От грозы до сизого дыма

Солнечные лучи разрезали курчавые облака просачиваясь на тёплую землю. Постоянная тряска кареты и стук колес о булыжники мостовых неприятными ощущениями пробегались по телу, из-за чего Герберт недовольно хмурился, прижимаясь к сидящему рядом старшему брату. Однако стоило признать, что Санкт-Петербург был действительно красивым и завораживающим. Изящным и стройным и в то же время строгим и сдержанным. А Зимний дворец, к которому они подъезжали сверкал и блестел на солнце, и юноша глядел на эту застывшую сказку с широко распахнутыми глазами и открытым ртом. Новость, что отец берёт их с Арне в Россию на переговоры невероятно обрадовала братьев. Они вдоволь наслушались восторженных восклицаний о красоте Москвы и Санкт-Петербурга, и любопытство уже точило клыки, чтобы впиться ими в детский разум. Германская Империя редко возил их куда-либо, поэтому наследники сладостно смаковали эту новость, сборы и саму поездку, которая с непривычки оказалась утомительной. — Герберт, Арне, — окликнул их Германская Империя. — Язык держите за зубами, с русскими ведёте себя вежливо. Я попытаюсь освободиться пораньше, если встреча пройдёт успешно. Братья послушно кивнули, выходя за отцом из кареты. Герберту очень хотелось остановиться и бесконечно разглядывать представший перед немцами во всём своём великолепии дворец, но империя явно спешил, поэтому младший, не желая его задерживать, поспевал за его широкой походкой. Войдя внутрь, немец всё же заворожённо застыл, тщетно пытаясь закрыть рот. От великолепия золота и витиеватых узоров дыхание застревало в груди. Дворец буквально сверкал и захватывал взгляд. — Герберт! — шикнул Германская Империя, и юноша вздрогнул, виновато глядя на ожидающих его брата и отца, а после быстро подошёл к ним. Поднимаясь по широкой лестнице, покрытой алым ковром, теперь Гогенцоллерн-младший ощущал лишь холодную вежливость, которая неприятным смогом оседала в душе. Вокруг кружили молчаливые слуги. — Тут как-то жутко, — тихо шепнул ему на ухо Арне. Младший брат неопределённо пожал плечами, ещё не определившись с характером этого места. — Добро пожаловать! — раздался внезапно голос. Перед немцами предстал высокий поджарый мужчина в парадной форме. Острые черты лица его тронула тень надменности, серо-синие, словно грозовая синева, очи сверкнули. Герберту стало дурно, когда чужой взгляд прошёлся по ним с братом. Было в нём что-то холодное и колкое, как знаменитые русские зимы. — Российская Империя, — кивнул отец. — Надеюсь, дорога не была для вас неудобством? — Ничуть. Но довольно прелюдий, я приехал сюда не для светских бесед, а по важному делу. — Ещё бы. Ваши сыновья могут пока провести время с моими детьми, думаю, им всем это будет полезным опытом. Вы согласны? Германская Империя замялся, а юноше стало ещё хуже. Неужели дети этого холодного недоброжелательного русского такие же? Тогда общение с ними явно захлебёнтся и совершенно не пойдёт. — Да, — медленно проговорил Гогенцоллерн-старший. — Думаю, Вы правы. — Чудесно, — вежливо улыбнулся Российская Империя и кивнул стоящей рядом тенью служанке. — Проводи наших гостей к Александру и Варваре, пусть примут их, как должно. Женщина торопливо кивнула и засеменила куда-то по бесконечным коридорам, иногда оборачиваясь и проверяя, поспевают ли за ней двое немецких наследников. В центре одного из очередных коридоров внезапно показались две тонкие фигуры, и Герберт, благо русский он изучал, успел расслышать окончание их разговора: — Ты обещал сегодня потренироваться со мной в соколиной охоте, — тихо проговорил женский голос. — Знаю, солнце, — ответил мужской журчащий тенор, — но планам пришлось измениться, прости. Как насчёт за… — Ваша Светлость! — торопливо воскликнула служанка, подходя ближе. Фигуры обернулись, и теперь младший наследник мог разглядеть их. Это была молодая девушка с огромными печальными голубыми глазами, густые каштановые волосы её были убраны в замысловатую, но не пышную причёску, на тонком теле аккуратно сидело шитое явно по хозяйке простое голубое платье. Рядом стоящий мужчина тоже был худым и стройным, к тому же не слишком высоким, из-за чего девушка была с ним почти одного роста. Он был на вид не сильно старше её самой. На нём был тёмный парадный костюм, подчёркивающий острые черты лица и аристократичную бледность кожи. На фоне вороных уложенных кудрей благородное серебро его глаз сверкало особенно холодно. «Наверное, это и есть наследники Российской Империи,» — подумал Герберт, поправив манжеты, но прав был лишь отчасти. — Ваша Светлость, Германская Империя прибыл. — Ах, уже, — хищные тёмные брови в размышлении сошлись к переносице. — Российская Империя должен был… Впрочем, — мужчина улыбнулся, — это уже неважно. Кто эти очаровательные дети? — Наследники Германской Империи, Ваша Светлость. — Меня зовут Арне Гогенцоллерн, — представился брат, пока младший пытался собрать все знания русского и русских людей в адекватную кучу. — Это мой младший брат Герберт Гогенцоллерн. — Я Санкт-Петербург, — кивнул русский. — Рад знакомству. «Санкт-Петербург?» — ахнул Герберт про себя. Он был немало удивлён встречей с этим городом, ведь никогда не видел других столиц вживую. Тем временем он даже не заметил, как скрывалась молчаливой тенью та девушка. — Я бы с удовольствием продолжил с вами беседу, но, увы, дела сами себя не сделают, — проговорил Петербург и улыбнулся. — Рад был повидаться, всего хорошего. Едва фигура его скрылась за поворотом, как служанка повела их дальше, чуть погодя остановившись перед широкой дверью. Она торопливо постучалась. — Входите! — раздался знакомый женский голос. Двери открылись, и перед глазами предстала просторная светлая комната с огромным окном и высоким потолком. На ковре на полу сидела знакомая уже немцам девушка и более молодой юноша, которого младший наследник Германии принялся разглядывать. Чуть встрёпанные тёмно-русые кудри беспорядочно лежали на голове и смотрелись странно в сочетании аристократично тонкими чертами лица. Глаза его были точной копией отцовских, но сверкали по-дерзкому ярко и чисто. В целом, юноша был очень похож на отца, лишь пару черт их различали. — Ваше Императорское Высочество, — доложила служанка. — По приказу Вашего отца Вы и Ваш брат должны принять гостей, как должно. — Да, я знаю, благодарю, — едва кивнула девушка и махнула рукой. — Ступай, — женщина поклонилась и скрылась за дверью. — Зато я не знаю, — Герберт едва смог разобрать недовольное ворчание русского-младшего. Сестра на него лишь тихо шикнула, а потом поднялась с пола и с вежливой улыбкой проговорила на немецком: — Добро пожаловать. Проходите, не стесняйтесь, — она обвела рукой четыре софы, стоящие у камина. — Софы к вашим услугам. Немцы молча кивнули не в силах что-либо от волнения сказать и скромно расположились в указанных предметах мебели, стоящих по соседству. На две соседние, стоящие чуть напротив сели русские наследники. Герберт ещё раз убедился, что они оба были крайне стройными и тонкими, но немцы от них тоже не отстали в этом плане. — Меня зовут Варвара, — представилась Романова и положила изящную кисть на тонкую руку брата. — Это мой младший брат Александр. — Приятно познакомиться, Варвара и Александр, — снова взял речь на себя Арне, но было заметно, что звонкие рычащие имена русских языку его оказались сложноваты. — Моё имя Арне, а это Герберт — мой младший брат. — Вы впервые в России? — поинтересовалась Варвара. — Да, отец нас не часто куда-либо берёт, так что эту поездку можно назвать праздником. — И как вам здесь у нас? Дальше Герберт не слушал вежливости старших, сосредоточив своё внимание на Александре, который с интересом разглядывал его в ответ. Что-то было в этом юноше интересное, за что хотелось зацепиться и вытащить целиком, а потом неспешно и тщательно изучать. — Значит, вы приехали из Германии? — спросил младший Романов. — Как видите, — ответил Гогенцоллерн. — Мы сильно отличаемся от вас? — русский наследник чуть поддался вперёд. — Ну, — немец задумался. — Вы… холодные. — Да ну? — усмехнулся Александр. — Да, пожалуй. Но вы не так уж сильно отличаетесь, — после тяжёлого выдоха со стороны собеседника Герберт насторожился. — Это плохо? — Не совсем. Просто мне никогда не нравилось, что отец постоянно косится на Европу. — Вам не нравятся европейцы? — Не в этом дело. Я не имею ничего против европейцев, но мне ближе исконная русская культура, чем эта. — Герберт, Александр, — младший немец вздрогнул от внезапного голоса брата. — Не хотите присоединиться к нашей беседе? Речь зашла о вкусах и прочем. Бурные обсуждения разливались потоком по комнате, окутывая наследников какой-то атмосферой уюта. Романовы оказались увлекательными и очень приятными собеседниками, несмотря на небольшой акцент в немецком. Разговор перешёл в русло музыкальных инструментов. — Ни я, ни Арне особо с музыкой не дружим, — улыбнулся Герберт, неловко перебрав пальцами. — Но мы невероятно любим слушать игру на любом музыкальном инструменте. А вы? — Из всего, что нам с братом давали, я пристрастилась лишь к фортепиано, — ответила Варвара и внезапно воскликнула. — А слышали бы вы, как играет Александр на скрипке! Это просто чудо! — Перестань, — смущённо проворчал Романов. Немцы переглянулись. — Мы бы с удовольствием послушали вас обоих, — осторожно произнёс Арне, подарив собеседникам вежливую улыбку. Русские замерли, явно борясь со смущением и гордостью, после чего Александр медленно проговорил: — Наши умения далеки от мастеров. — Ничего страшного. — Ох… — юноша задумался на минуту, пока его сестра что-то тихо шепнула ему на ухо. — Что ж, ладно. Следуйте за нами, — младший наследник русского престола, потянул сестру за собой и кивнул Гогенцоллернам. Снова плыли они по бесконечным коридорам и комнатам, мимо снующих почти невидимых слуг. По дороге Герберт подметил, что Александр и Варвара разминали кисти и пальцы. Зал, в котором они оказались, был просторными и опять же светлым, но тяжёлая позолота делала его грузным и роскошным. Немцы уселись на широкой мягкой скамье, девушка заняла место у фортепиано, подняв крышку, юноша не успел увидеть, когда в руках её брата появилась скрипка. Романовы перешептались коротко между собой и почти одновременно вдохнули. Внутри Гогенцоллерна-младшего всё сжалось в предвкушении. Музыка тонкой робостью проскользнула по тишине, клавиши мерно сменяли друг друга, то переливаясь колокольчиками, то опускаясь на более низкие ноты. Вступила скрипка, и у Герберта перехватило дыхание. Музыка то тихо журчала, то разливалась бурным потоком под высоким командами струн, то наоборот перекрывала их, оставляя в дали. Юноша растворялся в этом переливе, теряя нить с реальностью, не зная, что через год эти люди станут его врагами.

***

И эта запомнившаяся мелодия тихо звенела на задворках сознания, будто вторя шипящим волнам разволновавшегося Северного моря. Герберт глубоко вздохнул, очерчивая взглядом спину стоящего у берега Веймарской Республики. Вид моря его успокаивал, давал беспокойным тёмным мыслям улечься. Младший немец знает. Брат платил по счетам отца сполна — начиная от Версальского договора и заканчивая собственным телом. Победители Первой Мировой просто надругались над их народом, втоптали в грязь, унизили. Гогенцоллерна разрывало от ненависти и презрения к этим животным, посмевшим поставить на колени их нацию. Такого не должно быть никогда! Адольф его взгляды полностью разделял, плетя паутину из сетей сторонников и получая любовь народа к своей мысли. Великая депрессия ударила по стране так сильно, что трещины властям уже было нечем скрыть. Как США допустил обесценивание акций и перепроизводства, Герберт предпочитал оставить в архивах размышлений. Что бы там ни произошло, страну надо было поднимать. Срочно. Мешало одно «но». Веймарская Республика. От одной мысли о действиях, которые нужно предпринять, в животе сворачивался тугой ком боли. Они чертовски сильно повторяли историю русских. Восставшие против отца, а после… Арне был разбит и подавлен, узнав об Октябрьской революции и Гражданской войне в России. Они оба чётко почувствовали, что случилось что-то плохое. И через несколько месяцев Веймарская Республика пришёл в отстранённом состоянии, сообщив о СССР. Герберт догадывался, что для брата Российская Республика была близка, он видел их переписки, поэтому оба поставили на старшей Романовой крест, в чём были правы, однако некоторые страны до сих пор считали, что она жива, а некоторым так думать хотелось. — Ты хотел поговорить со мной, — выдернул младшего немца из мыслей голос Веймарской Республики, который устало повернулся к нему, показывая, что готов слушать. — Сколько мы ещё будем унижаться? — Опять… — раздражённо выдохнул собеседник. — Я серьёзно! — вспылил Герберт. — О нас вытирают ноги, мы едва сводим концы с концами, выплачивая эти проклятые репарации, которые оказались куда больше, чем надо. А тебя тра..! — брат остановил его поднятием руки. — Сколько раз я должен повторять, Герберт. Мы проигравшие, Германская Империя творил ужасные вещи, мы его свергли, но долг всё равно лежит на стране. У нас и так репутация крайне низкая, о немцах уже говорят, как об агрессорах. — А не плевать ли должно тебе на разговоры этих жалких д… — Довольно! Пожалуйста, Герберт, хватит! Неужели ты не понимаешь, что мир устал от войн, что ему нужен отдых! Мы совсем скоро выплатим всё и заживём спокойно. Впервые за долгое время. Герберт покачал головой, отворачиваясь от сверкающих болью тёмных глаз. Веймарская Республика тихо выдохнул, повернувшись обратно к морю и сложив руки на груди. Младший Гогенцоллерн, двинувшийся было к дороге, вдруг обернулся, глядя на узкую родную спину и сжимая в руках пистолет. Сердце колотилось в горле, разбухая и мешая вдохнуть ставший раскалённым воздух. Глаза будто проткнули, собирая кровь в виде слёз на уголках глаз. Младший немец медленно поднял руку, наводя дуло на затылок страны, и хрипло проговорил: — Мне так жаль, — он судорожно сглотнул. — Так будет лучше для всех, поверь. Прости меня, Арне. Щёлкнул предохранитель, услышавший всё Веймарская Республика стремительно обернулся. Глаза его раскрылись в ужасе, он явно хотел что-то сказать. Громогласный выстрел в клочья разорвал полотно тишины, вытряхивая с него напуганных птиц. Мёртвое тело камнем рухнуло в воду и ушло в объятия волн.