Во имя Трех

Рэн не мог выбраться из западни: у него больше не осталось ни сил, ни желания. Каждая попытка напрячь мышцы и приподняться хотя бы на локтях приводила к режущей боли в животе, а после становилось сложно дышать. Его придавило чем-то настолько тяжелым, что он больше не чувствовал собственных ног. Правая рука работала паршиво — еле-еле шевелилиь пальцы, — но левой ему все-таки удалось откинуть налипшие на глаза волосы. Над его головой синело небо — холодное, прозрачное. Непонятно откуда прямо в лицо падали снежные хлопья. С виду хрусткие, они таяли на щеках и медленно скатывались по вискам водой. В голове давно сделалось пусто, а оттого невероятно ясно, яснее, чем когда бы то ни было. Рэну теперь казалось, что его предназначение — это созерцать снег, летящий с чистого безоблачного неба, этих звонких искр в глубокой лазури. Тело давно перестало ощущать холод, потому Рэн прекратил метаться и пытаться превозмочь бессилие. Напротив, постепенно делалось все теплее и уютнее. Веки слипались, преисполненные болезненной тяжести, дыхание переставало отдаваться в воздухе влажным паром изо рта. «Я, пожалуй, умираю…» — подумал Рэн и успокоенно улыбнулся с видом человека, исполнившего мечту: умереть героем — не самый дурной финал. — Ну-ну… — раздалось где-то над головой, и Рэн, силясь, вновь приоткрыл глаза. Сквозь полуразомкнутые веки было толком ничего не рассмотреть — только смутная небесная лазурь. Однако осознав и прочувствовав, что рядом есть кто-то еще, Рэн ощутил страх. В первую очередь капитан Рьятуш испугался именно того, что его сейчас начнут спасать. «Оставьте меня», — подумал Рэн, и ему захотелось отмахнуться от пришедшего, но мысль, что причудившийся голос — всего лишь плод его умирающего рассудка, подействовала как успокоительная пилюля. — Умрешь и пойдешь на круг перерождения, и вот, начинай все сначала… Люди такие наивные… Голос был надоедливым и мешающим. Рушащим всю торжественность момента, — эту незримую обреченную красоту умирания, в которой Рэн нашел себе убежище и утешение. — Нет тут красоты, Рэн, — не унимался голос, противореча мыслям капитана, словно все они отображались на его лице. — Давай я тебе расскажу, как это выглядит на самом деле? Ты, весь переломанный, лежишь под обломком балки. Тут жутко воняет, хочу сказать, и видок у тебя тот еще — не лицо, а одна большая ссадина... Рэну захотелось, чтобы голос исчез. И тем непереносимее казалось прозвучавшее, чем сильнее чувствовалось, что голос не лжет. А наверху кто-то озадаченно причмокнул и вздохнул. Теперь у Рэна появилось четкое ощущение, что за его головой сидят. Незримый гость продолжил насмехаться: — Рэн, думаешь, тебя запомнят как героя? Ну… Разве только маленькая княжна… Она за тебя так просила, так просила… В общем… Я не стану рассказывать, почему корабль сошел с курса, с этим ты вполне разберешься и сам, а вот это сделай обязательно — верни девочке шпильку. Скажи, что с приветом от Рикхарда, ее отца. Рэн слышал слова, но не мог взять в толк, чего хочет от него голос. Горло не слушалось, и у капитана не получалось даже замычать в ответ. Он немо пошевелил губами, сам не понимая, что именно собирается сказать. На лицо Рэна легла белая ладонь. Почувствовалось покалывание, какое появляется, когда отогреваешься у камина. Тепло просочилось внутрь, коснулось век и губ, мазнуло по нёбу и через горло полилось в легкие. Рэн тут же закашлялся и широко раскрыл глаза. Откуда ни возьмись, появились силы, чтобы запрокинуть голову и оглянуться. За Рэном сидел человек, бледный как мел. Его длинные седые волосы были заплетены в десятки кос. Фигура у незнакомца была тонкой, что было видно даже несмотря на размашистый балахон. Рот искривлен в насмешливой улыбке, глаза — наглые, с хитрецой. Рэн не взялся бы сказать, какого пола это существо, потому как оно имело и мягкие женские черты, и точеные мужские. Но пожалуй, по позе, по кокетливо склоненной набок голове, по игриво приподнятым белесым бровям, по лукавству, с которым оно на него глядело, можно было бы сказать, что все-таки женщина, если бы не голос… Существо помахало ладонью, словно отнекиваясь: — Ой, Рэн. Не ломай голову, не твоего ума это дело. — Ты кто? Ты Арэ? — прохрипел капитан, разглядывая собеседника. — Арэ-не-Арэ, оставь эти диспуты богословам. Ты же никогда особо не дружил с религией, ну и нечего начинать. — Странный собеседник поднялся на ноги, взял онемевшую правую руку капитана в свою и ткнул в нее указательным пальцем. — И вот что, Рэн, я даю тебе благословение, но распоряжайся им разумно, ладно? Оно, признаться, принесет тебе много мороки, но ты справишься. И да, не забудь: в кармане у тебя лежит шпилька ее светлости. Верни ее хозяйке, как наказано, это подарок от нас. Она спасет, когда настанет время. Ну, а теперь… Существо склонилось к Рэну и коснулось его губ своими. В голове мигом сделалось мутно и путанно. Капитана закружило, в затылке резко вспыхнула боль — слишком сильная, аж до тошноты, а перед глазами, казалось, расползаются разноцветные пятна. Он застонал. Приложил руку к виску, нащупал жилку и надавил. Боль не отступила. Спина затекла, шея затекла, и тошнота казалась нестерпимой. Рэн перевалился на бок, чтобы уж если и стошнит, так хоть на землю, а не на китель. Поджал колени к животу, и в правой голени резануло, как ножом. — Да не вертись ты… — пробормотал голос, низкий и дребезжащий, как у старухи. — Все ты вертишься, да вертишься… Только жар начал спадать, так сразу завертелся… — Капитан пришел в себя? Этот голос показался уже знакомым. Лейтенант Дэммр, — тот характерно картавил. Дэммр… Дэммр жив? И он, Рэн Рьятуш, выходит, что тоже жив? — Хотите воды, капитан? — а этот голос принадлежал Кропу. Густой и раскатистый, он бил по ушам, как кузнечный молот о наковальню. Все звуки сейчас казались нестерпимо громкими. Рэн прохрипел: — Уйдите… Пошли прочь… — Лейтенант… Похоже, что он еще бредит… — прогрохотал сверху Кроп. В желудке все вздыбилось, и Рэн вздрогнул всем телом, еле-еле подавив рвотный позыв. — Дурак, капитан головой приложился — вон как распороло от брови до виска, наверняка мозговую смуть получил… Не ори тут, иди, принеси плошку… — зашипел где-то рядом Дэммр. Старуха вмешалась: — Оба идите отсюда. Ты — за водой, а ты — дров бы наколол, коль уж нахлебниками заделались. И шпану свою организуй, а то дел натворят. Подниму я на ноги вашего капитана, только под руку не лезьте… Рэн приоткрыл глаза. Ничего толком перед собой не увидел: возможно, просто стена в полумраке. Зажмурился. — Ничего… — Рэна похлопали по плечу. — Ничего, мальчик. Если продержишься с неделю, то, стало быть, и жив останешься… А ногу мы тебе как-нибудь поправим… Рэна бы вывернуло, если бы в желудке было хоть что-нибудь, а так только во рту появились кислота и горечь. Снова сделалось холодно. В голове бушевала то ли проклятая мигрень, то ли… Рэн тихо застонал. — Держись, — вздохнули за спиной. — Не охота мне и тебя хоронить. Постарайся для старой тетушки Ги, ладно? Спи, набирайся сил. Рэн почувствовал, как его укрывают. Вцепился в край шерстяного одеяла, натянул его на голову и свернулся в комок. Когда княжна открыла глаза, то не поняла, где находится. Чувствовала она себя в целом неплохо — по крайней мере в боку уже не разливалась тупая ноющая боль. Присела на постели и увидела перед собой кого-то очень похожего на Эри — почти ее копию, но… эти потяжелевшие черты лица, небольшая проседь на виске и богато расшитое платье… — Госпожа! — всплеснула руками гостья, и в тот же миг ее образ задрожал как в летнем жарком воздухе, чуть подернулся, стал размываться… И слился со стоящей у изножья служанкой — с ее Эри, той Эри, которую княжна знала уже много лет. — Как вы себя чувствуете? Сердце у Нариер забилось быстро-быстро, она выпрямилась, опустила глаза и посмотрела на свои руки. Все нормально. С опаской перевела взгляд на служанку и с облегчением улыбнулась самыми кончиками губ: — Ох, Эри, ты не представляешь, как я сейчас перепугалась… Служанка подошла ближе и по-свойски присела на край постели: — Перепугалась? — Понимаешь… Мне почудилось, привиделось… не знаю, как объяснить, будто бы ты была не ты, а твоя копия, но, кажется, будто бы старше и я… — Нари прервалась и тревожно сжала краешек платья в ладони. — Возможно ли… Лицо служанки переменило несколько разных выражений — от удивления до сосредоточенности: — Как вы себя чувствуете? Нари отчего-то залилась краской: — Более-менее… Ничего странного я не чувствую, боль в боку поутихла — так, только отголоски… Мне существенно лучше, чем накануне. Может это из-за пережитого? Может, я и вправду трусиха? Эри улыбнулась мягко, по-матерински, вздохнула и, вставая, начала вытирать ладони о повязанный на талии фартук: — Госпожа, я думаю, стоит сделать так: я сейчас распоряжусь насчет ванны, а вы, пока одни, проверьте нижние юбки. На всякий случай, — и заприметив растерянность княжны, ободряюще кивнула. — Я скоро вернусь. Тревога оказалась напрасной, однако перестать тревожиться Нариер не могла. Что именно она видела? Это сонный бред или последствие нервного помешательства? Или все-таки начинается то, о чем предупреждала мама? Видения оракула? Нари не знала, как именно выглядят пророчества, как они приходят, когда они появляются и на что похожи. Про Озерную Ведьму, обладавшую таким же даром, она знала очень немногое. Дедушка рассказывал, что приезжал к ней за советом около двадцати лет назад и, вопреки ожиданиям, та оказалась совсем юной девицей, а ее прорицания сбылись. Северная земля подарила ему сына, а взамен забрала ногу. Говоря об этом, Гедур похлопывал себя по деревянному негнущемуся колену, но все равно улыбался. Гордый князь Вольного Северного Предела не мог иметь детей, хоть и был женат трижды, и главной его мечтой было иметь сына — такого, какой был бы достоин его земель. Эта история больше походила на сказку или легенду, дедушка наверняка сгущал краски, чтобы сделать ее более занимательной, — уж слишком много чудесного в ней было. И вот, — говорил дедушка, — он, отчаявшись, все же решил испытать судьбу в последний раз. Несмотря на предубеждения, поехал к Пророчице, о которой среди простого люда ходила молва. Следуя провидению и пройдя путем Забытых Паломников, Гедур повстречал древнее чудище, которое чуть не убило его, но там, среди Черного леса, в горах, он встретил мальчика. Тот был гол и худ, бел как бывают белы люди, никогда не видавшие солнечного света. Но при этом мальчик не боялся мороза, разговаривал на непонятном языке и помог Гедуру, когда он, раненый и ослабевший, умирал в глуши. Мальчик назвался Рикхардом, а после исчез. Его долго искали, а когда нашли, то привезли в Цитадель. Гедур усыновил найденыша, воспитал и назвал наследником. Мальчик вырос смелым, умным и справедливым. Когда Нари слушала, чувствовала, что князь очень любил сына и догадывалась, что страшнее потери не было в его жизни. Ее саму дедушка тоже любил, она не сомневалась, только по-другому — будто бы не знал, что нужно с ней делать: баловал подарками, рассказывал истории, а проходя мимо, ласково гладил по голове. Но никогда не брал с собой ни в путешествия, ни на празднества, ни на собрания — будто бы прятал. Или берег? Нари не знала. Каждый раз поднимаясь по парадной лестнице, она разглядывала портет отца, который был сделан накануне смерти, и думала, как бы сложилась ее жизнь, будь он рядом. Наверное, все было бы куда понятней, проще и веселей. Эри окатила водой из кадки спину княжны, и та вздрогнула. — Да уж, Эшр — не самое гостеприимное место, как ты и говорила… Накидывая Нари на плечи простыню, служанка сморщилась: — Не станем же мы мыться в бане, где отмывают после походов солдат… А ванной комнаты для дам тут не предусмотрено, — она принялась растирать княжне плечо. — Жаль, что для ужина с его превосходительством у вас отсутствует подобающее платье… Нари подставила бок и прихватила простыню у груди: — Ничего. Единственное, что радует — мама уговорила дедушку взять часть моих вещей в Варнею из-за того что его корабль шел полупустой… Эри обернула княжну ситцем и заткнула край полотна: — Ну да. Но то синее, которое осталось на Луфхольде, с йарновой вышивкой, сейчас было бы очень кстати… — она обошла бадью по кругу и посмотрела на Нари. Та, казалось, блуждает в собственных мыслях. Их взгляды встретились и наступила тяжелая тишина. Девушки одновременно вздохнули, и этот общий на двоих вздох был полон горечи последних дней. Переступая через край бадьи, княжна еле слышно прошептала: — Он жив. Я знаю, чувствую это… Эри подала халат: — Значит, так и есть, ваша светлость… Гедур Ормирский сидел за столом в малом кабинете. Взгляд князя не предвещал ничего хорошего. От него даже пахло яростью. Винсорт внутренне содрогнулся, но виду не подал. — Гедур, старый друг, ты же понимаешь, что мы находимся в не менее сложном положении… — продолжил Арсон Сарасткий доверительным тоном. — На Луфхольде остались мои люди. Я понимаю, насколько ты раздражен, но согласно последнему донесению первого лейтенанта княжна в безопасности — в крепости Эшр, на своей земле. Ей сейчас ничего не угрожает. — Пока что, — ровно проговорил князь и продолжил неотрывно смотреть на советника. Лорд Арсон сплел пальцы рук. Вздохнул. — Хорошо. Отряд пехоты. — Три «клинка» и два «копья», не меньше. Советник недоуменно вскинул брови: — Ты хочешь разместить тут полк? Это невозможно. Гедур, мы начали расследование. Предатели будут казнены. Все силы брошены на их поиски. Нам просто негде будет расквартировать целых два ормирских «копья», хоть мы всегда рады вашим воинам, особенно в качестве подкрепления, но… — Не заговаривай мне зубы. Я не оставлю Нариер тут ни на секунду, пока не буду уверен, что ее окружают надежные люди. Мои люди. — Гедур положил ладони на стол, будто физически нажимая на оппонента. — Ее безопасность будет под контролем северян, и не упрекай меня, Арсон, в излишней мнительности. Пока под носом у короны возможен саботаж... Или… Возможно стоит пересмотреть концепцию брачного договора? — Ладно, хорошо… Пусть. Пусть княжна продолжает свое путешествие в столицу, пусть с ней идет пехота и конница, но, Гедур, армия — это перебор… — Я оставил вам сына! Сына, которого ваши клирики обязались беречь пуще зеницы королевского ока! И где он теперь? Где, я спрашиваю! — князь с хлопком опустил ладонь на столешницу, и Винсорт все-таки вздрогнул. — Я уже доверился один раз вашим обещаниям! Нет. Ты меня не уговоришь. Или в распоряжении княжны будет личная гвардия или договор расторгается! Его Величество прикусил губу изнутри и, пересилив страх, вскинул голову. Произнес: — Князь, а ты не думаешь, что все это было подстроено твоими людьми? Далеко не все северяне благосклонно смотрят на грядущее объединение. Есть те, кто готов отдать жизнь за независимость — для них несчастный случай, произошедший с наследницей, был бы как нельзя кстати. Гедур почти не изменился в лице, а вот Арсон чуть смежил веки, одобряя. — Мои люди, — тихо, но жестко проговорил князь, — Находятся у меня вот здесь… — он сжал кулак, переминая пальцами. — Все, кто окружают сейчас княжну, связаны судьбой, верой и клятвой, — и откинулся на спинку стула, выдерживая паузу. — Я свое слово сказал. Симметрично ему Арсон тоже занял чуть более расслабленную позу. Помолчал, будто прикидывая что-то в уме и хмыкнул, придя к какому-то внутреннему согласию. Решительно кивнул: — Ладно. Три «клинка» и два «копья». В последствии из них будет сформирована личная гвардия ее величества… Когда князь покинул зал малого совета, Винсорт угрюмо поглядел на советника: — Мы проиграли, — недовольно буркнул он и прошел к окну. Позади послышался легкий смешок: — Ой ли, ваше величество. С учетом ситуации, в которой мы оказались, все очень даже хорошо. Княжна, хоть и с небольшим опозданием, продолжит свой путь в Варнею. Гедур пришлет с ней не армию, как грозился с утра, а всего пять отрядов. Будет около двух сотен человек. За год я снижу их количество до сотни, а после, чуть позже, ее можно будет расформировать за ненадобностью. Но… Винсорт повернулся на пятках и строго поглядел в глубину анфилад: — Но для этого нам необходимо отыскать предателей. Лорд Арсон Сарастский удовлетворенно кивнул.