В том городе

      Альфред протянул мужчине красивую, в кожаной обложке тетрадь. Страницы шуршали под пальцами, а на них убористым почерком расцветали мысли: грустные, гневные или радостные. Будто Брюс, не способный испытывать эмоции, умел виртуозно описывать их на бумаге, закованную в синюю клетку. Артуру неосознанно хотелось прижать к себе эту тетрадь, вмещавшую в себя всё, чем являлся младший Уэйн.       Пенниуорт не торопил его. Дворецкий выглядел подавленным, если не сказать — сломленным. И Артур прекрасно понял почему: «Он убил его, и мне было не жаль. Он убил его, а я думал лишь о том, что это, всё-таки, тот самый мужчина, который в детстве показывал мне фокусы. Он делал это просто так. Ему ничего не было нужно. Он даже не просил меня улыбнуться, сам растянув улыбку на моем лице. Альфред тогда очень испугался. Я так и не понял, почему… Стоя в той заброшке, глядя на то, как по его лицу стекает кровь, я понял, что никогда никого не любил сильнее. И вряд ли полюблю. Мы слишком одиноки, чтобы быть порознь» Два месяца назад       Артур сидел на кровати в одних пижамных штанах и лениво поглаживал кошку. Он смутно помнил, как они с Брюсом добрались до дома.       Юноша помогал мужчине стирать грим, выкидывая в темный пакет все салфетки. Туда же отправились и перчатки. Костюм был снят, свернут и засунут Уэйну в рюкзак. Флек переоделся в обычные штаны и куртку, накинув на голову капюшон, пока мальчик вытирал ручку двери, за которую брался голой рукой.       Брюс старался не смотреть на труп, сидящий на стуле, но присутствие Артура его успокаивало. Вероятно, это была самая абсурдная вещь в мире: в одном предложении умещались такие составляющие, как убийца, труп и спокойствие.       Потом, сунув все улики в бочку и подпалив её старенькой зажигалкой, они ещё полтора часа тряслись в старом, пропахшем бензином автобусе. Мальчик не желал отпускать руку Артура, уронив голову ему на плечо. Люди скользили по ним безразличным взглядом, умиляясь про себя очаровательной парочке, источающей усталую нежность, которая была похожа на тандем отца и сына.       Дома Артур попросил парня покормить кошку, а сам заперся в ванной, с остервенением смывая с волнистых прядей зелёную краску. Он хотел хотя бы таким способом отделить себя от того весёлого монстра, что вечно сопровождал его. Хотя, когда он вышел, он понял, что его внутренние бесы обожали юного гостя.       Джокер сидел на полу, перед Брюсом, который устроился на диване, и положил голову ему на колено, позволяя зеленым волосам рассыпаться по плотной джинсовой ткани. Мужчина хмыкнул, потому что от всего этого смердело библейскими мотивами и Иисусом, обессиленно упавшим в объятия ангела. Когда-то он видел подобную картину, но сейчас не мог вспомнить художника, зато стоял перед глазами образ светлого существа, что придавал силы и решимости совершить задуманное.       И пусть Чаша горестей у всех своя, но испить ее до дна предстояло каждому живущему.       Но сейчас, он сидел на диване, размышляя о том, что возможно юноша всё-таки ангел, не познавший первородного греха, а стало быть, и стыда тоже, поскольку…       Господи ты Боже мой!       Из ванной тот вышел абсолютно голый, накинув полотенце только на волосы. Джокер схватился за сердце и поспешил грохнуться в обморок от таких скоростей, а самому Артуру стало откровенно неловко от того, что весь процесс соития он представлял довольно абстрактно, а Брюс, абсолютно не терпящим возражения тоном сказал, что раз Артур ему обещал, то должен обещания выполнять. Просить Джокера о помощи было не с руки, поскольку тот всё ещё был в обмороке. Хотя, судя по всему, кроме стыда, мальчишка не имел и совести, потому что его ладонь мягко скользнула по груди и он, видимо неправильно расценив молчание мужчины, спросил: — Я тебе не нравлюсь? — в синих глазах плескалась легкая неуверенность. — Если тебе нравятся женщины, я принес с собой чулки и платье. Могу взять твою помаду и…       От подобных предложений и абсолютно развратных картинок, промелькнувших в голове и включающих в себя плотное кольцо губ, обхватывающих член или красивые, длинные, раздвинутые ноги, затянутые нежной сеточкой чулок, клоун резко решил прервать свой обморок и ощутимо ткнул Артура в бок, намекая на то, что пора бы уже объяснить этому ребенку, что он сраное совершенство.       Мужчина поднялся на ноги, не отрывая серьезного взгляда от поблескивающих в свете тусклой лампы глаз юноши: — Ты красивый, Себастьян, — узкие ладони осторожно очертили линию плеч, наслаждаясь контрастом между обветренной кожей рук и бархатистой мягкостью шеи. — Не ты, а я должен был задать этот вопрос. — Не должен был, — парень порывисто потянулся вперед, прижимаясь к обнаженной груди собеседника и обхватывая его руками. Будто боялся, что Артур растворится в воздухе. Превратится в туман, что сырым смогом окутывал город по утрам. — Сколько я не смотрел бы на людей, все они для меня одинаковые: две руки, две ноги, глаза, уши, рот и нос. А на тебя я не могу насмотреться. Ты такой странный, будто яркая бусина в горсти риса. Не знаю, как это описать…       Под кожей загнанно бился пульс. Артур чувствовал его под пальцами, что ненавязчиво разминали шею подростка. Сердце отсчитывало быстрый ритм, замирая от этого невероятного чувства единения. Неправильного, но в то же время нужного и желанного.       Артур приподнял лицо Уэйна и поцеловал, ощущая, как тёплые влажные губы скользят всё смелее. Они, как два слепых котёнка, пытались на ощупь познать партнера, потрогать, погладить, ощутить всё, до чего только можно было дотянуться: скулы, шею, ключицы.       Мужчина слегка прикусил то место, где предвкушающе бился пульс, заставив юношу вздрогнуть от неожиданности и удовольствия.       Молодое тело было похоже на туго натянутую струну, звенящую от легчайшего прикосновения. Брюс выгибался, тянулся вслед за негой, что дарили ему руки и губы Артура. А тот самозабвенно выцеловывал каждое тёмное пятнышко родинок, что украшали плечи, спину и грудь мальчика, будто сама Вселенная, создавая его, неудачно встряхнула перо, превращая капли чернил в созвездия на коже.       Кровать скрипнула, принимая в свои объятия двух сплетенных воедино любовников. Артур откинулся навзничь, позволяя подростку делать всё, что ему вздумается. Тот был похож на огромного, гибкого кота, что не мог оторваться от бледной кожи: целуя, вылизывая, оставляя укусы.       С легкой улыбкой парень впился зубами в плечо Артура, оставляя на коже алый полукруглый след. Ему хотелось присвоить, забрать этого мужчину в единоличное пользование, поскольку ничего больше у него не было. Артур даже не представлял, насколько тесно и горько может быть в золотой клетке. Не представлял, как сильно Брюсу хотелось разреветься и говорить, не переставая, «спасибо» за то, что его сумели полюбить, не глядя на банковский счет.       Пальцы подростка пробежали по бедру, остановившись на очевидной выпуклости эрекции. Мужчина зашипел, когда Брюс с хитрой улыбкой намеренно погладил напряженный член, что даже через ткань ощущалось слишком остро.       Подростки во все века не отличались терпением, а потому штаны вдруг показались мальчику самым дурацким изобретением в мире, которое с молчаливого согласия Артура оказалось где-то на полу. Правда Флек, стараясь не смотреть на Джокера с помпонами и транспарантом «Вперед братишка!», изогнувшись змеей, подмял под себя пискнувшего от неожиданности подростка.       Они целовались самозабвенно, на секунду забыв о том, что где-то там, за пределами спальни есть мир, который вряд ли поймёт и примет такие отношения не только потому, что гомосексуальные связи — тема довольно табуированная, но и потому, что подобная разница в возрасте казалась абсолютно недопустимой. Но разве им было не наплевать?       Губы мужчины строили собственные карты тела молодого человека. Оставив нежный поцелуй на ключице, зубы царапнули розовый бугорок соска, заставив Брюса сдавленно охнуть. Артур усмехнулся, и, прикусив чувствительную зону, провел языком по соску, посылая волну болезненного, а оттого и более острого удовольствия. Руки требовательно оглаживали бока, чуть сильнее надавливая на тазовые косточки. Тело подростка будто превратилось в одну сплошную эрогенную зону. Он всхлипывал, тянулся за каждой лаской, нетерпеливо поводил бёдрами по покрывалу. Его член, полностью эрегированный, уже сочился естественной смазкой.       Мужчина знал, что подобные действия для Брюса абсолютно в новинку. Тот никогда не интересовался никаким полом, кроме паркета в актовом зале, который ему пришлось отмывать от последствий неудачного эксперимента. А мастурбация… равно, как и «эксперименты» с простатой, была больше похожа на механический процесс, в котором удовольствие играло вторую, если не третью роль. В этом была некая магия: видеть обычно замкнутого мальчишку столь открытым, расслабленным, искренне получающим наслаждение от процесса. Синие глаза сверкали, словно центр Млечного Пути.       Он бы всё отдал, чтобы тот вскрик, который сорвался с губ партнера, когда он вобрал в рот чувствительную головку, было возможно запечатать в бутылку и сохранить навечно. Брюс подавился всхлипом, когда мужчина скользнул вниз, горлом насаживаясь на алчущий ласки орган. Впервые поблагодарив годы, проведенные в медицинских учреждениях за то, что рвотный рефлекс, и так слабо выраженный, у него почти атрофировался, Артур качнул головой на пробу, ощущая во рту привкус естественной смазки. И ещё. И ещё.       Ладони подростка как-то судорожно вцепились ему в волосы, будто Брюс не мог понять, чего он хочет: чтобы Артур притормозил или ускорился. Флек не был искусен в этом, он действовал бессистемно, по наитию, но Уэйна происходящее устраивало полностью. Он стонал, вскидывая бедра, кусал губы и просто умолял не останавливаться. Периодически, с громким, пошлым звуком Артур выпускал член из горячего, влажного плена, облизывая его по всей длине.       В какой-то момент, мальчишка, вцепившись в волнистые пряди, попытался остановить любовника, шепча нечто бессвязное о том, что ему слишком хорошо и он…       Привкус спермы на языке не был чем-то неприятным, особенно когда оргазм действительно великолепен: Брюса выгнуло в пояснице, как от сильного разряда тока, а из его горла вырывались непристойные, громкие стоны. Проглотив всё, до последней капли, Артур поднял голову, наслаждаясь видом совершенно обалдевшего от удовольствия и расслабленного мальчишки. Тот, несмотря на почти невменяемое состояние, потянулся вперед, оплетая мужчину руками. — А ты? — шепот обжёг ухо, и Артур вздрогнул. Собственное возбуждение пока удавалось держать в узде, но проблема в виде внушительного стояка никуда уходить не планировала. — Я разберусь… — Ты трахнешь меня? — Боги, — Артур испытал стойкое желание побиться головой об стену, — Ты не понимаешь, о чем говоришь… — Понимаю! — в его голосе проклюнулось то самое, знаменитое Уэйновское упрямство. — Я, перед тем как пойти на встречу, сделал клизму, а в душе растянул себя, вместо смазки взяв твой крем для лица. Так что я всё понимаю… Я хочу тебя! Очень! Ты трахнешь меня? Джокер прекратил размахивать помпонами и не смог сдержать широченной улыбки, а Артур обреченно застонал. Переспорить это чертёнка мог только таинственный дядюшка Альфред, так что, прикинув, сколько времени ему понадобится для того, чтобы сбегать в ванну, он пробормотал: — Не трахну. Мы займемся любовью.

***

      Подростки — уникальный народ. Бесстрашный, движимый гормонами и желанием познать все и вся. Артур воистину восхищался, хоть признавал недостатки, — этой неугомонной братией, один уникальный представитель которой в данный момент усиленно отказывался от коленно-локтевой: — Я хочу видеть твое лицо! — Но в первый раз удобнее будет именно так, — Артур собрал в кулак все свое терпение, потому что мелкий засранец не гнушался прибегать к таким варварским методам убеждения как: прикусывание мочки уха, томные вздохи и поглаживание члена партнера, чтобы раззадорить. — Но я хочу… — Хочешь, значит? — Артур каждой клеточкой тела ощутил, как клоун перехватывает контроль над конечностями. — Тогда тебе придется поработать, — пальцы прошлись по затылку, сжимая волосы, и заставляя парня откинуть голову. — А то я старый, больной человек, сам понимаешь.       Зубы клоуна впились в беззащитную шею, заставив Брюса всхлипнуть: — Джей, это ты? — Узнал-таки. И что, ты против? — Нет, — Уэйн улыбнулся тепло и более чем искренне. — Ты — это ты. Клоун ли, или букинист… Люблю тебя любым. — О… Я бы расплакался от умиления, если бы не собирался заставить тебя кричать. Я вообще в этом мастер. Просто методы немного отличаются, — Джокер откинулся на спинку кровати, позволив юноше оседлать его бедра.       Пальцы, смазанные в креме, что обещал непревзойденную защиту кожи и небывалую мягкость (что на данный момент было очень даже кстати), прошлись по ложбинке между ягодиц и, особо не церемонясь, слегка надавили на тугое колечко мышц. — Глубоко дыши, будто собираешься нырнуть в прорубь, — Джокер крепче прижал партнера к себе, и медленно погрузил один палец в приятное тепло. Дыхание мальчика сбилось, но утешающий шепот, в котором рядом с комплиментами шли какие-то чернушные шутки, действительно отвлекал Брюса от дискомфорта.       Это не было больно. По крайней мере ничего смертельного, особенно если учесть, что шут был последователен, но неумолим. Он не давал ни секунды для сомнений. Второй палец проник с чуть большим трудом, правда, стоит отдать Джокеру должное: он был отличным сыщиком, а потому найти простату смог, даже не используя дедуктивный метод.       Мужчина по-хорошему завидовал юноше, который после разрядки довольно быстро пришел в полную боевую готовность. — Сладкий, ты знаешь, как прозвали Влада Цепеша? — Колосажатель? — Так вот, — по губам шатена скользнула хитрая улыбка. — Давай я буду правителем Валахии, а ты пленным турком?       Артур, следящий за всем этим произволом со стороны, хлопнул ладонью по лбу, мысленно пожалев, что не сдох во младенчестве.       Правда Уэйна похоже всё устраивало и он, серьезно кивнув, дал добро к нападению на Османскую Империю. Он приподнялся, не отрывая взгляда от насмешливых болотно-зелёных глаз и одним слитым движением опустился на член мужчины, который грязно ругнулся, глядя на то, как в уголках глаз Брюса собираются капли влаги. — Ну что ты, — он сцеловывал с бархатистых щек соленые дорожки. — Ну куда ты так торопишься?       Он нежно гладил его по спине, давая привыкнуть необычному ощущению заполненности и жара.       Джокер слишком чётко осознавал, что произошедшее — точка невозврата. Брюс был его ангелом, и он убьет любого, кто посмеет сделать его мальчику больно. И даже если когда-нибудь брюнет устанет от него, даже если уйдет, то вряд ли сможет избавиться от безмолвной тени безумного клоуна за своим левым плечом.       Уэйн тем временем выровнял дыхание и слегка качнулся, задохнувшись от слишком острого чувства жара глубоко внутри. Сильные руки придерживали его за талию, немного изменив положения тела таким образом, чтобы при каждом толчке член шатена проезжался по простате.       Это было наслаждение иного сорта. Для них плотские удовольствия ничего не значили, пока они не оказались разделены на двоих. Жар податливого, юного тела, сладкие, развратные стоны Брюса, который самостоятельно двигал бедрами, желая получить как можно больше этого болезненного экстаза, покорность, с которой он льнул к убийце, преданность и искренняя вера в то, что всё будет хорошо — это пьянило лучше вина или марок с ЛСД. — Мне так хорошо, — короткие ногти подростка оставляли на спине Джокера алые следы. — С тобой… с тобой так хорошо!       Член его, зажатый между телами, истекал смазкой. Он потянулся было поласкать себя, но клоун его остановил, лишь ускорив движения, заставляя мальчика захлебнуться криками и мольбами: «Не останавливайся!» — будто Артур был не искалеченным порождением агонизирующего общества, запертого в рамках бессмысленной морали и подавленных инстинктов, а настоящим божеством.       Наслаждение разливалось по телу сладким потоком, исходя от места слияния двух разгоряченных тел. Толчки становились сильнее, они походили на удары многотонных валов о закованные в камень набережные, разлетаясь мириадами брызг непередаваемого удовольствия. Мир сжался до сингулярности, до бережного касания губ и тихого стона, что взорвалась новой вселенной. Оргазм был таким, что мужчине пришлось зажмуриться, изливаясь внутрь пульсирующей плоти.       Брюс уткнулся лбом во влажное от пота плечо любовника, почти физически ощущая, как клоун уступает место Артуру. — Ну всё… — Всё? — шатен поцеловал растрепанные темные пряди. — Теперь, если ты меня бросишь, я засужу тебя за растление малолетних.       Джокер и Артур переглянулись и рассмеялись. Четыре дня назад       Это была эйфория. Артур и Брюс виделись чаще, чем в прошлом году, наслаждаясь обществом друг друга. И дело тут было не в сексе, который лишь служил приятным дополнением к тому несравненному чувству, будто они нашли свое место в этом мире.       Уэйн таскал ему выпечку и пытался готовить сам, переведя такое количество продуктов, что дети в Африке начинали плакать горькими слезами. Артур, свершив свою вендетту, позабыл про мафию и всё, что с ней связано. Они упивались каждой секундой существования до того самого дня, когда все пошло наперекосяк. — Жду не дождусь завтра! — юноша порывисто обнял спутника, который привычно провожал его до остановки. Брюс никогда не говорил, где живёт, а Флек не спрашивал, но стабильно усаживал мальчишку на маршрут м42, идущий в пригород.       Что пошло не так в этот раз?       Может, Артур зря отошел к магазинчику, чтобы купить подростку газировки?       Может, сам Уэйн зря задержался около афиши, потеряв из вида Артура?       А может именно в этот момент улица была слишком пустынной…       Но выйдя из магазина Артур с ужасом наблюдал, как люди в костюмах запихивают Брюса на заднее сидение машины и уезжают.       Номера у автомобиля были забрызганы грязью, но не узнать черный Cadillac V-8 Town Sedan 1928 года выпуска было невозможно. Маркони слишком настырно следил за своим имиджем и репутацией, чтобы «приглашать» к себе дорогих гостей в чём-то менее помпезном.       Бутылка разбилась об асфальт, растекаясь бурой сладкой лужей, а Артур уже нёсся домой. Всё его естество застилала красная пелена гнева. Джокер молчал и не улыбался. И поверьте, чем серьезнее клоун — тем разрушительнее последствия.       Грим на языке был горьким, словно пепел, а кисточка будто пахла гарью. Так догорал их с «Себастьяном» маленький рай. После того, что Артур собирался сделать, у него не будет пути назад. Его либо прикончат люди Маркони, либо поджарят на электрическом стуле. А посему следовало быть при параде: выглаженный костюм, аккуратный грим, оружие, припрятанное на особый случай.       Храни Бог Америку!       Дымовые шашки, начиненные ядом омежника и олеандра, отправлялись в рюкзак вместе с обоймами для пистолета и дробовика. Джокер не слишком-то жаловал такое безыскусное оружие, как обрез, но порой стоило добавить в их с Артуром представление немного шума. Ножей было несколько, но все они уживались в подкладе пиджака.       Достав карты дома Анджело Маркони, он похлопал себе в ладоши за предусмотрительность. Артур планировал проникнуть внутрь, чтобы покончить с Борджиа. Он, конечно, надеялся, что до этого не дойдёт. Как оказалось — дошло.       Естественно, семья одного из боссов мафии жила за городом, возможно, недалеко от Уэйновского особняка. Но Анджело не смешивал работу и личную жизнь, стараясь тем самым обезопасить близких. Можно было бы понадеяться, что его не будет в городской квартире, но почерк похищения говорил о том, что сам хозяин бала желал говорить с «гостем» лично.       Джокер вышел из дома при полном параде, глядя на то, как люди бросаются от него врассыпную. Молодой человек, у которого Джокер вежливо попросил мотоцикл, с превеликой радостью поделился транспортом. Вероятно, его ретивость была обусловлена холодным дулом пистолета, прижатым к виску.       Вечер опускался на город, раскрашивая улицы неоном и превращая каменные коробки во что-то иное. Помпезно развратное.       Штаб-квартира Маркони находилась в старой части города, благоустроенной на омытые кровью деньги мафии. Они строили из себя благодетелей, привечая сотни людей, а убивая тысячи. Джокер никогда не опускался до такого лицемерия, прекрасно сознавая, кто он есть.       А сейчас о том, кто он есть, узнают ещё и те, кто ставил себя выше закона, выше правительства и выше человеческого гнева.       Артур Флек был человеком зажатым и закованным в цепи страха. Джокер бояться не то, что бы не умел, но черпал свою решимость из этого премерзкого чувства. Готэм — довольно населенный мегаполис, а потому большинство домов были притиснуты друг к другу практически впритык, что давало превосходную возможность пробраться внутрь через крышу.       Адреналин делал своё дело, и Джокер превращался, когда нужно, в яркий росчерк, перерезавший глотки недотёпам-охранникам. Несмотря ни на что, он был человеком, хоть и наделённым некоторыми особенностями. Он не был застрахован от шальной пули, которая разорвала рукав пиджака и глубоко рассекла кожу на плече.       Рыкнув от злости, он выстрелил противнику в глаз, наслаждаясь тем, как живописно его мозги растеклись по дорогим обоям. Правда, дымящийся ствол говорил ещё и о том, что все в доме его услышали.       Анджело Маркони не был удивлен тому, что кто-то пришел за мальчишкой. Но он действительно не ожидал, что Стефано, у которого в рот была засунута граната, заведет в зал для совещаний перепачканного в крови клоуна. Клоуна, которого он мечтал лично выпотрошить. — Друг мой! — Джокер стрельнул глазами в телохранителей, которые уже поднимали автоматы. — Попридержи своих шавок, если не хочешь умереть раньше времени, — мужчина достал дымовую шашку. — Знаешь, что это? Хотя нет, как тебе знать? Из зелени тебя интересуют только банкноты или, возможно, базилик в пицце. Или что вы там, итальяшки, любите? — Я убью тебя! — И умрешь сам. Тут яд, Анджело! Ты же видел своих мальчиков, которые улыбались со стола патологоанатома? Вот тут, то самое вещество, ради которого любой комик готов отдать правую руку. Еще бы… Публика всегда улыбается, всегда довольна. Даром, что мертвая. — Ты не выйдешь отсюда! Ты убил столько моих людей, что я жизни не пожалею, но отправлю тебя на тот свет, шут! — бандит побагровел от злости. — Так, прекрати истерику, — Джокер прошел вперед и уселся на стол. — Я там слегка проредил твою охрану. Так что слушай, дядя, — он потянулся вперед, — может договоримся? Ты ведь хочешь убить меня? Хочешь мучить, истязать, пытать? Хочешь?       Маркони поджал губы и промолчал, хотя Артуру и не нужен был ответ. — Да не тушуйся! Не будь букой! Знаю, что ты об этом мечтаешь в своих грязных постельных грёзах! Так вот, у меня деловое предложение. Выслушаешь или устроим перестрелку? — Говори, — итальянец жестом заставил охрану опустить оружие. — Мальчик. Твои люди похитили сегодня мальчика с остановки. Верни его и я сдамся без боя.       Босс мафии чувствовал подступающую истерику. Его люди искали пёстрого убийцу почти год, они облазили весь город, не понимая, как тому удается уходить. Искали либо мужчину с крашенными волосами, либо того, кто носит парик. Подняли дело Артура Флека, хоть и были уверены, что если тот и жив, то не в том возрасте, чтобы бодаться с бандитами, и пропустили долбанного продавца в книжном магазине, к которому, судя по отчетам, ходил младший Уэйн. Они лишь смеялись, что у пацана дурной вкус.       Идиоты… Его окружали сплошные идиоты.       В глазах у маньяка не было ни толики страха. Он не боялся умереть, он явно не испытывал муки совести или жалость к тем, кто пал от его руки. Он будто не способен был на привязанность и сострадание, но явился сюда за молодым любовником.       Его хотелось заставить страдать. Ударить больнее, чем на то способно оружие. — Артур… Прости, но я не смогу отдать младшего Уэйна, — глаза Джокера распахнулись. В них застыло непонимание. — Постой, — Анджело желчно улыбнулся, — ты не знал, что в твоей постели богатенький наследник? Как досадно… Возможно, он тебе не особо доверял, возможно, хотел уйти без последствий. Но сейчас это не важно. Мистер Уэйн, согласно завещанию, должен получить полный пакет акций компании по достижению восемнадцати лет. Мне нужна доля от Уэйн Интерпрайзис. И компания, в случае смерти Брюса, отойдет городу, а, стало быть, и мэру. Договориться с Пенниуортом не получилось, а с мэром, которому я помогал баллотироваться, найти общий язык легче. Вот мне и пришлось принять непростое решение, — он швырнул на стол портфель, каждая потертость на котором была знакома Артуру. — Брюс Уэйн должен был умереть.       О том, что это был опрометчивый поступок, Анджело понял, когда улыбка сошла с лица убийцы, и он, глядя хозяину дома прямо в глаза вытянул чеку из дымовухи. Плотные клубы газа заволокли помещение.       Охрана, как и сам Маркони, кинулась к выходу, кашляя и задыхаясь. Джокер не мешал им, зная, что они все уже трупы. Люди выбегали на улицу и падали замертво, обращая к небесам жуткие улыбки. Тех, кого не коснулся яд, мужчина перестрелял из дробовика, не получая от этого действа никакого удовольствия.       Он осел на ковер, посреди истекающих кровью тел, прижимая к груди портфель. Горе охватившее сердце нельзя было описать словами. Он выл, словно дикий зверь над убитым чадом.       Артур не заметил ни сирен за окном, ни полицейских, вломившихся в здание, где единственным живым существом был абсолютно невменяемый клоун.       Удар по затылку выключил свет, а пережитое потрясение стерло подчистую воспоминания о чудесном мальчике, с синими, как Великие Озёра, глазами. Наши дни       Из распахнутых, остекленевших глаз пациента текли слезы. Альфред, будто сочувствуя, протянул Артуру сигарету и прикурил сам. Тот вцепился дрожащими пальцами в дымящуюся раковую палочку, пытаясь хоть как-то привести свои чувства в порядок. — Он… Маркони, хотел кусок Уэйн Интерпрайзис и он знал про какое-то завещание, — мужчина склонил голову, позволяя волосам упасть на глаза. — Он отдал мне портфель Брюса и сказал, что убил его. Я не слишком вникал в тонкости плана. Блядь! — Не может быть, — лицо Пенниуорта было бледным, но он старался мыслить здраво. — Нет, этого не может быть! Если мастер Уэйн мертв, почему они не сделали так, чтобы полиция нашла тело? Чтобы компания отошла городу, смерть сына Томаса должна быть доказана! Ни от остатков банды Маркони, ни от других кланов не поступало ни требований, ни заявлений. Абсолютная тишина. Тут что-то не так… — Он всё ещё там, — глаза Джокера сверкнули фанатичным блеском. — Если всё так, как вы говорите, то Брюс, или его тело, всё ещё там. Прошу прощения…       Альфред с удивлением наблюдал, как вывернув из сустава палец, Артур Флек снимает с левой руки наручник. — Не хотите ли вы побыть заложником? — с тихим шипением Артур вправил сустав на место. — Мы ведь должны обыскать тот дом ещё раз. А полиция куплена мафией. — Всенепременно, — Альфред встал из-за стола и поправил пиджак. — И в какой же момент мне следует начать кричать и молить о пощаде? — Да прямо сейчас, — с искривившихся в ухмылке губ сорвался тихий холодный смешок.