Тони Старк всегда был единственным хозяином своей судьбы. Только он сам мог решать, чем ему заниматься, о чем думать, кого любить и с кем жить. В свои сорок лет он твердо знал, чего хочет и чего нет, он не подчинялся правилам — он их устанавливал. Его жизнь, направляемая твердой рукой, резво катилась по накатанным рельсам, не сходя с них ни на миг.
Он выбирал, когда можно уйти с головой в техническую работу, и делал это с огромным удовольствием. Знал, когда стоит отбросить давнюю нелюбовь к скучным мероприятиям и высидеть целый ряд совещаний (что не мешало ему порой пафосно сваливать с них прямо посередине, если вдруг их скучность превышала все мыслимые пределы). Если же вдруг хотелось развлечений иного рода, то к его услугам в любое время дня и ночи была целая масса вариантов. Куча омег (и не только) любого пола были готовы составить ему компанию в тот же миг, провести пару часов, ночь или пару дней (зависит от настроения Тони) и расстаться безо всяких претензий при полном взаимном удовольствии. Порой хотелось не просто примитивного секса, а более продуманного общения. Что ж, Тони всегда был желанным гостем на любой вечеринке, где можно было найти того, кого в данный момент требует душа. От мастериц игривого флирта, кокетливой стрельбы глазками и легкомысленной болтовни, никогда не переходящих дальше невинных игр, до доктора физических наук в виде тридцатипятилетней шикарной блондинки в супер-коротком мини. С одной такой красоткой Тони как-то раз всю ночь напролет на крыше отеля обсуждал вариации квантовой нелокальности. После этого он чувствовал себя намного более вымотанным, но при этом гораздо более довольным, чем после трех хороших оргазмов подряд.
В общем, все в его жизни было просто, понятно и предсказуемо.
До того момента, как на пороге его кабинета нарисовался один взволнованный омега.
Нет, Тони тогда еще ничего не понял. Все так же стандартно сыпал шутками, увлекал и влюблял в себя, трахал каждого встречного. Не зная, что его привычная жизнь уже окончательно и бесповоротно изменилась. И что кудрявое недоразумение, которое при первой встрече показалось таким беззащитно-соблазнительным, на деле оказалось орудием судьбы, улучившей самый подходящий момент для мести за все пренебрежение к ней Тони Старка.
Впервые он действительно понял, что влип, когда после их страстных обжиманий в кабинете, лишь по вине Пеппер не закончившихся горячим и безудержным сексом прямо на столе, парень вдруг исчез без следа. Поначалу Тони почти не думал переживать. Решил, что Питер перепугался едва не случившейся измены своему тщедушному бойфренду. Что ему требуется время прийти в себя и понять: такие шансы выпадают раз в жизни. Ведь отказаться от самого Тони Старка, когда тот находится в пределах досягаемости, ни одному адекватному омеге в голову не придет.
В тот вечер, расслабляясь под теплыми струями воды и представляя рядом с собой обнаженное белоснежное тело сладко стонущего Питера, Тони не мог не улыбаться довольно и хищно. Хотелось облизнуться и позавидовать самому себе. Скоро, очень скоро, этот лакомый кусочек окажется в его полной власти, и вот тогда Тони сполна расквитается за все минуты и секунды неутоленного желания и вынужденного самоудовлетворения.
Все эти приятные мечты разбились вдребезги уже на следующее утро о короткое и сухое письмо о намерении уволиться. Вот это в картину мира Тони не вписывалось от слова «совсем». Что такого могло произойти меньше чем за сутки?! Выбегая вчера из кабинета, парнишка, конечно, был пунцовым от стыда перед застукавшей их в столь пикантный момент Пеппер, но в его глазах не было и следа раскаяния. Неужели все-таки, вырвавшись из сладкого плена нахлынувших порочных желаний и остудив голову, Питер решил, что сложившиеся унылые отношения ему важнее, чем мимолетная интрижка, пусть даже с самым завидным альфой страны?
Это, разумеется, нехило уязвляло знаменитое эго, но в конце концов для разнообразия тоже было неплохо. Можно будет мило развлечь общество нарочито грустным рассказом о том, что он стареет и теряет хватку, так что даже от него впервые сбежал приглянувшийся парень. Разумеется, после этого перед ним выстроится очередь взбудораженных омег, рьяно рвущихся убедить его в обратном. Во всем надо искать плюсы, не так ли?
Первые подозрения, что что-то идет не так, нахлынули очень быстро. В тот самый момент, когда ближе к вечеру он соизволил явиться в офис и не увидел на привычном месте знакомой каштановой макушки. А когда за весь день он так и не услышал взволнованно тараторящий голос, стало совсем не по себе. Раздраженно глотая остывший кофе, Тони думал, что мальчишка совсем обнаглел. Сущность альфы медленно зверела, плевалась ядом и требовала немедленно заявить на нахалёнка свои права, но уязвленная по самое не хочу гордость слала ее лесом. До тех пор, пока к исходу недели Тони не понял, что машинально разглядывает толпу из окна своего кабинета, пытаясь выцепить взглядом мягкие шоколадные локоны, и что вновь сорвался на новую секретаршу мисс Салливан безо всякой на то причины. Осознав это, он рассвирепел уже сам на себя. Настолько, что от швыряния монитора в окно его удержало лишь то, что за спиной негромко обсуждали очередную презентацию Пеппер и Уилсон.
И вот тогда Тони понял, что с этим непрошеным наваждением надо бороться самыми радикальными методами. В принципе все было очевидно и примитивно, как теорема Пифагора. Разумеется, альфа внутри был сбит с толку, обескуражен и возмущен тем, что понравившийся омега не отдался Тони в первую же минуту. Для него подобное поведение было чем-то из ряда вон выходящим. Поэтому требовалось его ублажить, успокоить и предоставить ему желаемое. Да, все дело только в сексе. Ничего больше. И Тони всегда будет настаивать, что ничто внутри не заходилось возбужденно-нервной дрожью, когда он ехал к дому, где обитали Паркер и его-будь-неладен-парень.
А потом случилось безумие.
Тони знал, что оно случится, как только распахнулась обшарпанная дверь и на пороге показался Питер. Такой хрупкий, разморенный, мило взлохмаченный, раскрасневшийся после сна. И голый, мать твою! Практически голый! Глаза сами собой жадно заметались по представившемуся зрелищу, даря хозяину эстетический оргазм от увиденного. Трогательно узкие плечи, тонкие руки, нервно теребящие какую-то тряпку, две крошечные пуговки сосков на бессовестно чистой, молочной коже груди, красная полоса на боку — видимо, отлежал во сне. Одному богу ведомо, чего стоило Тони не опрокинуть мелкого засранца прямо на этом пороге и оттрахать так, чтобы весь дом слышал и чтобы вернувшийся вечером Бейкер застал их все на том же месте. Совершенно обессиленными и бесконечно довольными.
Разрешить возникшее недоразумение со словами мерзавца Осборна оказалось очень просто. И потому Тони почти не заметил, когда оно началось, то затапливающее с головой и не оставляющее шансов безумие. Ведь оно просто не могло не начаться — то, что Тони уже не сможет забыть в любом алкогольном дурмане, как бы этого ни хотелось.
Как вообще можно выкинуть из головы эти руки, лишь казавшиеся тонкими, но вцепившиеся в его плечи так сильно, что тянуло одернуть. Эти трепетные ключицы, которые хотелось не то обогреть дыханием, не то искусать до багровых синяков. Эти ошарашенные глаза, которые молили о ласке и одновременно просили пощады. Это хрупкое тело, которое сводило с ума и которое хотелось украсть у всех, запереть в Башне и наслаждаться им сутки напролет, пока останется хоть крупица сил.
В этот сумасшедший миг Тони окончательно сошел с ума. Конечно же, все дело было в гормонах. Проклятый запах ирисов омеги был настолько невероятным, настолько дурманил голову и выбивал к черту здравомыслие, что альфа полностью захватил власть над Тони. Ведь ничем иначе нельзя объяснить то, что на миг, всего лишь миг, он даже подумал, что хочет предложить этому мальчишке нечто намного большее, чем краткий одноразовый секс.
Слава всем богам, он ничего не успел сказать. Питер опередил его милым — учитывая антураж — сообщением о своей предстоящей свадьбе.
Вот тут-то Тони с доселе незнакомой пустотой где-то под левой лопаткой и ужасом в разуме понял, что попал. Нет, вовсе не оттого, что мальчишка собрался выскочить замуж за этого недоумка, черт с ним, с мальчишкой! Мало ли таких было, а будет еще больше. А вот внезапно открывшаяся способность переживать из-за какого-то — пусть и невыносимо притягательного — омеги и чувствовать себя при этом так, словно пол вышибло из-под ног, пугала слишком сильно.
И стоит ли удивляться, что вернувшись домой и швырнув телефон с такой силой, что стеклянный столик пошел мелкими трещинами, он напился до полного беспамятства.
Утро вместо ожидаемого облегчения принесло лишь тягостное осознание. Секс, который был обязан стать спасением от дурманящей потребности в юном омежке, стал худшим из проколов Тони. Легче не стало. Стало намного, намного хуже. Если до сих пор мысли о Питере посещали его голову с периодичностью раз десять за день, то теперь они ее вообще не покидали. Как можно было равнодушно восседать на собраниях совета директоров и слушать нудный бубнеж толстых идиотов, азартно спорить с Пеппер о косяках их филиала в Мехико, ехидно подкалывать каждого встречного на приемах, ночь напролет изобретать что-то новое, когда перед глазами все время крутились одни и те же картины…
… — Мистер Старк, — выгибаясь, стонет Питер так сладко, что тот крепко зажмуривается и замирает, чтобы не кончить слишком рано, — боже… Поцелуйте, пожалуйста. Да, вот здесь, даааа…
Тони приникает, прилипает, вгрызается в ямку у основания шеи так, что любой столетний вампир одобрительно покачает головой. Питер невероятный, Питер сладкий, Питер весь такой, какой нужен Тони. Он сейчас только его, он на все согласен, и Тони готов дать ему это все…
Отныне Тони знал, в какой сфере будут его очередные исследования. Этому паскудному миру очень нужен стиратель памяти.
***
Тони всегда считал, что время практически всемогуще. Оно стирает кумиров и уничтожает легенды, оно дарит шансы и отнимает их с такой же легкостью. Вот только оказалось, что лекарь из времени на самом деле хреновый.
Прошел целый месяц после их последней встречи с Питером Паркером, а почти ничего не изменилось. Выматывающая, нудная тоска по гребаному пацану, похоже, слишком уютно устроилась в старковой груди и не собиралась никуда исчезать.
А после дурацкого приема у Роббинсов — на который он и идти-то не хотел, но вездесущая Пеппер настояла, что пора ему вытащить голову из задницы и развеяться — стало совсем безнадежно. От одной только фамилии «Паркер», услышанной ненароком, все в голове помутилось, исказилось черно-белыми разводами, а инстинкты рванулись наружу с невиданной силой, требуя немедленно утащить отсюда своего омегу…
Стоп! Своего??? Какого вообще хрена?! Этот «свой» омега, вон, очаровательно улыбается и с мило-застенчивым видом принимает поздравления со скорым замужеством! К черту все! К черту гребаные инстинкты! К черту гребаного Паркера! К черту всю эту херню!
Он уже собирался свалить оттуда, как вдруг чертов Паркер испуганно, словно что-то почувствовал, вскинул свои невозможные глаза. И Тони пропал.
Хваленого самообладания еще хватило на то, чтобы самому, явно демонстрируя, кто тут хозяин положения, подойти к сладкой парочке и ехидно отвесить несколько поздравлений. Но ошарашенный вид омеги, его отчаянный взгляд затравленного кролика и мелко подрагивающие губы вынесли всю его хилую решимость к чертям. Господи, как же Тони, оказывается, по нему скучал…
Он сам не заметил, как потерял контроль над собой и альфа рванулся наружу в неутолимой жажде забрать свое. Лишь слова матери Питера помогли немного взять себя в руки и попытаться успокоить чертову бунтующую сущность. Он уже готов был позорно сбежать с приема, прежде чем рвущийся на свободу зверь наворотит дел, но к его счастью Паркер ретировался первым.
Тони смог не обернуться, когда они, мило держась за ручки, шли к двери. Но только он сам знает, чего ему это стоило.
***
В тот вечер вопреки привычке он даже не стал напиваться. И трахаться ни с кем не стал, хотя изначально одноразовый секс в его планы — пусть абстрактные — вполне вписывался. Но после ухода мелкого мерзавца все желание развлекаться пропало. Он тоже довольно быстро распрощался с хозяевами и вышел, не задерживаясь и не оборачиваясь на отовсюду окликавшие его голоса.
Огромная шикарная квартира встретила его тишиной, темнотой и полной, беспросветной пустотой. Вообще-то его любимым состоянием до этого момента. Что такого случилось, что оно вдруг показалось не блаженством, а наказанием? Почему так нестерпимо захотелось, чтобы в этой темноте вдруг зажегся свет, тишину холла разрезали торопливые легкие шаги, а высокий, так похожий на детский, голос радостно затараторил: «Наконец-то! Ты чего так долго? Я уже хотел один ложиться».
Всё. Кажется, он дошел до критической точки, после которой двигаться в прежнем направлении было уже невозможно. Нужно было решаться и поворачивать либо в ту, либо в другую сторону.
Тони никогда не был страусом и не прятал бездумно голову в песок. Признать проблему, значит, сделать первый шаг к ее решению. Отрицать, что Питер Паркер имеет на него влияние и что он ему слишком нужен — глупо. Вот и всё, проблема озвучена, дело за малым — ее решить. А уж с этим Тони обязательно справится.
***
Вспомнить времена веселой и безбашенной юности оказалось проще простого. Пара звонков по номерам, которые без дела числились в списке контактов уже несколько лет, несколько игривых разговоров, приглашений и многозначительных намеков — и жизнь Тони словно вернулась в тот угар, которым она дышала лет двадцать назад.
Погрузиться в пучину разнузданного, ничем не сдерживаемого разврата, алкоголя и чего покрепче, было очень легко и приятно. Скользкие тела, шаловливо приоткрытые губы, тонкие (или наоборот мускулистые) ноги, похотливо изгибающиеся поясницы, округлые задницы— все сливалось в причудливо колышущийся смерч, кружащийся в нестерпимой жажде удовольствия и похоти. В своем неутолимом ожесточении Тони сам не помнил, сколько безымянных и обезличенных тел умудрился перетрахать, пока образ кудрявого мальчишки в памяти не начал расплываться и смазываться, вытесняясь хохочущими ртами и струйками виски, стекающими по их лицам.
И в один прекрасный день Тони, проснувшись, решил, что он вылечился. Что владевшее им безумие отступило, и он отныне может дышать полной грудью, не вслушиваясь безотчетно в ритм сердца, выбивающий «Питер-Паркер-Питер-Паркер». За последующие дни он почти убедился в этом — наконец-то все осталось позади. Вид мисс Салливан, склонившейся над компьютером, больше не вызывал отторжения, любое упоминание свадеб и свадебных хлопот не окрашивалось едкой горечью, а специально вызванные им в памяти мысли о Питере принесли лишь легкую грусть.
Оставалась последняя проверка, которую Тони просто обязан был пройти, чтобы восстановить свою картину мира, в которой никто не мог влиять на него, кроме самого себя.
Устроить всё это оказалось даже слишком просто. Услышав странную просьбу организовать ему лекцию в одном из университетов, Пеппер долго сверлила его взглядом, подозрительно прищурившись, но не стала спорить. В конце концов, университет, где учился Питер, уже давным -давно пытался заполучить Тони Старка в качестве ежегодного почетного гостя, но до сих пор у вечно занятого альфы никогда не было на это времени. А сейчас не то что время появилось, сейчас Тони был готов потратить на это все время мира. Спокойствие и внутренний покой — его главный ресурс, а значит, он обязан сделать всё возможное и невозможное для его восполнения и восстановления.
Лекция — это самый удачный вариант. Он наверняка увидит Паркера, издалека посмотрит ему в глаза и, поняв, что ничего больше не чувствует к этому мальчишке, облегченно выдохнет и пойдет дальше. Вопрос, почему он не хочет встретиться с мальчишкой лицом к лицу, если так уверен в себе, Тони предпочел не задавать.
Но стоило ему почти сразу же после начала лекции столкнуться глазами с Питером, он понял: он вновь облажался.
