От грозы до сизого дыма

Осень в Риме казалась тёплым молоком. Сливочные облака неспешно плыли по затухающему огненно-рыжим солнцем на западе небу, а в вышине уже ночным полотном ложилась бесконечная тьма с пришитыми жемчужинами звёзд. Где-то на площадях бурными потоками, словно река в русле, лились песни с музыкой по улицам. Уличные фонари ещё спали угольно-черными статуями, потушив свои яркие глаза. В ресторане множество голосов сливались в неясный фоновый шум, заботливо укутывая побалованный алкоголем разум в умиротворение и удовольствие. — Поверить не могу! — засмеялся Союз и удивлённо проговорил. — Вы действительно учили русский с ругательств? — Да, — улыбнулся США, сделав глоток вина. — Но не с брани, а именно с относительно безобидных высказываний. Гораздо удобнее было шипеть себе под нос русское «Остолоп!», чем получать щедрую порцию унижений от Британии, который бы понял английский или испанский. — Он Вас унижал? — нахмурился коммунист. — Ну, — Соединённые Штаты рассеянно прижал ладонь к затылку, а потом усмехнулся. — Хэй, это нечестно. Мы договорились только насчёт иностранных языков. — Хорошо, — кивнул Советы, меняя тему. — Вы знаете испанский? — Да, — кивнул собеседник, — причём также хорошо, как и английский. Моей матерью была Испанская Империя. Испанцы же вместе с англичанами осваивали мои земли. Любопытство юркой птахой вспорхнуло в разум, принявшись кружиться и надоедливо чирикать свою волю. СССР в раздумии чуть сощурил глаза и поджал губы, а потом перевёл взгляд снова на собеседника. Как-то уж слишком неформально и по-детски звучала просьба в голове. Ладно, тут нужно подступиться и начать осторожно. — То есть Вы можете что-нибудь сказать по-испански? — осторожно спросил коммунист, почти судорожно оборвав вопрос с осознанием его глупости и очевидности ответа. Он приготовился поймать презрительный взгляд сверкающих насмешливыми искрами синих глаз или издевательскую усмешку и перевести тему, как США вдруг засмеялся. Бархатистый тембр приятно ласкал слух, но неловкость и замешательство никуда не делись. — Боже правый! — с улыбкой проговорил он, отсмеявшись. — Некоторые Ваши действия просто очаровательны. Союз медленно моргнул, брови непроизвольно взлетели от удивления вверх. — Прошу прощения?.. — Вы могли просто попросить меня сказать что-нибудь по-испански, если Вам интересно. — Оу, — русский отвёл взгляд. — Гм, учту. Неподдельный интерес яростно сцепился со стыдом и напряжением, отдаваясь неравномерным и громким стуком сердца в груди. — Что вы хотите, чтобы я сказал? — Всё, что угодно. — Ну и задачу Вы мне подкинули, — пробормотал Штаты. Он на минуту задумался, неслышно постукивая пальцем по столу и цепляясь взором за пространство, после чего на губах его заиграла лёгкая улыбка, и СССР не заметил, как оказался пойман его взглядом, словно неосторожный мотылёк паутиной. — Tienes unos ojos preciosos, — мурлыкнул капиталист. Сердце издало судорожное «тук!», а потом пошло громогласными залпами, словно в груди Советов расположилась мощная пушка. Он сдавленно выдохнул, стремительно отводя глаза. Шестое чувство вопило о том, что сказанное сейчас американцем было адресовано ему. Желание закрыть ладонями лицо стало невыносимым, но коммунист раздражённо себя отдёрнул. «Соберись, идиот! — рыкнул он на себя. — Ты держава, занимающая одну шестую суши, или невеста в первую брачную ночь?! — к слову, в вопросе возраста Советский Союз недалеко ушёл, но сейчас это важности не представляло. — Петя же предупреждал о талантах этого хитреца, значит не ведись на его фальшивое очарование!» К тому же, американец мог напросто сказать какое-нибудь оскорбление в его адрес, а коммунист уже так заволновался. Русский мысленно сосчитал до пяти, глубоко, но неслышно вздохнув, а после вновь взглянул на собеседника, что наблюдал за его метаниями с тёплым интересом. — Что это означает? — Если я скажу, так будет неинтересно, — улыбнулся США. — А так это нечестно, — нахмурился Советы. — Если постараетесь, — дерзкое подмигивание пробудило возмущение, — то сможете узнать, что же я Вам такого наговорил. — Всю жизнь мечтал, — не удержался от колкости коммунист. — Рад, что осчастливил, — с губ собеседника слетела едва заметная усмешка. — А что насчёт Вас? — В плане? — В плане иностранных языков. — Мне не нравится французский. Совсем. — Да? Но вы так хорошо говорите на нём. — Потому что я с отцом и его дворянством общался на французском больше, чем на русском, мне кажется. Мне и французские книжки пихали, и французскую моду рассказывали, и культуру, и даже историю, чёрт возьми. Где мне пригодится история Франции, я понятия не имею. — Хвастаться французам? — со смешком предложил Соединённые Штаты. — Это присуще было моему отцу. Видели бы Вы его перед Францией. Сразу распушался, как павлин, голову задирал и смотрел свысока, мы с Варварой со смеху падали, — Союз вовремя прикусил язык, выругавшись про себя, а затем снова продолжил. — Но мне нравится английский и немецкий. — Приятно слышать. Как Вы с ними «познакомились»? — Когда я был совсем ребёнком, мы как-то гуляли с Петербургом по набережной Невы, не помню уж, о чём беседовали, но помню, как он сказал мне, как будет «рыба» на английском, — он чуть улыбнулся, вспоминая свой восторг. — Мне это слово так понравилось, что я за этот язык взялся с удовольствием, ибо до этого особого интереса в уроках он у меня не вызывал. С непривычки после мягкого французского я говорил твёрже, чем нужно, думаю, у меня и по сей день этот странный акцент. — Он отнюдь не портит. — Благодарю. — А немецкий? — Ему я тоже изначально обучался по отцовской воле. Вдохновение к изучению ко мне пришло после разговора с носителями языка. В Россию на какие-то переговоры приехал Германская Империя, насколько я помню. Он тогда привёз с собой сыновей. Арне и Герберта. Мы вчетвером начали беседовать, и мне очень нравилось, как они говорили на немецком, это звучало просто чудесно. — Арне теперь Веймарская Республика? — Да. — Вы часто виделись с ним? — Британия Вас унижал? Вопросы столкнулись с оглушительной тишиной, а после США протянул: — А-а, — и улыбнулся. — Вы быстро учитесь. — Всё по правилам. — Не спорю. Ну хорошо, тогда поставим равный факт, — он в раздумии провёл большим пальцем по ножке бокала и тяжело вздохнул. — Ох, ну. Я немного преследовал Вашу сестру, — Союз поперхнулся вином, округлив глаза. — Совсем чуть-чуть. — Вы что?.. — Не спешите с выводами. Я просто хотел узнать, что случилось с Российской Империей. Мы виделись с ней всего лишь два собрания и… Бога ради, не стоит на меня так смотреть, с её головы и волоса не упало, я просто поймал её за руку у входа и спросил то, что мне нужно. — Вы её преследовали, — почти одними губами прошептал СССР. — Ну, — протянул американец. — Я всего лишь наблюдал и выжидал нужный момент. Я не хотел доставлять неудобства, поэтому на первом собрании я просто присматривался. Советы догадывался, как выглядит американское «присматривался» — постоянный немигающий взгляд на протяжении всех часов саммита. Если учитывать, что Российская Республика была менее устойчива в этом плане, чем младший брат, можно ярко представить, каково ей было. — Ладно, давайте оставим эту тему, — примирительно улыбнулся Штаты. — Я хочу, чтобы Вы знали, я не нанёс ей совершенно никакого вреда, можете сами у неё спросить. «Вряд ли она мне ответит,» — хмыкнул СССР, вспоминая одинокое надгробие на окраинах Ленинграда, но вслух ничего не сказал, прожигая США взглядом. — Итак? — протянул тот с намёком. Союз вздохнул. Следовало соврать, но Соединённые Штаты мог заподозрить ложь, и тогда неизвестно, что из этого выльется. Хотя… Он оскорбится, отстанет и уйдёт. Советы сжал зубы, теряясь взглядом где-то в огнях улиц сквозь окна. США в разговорах, как рыба в воде, и сможет вычленить любую информацию даже из, казалось бы, крохотной детали. Любую информацию. Нет, нельзя. Ничего нельзя говорить о детстве, это слабое звено цепи жизни. — Этот разговор Вам неприятен, — вкрадчивое утверждение ворвалось в мысли внезапным громом, заставив коммуниста вздрогнуть. Осознание напрягло. Штаты догадался о его мыслях. Советский Союз растерялся ещё больше, не зная, куда деться от неловкости. Мысленно шикнув на себя и проснувшееся пустое волнение, которое лишь неприятно мельтешило перед мыслями, СССР взял себя в руки, размеренно начав: — Вы правы. Но факт сказан, и с моей стороны будет некрасиво просто молчать. Я вынужден сменить тему. — Как Вам угодно, — воу. Такое покладистое поведение со стороны США очень подозрительно. Сомнения, как вода сквозь щели в корабле, просочились внутрь размышлений, испаряясь и витая тревожной дымкой. Союз ещё раз вздохнул, чувствуя, как стыд подбирается к щекам всё ближе и ближе. — Мне безумно нравятся коты, и я всегда мечтал завести себе одного. — Что-то мешало? — Отец их терпеть не мог, а сейчас я иногда ночую на работе, чего уж говорить о домашнем питомце. — Вам следует больше отдыхать. — Некогда, — капиталист на это легко кивнул, будто принимая к сведению, а потом заговорил с некой гордостью: — К слову, мне тоже нравятся коты, и я являюсь счастливым хозяином одной крошки. — Ого! — оживился Советы, слегка подавшись вперёд. — Расскажете? — Не могу отказать такому интересу, — улыбнулся американец. — Персидская красавица по имени Алиса. Очень ласковая, невероятно умная, но вредная. Костюмы и прочие важные вещи приходится, правда, прятать, чтобы они не превратились в меховые шары, но это лишь лёгкие неудобства, а так жизнь с ней — одно удовольствие. — И Вы успеваете за ней ухаживать? — А чего там, — пожал плечами собеседник. — Корм насыпать, воду налить, лоток ей доступен, а погладить и приласкать я её всегда успею. К тому же сейчас в стране всё спокойно, и у меня достаточно времени для своих личных дел, — он вдруг взглянул на часы. — Ух ты! Ну мы и засиделись с Вами сегодня. Половина девятого вечера. В груди Союза комом сжалась тревога. Что он скажет Иосифу и Михаилу? «Простите, я пил вино с США и вёл с ним светские беседы, вместо того, чтобы заниматься делами?» Или «Прошу простить, я пытался не разболтать США лишнего, пока распивал с ним алкоголь после саммита!». До ужаса нелепо. — Что ж, рад был побеседовать с Вами, Вы чудесно скрасили мой вечер, — Штаты поднялся, пожав ему руку. — Взаимно. — До скорой встречи. — До скорой. Выход из ресторана и ощущения после их разговоров походили на те, что преследовали русского в первый раз. Нужно было срочно придумать, как оправдать столь долгое отсутствие перед Сталиным и Калининым, а ещё обдумать беседу и попытаться вычленить из неё что-нибудь полезное. Американец был, на удивление, ласковым и тактичным, вовремя останавливал тему, если замечал, что она неприятна Союзу, не лез, куда не надо, улыбался. Это, если честно, напрягало ещё больше, потому что, расслабившись от такого спокойствия и вежливости, Советы мог сболтнуть лишнего, что было бы на руку Соединённым Штатам. А ещё опасение, что за место «пряника» американец в какой-то момент, получив, что нужно, возьмётся за «кнут», не покидало расшумевшиеся мысли. Хотя, что за бред, Союз ведь не какая-то дворовая собака! СССР чувствовал себя настоящим глупцом. Вся эта странная игра с фактами казалась нелепой, несмотря на то что давала довольно неплохой результат общения. Но… Коммунист сильно сжал ручку портфеля. Аргх! Это действительно глупо! США хотел разузнать как можно больше о нём, но зачем? На кой чёрт Союз ему вообще сдался? Нет, хватит, нужно прекращать это немедленно.