Союз прошептал тихое «ура», складывая документы в ровную стопку и бросая взгляд на настенные часы, стрелки которых указывали на половину десятого. «Отнесу Москве и на сегодня буду свободен,» — хмыкнул он про себя, поднимаясь с места. Подхватив пальто и портфель по дороге и выключая свет в кабинете, направился по коридору к Москве.
Столица сидел, тяжело склонившись над бумагами и бормоча себе что-то под нос, настолько погружённый в работу, что даже не заметил вошедшего. После войны он работал, как проклятый, оставаясь едва ли не на всю ночь. Государство уже и не помнил, как Белокаменная выглядел без синяков под глазами и неестественной бледности.
— Не хочешь попросить Петю о помощи? — спросил СССР и подошёл ближе.
Город вздрогнул, дёрнув руками, и длинно шумно выдохнул, одними губами прошептав «ёп твою мать…» и уже громче обратился к Советам:
— Ты меня заикой оставишь, — но, заметив внушительную гору бумаг в руках Советского Союза, замер с плохо скрываемой паникой в глазах.
— Не пугайся, — хмыкнул страна, ставя документы на стол. — Тебе нужно их лишь подписать. И серьёзно, попроси помощи у кого-нибудь, ты уже который день до ночи сидишь.
— Тебя забыл спросить, — огрызнулся Москва, снова уткнувшись в свои бумаги.
— Я о тебе беспокоюсь, дурень.
— Ты своим беспокойством позоришь меня, ясно? — столица наконец-то посмотрел ему прямо в глаза, сдвинув брови в раздражении. — Я столица, я выполню свои обязанности, хоть сидя недели без сна.
— Ой, ну всё-всё, угомонись. Я понял тебя, — СССР поставил документы на стол к нему и направился к выходу, брякнув по пути. — Хоть окно открой.
— Непременно, — отозвался собеседник, и прежде, чем государство перешагнул порог, в спину прилетело. — И если тебя так тянет позаботиться о своих городах, подумай о чудесном противостоянии с Западом, в которое вы с Иосифом нас втянули.
— Не лезь в дела стран. Ты всего лишь столица, — холодно ответил Советы.
Дверь захлопнулась так оглушительно, что стены зазвенели, вечер самым подлым образом был испорчен. Коммунист мысленно закрепил заметку завалить Москву ещё большей работой, дабы проучить за хамскую неуважительность. Он прекрасно ощущал, как закручивает гайки всё туже и туже, насилием заставляя города увидеть в нём новую мощную сверхдержаву, а не юное неопытное государство, но это ни капли теперь не останавливало. СССР уже понял, что воплощения слушают только силу, и посадил разумничавшиеся было города на короткий поводок, как и всю восточную Европу.
«Мы должны показать им, кому они обязаны, кого должны уважать и на кого им надо равняться,» — говорил Иосиф с недобрым огоньком в глазах, Союз понимающе усмехался, а сам копался в архивах в полной уверенности, что Сталин и ему что-то недоговаривает. О, наверняка недоговаривает. После войны он как сорвался с цепи, начиная ставить под сомнение абсолютно всё. И нынешние времена только способствовали этому.
Шло начало пятидесятых, и Холодная война разгоралась всё ярче и ярче, мир снова поделился на два блока, потихоньку треща искрами напряжения. США ещё как напрягся и засуетился, когда Советский Союз принялся наступать ему на пятки, дезинформацией даруя уверенность, что весь СССР запичкан ядерными ракетами. Видеться Маркусу с Тедериком коммунист больше не позволял, да и близнецов для него больше не осталось — только ФРГ и ГДР.
Отношения со Штатами испортились окончательно и теперь, кроме презрения и отвращения, между ними ничего не было. Во всяком случае Союз душил все тёплые ощущения, которые иногда почему-то появлялись внутри при американце, направляя своё внимание на Китай, с преданным упорством следующий за ним.
Однако всю эту политическую грязь Советы старательно удерживал от Светы и детей. Теперь, когда жена подарила ему двойняшек — Варю и Серёжу, дома сердце сбрасывало с себя каменно-колючую оболочку, пылая теплом и нежностью.
— С возвращением, — тихо проговорила Светлана, встречая его в коридоре.
— Привет, солнце, — государство поцеловал её в макушку, вызывая ласковую улыбку на малиновых губах, и направился в ванную, по дороге оставив портфель у комода в коридоре.
— Варя с Режей уже спят. На ужин есть котлеты с запечённой картошкой. Будешь? — женщина прошла на кухню, опёршись бедром о стол.
— Буду. Я положу себе сам, а ты иди отдыхай, — он перевёл взгляд на её выпирающий живот — шёл шестой месяц — а также причину, по которой жена, на большое счастье Союза, была ещё жива.
— Хорошо, — она поставила перед ним чашку с чаем. — Ты завтра как?
— Завтра совещание, но постараюсь освободиться пораньше.
Уже лёжа в кровати и мягко обнимая Свету со спины, утыкаясь лбом в златовласый затылок, коммунист внезапно вспомнил о США, слегка вздрагивая от внезапности появления своего соперника в мыслях. Им завтра придётся встретиться. Новая сторона западной сверхдержавы, открывшаяся Советам в их противостоянии, приводила его в ярость, и Союз с трудом удерживался от желания набить американскую морду.
Утром, рано собравшись и придя в Кремль, государство проверил, чтобы всё к приёму иностранных стран было готово, попутно скидывая большую часть своей сегодняшней бумажной волокиты на Москву и с удовольствием наблюдая, как после слов «есть время на глупые речи — есть и на новую работу» столица тихо зашипел сквозь зубы.
На удивление, к началу саммита не хватало только одного государства — Соединённых Штатов, который обычно приходил раньше всех. СССР на это лишь хмыкнул, обрадованный отсутствием неприятеля, когда опоздавший объявился как раз перед тем, как коммунист собирался объявить перерыв.
— Вы сама пунктуальность, — с издёвкой «поприветствовал» он вошедшего капиталиста.
— Прошу простить, Ваша территория на меня дурно действует, — вежливо оскалился тот.
— Вы на неё тоже, — ответил Советский Союз, и прежде, чем Штаты успел съязвить, обратился к притихшим в опасении государствам. — Всем остальным спасибо, перерыв на полчаса, отдыхайте.
По странам прошёлся тихий выдох облегчения, поспешно заскрипели кресла, почти все вышли из помещения. Советы тяжело выдохнул, настраивая себя на присутствие врага, когда чужая ладонь цепко сжала его плечо.
— Кусаться вздумал, шакал, — прошипел знакомый голос за спиной, и коммунист обернулся, сталкиваясь взором с потемневшими лазуритами.
— Привыкай, Штаты, перед тобой потенциальный противник, а не зелёный глупый мальчишка.
— Что не мальчишка, вижу, — США выразительно глянул на обручальное кольцо и снова перевёл взгляд на лицо. — А ещё вижу, что с любовными делами у тебя всё обстоит лучше, чем с внутренней политикой. Твои города ещё на стену не лезут? — он грубо впихнул в восточную сверхдержаву папку с документами, обходя его.
— О, они хотя бы не прогибаются под каждую стену, — бросил ему вслед СССР и по напрягшейся спине и сжавшимся кулакам понял, что реплика была услышана и принята во внимание.
Однако оставшееся время занял Китай, с которым Союз вёл непринуждённую беседу, чтобы остыть после разговора с американцем. Внутри всякий раз будто всё разгоралось тёмным огнём от Штатов, пока дрожь пробегалась по телу. Конкретно для коммуниста США был опасен, и государство ничего не мог поделать с пьянящим азартом и острым будоражащим ощущением, что захлёстывали его с головой.
— И не принимай близко к сердцу слова США, Союз, — вдруг проговорил Китай, хлопая его по плечу. — Этому павлину лишь бы ляпнуть.
— Я и не принимал, — хмыкнул русский, с усмешкой глядя на китайца.
— Мне-то уж можешь не врать, — улыбнулся тот и направился к своему месту (перерыв заканчивался), оставляя сверхдержаву в удивлении.
Дальше саммит прошёл не слишком гладко: стычки и споры между странами стрелами пронзали чьё-нибудь выступление-доклад, но когда весь этот цирк наконец-то закончился, СССР, едва ли не светясь от радости и облегчения, объявил об окончании собрания. Остальные покинули зал настолько быстро, что Советский Союз понял, что они питали к сегодняшнему саммиту такие же чувства, как и он. Остался, на удивление, только Соединённые Штаты, собираясь как-то слишком медленно: растерянный взгляд его скользил от одной точки к другой, изредка срываясь вниз на папки, которые он клал в портфель.
— Потерял что-то? — спросил его Советы, тот вздрогнул от неожиданности, снова глядя на документы.
— Только если моё уважение к тебе, — холодно огрызнулся он.
СССР удивлённо поднял брови, наблюдая за тем, как с резким щелчком захлопнулся портфель, и подходя к американцу.
— Ты только усугубляешь ситуацию, США. Каждым своим действием, каждым своим словом, — на этих словах теперь уже собеседник приблизился к нему настолько, что Союз мог разглядеть узоры на голубой радужке.
— Ровно как и ты. Всё, что я делаю, — это ответ на твои действия. Вы со Сталиным прекрасно показали, какой характер у ваших планов. Хотите мировой коммунизм при жёсткой диктатуре? Прекрасно. Только я не позволю тебе такой роскоши, СССР. Ни тебе, ни твоему сумасшедшему вождю ничего не светит, ясно? Ваше влияние не зайдёт дальше ГДР, будь в этом уверен.
Восточная сверхдержава сжал кулаки, начиная дышать через раз. Пара ударов по американской физиономии сейчас были бы для него как оазис в пустыне. Воздух между ними сгущался, и горячая острая злость сжала горло.
— Какая бравая защита мира. Так печёшься о благополучии Европы, что едва ли сопли им не вытираешь? — жёстко усмехнулся Советы. — Уж не привычки ли колонии проснулись в тебе?
Лазуриты вспыхнули ярким пламенем бешенства и разлились тёмными омутами злобы. Штаты схватил его за грудки, впечатав поясницей в стол, шумно выдохнув. Коммунист вцепился в ответ, сжимая челюсти и чувствуя, как немеет тело от азарта.
— Ты всё ещё можешь говорить своим паршивым ртом, коммунист, лишь только потому, что я не хочу устраивать новый мировой ад на Земле, — прошипел сквозь зубы американец, и Советский Союз ощутил его дыхание на лице, внутренне содрогаясь в каком-то непонятном и смешанном чувстве.
— Не пытайся запугать меня, — прорычал он. — Ты можешь играть в героя, сколько хочешь, а вот я не так благосклонен к судьбе мира. Так что отойди от меня и проваливай из моей страны, пока я не вмазал тебе по лицу.
СССР почти физически ощущал, как гнев клокочет в сопернике, понимая, что сейчас у самого дела обстоят не лучше. Кровь в ушах набатом билась вслед за грохочущим сердцем, едва ли не взрываясь от напряжения и злости. Кулаки чесались и ныли подарить Штатам хоть один, но качественный удар, однако Союз себя сдерживал, крепче сжимая ткань на пиджаке того, так, что она начала жалобно трещать.
— Мне самому невыгодна Третья Мировая, США, — сухо проговорил коммунист, наблюдая за своим отражением в чужих зрачках. — Но отступать я не собираюсь. Повторяю последний раз: отойди от меня и иди вон, или вылетишь отсюда с синяком.
Спустя пары секунд напряжённого злого молчания западная сверхдержава вдруг резко расслабился и ласково улыбнулся, отпуская Союза и отходя на полшага. Но было в этой улыбке что-то подлое и неприятное, от чего внутри всё кололо.
— Как скажешь, — мурлыкнул он, разглаживая складки на пиджаке удивлённого такой сменой настроя СССР, отойдя окончательно, расправил свои и посмотрел ему в глаза. — Посмотрим, куда это тебя приведёт. Всего хорошего.
Советы не мог ничего сказать, глядя на захлопнувшуюся дверь, однако, когда прийти в себя всё же удалось, он длинно и тяжело выдохнул, приваливаясь к столу, понимая, насколько он был напряжён. Но то, что выкинул Соединённые Штаты, беспокоило ещё больше. У русского не было никаких сомнений, что соперник что-то задумал, причём не ударом в лоб, а в спину.
Оставшись в кабинете допоздна и почему-то не желая возвращаться домой, государство просматривал документы и отчёты, в которых были задействованы действия американцев, силясь по ним предугадать, откуда ждать удара, когда внезапная мысль ворвалась в ворох теорий и догадок.
Штаты задумал что-то на политической арене или конкретно в их взаимоотношениях с Союзом?
Хотя ни о каких взаимоотношениях и речи уже быть не могло — всё хорошее (ну или похожее на хорошее), что было между ними, закончилось с началом их противостояния. Однако, несмотря на это, внутри коммуниста что-то загоралось при США, не желая быть уничтоженным холодной ненавистью. Он задвигал это в дальний угол, запирал на сотни замков, стараясь даже не думать о том, что это может быть.
***
С самого начала дня СССР не покидала острая тревога, впиваясь иглами под рёбра. Он с трудом отпустил Светлану на работу и оставил детей дома, вызвав Москву, хотя обычно они справлялись сами. Тот рычал, отпирался, фырчал, но всё же согласился с учётом на то, что страна сделает часть его работы. Уже в Кремле Советы не мог расслабиться и понял, что лучше сегодня Свету встретит с работы. Весь непонятный страх крутился вокруг семьи, и коммунист больше всего боялся, что произойдёт то, чего он так страшился. Маленькому Грише в конце этого месяца уже исполнялось два, не было никаких гарантий, что Света доживёт до его четырёхлетия, как, например, Луиза у Рейха.
— Иосиф, — окликнул он вождя, сталкиваясь с ним и с его охраной в коридоре. — На пару слов.
Тот с подозрением окинул его внимательным цепким взглядом и с неохотой подошёл. У Союза только подтвердились выводы, что Сталин не доверяет теперь даже ему.
— Москвы сегодня не будет, поэтому, если к нему были какие-то важные неотложные поручения, не проходящие через меня, рекомендую сообщить мне, — тихо проговорил Советы, наклонившись к нему.
— С чего бы?
— Я так решил.
— Что за своеволие и недомолвки, Союз? — раздражённо процедил Иосиф, пристально глядя на него.
— А ты что, боишься, что мы задумываем план по твоему убийству? — с издёвкой парировал государство и на всякий случай добавил. — Воплощения не могут навредить своим правителям, если ты не знал. У меня сегодня отвратительное предчувствие.
— Если бы я кого-то убирал с работы при плохом предчувствии, в Кремле бы никого уже не осталось.
— Помни, что я страна, и наши ощущения нас никогда не обманывают. Меня не отпускает чувство, что кто-то из моего окружения сегодня умрёт, — на этих словах вождь резко напрягся, с тревогой оглядываясь по сторонам. — Я отправил Москву к детям с учётом взятия на себя его работы на сегодня. Ну что, я удовлетворил твоё любопытство?
— Ещё как, — съязвил собеседник. — Если будешь почувствуешь конкретнее, дай мне знать, — и быстрым шагом пошёл к ожидавшей охране.
Советы покачал головой, смотря им вслед, и направился к своему кабинету. С каждым часом тревога всё сильнее и сильнее сжимала трахею, и государство уже не мог заставить себя утопать в бумагах, то и дело бросая взгляд на настенные часы. В последний раз они показали, что совсем скоро закончится смена Светланы, а значит, пора было собираться и уходить.
Поймав по дороге кого-то из членов партии (кто это был точно, Союз не запомнил) и наказав ему передать вождю о своём завершении дел на сегодня и уходе домой, едва ли не бегом направился в больницу жены. Всё остальное смешалось в одно пятно от ощущения опасности.
— Света! — с облегчением окликнул он её в коридоре, получив крайне неодобрительный взгляд от проходившей мимо дежурной.
Светлана помахала ему рукой, ускорив шаг. Судя по сумке и уличной одежде, она как раз собиралась уходить. СССР счастливо улыбнулся, расслабляясь.
Когда она внезапно рухнула на пол всего в паре метров до него, у коммуниста оглушительно зазвенело в ушах, а внутренние органы рухнули в холодную пропасть. Он едва ли не прыжком преодолел разделявшее их расстояние и, упав на колени рядом, стал хаотично обхватывать руками то стремительно холодеющие ладони, то бледнеющее искажённое мукой лицо, как в бреду бормоча её имя. И лишь через пару секунд рывком придя в себя, закричал:
— Врача! Человеку плохо! Врача!
***
— Александр Владимирович?
— Да?
— Я вынуждена сообщить Вам, что спасти Вашу супругу не удалось. Мы сделали всё возможное. Мне очень жаль.
