Во имя Трех

Капитан Рьятуш приподнялся на топчане и огляделся: вокруг то ли землянка, то ли пещера, — слишком темно, чтобы рассмотреть и определиться. В висках все еще отчаянно стучало, и каждый звук казался острым, целящимся в голову. Единственное, что радовало — этих самых звуков было немного: какой-то неритмичный стук вдалеке, кажется, еще приглушенные голоса. Рассеянный взгляд капитана упал на колченогий табурет у узкого, будто столярного, стола, над которым громоздились низкие полки… Повсюду развешаны пучки сохнущих трав. От них исходил дурманящий запах, и его с трудом можно было бы вынести, будь вокруг жара. Но царившая прохлада облегчала ароматы, делая их приятно-согревающими. Позади скрипнуло, но капитан Рьятуш не повернул головы. Чтобы не раздразнить боль, приходилось только вслушиваться: легкие шелестящие шаги… будто шли по земляному полу сухими, жесткими пятками. Или тонкими подошвами. Спустя мгновение добавился новый запах, — обостренное болью и темнотой обоняние различило в травяных ароматах какую-то странную «влажную» ноту. Так пахнут болота или озерная ряска… или вымоченные палые листья: остро и приторно. — Ну что? — прозвучал уже знакомый скрипучий женский голос. В поле зрения капитана появилась сухенькая старушка — низенькая, с носом-пуговкой и с большими блестящими глазами цвета грозового неба, — то ли грязно-фиолетовыми, то ли густо-серыми, не разглядеть… На плечах старушка-карлица носила накидку из густого лоснящегося меха, а волосы были заплетены с тщательностью и выдумкой. Рэну даже почудилось, что перед ним местный дух, потревоженный кораблекрушением — настолько необычен был вид этой маленькой женщины. Впрочем, все это Рэну только привиделось: прошел буквально миг, и глаза у пришедшей сделались невыразительными, мутно-земляными, а на меховой накидке, стоило старушке двинуться, обозначились проплешины. Хитрая прическа оказалась стянутыми на затылке колтунами. Старушка почесала кончик носа жилистым когтистым пальцем и с сомнением посмотрела на Рэна: — Ну, что вытаращился? На мне, что, диво-дивное намалевано? Я тебе отвара принесла из клоповницы — голову должно унять. Болит? Рэн, все еще недоверчиво промаргиваясь, медленно кивнул. — Меня тетушкой Ги звать, — продолжила карлица и величественно махнула рукой. — Да не глазей на меня, а на, вот, пей… — тетушка Ги сунула под нос капитану деревянную плошку с каким-то варевом. Варево пахло кисло и горько. Хоть Рэн машинально и схватился за плошку, но пить не стал. Собрался с силами и попытался спросить: — Кроп… лейтинант Дэммр… — Тшш… Пей давай. Ты еле лыко вяжешь. Да и взгляд, как у дурного. Потом все. Старушка недовольно поглядела на Рэна, но ее прикосновение почувствовалось скорее ласковым: она легонько подтолкнула вверх его руку, и капитан подчинился — поднес к губам деревянную кромку и сделал глоток. Вопреки ожиданиям питье оказалось приятным. Кисловатым и одновременно сладким на вкус, тягучим, с мелкими зернами плевелы и ягодными семечками, которые потом еще какое-то время скрипели на зубах. Тетушка Ги больше ничего не сказала, только поправила одеяло, а после хмыкнула и ушла так же тихо, как и появилась. Рэн, морщась от боли, улегся обратно. Запрокинул руку на лоб и без единой мысли в голове уставился в темный потолок. В этой непонятной кладовой было даже уютно. Сушеные травы, почти игрушечный топчанчик, на котором он помещался целиком, только согнув колени, миниатюрная мебель — это все делало комнатку похожей на волшебную мышиную норку из детских сказок. Глинобитные стены не давили, а скорее напоминали защитную ореховую скорлупу. Рэн расслабился, и вскоре вновь уснул, но на этот раз спокойным безболезненным сном. — Спи, мальчик… Нам с тобой предстоит еще много дел… — прошептала тетушка Ги, поставив новую миску с отваром у изголовья. А после положила ладонь на лоб капитану и одними губами что-то зашептала. Видящий потоки заприметил бы, что кончики ее пальцев начали источать молочно-белое сияние. До маяка оставалось всего ничего: Игиду казалось, что он уже видит его на фоне бескрайнего Южного моря. Нэпс закемарил сразу, как только приор перехватил у него поводья, и теперь, склонив голову набок, посапывал будто дитя, сморенное однообразной дорогой. За минувшие дни телега проехала сквозь житные южные поля и сахарные виноградники, и сейчас крутила колеса по дороге вдоль пляжей, пропеченных жаркими морскими ветрами до золотистого блеска. В деревнях на пути поселяне встречали их с радушием. Игид щедро раздавал благословения Арэ у местных алтарей, а в Выре они задержались аж на всю ночь, соблазнившись приглашением на свадьбу дочери местного старосты. Хоть клирики и потеряли во времени, но зато их сытно накормили горячей телятиной и напоили сладким молодым вином. Впрочем, именно из-за последнего сегодня у Игида побаливала голова, а Нэпс с самого утра был вял и медлителен больше обыкновенного. Но все-таки, праздник был хорош — давненько приор не принимал участия в щедрой простонародной гульбе с ее искренним шумным весельем. — Эй! Окрик тяжелым камнем прилетел прямо в затылок, и Игид потянул поводья, останавливая телегу. Обернулся, силясь рассмотреть говорившего. Увидел, как из придорожных зарослей появляются фигуры людей. — Дети мои… — благостно начал Игид, но осекся. Толкнул локтем служку. Тот встрепенулся. — Так-так… у нас тут бритоголовые, — с сильным западным акцентом проговорил амбал, вышедший впереди, наперерез телеге. На темнокожем лице светлели разводы с неровными краями, какие остаются у тлевшей некогда бумаги. И то, что поначалу приор принял за грязь, оказалось пигментной стигмой, которая высоко ценится среди баркарцев. «Окрапленные водами Шеддед» — говорили про таких жрецы этого западного народа. Пока Игид соображал, что следует делать, телега оказалась окружена. Но что тут делают баркарцы? Брат Нэпс, проснувшись, нахмурился. Впрочем и в лучшие моменты рассчитывать на служку в вопросах дипломатии не приходилось. А потому приор быстренько нацепил смиренную улыбку и как можно радушнее проговорил: — Друзья! Мне чудится, или вы и вправду попали в беду? Возможно, вам требуется помощь? Мы были бы рады разделить наши нехитрые запасы, или, возможно, вам будет угодно проехаться с нами вдоль побережья? Ему никто не улыбнулся в ответ. — В плохое время ты затеял путешествие, жрец красного бога, — нехорошо сощурился амбал, который, судя по всему, был за главного. В его руках уже красовался обнаженный обоюдоострый клинок: — Не следовало тебе идти сегодня этой дорогой… «Не пираты», — подумал приор. Западные степняки. Неплохо вооруженные и, судя по тому, как держатся, вовсе не из трусливых разбойников. Скорее отряд. Аванпост баркарцев на побережье? Десять лет Катрия жила в худом мире с Баркаром, хоть на западной границе порой и бывало неспокойно. Но никогда прежде степные воины не заходили в империю с моря, всегда предпочитая быстроногих коней парусам. А тут… — Ваш-преподобие, что делать? — Начал Нэпс, но приор не обратил на него внимания. Разворачивать телегу было некогда. Что ждало впереди — неизвестно, но Игид уже принял решение. — Друзья, предлагаю не горячиться. Мы мирные путники, которые едут по своим делам… — и за секунду до того, как амбал успел перехватить Ящерку под узцы, со всех сил стеганул поводья. Телега пришла в движение. Лошадь, хоть и не была способна взять с места в карьер, но довольно резво припустила по дороге, оставляя позади вражеский отряд. Нэпс, охнув, схватился за край сидушки. Игид вцепился в поводья, подгоняя лошадь, и за спинами церковников поднялось пылевое облако, скрывающее повозку от глаз неприятеля. Послышался свист болтов, один воткнулся в боковину телеги. Второй болт прошел где-то неподалеку от лица приора, оставив ощущение мимо пронесшейся смерти и вызвав мимолетный приступ головокружения. Брат Нэпс с испугу голосил. Ящерка бежала по дороге, громыхая повозкой на ухабах. Позади, уже далеко, слышались невнятные выкрики, но приор не оборачивался посмотреть. И стоило Игиду только подумать, что у них получилось выбраться из западни, как лошадь, точно обезумев, понеслась с такой скоростью, на которую, казалось, в жизни не способна. Приор потянул поводья, но все без толку: напуганная Ящерка бежала теперь, не разбирая дороги. Телега затряслась, заскрипела, точно собиралась развалиться, и, в какой-то момент налетев колесом на массивный булыжник, вытряхнула приора с козел. Зажатые в кулаке вожжи оборвались. Игид рухнул оземь и остался лежать в облаке пыли, уже не видя, как исчезает впереди повозка с перепуганным служкой. Небольшая комнатка, приемная коменданта крепости Эшр, на этот раз послужила обеденной залой. Кое-как накрытый стол, неполная сервировка, еле сходящиеся пуговицы на жилете его превосходительства — все говорило о том, что в стенах Эшра высокопоставленных дам принимали нечасто. Нариер это не смущало. Скорее ее даже смешила нелепость происходящего — настолько неуместно в этих стенах смотрелись и столовое серебро из разных наборов, и куцый пучок жароцветов в вазе на краю стола. А еще ей порой чудилось, что за суровостью Са’Ридэха сокрыта настоящая паника. Меж трапезой он хмуро посматривал на княжну, и тогда его брови окончательно сливались в одну прямую линию. Впрочем бывало что, точно опомнившись, комендант старался улыбнуться… И получавшаяся гримаса выходила настолько умилительной и вымученной одновременно, что только этикет и самообладание не позволяли Нари захихикать. — Ваше превосходительство, передайте вашему повару, что чудесней этого жаркого я в жизни не пробовала, — доверительным тоном сообщила Нари, откладывая приборы. — Вы уже третий день кормите нас не хуже, чем в столице. Я, право, поражена! Комендант, усилием воли поборов потугу облизать обратную сторону ложки, вытер седые усы рукавом: — Чтобы солдаты были здоровы, их нужно хорошо кормить. Корнеплоды, мясо и сыр — вот наша пища. Никаких изысков, ваша светлость, только питательность. Но спасибо за ваши слова, я передам их толстому Мору с его олухами. Им будет приятно. Са’Ридэх взял за правило составлять компанию княжне за обедом, и вот уже третий день она наблюдала за Старым Домоседом во время трапезы. Сегодня они остались вдвоем: лейтенант Жиль и лейтенант Юка вместе со старшими офицерами гарнизона занялись какими-то своими делами. Мэтр Ули вызвался помочь местному лекарю. А потому обстановка на этот раз вышла приватная. Разместили новоприбывших со всем доступным комфортом: комендант уступил Нариер и ее служанке свою комнату, оставив за собой лишь рабочий кабинет. Эшр по сравнению с Цитаделью была совсем небольшой. В центральной башне на втором этаже располагались покои его превосходительства, а так же комнаты его адьютанта, интенданта, да пара маленьких гостевых. Так что для большого зала места не нашлось, вместо него использовали общую столовую, вынесенную в отдельный флигель. Там Нари еще не была — Са’Ридэх обещал вскоре показать обустройство крепости, как только ее светлость оправится после сложного путешествия. Но даже по лучшим убранствам, было видно, что комендант не ценит избыточность. По всей манере держаться, по той неловкости, с которой комендант силился совладать со столовыми приборами, становилось ясно, что его превосходительство получил свои должность и титул на поле боя. Не было в нем ни малейшего лоска, который так жалуют при дворе — точно для этих качеств не оставалось места в этом большом гордом человеке. Напротив, в каждом движении читалась простота и грубость, которую, он, как мог, сглаживал ради юной гостьи. — Мне, признаться, неловко обременять вас своим присутствием, — искренне пособолезновала коменданту Нари. — Я понимаю, мое пребывание здесь создает определенные неудобства вашим людям, однако... — она развела руками. — Увы, я, как и вы, заложница ситуации… Нари прервалась, так как Са’Ридэх впервые при ней расхохотался: — Неудобства! Я вас умоляю, юная леди! Зная вашего папеньку, я приготовился к худшему. Даже ваше внезапное появление с красногрудыми — это цветочки по сравнению с Рикхардом, пусть будет легкой его тропа! — Комендант, отсмеявшись, плеснул в бокал вина, и считав растерянный взгляд княжны, пояснил: — А вы знаете, что его светлость Рикхард Ормирский заставил поседеть меня на полголовы, а после чуть не отправил в отставку? Он, кстати говоря, тогда немногим был старше вас… Нари навострила уши — ей никогда об этом не рассказывали. Все разговоры про отца в ее присутствии всегда касались только его неоспоримых достоинств. Разве что Са’Мирэх, глава замковой охраны, пару раз упоминал, каким неумелым фехтовальщиком тот был, когда только взялся за обучение. А потому оговорка коменданта вызвала неподдельный интерес. Она поглядела через пучок жароцветов на коменданта, и тот, проговорил: — О… Должно быть, князь вам не рассказывал. — Я… я с удовольствием! Ваше превосходительство, я бы с радостью послушала историю! — От воодушевления она даже схватилась за краешек скатерти, и бокалы, расставленные в хаотичном порядке, звякнули, точно подтверждая ее слова. Когда говорили об отцовском прошлом, у нее появлялось такое чувство, будто он рядом с ней — только руку протяни, и физически сможешь потрогать. Са’Ридэх нахмурился: — Я не особо рассказчик, ваш-сть, и не знаю, одобрит ли князь… Нари с жаром закивала: — Я обещаю, я клянусь, что ничего не расскажу дедушке! Умоляю! Пожалуйста, мне очень хочется знать про папу… Воодушевление княжны отразилось в глазах коменданта скрытым сочувствием. Он прочистил горло и нехотя кивнул: — Ладно, только это длинный рассказ, ваш-сть… Са’Ридэх еще раз с сомнением оглядел юную госпожу, точно примеряя, что именно подойдет для ее ушей, и начал неспешно говорить: — Началось все с того момента, как Та’Доран написал, что по осени к гарнизону Эшра будет прикомандирован юный княжич. Велел мне не давать ему спуску и различий особых между ним и прочими прибывшими не делать. Из привилегий была одна единственная: княжичу позволили взять с собой его птицу, красивую ширококрылую северную ловчую… — Сору! — прошептала княжна и прикрыла ладошкой рот, боясь перебить. Комендант, казалось, не расслышал, а потому продолжил не прерываясь: — Судя по всему, юный наследник разгулялся в столице, и его отправили ко мне, чтобы тот отведал простой солдатской жизни… — брови коменданта вновь выстроились в единую прямую линию. — Сперва все шло вроде бы неплохо. Рикхард вставал с рассветом, ложился когда давали отбой, порученные ему дела спорились… У меня даже блеснула надежда, что зря все переживали. Но тут, буквально после одного дня, проведенного им в увольнении, все пошло вкривь да вкось. По возвращению из приграничного городка, куда мы пускаем наших олухов проветриться, с ним что-то сделалось не так. Сейчас поясню: мы ребят отправляем по трое за раз. Ну, чтобы присматривали друг за другом. Но в тот день из увольнительной вернулись двое: Рикхард и его приятель… не помню, как его звали… Третьего они, видите ли, оставили на попечение городского лекаря. Насочиняли что-то про драку с местными, про то, что тот, третий, сильно приложился головой и не смог добраться до Эшра на своих двоих. Но я тертый калач, ваш-сть. Видно было, что ребята не в себе, да и врали нестройно, говорили сочиняя на ходу. Ладно, думаю, мало ли чего… Может подрались из-за… — комендант запнувшись, сморщился, но продолжил: — Возможно поссорились из-за дам или из-за вина… Много ли надо в их возрасте? В общем, я князю отписал, а сам принялся за этими двумя присматривать. Рикхард сам не свой ходил, а через несколько дней выкинул такое, что у меня до сих пор в голове не укладывается. В то утро ко мне прибежал помощник из лазарета и сообщил, что его светлость, видите ли, умер во сне. Тут-то у меня и вся жизнь перед глазами пронеслась! Я, не поверив своим ушам, отправился в лазарет. А там понял, что самого вот-вот удар хватит: и в самом деле, княжич бледен аки выстиранная простыня и не дышит! Я выругался, отправил сержанта всех расспросить и вернулся, значит, к себе: начал князю отписывать. Слава небу, не успел отправить. Наш тогдашний доктор не дал мне запечатать послание. Влетел, лихорадочно блестя глазами, точно безумный и выпалил: все в порядке, княжич живой — досадная ошибка. Представляете! Ошибка! Я думал, лекаря этого к воротам крепости собственноручно прибью! Ошибка ему досадная… Оказалось, у светлости то ли хворь какая была, то ли и вправду, как поговаривали, ворожил… Но я своими глазами видел бездыханное тело. Естесственно я спустился в лазарет, а там княжич в саване разгуливает, точно оживший покойник. Доктор в то утро всех нас успокаивающей микстурой отпоил, а после посоветовал его светлость в лазарете на пару дней оставить — понаблюдать, а вдруг он опять? Того… Нари прижав руки к груди и затаив дыхание слушала рассказ. Комендант же от избытка чувств подорвался с места и принялся медленно ходить вокруг стола: — Но дальше — больше! Не проходит и пары дней, как вдруг откуда ни возьмись в крепость прибывает младший Та’Доран с отрядом конницы. И эта, простите, малолетняя шпана — ваш папенька и Сидур — заявляется ко мне посреди ночи со словами, что гарнизон крепости необходимо эвакуировать. Да ни один нормальный офицер с панталыку на такое не согласится! Я им, естественно, отказал, велел не маяться дурью и идти спать. Вот тогда-то ваш отец и отстранил меня от командования крепостью. Объявил, что ввиду объявленной им чрезвычайной ситуации командование переходит к нему. Написал документ — кстати, он до сих пор у меня хранится, — рыжий это все завизировал и готово! А при малейшей попытке сопротивления, сказал, будет рассматривать мои действия как измену! Даже сейчас, спустя много лет, комендант выглядел искренне возмущенным: — Меня! И судить как изменника! Я сначала думал, прибью мальчишку. Каков наглец! Но тверд духом, надо признать. Заломал он меня тогда — что поделать: княжич приказывает. Нехотя я смирился, решил — ладно, пусть играет. Шевельнулась у меня мысль, что, возможно, все события последних дней — звенья одной цепи. Да не собрать мне их тогда было… Са’Ридэх явно разнервничался — на его лбу проступили мелкие капельки пота: — Гарнизон и служащих мы из крепости вывели, хоть то еще удовольствие на рассвете людей по кустам рассаживать. Мы с Сидуром предлог удачный подобрали, сказали, мол — учения, но все равно приятного мало в позднюю осень штанами росу собирать. Рикхард же один в Эшре остался. Он и птица его. И все утро до полудня странное происходило: то крики, то свет не пойми откуда взявшийся… А когда мост опустился и я вернулся в крепость, то ноги подкосились — все стены внутреннего двора обогрены кровью. Потерна, тайный лаз, кончающийся в предгорье, оказалась вскрыта, толстые каменные перегородки — превращены в пыль… Рикхард встретил нас бледным и больным на вид, точно повзрослевшим на десяток лет, а следующим утром они с Сидуром, и тем, вторым, с которым ходили в город, отбыли в Марох. Рикхард никогда больше сюда не возвращался, — комендант развел руками и, завершив обход вокруг стола, опустился на свое место. — Только через неделю я узнал из донесений, что в городке были замечены клирики. С какой именно целью они приходили, соглядатаям узнать не удалось. Но чую, именно с того дня началось личное противостояние вашего отца и Клира и продолжилась незримая война княжества с империей. Сердце княжны билось часто-часто. Тревога, порожденная рассказом коменданта, застряла комом в горле. Нари захотелось вскочить и побежать куда-нибудь, сделать что-нибудь, но что и куда — она не могла придумать. Нариер Ормирская только судорожно разгладила складки на платье. Опустила глаза, пряча от коменданта поселившийся в них страх: даже если ее умный и сильный отец не смог ничего противопоставить Клиру, на что надеяться ей? Отцу было дано многое: он умел ворожить. Ей же предписан только дар предвидения. А если там, в Варнее, для нее приготовили ловушку? А вдруг клир только и ждет ее прибытия, чтобы забрать дар себе? Кто поможет? — Спасибо за рассказ… — тихо проговорила княжна, сжимая пальцы. — Позвольте спросить, вы обмолвились, что папа… княжич привез с собой птицу… Не могли бы вы сказать, где он ее содержал? Сора летает вольно, но ей нужно место, куда возвращаться… Выражение лица коменданта не изменилось, оставалось таким же задумчивым и серьезным: — Прошу простить меня, ваш-сть, если наговорил лишнего и, по правде, я уже сомневаюсь, что мне следовало рассказывать… Но с другой стороны, умалчивать тоже не вижу смысла. Вы дочь своего отца, наследница ормирского князя и будущая императрица Катрии. У вас непростая судьба. Но помните: чтобы ни случилось, мы всегда встанем на вашу защиту. Это главное, что я хотел сказать. А по поводу птицы… — Са’Ридэх потер лоб. — Если мне не изменяет память, то в Северной башне для нее была выделена верхняя лестничная площадка, та, что с широким окном. Это важно? Голос княжны все еще был бесцветным: — Возможно, она там… Мне надо будет подняться посмотреть. Сора до сих пор не вернулась… Комендант поднялся на ноги и сочувственно посмотрел в сторону Нари: — Как изволите, сообщите, и вас проводят. Я распоряжусь… — Благодарю, ваше превосходительство… На закате. Я поищу ее на закате. А пока, пожалуй, мне нужно кое-что сделать.