— Мистер Флек, с вами хотят поговорить, — Дебра тяжело вздохнула. Уж очень ей не нравилось то, на что может спровоцировать Артура этот разговор. Однако пациент был задумчив и тих, едва слышно переругиваясь с кем-то невидимым. До неё доносились только обрывки фраз, но было понятно, что сам Артур стремился вспомнить всё, как можно быстрее. Что-то подгоняло его. Или кто-то.
Артур меж тем силился не застонать разочарованно в голос. За ночь он смог вспомнить только странные кусочки, обрывки жизни, которая с отъездом Брюса вдруг стала блёклой, неважной, размеренной. Кровавые ангелы на снегу в честь всех жертв мафии. Эти люди смотрели на него. Эти люди боялись его.
Восемь месяцев назад
Весь город с новой силой заговорил о клоуне-убийце, за голову которого боссы правящих кланов назначили баснословную цену.
Он будто пытался заполнить пустоту в душе, он пытался сделать мир лучше. Хотелось дождаться приезда мальчика и, раскинув руки, прокричать:
— Это для тебя! Эти мрази гниют в братских могилах в твою честь, мой темный, безэмоциональный серафим. Захочешь — я уничтожу их всех. Всех и каждого! Буду бешеным псом вгрызаться в их глотки, вырывая трахею, разрывая плоть.
А на снегу будут оставаться кровавые ангелы. И они будут улыбаться.
Знаешь, чем пахнут воды Стикса? А воды Готэма?
Гнилью, болью и нечистотами.
Я вырастил цветок. Цветок, который как нельзя лучше подходит этому городу. Ты видел, как цветет Омежник? Ты вдыхал его запах? Ты видел эти улыбки на страницах газет?
— Привет, — голос в трубке заставил сердце мужчины сбиться с ритма. Брюс звонил редко, но все-таки звонил. И Артур порой неделями не выходил из дома, ожидая звонка. На работе никто не сомневался в его тихом «Я приболел».
— Привет, — Джокер встрепенулся и подтащил табурет поближе. — Как дела? Ты приедешь на Рождество?
— Нормально. Увы, но дядюшка устроил мне истерику по поводу маньяка в городе. Запретил мне приезжать, так что мы не сможем увидеться. Это… досадно.
В руках у клоуна сломалась сигарета. Как-то он не думал о таком исходе событий, когда вздергивал на пеньковой веревке улыбающиеся трупы. Джокер нахохлился от обиды. Вот уж воистину: благими намерениями вымощена дорога в Ад.
— Действительно досадно, — мужчина прикрыл глаза. — Ну, у нас тут и правда неспокойно. Психопат в костюме клоуна. Жуть.
— Ну не знаю. Он убивает плохих людей. Не то что бы я поддерживал убийства, но он явно делает это не просто так.
— Да ну?
— Я думаю, что он не болен… Скорее обижен. Я думаю, что это тот же человек, который стал символом бунтов семь лет назад. Ну… или подражатель. Хотя, убийца не придерживается своего старого образа, он изобретает что-то новое. Мы разбирали его поведение на социологии, и мистер Питерсон говорил, что он явно не совершает преступления в состоянии аффекта, к тому же он умен, раз до сих пор не попался ни полиции, ни бандитам. Так что он — не псих.
— Слышал? — шепот шута коснулся уха, посылая по телу волну мурашек. — Мы — не психи. Ах, Себастьян, милый ангел. Несуразный, как летучая мышка. И очаровательный.
Артур хотел было шикнуть на излишне говорливого клоуна, но Брюс между тем продолжил:
— Артур, знаешь, я хотел спросить, как ты справляешься с напряжением? Последнее время я замечаю это за собой.
— С каким напряжением?
— Сексуальным? — Артуру не нужно было оборачиваться, чтобы знать — пестрая заноза улыбается во все тридцать два зуба.
— Мышцы. Их иногда сводит судорогой и такое ощущение, будто я просто не могу расслабиться.
Артур с горечью вспоминал, как его самого скручивало от не выплеснутой энергии, как тело не справлялось со своей работой, превращая импульсы в тремор или смех. Он отчаянно не хотел, чтобы его мальчик — Джокер понимающе фыркнул, осознавая, что они уже давно воспринимали Себастьяна как что-то незыблемое и свое — страдал от подобных приступов.
— Упражнения, — он резко двинул Джокеру в бок, пока тот не ляпнул очередную сальность. — Мне помогают физические упражнения. Ты можешь заняться, хм, танцами или спортом…
Беготней за преступниками в ярком костюме. Стрельбой по живым мишеням. Изготовлением ядов. К Американской Мечте ведет много путей, не так ли?
— Ох, правда? У нас есть атлетический клуб. Я мог бы туда пойти. Спасибо. Знаешь, Артур, я скучаю. Очень. Иногда я думаю о тебе. Ну, ты знаешь…
Артур поперхнулся воздухом, чувствуя, как мысли абсолютно непристойного характера затапливают сознание, под сдавленное хихиканье Джокера. Себастьян не ведал сильной страсти, ярости, нежности и, как видно, смущения, стыда и сдержанности тоже. Его голос, слегка искаженный телефонной линией, вдруг заставил понять странную и довольно неожиданную вещь:
Он не асексуален.
Подавленные желания, спокойно гниющие на дне подсознания, под трупами многих чаяний и надежд, вдруг всколыхнулись. И это было воистину жутко: словно зомби, они вылазили на поверхность, теряя шматы плоти и адекватности.
Он желал этого подростка, хотя, судя по тому, что проскальзывало в болтовне самого подростка — не он один.
Брюс говорил, что увлекся анатомией и ботаникой, что они начали проходить половую систему и что-то там про эксперименты с простатой.
На этом моменте Артур Флек просто выпал из реальности, которая вмиг стала излишне душной и жаркой.
— Ммм… Нам бы только дождаться его, да? — Джокер мурлыкал ему прямо в ухо, обхватив ладонью горло мужчины. — У нас ведь даже «ручная работа» шла через пень колоду, — ладонь, с многострадального горла, скользнула вниз, касаясь живота, — а тут смотри, пара фраз, и можно гвозди забивать. Не мальчишка, а лекарство от всех болезней.
Джокер был горячим. Температура его тела всегда была на пару градусов выше и Артур не мог объяснить этот феномен, потому что у него самого температура была обычной, это не говоря о том, что ступни и ладони у него всегда были просто ледяными. Но как бы там ни было, ощущать позади себя чужое-свое тело, которое было похоже на сгусток чистой энергии, да еще и пытаться как-то связно выражать заинтересованность в разговоре с подростком, который после какого-то очередного фортеля юного сознания перескочил с уроков на тему йоги, массажа и тантрических упражнений. И это все, черт возьми, могло быть не связано с сексом!
Но объяснять это рыкнувшему и вцепившемуся зубами в шею Артура Джокера было просто бесполезно. В глазах клоуна сверкали абсолютно животные, фанатичные искорки. Его ладонь скользнула под резинку домашних штанов, оглаживая эрекцию. Артур подавился воздухом, не понимая, что ему хочется больше: чтобы этот идиот прекратил, или же продолжил.
Хотя, вопрос этот был вполне себе риторическим: остановить Джокера, когда ему что-то нужно — это сродни попытке остановить собой поезд. А потому он, обведя большим пальцем ставшую влажной ткань, шепнул:
— Пусть он говорит. Обожаю его голос.
Щеки Артура вспыхнули, когда клоун обхватил напряженный член и двинул ладонью по всей длине. Это было горячее и очень неправильное удовольствие, правда все доводы разума запихивались куда подальше, потому что клоун, в отличии от самого Артура, явно знал, что делает. А может быть, этот размалеванный засранец просто помнил гораздо больше.
Движение руки, быстрое, но размеренное, разгоняло по телу волны удовольствия. Дыхание становилось прерывистым и тяжелым, благо, где-то на краю адекватности, Артур все еще умудрялся держать себя в руках.
Великолепно… он держал себя в руках, а Джокер держал в руках его.
Ладонь проехалась по чувствительной, сочащейся смазкой головке, потирая ее, размазывая скользкую жидкость. Наслаждение вибрировало в теле словно золотые струны небесной арфы. Если бы Артур не знал, что он не вполне здоров по меркам общества, то он бы с точностью мог сказать, что мальчишка сводит его с ума.
То, что сейчас происходило — следствие того, что за неполные три месяца Брюс пророс в душе так крепко, что выдрать его оттуда можно было только с кусками плоти. Он хотел его на всех возможных уровнях: от тела, до разума.
Разве что-то могло быть прекраснее возможности сойти с ума вместе?
Движения клоуна стали быстрее, подводя Артура к краю дозволенного, четко намереваясь столкнуть его с обрыва в белую вспышку экстаза. Отведенное деканом время выходило, и Брюс поспешил попрощаться, клятвенно пообещав, что он еще позвонит.
Пробормотав что-то похожее на «Я буду ждать», Артур протяжно застонал, ощущая как оргазм накрывает его, сметая потоком удовольствия все мысли, оставляя после себя только сладкую опустошенность и расслабленность.
Ноги подогнулись, и он сполз на пол. Джокер растворился в воздухе, а Артур еще долго сидел на холодном паркете, слушая короткие гудки в телефонной трубке.
Наши дни
Эти воспоминания оказывали довольно странное воздействие на Джокера. Тот, в отличие от нервного и взвинченного Артура, сидел тихонько в уголке и перекидывал нож-бабочку. Клоун не знал, что он испытывал, но был уверен, что Брюс Уэйн появился в их жизни подобно комете, что уничтожила динозавров — ярко, неумолимо и разрушительно.
Ярость поднималась в душе, клокотала и пенилась только от одной мысли о том, что кто-то — о том, что Джокер в порыве безумия мог сам убить или покалечить подростка, речи не шло. Шут, как и Артур, готов был встать перед ребенком на колени и стать его незыблемым стражем — мог навредить Брюсу. Она визжала, бесновалась, как ведьма на шабаше, трясла за грудки:
Выйди из этой клетки! Найди виновных! Спаси Уэйна! Убей всех! Убейубейубейубей!
Мысли о том, как выбраться из Аркхэма уже были, оставалось только доработать нюансы. Однако врачи никак не хотели оставлять Артура в покое надолго. И теперь тащили его на встречу с кем-то очень богатым, раз того пустили в больницу в обход полиции.
Он сидел на стуле, вдыхая в легкие привычный тяжелый, смрадный дым. Дебра была действительно понимающим врачом. Зачем переводить кучу седативных, если три-четыре сигареты справятся с этой задачей лучше?
— Господин Флек?
Артур чуть не заржал от удивления. Во-первых, «господином» его ещё не называли, а во-вторых, этот британский акцент можно было услышать один раз и запомнить на всю жизнь.
— Дядюшка Альфред! — Артур аж подпрыгнул на стуле от восторга.
— Прошу прощения?
— Ой, простите, — Артур замахал руками, поскольку лицо дворецкого стало слегка растерянным. — Я не знаю вашей фамилии. Брюс называл вас не иначе, как «дядюшка Альфред».
— Вы говорили с ним обо мне?
— В основном о том, насколько совершенны ваши омлеты. Правда, ещё Брюс боялся, что вы остаетесь с ним только из-за денег. Надеюсь, вы прояснили этот вопрос.
Альфред Пенниуорт побледнел так, что Артур забеспокоился, как бы мужчину не хватил сердечный приступ.
— Я мало уделял ему внимания… — он сел на стул, совершенно не опасаясь того, что с ним в одном помещении сидит опасный серийный убийца, и закрыл лицо руками. Казалось, именно нездоровье и несовершенство собеседника позволило вечно собранному британцу показать толику слабости. — Слишком много было проблем с компанией, акционерами, партнерами и мафией. Я был так рад, когда мастер Брюс начал проявлять эмоции. Я думал, что он наконец-то нашел человека или занятие себе по душе и даже меньше волновался, когда он сбегал из особняка. Он говорил, что влюблен, но я не знал…
— Я понимаю. Знаете, если бы мой ребенок связался с кем-то, — Артур грустно улыбнулся, — вроде меня, я тоже бы был в ужасе. Но поверьте — мы бы не тронули мальчика! Ни я, ни Джокер, — на этой фразе Пенниуорт вздрогнул. — Я даже не знал, что шестнадцатилетний мальчишка, что так прикипел ко мне — Брюс Уэйн.
— Я знаю… Знаю, что вы не убивали его, — мужчина выглядел абсолютно сломленным. — Ещё тогда, когда вы пришли поговорить с Томасом, я понял, что всё не так просто.
Клоун ободряюще похлопал дворецкого по плечу, вспоминая, с каким ужасом тот оттащил ребенка от забора.
— Понимаю… Странный взрослый слишком близко подошел к золотому мальчику. Это тянет на статью: уголовную или в газете — не столь важно.
— В том-то и дело, что вы были
слишком близко. Брюс рос нелюдимым, очень отрешенным от мира мальчиком. Он никогда, слышите, никогда не подходил к незнакомцам. Ни к кому… кроме вас.
Два месяца назад
Последняя неделя весны, получив тепловой удар, решила, что она — лето и принялась нещадно поливать улицы Готэма солнечными лучами, доводя до истеричного восторга детей, вышедших на каникулы и до нервного тика менеджеров среднего звена, которым приходилось покрываться плесенью в душных офисах.
Артур, равно как и Джокер, находился в самом что ни на есть коматозном состоянии: они истрепали себе нервы скорым приездом мелкого засранца, из слов которого было не понятно, жаждет он встречи со старым знакомым или нет. А посему, мужчина предпочел зарыться с головой в работу, вечерами выбираясь либо на прогулку. Либо на «дело».
В марте им наконец удалось напасть на след убийцы. Даян, видимо нахватавшись дурного от своего психованного сожителя, хотела выйти из бизнеса. Она копила деньги и компромат, которым планировала припугнуть высокое начальство, если те откажутся отпустить её.
«Думаю. Артур тоже согласится уехать подальше из этого города», — сообщал дневник, найденный под половицами в спальне энергичным голосом мисс Дитц. — «Я думаю, что домик в пригороде Метрополиса был бы очень кстати. Он отличный парень. Не хочу никаких романтических отношений… но он может открыть банку с огурцами, и это уже повод никуда его не отпускать!»
Правда её радужным мечтам не суждено было сбыться. Последнее, что было написано в злосчастном дневнике, это то, что её пригласили к Эрнесто Борджиа. Датировалась запись днем смерти.
Подобраться к этому самому Борджиа было не то, что сложно. Это было почти нереально. Однако Джокер был умным и коммуникабельным парнем, а потому с энтузиазмом взялся за планирование встречи себя и неуловимого мафиози, что был правой рукой господина Маркони.
В общем, за всеми этими рутинными хлопотами, Флек как-то не заметил того очевидного факта, что дверь в его квартиру была открыта. Нет, не просто открыта… кто-то взломал замок. В квартире пахло гарью.
Сжав в кармане сложенную бабочку, Артур тихонько прошел внутрь и так и замер на месте:
Лежащее на тарелке когда-то было яичницей. Правда теперь она представляла собой идеальный облик евреев в глазах верхушки Третьего Рейха. Брюс же, выступивший в роли Гиммлера, сверлил недовольным взглядом останки на тарелке.
— Ты вскрыл мой замок. Опять.
— Ой! — парень вздрогнул и обернулся. — Привет. Я не хотел. Тебя дома не было.
— И это повод вскрывать замок? Ты ко всем так вламываешься?
— Нет, — мальчик по-птичьи склонил голову и хитро прищурился. — Только к тебе. Я скучал.
Он подошел и обнял мужчину, уложив подбородок ему на плечо.
Артур усмехнулся и обнял его в ответ, отмечая, что тот вытянулся за учебный год. Он тоже скучал. Но вряд ли чувства подростка походили на ту вассальную зависимость, которая опоясывала его сердце.
— А я хотел приготовить ужин, — Брюс вздохнул и уткнулся носом в шею собеседника, — но все оказалось сложнее, чем я думал. У дядюшки это получается просто виртуозно, но я, видимо, не создан для готовки.
— Я это уже понял, — Флек старался игнорировать стада слоноподобных мурашек, которые мигрировали от места соприкосновения шеи с кожей Уэйна и мигрировали куда-то в район копчика. — Ну что, закажем пиццу?
***
— Давай сделаем это!
Это предложение застало Артура врасплох и молоко, аккуратно наливаемое в миску, выплеснулось прямо на голову ничего не подозревающей Селине. Кошка взвизгнула и унеслась в комнату, пытаясь стряхнуть с шерсти белёсые капли. Даже Джокер слегка присел от неожиданности.
— Что, прости?
— Секс, — Брюс все так же невозмутимо потягивал только что сваренный кофе с корицей. — Давай займемся сексом. Мне зимой исполнилось шестнадцать.
Челюсть Джокера хряпнула об пол, рассыпая с щёлканьем по ковру зубы. Клоун выглядел одновременно ошарашенным и восторженным. Восторашенным. Артур, правда, восторга шута не разделял.
С приезда Брюса прошло всего пару недель, но мальчик ластился к мужчине, лез целоваться и всеми силами выражал свою привязанность. Это наполняло его будни светом и легкой радостью, которая была похожа на нежную сливочную пену. И Артур Флек был бы в полном восторге от взаимности собственных чувств, если бы не одно «но»…
ОН БЫЛ ЧЁРТОВЫМ МАНЬЯКОМ!
Его руки по локоть в крови, и он не должен был даже пальцем касаться этого странного, но искренне наивного подростка. Он замарает его…
Именно это и было темой их споров с Джокером, который просто отказывался понимать, почему Артур не хочет забрать то, что само идет в руки. В любом случае, они всё-таки пришли к компромиссу, и он звучал примерно так:
«Делай, что должен, и будь, что будет».
— Хорошо, — и тут уже Брюс заинтересованно стрельнул взглядом. — Если ты хочешь… заняться сексом, я не буду против. Вот только…
— Вот только?
— Мы сделаем это не сегодня. Я хочу, чтобы через два дня, ты пришел на то место, куда я скажу. Там мы обсудим то, что между нами происходит.
— Любовь, — подросток криво улыбнулся. — Между нами происходит любовь.
— Да… пусть будет любовь.
На душе у Артура скреблась Селина.
***
Это был идеальный день для того, чтобы совершить задуманное. Он стоял около старого, заброшенного здания в таком районе, куда ни один человек в здравом уме и твердой памяти не сунется, и Артур искренне надеялся, что милый «Себастьян» тоже не придет на встречу, прислушавшись наконец к инстинкту самосохранения.
Это был опустевший рабочий район, где бывшие общаги соседствовали с разлагающимися трупами металлургического и химического заводов. Кризис жестоко обошелся с этими исполинами, оставив их гнить на задворках цивилизации.
Они скрипели ржавыми петлями, рассказывая птицам, что гнездились среди балочных перекрытий, о том, что когда-то люди в этих ныне отсыревших недрах создавали нечто прекрасное, грандиозное и важное. А потом этих людей выкинули, как отработанные отходы, а заводы вынуждены были медленно разваливаться и вспоминать о былом.
Это было тоскливое место, но клоун позаботился о том, что если его малыш всё-таки сунется в этот могильник, то он будет в безопасности. Трупы ведь не могут навредить. Бояться нужно было живых.
А из живых тут только Джокер, выкуривший от нервов пол пачки сигарет, крикливые чайки и вороны, да пара помойных крыс.
На дороге, что топорщилась потрескавшимся асфальтом, появился силуэт подростка, закутанного в безразмерное худи. Мужчина улыбнулся, поражаясь и умиляясь бесстрашию этого пацана.
И тот, наконец, заметил мужчину.
— Артур? — крикнул Брюс, срываясь на бег. — Артур, это ты?
Флек, надвинув на голову капюшон парусиновой куртки, помахал рукой и быстро скрылся в недрах здания. Уэйн последовал за ним.
— Артур?! — голос гулким эхом блуждал по покинутым коридорам, смешивая два голоса:
— Быстрей, Алиса! Мы очень-очень опаздываем! Ай, мои лапочки, мои усики! Герцогиня будет недовольна!
Мужчина на ходу стягивал куртку, швырнув её на пол, зная, что брюнет её поднимет. Дверь громко хлопнула, и Джокер притаился в темном углу, наблюдая за тем, как недоумевающий подросток заглядывает внутрь.
В центре пустого, засыпанного лохмотьями штукатурки и цементной крошкой помещения стоял стул, а на нем сидел связанный по рукам и ногам его превосходительство Эрнесто Борджия. Веревками служили женские подтяжки и чулки, а в рот фривольно были затолканы кружевные трусики.
Мальчик вскрикнул и кинулся было развязывать мужчину, но Джокер мгновением раньше вышел из тени, заставляя его остановиться, прижимая к себе старую куртку Артура.
— Не стоит, Себастьян, — лезвие, с легким свистом, вылетело из ножен. — Я сказал, что хочу тебе кое-что показать, однако, я должен представиться. Я — Джокер. Увы, но Артур не мог, да и не хотел знакомить нас раньше срока.
Клоун с необычайной нежностью смотрел в широко распахнутые синие глаза, в которых не было страха. Только любопытство и удивление.
— Этот человек сделал много плохого, малыш. Он продавал людей, как товар, он был лучшим работником господина Маркони. Он убивал, он ломал чужие судьбы, он здесь, чтобы умереть, — голос шута был скрипучим и излишне возбужденным. — Но я — не народный герой, просто эта тварь убила дорогого мне человека, — Джокер схватил итальянца за волосы и заставил того посмотреть себе в глаза. — Ты ведь помнишь Даян Дитц? Можешь не отвечать… Я по морде твоей вижу, что помнишь. Хочешь шутку? Если во время секса с клоуном он не скручивает свой стояк в пуделя или жирафа, то какой в этом смысл? — Брюс нервно прыснул. — Вот! — Джокер одобрительно подмигнул Брюсу. — Ему смешно, а тебе нет. Почему? Хотя, чувство юмора как ноги: у кого-то есть, а у кого-то — нет! — он резко вогнал лезвие пленнику в колено и тот, скуля, забился на стуле.
— Я знаю… Он совершил много преступлений, но если ты убьешь убийцу, то количество убийц в мире не изменится, — Брюс уже взял себя в руки и, видимо, пытался успокоить маньяка, что решил устроить для него это представление.
— Да-да, что-то я такое слышал, любовь моя, — лицо клоуна осветила широкая, злая улыбка, — но в детстве я был неплох в арифметике и посчитал, что если я прикончу от двух убийц и до бесконечности, то количество убийц всё-таки изменится. Математика довольно показательная штука. Однако, ты здесь не за тем, чтобы я мог поразить тебя остроумием, которое у Артура сдохло во младенчестве. Я хочу, чтобы ты, посмотрев на то, что тут происходит, сделал вывод: нужен тебе секс со мной или нет.
Джокер вздохнул и одним движением перерезал правой руке босса мафии глотку. Тот дергался в путах, агонизировал, пока кровь толчками вытекала из рассечённой шеи. Её брызги остались на лице клоуна, багровыми подтеками скатываясь по щеке.
Брюс зажал рот руками, видимо пытаясь сдержать крик. В прекрасных глазах появилось что-то, похожее на ужас, но он не спешил падать в обморок или убегать.
Как бы там ни было, Артур не отрывал взгляда от подростка. Он был слишком зависим от него. Если тот решит сдать его полиции — да будет так. Он бы с легкостью позволил «Себастьяну» задушить себя, упиваясь извращенным наслаждением от давления изящных рук. И всё-таки мужчина желал насмотреться на него. Запечатлеть в памяти желанный образ. Выжечь на внутренней стороне век.
Он показал ему всё, что мог. Решение оставалось за Брюсом.
И тот сумел удивить его.
Уэйн, сорвавшись с места, кинулся вперед, буквально врезаясь в клоуна. Его ладони обхватили испачканное в крови и гриме лицо Джокера, и он поцеловал его так, будто от этого зависело существование целого мира. Пальцы размазывали краску, зарывались в зеленые волосы, стирали с щеки остатки багряных брызг.
Как видно, их зависимость была обоюдной.
Наши дни
— Господин Флек, вам нехорошо? — Альфред Пенниуорт выглядел немного взволнованным.
— Прошу прощения, — бледный Артур, как рыба, вытащенная на берег, хватал ртом воздух. — Память, — он постучал по виску. — Она порой безжалостна. Не могли бы вы повторить?
— Я говорил о том, что с вашего, хм, заключения прошло почти четыре дня. Брюса так и не обнаружили. С каждым часом надежда на то, что мы найдем его живым, ускользает.
— И вы пришли ко мне? Почему?
— Потому что я нашёл ежедневник Брюса. И я знаю про вашу с ним связь.
