто-то из них был один? Измучился бы этот кто-то ещё больше. А после умывания, они шустро его обтёрли — Андерс, так как его не трясло, держал, а Гаррет, которого потряхивало от страха, шустро вытирал.       Укладывали так же вместе. Гаррет, пока откидывал одеяло в сторону, чтобы Андерс положил Фенриса, умудрился несколько раз запутаться в нём. Андерсу пришлось прикрикнуть на него и пригрозить очередной пощёчиной. Результат это возымело. Ненадолго. Стоило ему успокоиться, как он закидал Андерса самыми странными и откровенно тупыми вопросами. И тут Андерс не выдержав, утащил его в соседнюю комнату и просто «изнасиловал». Другой идеи его успокоить он не придумал, а так Хоук и пар выпустил и подустал, да и уснул. Продрых почти двое суток, а Андерс, точно верный страж, бродил из одной комнаты в другую, проверяя обоих любовников.       Друзья, конечно, спасибо им за помощь и поддержку, но иногда их убить хотелось. Особенно Изабеллу, которая умилялась виду, спящего Фенриса. Она всё тянула руки, чтобы потискать его за щёчки, но в очередной раз получила по ним от Андерса и, фыркая, рассерженной кошкой утопала, да так и не приходила. К облегчению как Андерса, так и Хоука, а то от её воплей, что типа Андерс раньше был лучше, начинала болеть голова. И ведь не докажешь, что в доме нужна тишина.       Мерриль тоже заглянула пару раз и перестала. Не то чтобы она надоедала, но, когда предложила воспользоваться магией крови, которая, по её словам, должна была поднять Фенриса в два счёта, оба его любовника выпроводили её за дверь, настоятельно прося не соваться в имение. Потом пришлось воевать с Изабеллой за то, что два чурбана неотёсанных посмели обидеть её Котёночка. И тут опять Мерриль со своим предложением. Пришлось сбагрить их Варрику. Гном на диво быстро нашёл, чем отвлечь обеих девушек.       Больше всего Гаррета раздражали посещения Себастьяна. Все знали, что он как-то странно подкатывает к Фенрису, то ли пытаясь обратить его внимание на себя, то ли обратить в веру в Создателя и Андрасте, то ли сманивал с собой в Старкхевен, о чём спросил у него прямо в лоб. Фенрис тогда словил ступор, не понимая, чего это он предложил так неожиданно, друзьями ведь их назвать сложно. Но ответил, что подумает, чем ввёл в ступор всех остальных.       Авелин заглядывала редко, но стабильно. Всё сетовала, что трупы отовсюду пришлось доставать. А ещё она отметила, что странно, что наместник, зная об этом, предпочёл держать нейтралитет и не влезать в дела Хоуков. Сам же Гаррет был этому рад. Это их дело, незачем впутывать других. Но Авелин всё же так не считала. Но это же Авелин. Гаррет бы взялся поспорить, кто упрямее: рыжая капитан стражи со своей верностью городу или же Певчий, с его верой в Создателя. Эти двое, как сойдутся, так хоть лошадьми растаскивай. Два упрямых и несгибаемых барана.       А ещё приходилось бороться с любопытством родных. Больше всего в дела Гаррета совала нос Бетани. Она закидала старшего брата сотнями писем, пытаясь выведать мельчайшие подробности. Как же он устал писать одно и тоже. Карвер и тот припёрся, чтобы «убедиться, что всё в порядке и им не угрожают». Над младшим братом Гаррет посмеялся, но, как и сестрёнке, ничего говорить не стал. Лиандра, хоть по ней и было видно, что тоже снедает любопытство, в дела сына не лезла. Только пару раз укорила, что он с друзьями проводит больше времени, чем с родными. Гаррет чуть не брякнул, что родные-то ему не помогают гоняться за пиратами по всему Рваному берегу или Расколотой горе. А с друзьями он уже не один литр крови во всех этих боях пролил, так что они друг другу обязаны многим. А уж про Фенриса и Андерса он старательно молчал. Хотя казалось, что матушка уже в курсе их отношений.       От воспоминаний Гаррета отвлёк шорох бумажек, которые Андерс раскладывал по стопкам. Даже странно, что он взялся за это дело. Обычно бумажная волокита его мало интересовала. Либо клиника, либо задания, либо Фенрис. Тихо выдохнув, Гаррет присел на край широкой кровати и устало завалился на спину. Повернув голову, он внимательно глянул в лицо Фенриса. Такое умиротворённое выражение лица, словно ничего не происходило несколько дней назад. Словно он спал и видел сладкие сны. Когда у Гаррета взыграло любопытство, он подполз поближе и убрал с лица чёлку. Он пытался высмотреть хоть самые мелкие морщинки, но как бы не пытался, не находил. Лицо Фенриса было идеально гладким, если не считать десятки мелких, еле заметных шрамов. Гаррету сложно было представить, что с ним делали, что остались такие следы.       — Как думаешь, сколько ему лет? — спросил Гаррет, чуть обернувшись на пожавшего плечами Андерса. — Эльфы ведь выглядят много меньше своих истинных лет.       — Не забывай, что он с рождения в рабстве, что он ещё какое-то время был в бегах. Такая жизнь должна была его хорошенько потрепать.       — Но он всё ещё молодо выглядит. И весьма привлекательно. Вот, — Гаррет пересел лицом к Андерсу, — насколько я смотрюсь?       — Любовь моя, если ты запускаешь бороду и волосы на голове, то чаще всего на сорокалетнего разбойника с большой дороги, — отозвался Андерс, сделав большие глаза.       — Очень смешно, — насупился Гаррет. — В пылу сражений не до стрижки!       — Я это понимаю. Но сейчас тебя что держит её подравнять? — поинтересовался Андерс, закидывая ногу на ногу.       — Ладно-ладно, я понял, — Гаррет поднял руки в примирительном жесте. — А всё-таки?       — Про сорокалетнего разбойника я тебе сказал, — Андерс тихо рассмеялся. — Убери бороду полностью и будешь выглядеть на свой возраст. А с ней ты добавляешь себе годы. Когда она у тебя поровнее, и ты причёсан, то лет на тридцать. Без неё вообще и гладковыбритый - на двадцать.       — Да брось, — Гаррет, которому было двадцать пять, его словам не поверил.       — Ты спросил, я честно ответил. Но это на мой взгляд. Возможно кто-то думает иначе, — Андерс пожал плечами.       — Ты тоже на двадцать не выглядишь! — посмеиваясь, сказал Гаррет.       — Потому что, мне двадцать восемь, — с нотками недовольства отозвался Андерс.       — У, старичок! — Гаррет расхохотался и завалился Фенрису под бок.       — А где уважение к старшим? — спросил Андерс, откладывая бумажки и подходя к кровати. — Если учесть особенности эльфийской расы, ему может быть и все сорок.       — Да ну нет, ты чего.       — А чего? Сам посуди, эльфы выглядят моложе своих лет. К тому же он бывший раб. Как думаешь, в каком возрасте ему клейма вживили?       — Знаешь, это на самом деле сложный вопрос, ведь это могло случиться в очень раннем возрасте. Рабство это тебе не вольная жизнь, там нет детства. Он мог и в пять лет быть сообразительнее, чем мы с тобой.       — Но это не значит, что ему в пять их вживили. Тогда бы он этого точно не пережил. Я больше чем уверен, что это случилось в более сознательном возрасте.Лет в шестнадцать, примерно так.       — Почему? — не понял Гаррет. — Это могло случиться как раньше, так и позднее.       — Не думаю, тогда он был ещё совсем ребёнком. Ты прав, в рабстве взрослеешь непозволительно быстро, но это не значит, что тело и разум окрепли, как нужно. Фенрис и сам же говорил, что прошёл не один десяток испытаний, пока не остался единственным выжившим. Это не могло произойти слишком рано. К тому же, он три года после служил ему, три года в бегах. Уже шесть лет.       — Если брать шестнадцатилетний возраст, то ему в районе двадцати трёх. Он младше меня? — Гаррет округлил глаза.       — Не факт. И ты опять забываешь, это их особенность с внешностью.       — Что бы ты не говорил, я думаю он младше меня, — Гаррет с интересом принялся разглядывать спящего Фенриса.       — Если так, я буду ощущать себя ещё тем старым пердуном, — Андерс, скинув рубашку и сапоги, завалился с другой стороны от Фенриса, предварительно отодвинув руку, чтобы не отдавить и нагло положил голову на плечо.       — Для старого пердуна, ты на диво красиво и молодо смотришься, — протянул Гаррет, всерьёз задумавшись избавиться от бороды. — И я согласен с Фенрисом, что ты похож на солнышко.       — Вы с ним обсуждали меня? — Андерс с подозрением покосился на Хоука.       — Ну, — тот нервно кашлянул, — если учесть, что он был пьян, то можно ли считать это разговором?       — Два болтуна, — пробурчал Андерс, хотя на самом деле был доволен.       — И всё равно я думаю, что он младше… — рассмеялся Гаррет.       Оба мага замерли, когда Фенрис издал тяжкий стон, точно ему надоела их болтовня. Они оба приподнялись и внимательно воззрились на Фенриса.       — Когда я прошёл первое испытание, мне было четырнадцать, — хрипло сказал тот и открыл глаза. — После этого Данариус меня постоянно нахваливал, продолжая принуждать ко всему подряд и заставлять делать то, что не хочется. Год спустя, когда я подтвердил свои силы в ещё одном состязании, он сказал, что я стану «Призраком». Он был безумно доволен. И в мой пятнадцатый день рождения он одарил меня лириумными клеймами. Но не стоит забывать, что я сам на это согласился. Мне пришлось вымаливать, чтобы он позволил мне стать своей подопытной крысой.       — Зачем?! — в голос удивлённо воскликнули Гаррет и Андерс, первое желание которых, было расцеловать пробудившегося ото сна любимого, но тема не предрасполагала к этому.       — Этим я купил свободу для матери и сестры, — Фенрис пожал плечами. — После все мои воспоминания померкли и долгие четыре года в голове зияла пустота. Как бы я не пытался, но до знакомства с тобой, Хоук, я так ничего и не мог вспомнить. Но чем больше ты влиял на меня, тем быстрее возвращались воспоминания. И я точно пробудился от сна. Или окунулся в него. Но только уже кошмарный. Ну, а теперь считайте: в пятнадцать лет я стал Призраком. Четыре года верной службы. Три года в бегах, четыре года здесь.       — Всё-таки, — посмеиваясь сказал Андерс, — он старше.       — Но ты говорил, что три года…       — Это ты меня не так понял. Моя первая попытка побега на Сегероне. Когда я убил воинов тумана, — Фенрис поморщился.       — Это уже в прошлом, — Гаррет прижался к его боку плотнее. — Мы не позволим этому повториться. Ни с нами, ни с кем бы то ни было.       — Я надеюсь лишь на то, что, если я посмею поднять на вас оружие, вы меня убьёте.       — Мечтай, — фыркнул Андерс и поднялся с места, под вопросительный взгляд Хоука он ответил: — попрошу Орану приготовить перекусить, раз он очнулся, надо бы успеть.       — Точно! — Гаррет сам себя застыдил, что не вспомнил об этом сразу.       Повернувшись к разглядывающему его Фенрису, Гаррет подался вперёд, впиваясь в его губы жадным поцелуем.       — Как ты себя чувствуешь? — шёпотом спросил Гаррет, точно боялся разбудить его.       — В целом, очень даже неплохо, — отозвался Фенрис. — Чувствую усталость в своём потасканном бренном теле, — он невесело рассмеялся. — Я так понимаю, нашли вы меня в весьма плачевном состоянии.       — Ещё каком, — не стал отнекиваться Гаррет. — А ведь мы хотели тебя поругать.       — Внимательно слушаю, — Фенрис растянул губы в улыбке.       — Потом, когда наберёшься сил, вот увидишь, устроим тебе нагоняй, — заверил Гаррет, медленно садясь.       — Сказал тот, на чьей шее сверкают свежие отметины, — Фенрис коротко рассмеялся, а Гаррет, спохватившись, накрыл руками отметины.       — Ты же нам изменял, — спокойно сказал Андерс, неся на подносе тарелку с супом. — Вот и мы решили тебя наказать.       Фенрис на это только тихо рассмеялся. Сил на споры или ругань не было, как и желания. Еле сев и прислонившись спиной к изголовью кровати, он позволил магам себя покормить. Тело всё ещё было налито тяжестью. Руки отказывались подниматься. Поэтому Гаррет осторожно подносил ложку с густым бульоном, а Андерс отламывал небольшие кусочки хлеба.       Смотря на своих магов Фенрис испытывал тревогу, но старательно улыбался на хитрые искорки в их глазах. После трапезы же, он сослался на усталость — как таковой ложью это не было — позволил им себя укутать и прикрыл глаза, чувствуя, как его зажали с двух сторон. Возможно, это чувство пробуждено его опустошённостью и вымотанностью, а может он и правда предчувствовал, что-то нехорошее.       — Так ему двадцать шесть? — задумчиво протянул Гаррет, и Фенрис не смог сдержать улыбку.       — Хоук, спи, — посмеиваясь, отозвался Андерс.