Во имя Трех

В первую же ночь на борту «Луфхольда» сон княжны стал беспокойным. Она никак не могла привыкнуть к корабельному гулу и вертелась в постели, падая и выныривая из дремотного забытья. Ногам делалось то холодно, то жарко. Пуховое одеяло казалось грубым и колючим. Даже сорочка постоянно собиралась под боком и неудобно вжималась в бедро. В моменты, когда усталость брала верх и реальность истончалась до сонных видений, появлялись лица. Среди них Нари узнавала одно-единственное: лицо капитана Рьятуша. Капитан показывался на несколько мгновений — печально улыбался краешками губ и… тут же исчезал. Его образ сменялся другим, который Нари не могла даже уловить, — настолько нечетким и подвижным было видение. Лишь изредка неясные черты замирали и складывались в портрет. И каждый раз новый. Кем были являвшиеся люди, Нари не знала. Иногда у них шевелились губы, — с Нари явно пытались говорить, но все звуки выходили слишком гулкими и неразборчивыми, отскакивали от сознания, точно от заговоренного стекла. Чудилось, один из голосов принадлежал мальчику, а одно из лиц — сухопарому лысому клирику. А порой все образы окончательно теряли цвет, исчезали, и оставалась чернота. Именно вместе с чернотой в сон просачивалась тревога. И делалось зябко. Вновь мерзли ступни, неудобно скатывалась сорочка и кололось одеяло. Княжна просыпалась, чтобы через некоторое время задремать и увидеть то же самое. Утомительное забытье схлынуло внезапно. На смену тревоге пришло физическое ощущение опасности — стало тихо. Угрожающе тихо. Словно что-то нехорошее грядет — так затихает в зиму лес перед ледяной бурей. Нари несколько раз зажмурилась и села на постели. Опустила ноги на пол. Шепнула, как ее научили, «во имя Лучезарного», но кристаллический ночник не загорелся. Неужели что-то случилось на корабле? Несколько минут она потратила на раздумья. Тихо и света нет… Небольшая портьера на оконце чуть серебрилась по краю. Нари привстала, отвела ее вбок. Небесный «Луфхольд» подставил левый борт луне, и теперь ее свет вырисовывал через иллюминатор четкое холодное пятно. Переходя с пола на стену, оно изламывалось по диагонали, точно было выкроено из тончайшей белой бумаги. Княжна быстро нашла вчерашнее платье. Выйдя в пятно лунного света, небрежно провела гребнем по волосам и скользнула в коридор. Тут тоже было темно и тихо. Нари пробежала несколько шагов, держась за стену. На ощупь отыскала соседнюю дверь и, постучав для приличия, юркнула в каюту. Оконце тут было меньше, но свет от него падал точно на постель. Казалось, спящую служанку осветила сама Многоликая. — Эри… — прошептала княжна, — Эри, проснись… Та вздрогнула, как вздрагивают люди, вырванные из чуткого сна — всем телом, и тут же приподнялась на локте: — Госпожа… Что-то случилось?.. Вы не спите? — Света нет… А еще… слышишь, как тихо? — Нари подошла к узкой постели и посмотрела подруге в глаза. — Может, я просто перенервничала, но… у меня плохое предчувствие… Взгляд Эри мигом сделался сосредоточенным: предчувствия юного Оракула без внимания оставлять нельзя. Нос «Луфхольда» уверенно резал мглу звездного неба. Корабль должен был идти на юго-запад, в столицу, — белостенную Варнею, до которой по воздуху можно было добраться за три дня. Город стоял в самом центре материка, на равнине, среди озер и лесов. А вот Северная Цитадель располагалась в широкой долине: Черные горы приобнимали ее с трех сторон. При спокойных ветрах выход из долины был достаточно безопасным для любых кораблей, но в сезон штормов воздух сотрясался как в дикой пляске. Оттого и навигация в этих землях была открыта только с середины весны до начала осени. На календарях значился второй месяц лета, и никто не ждал проблем. Однако заместитель разбудил капитана ещё до рассвета, — эта ночь складывалась беспокойно и у вахтенных офицеров. Губы лейтенанта Жиля показались Рэну Рьятушу сжатыми в напряженную линию. Крашеные в угольный усы нервно подрагивали на обветренном немолодом лице, а взгляд из-под насупленных бровей был сосредоточенным и мрачным. «Неладное, капитан», — сообщил первый лейтенант и подал китель подорвавшемуся с постели командиру. На мостике, в решетчатом обзорном стекле, плыла тьма, переходящая по правую руку в алое зарево восхода. «Луфхольд» шел на запад. И это не совпадало с запланированным маршрутом. Капитан Рьятуш невольно залюбовался: отсюда, сверху, в первых лучах солнца «Луфхольд» был великолепен. Сейчас, покрытый утренней росой, он, казалось, мерцал как ледяной призрак. Серебристый вытянутый фюзеляж на фоне еще темного, но уже готового разродиться рассветом неба с одного бока сиял пурпурным. Там, под ним, в носовой части, было спрятано «Парящее Сердце», — огромный энергетический кристалл. Его не было видно сверху, но Рэн чувствовал, как он мерно вращается, источая неяркое белесое свечение. С виду кристалл всегда казался ему похожим на звезду, пойманную в стальную оправу. Сейчас с «Сердцем» было что-то не так. Рэн не мог сказать, что именно, но первое, что он заметил, поднявшись с постели — гул. Его почти не было слышно. Тот самый гул, который порождали подчиненные «Сердцу» кристаллы-двигатели, и который любой флотский переставал замечать на второй месяц службы. — Старший помощник, доложите обстановку. Первый лейтенант приосанился: — Докладываю: два оборота назад навигатор обнаружил отклонение от заданного курса на двадцать градусов. Причина неизвестна. Мною был отдан приказ повернуть кристаллы маршевой тяги для компенсации отклонения. Оно уменьшилось до пятнадцати градусов. Однако лечь обратно на курс мы не смогли, — лейтенант Жиль, промокнув рукавом испарину на лбу, протянул капитану журнал и продолжил: — Капитан, если так и останется, по расчётам через три оборота мы непременно столкнёмся с горным хребтом. Что будем делать? Рэн внимательно вгляделся в лицо лейтенанта. Жиль — опытный офицер, служивший с начала основания небесного флота. Был бы он благородного происхождения, давно бы произвели в капитаны, но увы. Не может быть, чтобы он ошибался в расчетах. Рэн взял журнал и подошел к карте: судя по отметкам, «Луфхольд» еще не вышел за границы Северных земель, хотя уже должен был их покинуть. Просмотрел маршрут от Цитадели до Варнеи: по дуге на юго-запад. Повернулся и проговорил: — Слушай мою команду: повернуть все тяговые кристаллы в положение «вверх»… Попытаемся подняться и пройти над хребтом. — Есть, капитан! Жиль отправил вахтенных в камеры тяги. Уже через пять минут послышался невнятный звук, раздавшийся из переговорной трубы. Первый лейтенант выслушал сообщение и доложил: — Капитан, часть кристаллов по левому борту неактивна, они словно умерли… Рэн нахмурился: — Жиль, они там что, пьяны или, быть может, бредят? Первый лейтенант покраснел, собрался, вытянулся по струнке и отчеканил: — Капитан, я, в трезвом уме и ясном рассудке, докладываю: маршевый кристалл «три» и маневровые «первый», «третий» и «пятый» не работают и не откликаются на активацию. — Это невозможно. — Капитан, очевидно, что либо мы имеем дело с организованным саботажем вахтенных техников, либо происходит невозможное. Рэн мотнул головой: — Жиль, немедленно проверьте неактивные кристаллы. Лично. Первый лейтенант вновь появился на мостике только через двадцать минут. Влетел, запыхавшись, встал напротив и отрапортовал: — Капитан, докладываю: все подтвердилось. Кристаллы тяги невредимы, но… ни один не отозвался. Они действительно словно умерли или спят! А по левому борту даже световые не работают. Капитан уже давно ощущал, как понемногу, но неудержимо кренится на левый борт судно. Если так пойдёт и дальше… В любом случае, мощности оставшихся кристаллов не хватит для набора высоты, чтобы преодолеть хребет. — Слушай мою команду: отключить тягу. Лечь в дрейф. — Передано! — спустя минуту отозвался мичман Кропп, который сейчас стоял «на трубах». Через несколько мгновений остро почувствовалось, что «Луфхольд» окружает предрассветная мгла. На горизонте — ни облачка. Безветрие. Голос лейтенанта Жиля показался Рэну оглушительным: — Капитан. Согласно приборам нас продолжает тащить на «Большой Зубец». И, чудится… что это… не тяговые кристаллы сошли с ума. А «Сердце»… Огромный кристалл — «Сердце». Он держал на себе весь корабль и не был способен опуститься на землю, однако с его помощью при необходимости небесный «Луфхольд» мог поменять эшелон. Его тяга не была подконтрольна флотским в силу мощности, и «Сердце» подчинялось только бортовым клирикам, особым служителям Лучезарного Арэ. С их помощью «Луфхольд» начинал и завершал рейс. Необходимость в клириках у Рэна всегда вызывала раздражение. Порой он думал, что это простая человеческая ревность, какая вспыхивает по отношению к любимой женщине: его борт должен принадлежать только ему. Но сегодня без содействия служителей Лучезарного было не обойтись. Рэн мотнул головой, посмотрел исподлобья на мичмана и проговорил: — Будите всех по тревоге. Кроп, срочно пригласите ко мне отца Кварита. И если левый борт действительно отключен, возьмите свечную лампу. Тем временем в маленькой каюте служанки обе девушки — и Нариер, и Эри — устроились на кровати. У запасливой Эри нашлось все необходимое, и в руках княжны появилась обычная восковая свеча, не требующая никаких имперских заклинаний для активации. Эри уже переоделась со сна и теперь собирала волосы своей госпожи в прическу. — Эту прядь сюда, эту сюда… Поднимите повыше, пожалуйста… Ага. Еще немного, и все будет готово. Если вы собрались пойти наверх, надо сперва привести себя в порядок… Так… Вот и закончили! Где ваши шпильки с красными ягодами, те, со шпинелью? Они сюда хорошо пойдут… — У меня в комнате, в шкатулке, — Нари покрутила головой, убеждаясь, что прическа крепко держится. Ощупала хитро скрученный узел на затылке и сморщила нос. — Украшения оставим на потом. Кому это важно? — Как кому? А вдруг встретите бравого капитана? Да, впрочем, мало ли кого можно встретить? Нари поблагодарила ночь за темноту — почувствовала, что в щеках предательски теплеет: при упоминании капитана Рьятуша у нее появились какие-то странные эмоции — смущение и… трепет? Княжна постаралась, чтобы ее голос прозвучал как можно строже: — Эри… — А что такого? Как не раз повторяла ваша матушка: «Мужчины любят глазами, а влюбленный мужчина зачастую бывает полезен». Не стоит пренебрегать красотой, даже если будущего супруга вы уже нашли. Княжна знала, что Эри понимает толк в подобных вопросах. Ее хорошенькая чернявая служанка была сиротой и выросла в Теплом доме среди прочих воспитанниц леди Ларины — главной жрицы Многоликой Эйрадэ. Там нередко принимали мужчин, чтобы проводить их за порог только поутру. Впрочем, во внутренние комнаты допускали далеко не всех, руководствуясь принципом, известным только самим жрицам и их богине. Сестер, как они себя называли, Империя давным-давно вытеснила со своих земель — культ Светоносного Арэ порицал их образ жизни, веру и ритуалы, и оставил право на чудеса исключительно за собой. И действительно, казалось, Многоликая уже столетиями не отвечала на зов своих служительниц, и ее почитателей осталось совсем немного: должно быть, большинство имперцев даже и не знали теперь про древний культ. В начале эпохи те из сестер, кто сумел не попасться в руки клириков, бежали на Север, а кто все же исхитрился остаться в Империи, скрылись под видом торговок или артисток и тихо-тихо нашептывали свои истории новым поколениям. Истории эти нравились Нари. Ее саму, еще маленькой, не раз приводили в Теплый дом, где частенько для детей показывали сценки из древних легенд с музыкой и танцами: про героев и королей, путешественников и чудотворцев. Более того, ее мать, Леди Диер, сама была одной из сестер Многоликой и, выйдя замуж, не приняла титула супруга, оставив формальное «леди». Впрочем, это не помешало ей по-хозяйски распоряжаться в замке северных князей. Нариер не раз замечала, как Эри и мать многозначительно переглядываются, словно разделяют в этот момент какое-то тайное знание. Или беседуют долгими вечерами о чем-то своем. Нари давно поняла, что Эри была пристроена в Цитадель именно по желанию мамы, тогда, три года назад, когда служанке было как княжне сейчас — пятнадцать. — Пойдемте за шпильками? Несколько минут у нас всяко найдется… Нариер неохотно кивнула. В чем-то Эри была права. Небольшое промедление роли не сыграет. Но княжна все равно чувствовала себя неуютно, неспокойно. Вот только почему? Стоило обеим девушкам оказаться в темном коридоре, как тут же послышались шаги: кто-то торопливо спускался с верхней палубы, громыхая каблуками по деревянной лестнице. — Быстрей, быстрей! — зашептала Нариер и подтолкнула Эри вперед, сама не понимая, зачем собирается прятаться: они не делали ничего предосудительного… Как только княжна проскользнула следом за служанкой в свою каюту и тихонько притворила дверь, то осталась стоять поодаль. Прильнула к стене и прислушалась. Появилась вновь то ли тревога, то ли… Шаги сделались ближе, и Нари даже показалось, что идут именно к ней, но неяркий дрожащий свет прошмыгнул оранжевой полосой под дверью и быстро растворился во мраке. Судя по звуку, постучали в дверь где-то напротив. До этого момента Нари не задумывалась, проживает ли по соседству кто-нибудь еще — казалось, что для нее, ее служанки и их многочисленных вещей выделили всю гостевую палубу… Да к тому же, после отбытия настроение у нее было неизменно задумчивым, и почти все время пути княжна просидела с книгой у себя в каюте. Однако напротив все же кто-то есть… Раздался мужской голос, не слишком громкий, но низкий и решительный: — Отец Кварит! Откройте, пожалуйста. Капитан срочно просит вас к себе! Послышалось, как кто-то пытается повернуть дверную ручку, но та не поддается — только лязгает и поскрипывает. — Черт подери… Отец Кварит! Вы слышите? — голос стал заметно громче. Ручку отпустили и начали стучать, но уже не просто из вежливости, а напротив, с настойчивостью и раздражением. — Отец Кварит! Просыпайтесь! Вас просит капитан! На корабле неполадка с несущим «Сердцем»! Вы срочно нужны на мостике! В дверь замолотили кулаком. Судя по проскальзывашей среди грохота брани, это не давало результатов. В коридоре притихли, а у Нариер на душе сделалось совсем тревожно: что случилось, если без клирика не обойтись? И после непродолжительной паузы, — будто пришедший тоже прислушивался к тому, что происходит, — дверь напротив застенала под напором то ли чьего-то сапога, то ли плеча… Послышался хруст, затем гулкий удар дерева о дерево. — Отец Кварит, вы… — продолжение фразы затерялось в пространстве и стало неразличимо. Нариер прошептала: — Какие-то проблемы… — Госпожа… Кажется, если мы сейчас пойдем наверх, будем только мешаться… — проговорила Эри. — Может, останемся здесь? Если случится действительно что-то серьезное, то нас наверняка предупредят… Нариер собралась ответить с решительным видом, но не успела. Ее перебил уже знакомый голос пришедшего: — Брор! Брор! Срочно беги к капитану! Отец Кварит мертв! Убийство! Черт подери! Тут ни зги не видно! Кажись, у него перерезано горло! Брор! Слышишь? Бегом! Я пока осмотрю тут все… Нари на миг оцепенела. Почувствовала, как на предплечьях проступают мурашки: как убийство? Неверяще оглянулась на служанку: — О, Трое… Теперь корабельная тишина показалась жуткой. Княжна успела отступить от двери и сделать не больше десяти выдохов прежде, чем кто-то забегал по коридорам. Послышались крики. Поднятая по тревоге команда засуетилась на палубах, и корабль в один миг наполнился разнообразными звуками. Прислушиваясь к происходящему, капитан и первый лейтенант дожидались судового клирика в кают-компании. Рэн рассматривал карту, чуть хмуря лоб и щурясь: казалось, и пунктиры, и обозначения подрагивают при каждом выдохе. — Жиль, что думаешь вот об этом месте? — капитан задержал палец в точке между хребтами. Первый лейтенант склонился над местом, куда указал капитан, а после глянул на Рэна исподлобья. Коротко кивнул. Остался стоять молча, в ожидании. Рэн, удовлетворившись реакцией, продолжил: — Тогда так и сделаем. Что же… надо готовить корабль. Как только пройдем болота, наладим кабину. Надо эвакуировать наш «ценный груз». Княжна должна покинуть борт немедленно, пока есть время. Эвакуация казалась Рэну правильным решением. Пассажирскую кабину обычно использовали там, где не было башен: корабль останавливался, и ее опускали на лебедке, когда надо было принять кого-нибудь на борт или пополнить запасы воды и продовольствия. Но сейчас он планировал использовать эту конструкцию по самому нежелательному ее назначению. Первый лейтенант вытянул губы, и усики на его лице задвигались из стороны в сторону. Он, поразмыслив, цокнул языком и отозвался с сомнением: — Думаю, Кварит быстро поправит ситуацию. Он избранник Лучезарного, это в его власти. В конце концов кристаллы — его работа. Клир создал это «Сердце» и приставил к нему своих служителей не просто так… — Жиль, — капитан перешел на дружеский тон, который можно было позволить давним товарищам, — мне это не нравится. Ты понимаешь, что старина «Луфхольд» продолжает движение с неактивными маршевыми? «Сердце»? Или еще какая чертовщина? Если с княжной что-то случится, грянет беда для всей империи. Первый лейтенант вновь поиграл усами, произнес с осторожностью: — Боюсь, люди скажут, что ты струсил… Капитан отошел от стола и посмотрел в окно. Оправил воротник-стойку камзола, которая, впрочем, всегда выглядела идеально, и проговорил в собственное тусклое отражение с видом скучающего философа: — Репутация, конечно, пострадает, но… Даже если Кварит быстро все наладит, то лучше с комфортом доставить княжну на землю и отправить ее экипажем до столицы, чем подвергнуть риску тут: как только пройдем поля, спокойная высадка будет невозможна. Сам посмотри… там начинаются лес и скалы. Местность не позволит. А насчет Нариер Ормирской лорд-советник выразился предельно ясно: «никаких происшествий». Арсону Сарасткому очень нужно, чтобы светлость добралась к нему целой и невредимой, — Рэн запнулся, помял пальцами веки и вновь посмотрел в окно. — Только между нами, но, думается, что ее присутствие на «Луфхольде» и эти странные неполадки — не простое совпадение. Пирз исчез перед самым рейсом, и теперь отец Кварит — единственный клирик на борту. Воистину, это княжество — проклятые земли… Так что, нет, Жиль. Ее светлость со служанкой должны покинуть корабль. За свою недолгую жизнь капитан Рьятуш совершил довольно много опрометчивых поступков, и благодаря этому опыту он сейчас хорошо понимал, что ситуация вышла из-под контроля. Слишком многое стояло на кону, чтобы полагаться исключительно на удачу. В конце концов, пусть лучше под сомнением окажется его репутация, чем договор о браке его величества. Рэн обернулся к помощнику: — Поручаю тебе подготовить корабль к спуску кабины. На это у нас есть три четверти оборота. — Только ее светлость? — вопросительно приподнял брови Жиль. — Нет. Еще лейтенант Юка с его гвардейцами. А еще… Заботу о княжне я также поручаю тебе. Проводишь ее вместо меня до столицы и… Дверь распахнулась. В кают-компанию влетел растрепанный мальчишка, ученик штурмана, Брор. Он прервал Рэна на полуслове: — Капитан! — в возгласе отчетливо слышалась паническая интонация. Капитан Рьятуш смерил ворвавшегося раздраженным взглядом: — Брор? В чем дело? Где Кварит? — Ваше благородие… — глаза Брора блестели от еле сдерживаемых эмоций. Он нервно сдунул прядь со лба, прочистил горло и продолжил уже спокойнее: — Беда, капитан. Мичман велел вам передать, что отец Кварит мертв… Убийство… В кают-компании повисла тишина. Брор, не выдержав напряжения момента, прервал затягивающуюся паузу быстрым бормотанием: — Ваше благородие… Мы пришли будить… А там темно как в могиле! Ни одна кристаллическая лампа не работает, словно «Сердца» не существует. Хорошо, мы взяли свечную! Кроп стучал… А потом пришлось вышибить дверь… И я не успел сам ничего увидеть, но мичман сказал, что отцу Квариту перерезали горло… и… вот… Пока мальчишка говорил, лицо Жиля краснело и раздувалось, будто пчелы покусали, а когда Брор замолк и с испугом начал переводить взгляд с одного офицера на другого, первый лейтенант шумно задышал и шарахнул кулаком по столу: — Да чтоб тебя! Капитан Рьятуш кинул в сторону помощника долгий задумчивый взгляд: — Лейтенант, распланируйте эвакуацию в условиях текущей скорости судна. Будем рассматривать все возможные схемы. Вернусь через десять минут. Когда приходят дурные вести, люди или громко проклинают обстоятельства, или без лишних словоизлияний каменеют лицом. Если Жиль относился к первому типу, то Рэн с его аристократическим воспитанием — ко второму. Он порой считал это воспитание своим самым большим недостатком — доктора говорили, что не давать выхода недовольству вредно для здоровья, и именно от того, дескать, у капитана случаются приступы мигрени. И вот теперь, спускаясь на гостевую палубу, где клирикам была отведена одна из самых комфортных кают на корабле, Рэн снова только сжимал кулаки. Можно было бы отчитать Брора за неподобающее поведение или разразиться ругательствами, когда тот принес дурные вести… как Жиль… Но что уж теперь? Капитан Рьятуш шел вслед за постоянно оглядывающимся Брором и с какой-то отстраненностью наблюдал за ходом собственных мыслей. Пирз, второй корабельный клирик, исчез перед началом рейса. Среди северян искать замену было бессмысленно — Ормир не пускает служителей Арэ к себе. Но вот если… если Кварит действительно мертв, значит повлиять на «Сердце» некому. Некому посоветовать, что делать с тяговыми кристаллами. Возможно, у них получится запустить хоть что-то… Но если нет… Однозначно, следует «якорить» и спускать кабину так быстро, насколько это возможно. Похоже, что столкновения не избежать, разве что сам Лучезарный не вмешается. Или же, если Леди Удача не отведет корабль от гор своей рукой. Княжну и ее служанку надо срочно отправлять вниз, а он… согласно закону, капитан покидает корабль последним. За свою жизнь Рэн сейчас не дал бы и медной монеты — слишком многое этим утром идет не так. В неуютной темноте каюты, пахнущей кровью и благовониями, собрались четверо: капитан Рьятуш, судовой врач мэтр Ули, мичман Кроп и самый младший в команде, Брор, смышленый, по сути, парнишка, который получил основное воспитание в воровских трущобах Таверии. Рэн глянул на тело Кварита в свете свечного фонаря. Клирик, раскинув руки, лежал на пропитанной темным постели. Из-под сбитого в изножье одеяла торчала голая пятка, сам он был одет в ночное, глаза несимметрично зажмурены. И да, действительно, как Брор и говорил — перерезано горло. Капитан Рьятуш поймал взгляд долговязого врача, уже седеющего, всегда гладко выбритого и сдержанного. Проследил, как морщатся его губы: — Он умер около трех-четырех оборотов назад, капитан… Причина смерти очевидна… Рэн позволил себе вздох. — Что-нибудь нашли? Есть мысли по этому поводу? Кто-нибудь мог желать ему смерти? — Следов нет, капитан, — проговорил мичман Кроп, теребя в пальцах форменную фуражку. — Слишком темно, чтобы толком что-нибудь рассмотреть… А насчет недоброжелателей я не знаю… — Я слышал, — тихо начал Брор, — как Кварит вчера вечером, перед самым отбоем, ругался со служанкой княжны… Рэн с интересом глянул на пацана: — По поводу? — Я не знаю точно. Я слышал только, как отец Кварит кричал ей вслед какие-то проклятья… Но он же обычно очень добрый? Я никогда не слышал, чтобы он сквернословил… А тут… — Ясно. Клириков Рен не любил, предпочитал с ними лишний раз не пересекаться. Некоторые клириков обожали, некоторые благоговейно опасались. Но убийство… — Капитан, — начал мэтр Ули, — я посмотрел. На теле нет царапин или явных признаков борьбы. Скорее всего он спал, когда… Рэн задумчиво кивнул судовому врачу: — Спасибо, мэтр. Идите к себе, собирайтесь… Будьте готовы в любой момент покинуть борт. Вы отправляетесь вниз. Мэтр Ули на миг вытаращился на капитана, но быстро сбросил оцепенение и, как бесплотный дух, затерялся в темноте. Капитан обратился к оставшимся: — Господа. Времени на полноценное расследование нет. Вы слышали, часть экипажа покидает корабль. Мичман Кроп, осмотрите тут все еще раз, только быстро. Через десять минут доложите. Брор — отправляйся к лейтенанту Дэммру, он скажет, что делать. Я должен оповестить ее светлость. Не дожидаясь ответа, Рэн стремительно вышел в коридор. Остановился у двери напротив как вкопанный: все происходящее на миг показалось дурацким сном.