От грозы до сизого дыма

Дверь в кабинет советского вождя с грохотом распахнулась, оглушительно врезавшись в стену. — Стук нам не слыхан?! — прорычал мужчина, с недовольством поднимаясь, однако, глянув на вошедшего, осёкся. Советский Союз грозной широкоплечей фигурой возвышался в проёме, и Сталин очень хорошо почувствовал его гнев, рефлекторно отступая назад — в сражении против своего государства у него не было шансов. Причина такого резкого настроения всё ещё не была ему ясна. СССР захлопнул дверь и двинулся было к правителю, но тот наставил на него заряженный пистолет. — Ни шагу, — предупреждающе бросил Иосиф. — Испугался? — издевательски спросил Советы. — Ты не оставляешь мне выбора своим поведением. В чём причина такой злости, Союз? — В этом, — рявкнул сверхдержава, швырнув тёмную папку ему на стол. Генеральный секретарь ЦК РКП вздрогнул от неожиданности и громкости звука, едва не спустив курок. Он ощущал себя оголённым электрическим проводом, искрящимся от любого раздражителя. Ярость СССР его пугала, у мужчины не было никакой уверенности в том, что за дверью не стоит вся партия, ожидая его расправы — а поводы для таких желаний были, Сталин не сомневался, что каждый из них всех мечтал вытряхнуть из него душу, и переворот мог рождаться у него прямо под носом, а он бы и не заметил. — Что это? — Пара интересных документов, которые мне удалось найти. О них знали немногие, но мне почему-то не сказали. К чему бы это, а? Иосиф, инстинктивно продолжая наставлять пистолет на государство, подтянул другой рукой к себе папку ближе, открывая и быстро пробегаясь глазами по буквам. Тревога раздулась комом под лёгкими, мешая им работать. — Вы водили меня за нос, — злостно процедил Союз с разочарованием. — Врали мне, своему государству! — Мы не говорили тебе некоторых вещей, потому что ты был сопливым мальчишкой — сыном бывшего вражеского государства, который нюхался с Западом, несмотря на закрытость границ и запреты! Как мы могли полностью верить тебе? Ленин обсуждал с тобой планы внутреннего строя, опасаясь, что ты разболтаешь об этом США, прицепившемуся к тебе. Я посвящал тебя в планы вооружённых действий против Европы со страхом, что ты выболтнешь об этом Третьему Рейху, с которым вы ходили как не-разлей-вода-друзья, — с возмущёнными высокими нотами в голосе ответил вождь. — И меня до сих пор терзают сомнения, что ты этого не делал! Уж слишком ловко Гитлер выбрал дату. — Как ты смеешь говорить такое! — воскликнул Советы, моментально оказавшись у стола своего генералиссимуса, перехватывая руку с пистолетом, и процедил в тихой ярости, глядя ему в глаза. — После того, как отказался выступать перед напуганным народом, вынудив Молотова! После того, как мы, вместо того, чтобы заняться обороной страны, ехали за тобой на эту проклятую дачу и просили вернуться туда, где ты обязан был быть! После того, как готов был бросить Москву и прятаться в Куйбышеве в октябре! И после этого ты говоришь, что не доверяешь мне?! — сверхдержава в сердцах хлопнул кулаком по столу, опасно нависая над своим оторопевшим от такого словесного наступления правителем. — Я закрывал глаза на все твои замашки, но это, — длинный палец ткнул в документы, — стало последней каплей. Поражённый Сталин даже не знал, что сказать, пребывая в смешанных эмоциях. Хаотично разбежавшиеся мысли не складывались в ровное размышление, сталкиваясь друг с другом и путаясь. Мужчина неотрывно смотрел в грозовую синеву глаз собеседника, остро посветлевшую от гнева. — Если есть какие-то планы по нынешним временам, в которые я не посвящён, лучше сообщи мне в скором времени, потому что я до них всё равно доберусь, — добавил Советский Союз уже спокойнее. — Нет, — нашёлся наконец Иосиф и, вырвав руку из крепкой хватки, прошипел. — Иди вон. Я не желаю тебя видеть! СССР молча смотрел него пару секунд прежде, чем с презрением бросил: — Ленин подлец, а ты трус. После этого, круто развернувшись, тяжёлыми шагами прошёл к выходу и скрылся за дверью, громко ею хлопнув. Советский вождь продолжал стоять на месте, с трудом дыша от пережитой смеси эмоций. Злость ещё недогоревшими углями потрескивала в душе, но не была сравнима с тем страхом, который Иосиф испытал несколько минут назад. Взрывной характер его государства всегда вынуждал оставаться начеку, тем более, когда за ним мог пойти народ. Сталин медленно перевёл взгляд в окно, всматриваясь в хмурое небо. — Трус, говоришь? — тихо процедил он. Союзу надо было остыть, пока он не натворил что-нибудь, Генеральный секретарь ЦК РКП был в этом уверен. Нужно было отослать его из страны на месяц до следующего саммита, чтобы усмирить пыл и не дать зародиться ненужным и сомнительным мыслям.

***

Для Союза почему-то не стало удивлением, что пятого марта вечером из него будто вырвали кусок. Его повело прямо на прогулке с Китаем в Пекине. Наверное, он был слишком разбит. Почему-то. Одно понял точно — кого-то больше ощущать не удавалось. В двенадцать по Московскому времени ему позвонил Москва, с взволнованным, скачущим от нервов голосом он сказал, что Сталина больше нет, просил срочно лететь в Кремль, разбираться со всем. Конечно же сверхдержава прилетел, аккурат через два часа после объявления советскому народу о смерти вождя. То, что после смерти Иосифа партия скоро превратится в гадюшник, он понял почти сразу. То, что с его приходом поутихло всё — стало дополнением к общей картине. Москва его приезду был несказанно рад, позволив себе даже объятия. Однако остальные взгляды столицы похоже не разделяли. СССР об этом догадывался, но окончательно убедился, когда столкнулся с Берией в коридоре. — СССР? — охнул тот, с удивлением глядя на государство. — Откуда..? — В такие моменты страна должна быть со своими гражданами, — решив умолчать про Москву, ответил Советы, беспристрастно глядя на него. — Вы довольно оперативно всё устроили. — Нам… — судя по тому, как тщательно Лаврентий Павлович подбирал слова, Союза тут точно не ждали (кроме Москвы, видимо). — Мы не могли бросить всё, пока страна осталась без вождя. Сегодня ещё будем обсуждать и размышлять, кто что берёт, чтобы не было хаоса. — Да, это разумно, — хмыкнул СССР. — Мы обязательно расскажем о нашем решении, — осторожно проговорил маршал Советского Союза, но на этом не проскочил. — О, нет, что Вы, — засмеялся страна, хлопнув его по плечу, а затем пронизывающим насквозь сталью тоном доброжелательно проговорил. — Я буду с вами, мои дорогие товарищи, хочу услышать информацию из первых уст и поучаствовать в обсуждении, — и заглянул Берии в глаза. — Вы ведь не хотите, чтобы я стал самостоятельно во всём разбираться. Мужчина напрягся, взгляд его на секунду вспыхнул раздражением и страхом, но снова стал вежливо-безэмоциональным. О, нет, Союза тут не просто не ждали, его даже не хотели ждать. Конечно. Они ведь не знают, что ожидать от сверхдержавы с таким бывшим вождём и порядками, не знают, какой будет реакция, и его, если не боялись, то опасались точно. — Конечно, СССР. То, что творилось дальше, Советский Союз охарактеризовал бы, как удручающий серый хаос. Его эмоциональное состояние отличалось от того, что было после смерти Ленина. Причиной такой разницы могло стать или то, что Союз вырос и перестал быть наивным мальчишкой со слепой верой в партию и своевольным любопытством к чужому, или то, что он откопал в архивах, что нанесло сокрушительный удар по Сталину и Ленину в его глазах, или атмосфера была действительно другая, а Сталин не был первым правителем. Вместо отчаяния и горя, СССР испытывал едкую пустоту, которая колола его везде. Ни эмоций, ни чувств, ничего. Он был не совсем в себе, подавленное и напуганное настроение народа влияло на него, но несмотря на это, Советы принимал участие в делах партии, хотя по ощущениям словно находился в трансе, всё проходило, как сквозь вату. Ему было всё равно на то, что творилось, будто его накачали наркотиками, и лишь чувство потери — не только вождя, но и эпохи тянуло вниз, сковывало тяжестью и бесконечно душило. Советский Союз мало ел и почти не спал, топясь в документах. Отстранённо мелькала мысль, что следовало бы поблагодарить Москву за исполнение его обязанностей тот месяц, что его не было, и Ленинград за то, что следил за детьми, забрав их на время. Но заставить себя было просто невозможно, Союз продолжал-продолжал-продолжал работать, практически ночуя в Кремле, потому что внутри всё сжималось от ощущения, что он держится на последних остатках и вскоре просто сорвётся. — Одиннадцатого саммит в Вашингтоне, — сказал Москва, пока они пили кофе в кабинете. — Знаю, — отозвался сверхдержава. — Ну… — столица посмотрел на него. — И? — Я поеду. — Ты что, шутишь? — вскинулся город. — В такое время ты едешь на другой конец света, к врагу? А что будет делать партия? — Партия прекрасно справится без меня, тем более зная, что в ней скоро начнётся. Я никак не смогу повлиять на предстоящую политическую борьбу, но лучше буду держаться подальше, занимаясь делами страны. А поеду, потому что новость о смерти Сталина распространится по всему миру быстрее пожара, и Запад только ждёт, что я дам слабину. — Да ты глянь на себя! Только один твой вид заставит их ликовать. — Успокойся. Я приеду за два дня, девятого то бишь, высплюсь и одиннадцатого буду выглядеть лучше всех. — Девятого похороны Сталина. В груди неприятно закололо, и государство тяжело вздохнул, качая головой. Он не хотел ни видеть Сталина, ни прощаться с ним. И в глубине разума СССР осознавал, что ему больно, чертовски больно и тоскливо. — Пусть, — сухо проговорил он. — Я всё равно не хочу быть там. — Союз… — начал было Москва. — Я всё сказал, — отрезал государство, показывая своим видом, что разговор окончен. — Давай, у нас много работы. И передай партии, что я еду на саммит в Вашингтон. Хотя нет, подожди минуту, — вдруг спохватился Советы, когда столица уже было открыл дверь. — Насколько я понял, партия не хотела, чтобы я был здесь в это время. Почему ты просил меня вернуться? — А как ты сам думаешь, Союз? — грустно усмехнулся Белокаменная. — Тебе необходимо быть здесь, со своим народом, в такие дни. Партия должна знать, что ты есть, что ты способен повлиять на то, что происходит. — Не способен. Партийные междоусобицы за власть — не моё дело. Всё, что касается верховной власти, выше моего влияния. — Не способен или не хочешь? Посмотри на себя, ты разбит и потерян. Разве такой должна быть сверхдержава? У тебя нет возможности отпустить управление. Тебе стоит показать всем: и партии, и восточному, и западному блокам, — город бросил взгляд в окно, — на что ты способен. Подумай над моими словами. СССР хмуро смотрел в сторону, слыша, как закрылась дверь за столицей и как удалялись его шаги. Москва был прав, ему нужно собраться, но внутри всё трещало по швам, даже не думая об этом. Всё, что было, постепенно скапливалось и вот теперь предстало перед ним во всей красе: Рейх, война, близнецы, установление новых порядков, противостояние с США и его союзниками, смерть Светланы, «открытие» в архивах и смерть Сталина. Единственный выход в этой ситуации он видел лишь в том, чтобы сорваться и выпустить пар. Союз никогда не жалел себя и не жаловался, не копался в себе, ненавидел ощущать себя слабым, потерявшим контроль, как ощущал себя сейчас, но понимал, что обдумать всё, что с ним происходит, теперь уже стало необходимо. В самолёте по дороге в Вашингтон он решил, что самым оптимальным вариантом по сути было бы напиться и устроить пьяный дебош, но звучало это настолько дико и невежественно, что Советам стало стыдно уже заранее. Он решил остановиться на том, чтобы немного выпить и… развлечься. Да, пожалуй, напряжение можно было спустить так, а дальше станет проще. Насколько ему было известно, «познакомиться» на одну ночь в Америке было едва ли не раз плюнуть, и бары были хорошим местом. С советской женщиной он бы себе такого не позволил, и вероятно причина была в куда большем уважении, нежели к американкам. Где-то внутри заворошилась совесть, напоминая о покойной Светлане, но Союз быстро её прихлопнул, как надоедливую муху. Хватит с него запретов и обещаний. Добравшись с делегацией до посольства, подписав пару бумаг и передав некоторые документы, коммунист поспешил отправиться в гостиницу, снять номер и поскорее лечь отдохнуть. В сон он провалился быстро. Весь следующий день Советы отсыпался и подготавливал отчёты для выступления. Утром одиннадцатого числа он не мог представить, что принесёт за собой этот день. Здание саммита, проверка документов, лестница, коридор, массивная дверь из тёмного дерева. Союз пришёл поздно, буквально за пять минут до начала, и дело вовсе не в пунктуальности. Хотелось удивить, хотелось поразить, доказать, что смерть вождя ему не помешает. Коммунист дал себе минуту, чтобы собраться: гордо приподнять голову, расправить плечи, нацепить на лицо едва заметную жёсткую усмешку и привести мысли в порядок — обо всём остальном он подумает позже. — Добрый день, — поприветствовал он всех, проходя в зал и окидывая взглядом государства. Гул и разговоры моментально стихли, и десятки взглядов устремились на него. Краем глаза СССР отметил, как расслабились и ободрились добровольные социалистические коллеги, но всё внимание было устремлено на западные державы, а в особенности на главного противника. США пристально смотрел на него, и в его взоре плескались, как и удивление, так и что-то острое и неприятное. Но ясно стало сразу — прихода Советского Союза он не ожидал. «Надо же, какое удивительное время, — насмешливо подумал коммунист. — Никому нынче не в радость моё присутствие, всем я порчу эгоистичные планы. Вот бедняги!» — Здравствуй, СССР, — медленно проговорил американец. — Мы думали, ты… — он остановился, подбирая слова. — Мы думали, ты крайне занят своими внутригосударственными делами. — И ими тоже, — ответил Советы, проходя к своему месту. — Но знаешь, США, просто у меня нет привычки пропускать саммиты или опаздывать на них. Намёк был понят сразу. Глаза Соединённых Штатов опасно блеснули, и напряжение сгустилось в воздухе. Союз с непринуждённым и равнодушным видом положил документы на стол, но внутри него всё замерло, готовясь к атаке. Однако в следующую же секунду противник расслабил плечи и улыбнулся той же приторной улыбкой, что и тогда. — Да, ты определённо пример для подражания, — а затем хлопнул в ладоши, обращаясь ко всем. — Ну что же, господа, все в сборе, надеюсь, добрались без проблем, и нам давно пора начать! — Рад тебя видеть, — раздался тихий шёпот сидящего рядом Китая над ухом. СССР ответил ему улыбкой. Выступление Штатов было затянутым, объёмным и полным слащавой горделивостью. Казалось, он решил собрать все свои успешные дела для этого выступления чтобы едва ли не светиться от превосходства. Советы скрежетал зубами от раздражения и чирикал на черновиках какие-то каракули от скуки, когда окончание доклада противника выдернуло его из этого состояния. — Напоследок хотел бы выразить свои соболезнования, СССР, — с нарочито серьёзным лицом вдруг произнёс американец. — Смерть Сталина стала неожиданностью для всех нас, — США посмотрел коммунисту прямо в глаза, и тот увидел, что за маской напускного сожаления плещется злорадное торжество. — Надеюсь, за его кончиной не последует твоя. Было бы крайне печально потерять такую невероятную сверхдержаву, как ты. «Заткнись,» — хотелось рыкнуть Союзу, но он только поджал губы, с ненавистью глянув на западную сверхдержаву и сжав кулаки. Доля секунды ему потребовалась, чтобы взять над собой контроль снова, но ничего стоящего дальше он придумать не мог. Слова американца желчью прошлись по вырванной с мясом части сути, где некогда было место ныне покойного вождя, скручиваясь ядовитым дымом где-то в трахее. — Можешь не стараться, США, — наконец проговорил он. — Твоя ложная добросердечность никому не нужна, уж тем более мне. — Ты думаешь, она ложная? — насмешливо хмыкнул Соединённые Штаты, покачав головой. — Я знаю, — ответил СССР. Губы американца изломались в усмешке, но ничего больше он не сказал, предоставив слово Франции. Четвёртая Республика только одарила их двоих усталым осуждающим взглядом и начала выступление. Восточная сверхдержава пробежался глазами по списку с порядком выступлений, к большому неудовольствию замечая своё имя в самом конце. «Издевается,» — угрюмо подумал он, бросая быстрый взгляд на американца, что читал какие-то документы. Саммит тянулся долго и очень мучительно. Советы быстро выхватывал главную информацию внешнеполитической составляющей докладов, оценивая возможность своего вмешательства. В остальном же он просматривал переданные ему документы. Но как только и с тем, что было на руках, было покончено, Советский Союз не придумал ничего лучше, чем прокручивание в голове песен, правил школьной программы, бытовые планы. Перерыв стал для всех глотком свежего воздуха и спасением. СССР с облегчением потянулся, похрустев шеей, и потёр переносицу. Рядом поднялся Китай. — Я за чаем. Взять тебе? — обратился он к русскому. — Нет, спасибо. Приятель кивнул и скрылся за дверью. Советы посидел ещё немного и вышел следом, направляясь в уборную, чтобы ополоснуть лицо. Холодная вода после душного помещения обожгла руки, а затем и лицо, но коммунисту стало легче дышать. Уже собираясь было сорвать бумажное полотенце, вытереть руки и вернуться в зал, он столкнулся взглядом с собственным отражением. В зеркале — сизый дым, выцветший и абсолютно беспристрастный, совершенно не сравнимый с бойкой грозовой синевой, что была раньше. Общая бледность и темнота подглазников лишь дополнила картину. Да, Советы определённо не выглядел, как страна, которой смерть вождя была нипочём. — Ничего, — едва слышно сказал он сам себе, устремляя взор вниз. — Выберусь, не впервой. Дальше саммит пошёл так же занудно и скучно, но только пришла очередь СССР, как все весьма оживились, вперившись в его сторону внимательными взглядами. Особенно ощущался взгляд Соединённых Штатов, пусть тот и делал вид только лёгкой заинтересованности, но коммунист чувствовал его интерес. «Как перед стаей гиен выступаю, честное слово,» — хмыкнул про себя русский, мысленно настраиваясь на чёткий и беспристрастный доклад. Вообще, он хотел выступление немного сократить, но раз публика так жаждет, то… После саммита Советы сложил все папки появившихся благодаря другим государствам документов, попутно отмечая, что следовало купить бы по приезде домой портфель побольше. По здешнему времени на часах было уже половина десятого, и коммунист поспешил в посольство. — Храни это, как зеницу ока, — строго сказал он, вручая портфель молодому делегату, что смотрел на него большими удивлёнными глазами. — А лучше передай Молотову. — А куда же Вы, тов… — пролепетал было тот, но Союз его перебил. — По делам. Вернусь за документами утром, и уже было собрался идти, но наклонился ближе к делегату и тихо проговорил. — Учти, родной, вот в этом, — он постучал пальцем по портфелю в чужих руках, — столько важных и секретных документов, что если хотя бы один листок пропадёт, пинай на себя. — Я понял, — просипел напуганный собеседник. — Вот и славно! — улыбнулся Советский Союз и, похлопав его по плечу, направился в глубь здания, намереваясь позвонить в Кремль. Когда все операции были проделаны, через пару секунд на другом конце провода отозвался усталый голос столицы: — Москва слушает. — Это СССР. До утра я буду не на связи. Прям совсем. Поэтому, если что-то будет очень срочное, обратись к партии. Да и вообще пока погляди за ними эти пару дней. У меня не самое лучшее предчувствие. — У меня тоже. А ты должен быть на связи всё время. Что за срочности у тебя? — Важное дело. Всё, давай. — Эй-эй-эй! Ты что там удумал? — воскликнул город, и сверхдержаве показалось, что даже потрескивания в трубке стали злее. — Успокойся, всё хорошо, — с нажимом ответил он, показывая, что больше говорить не намерен. — Потом всё разъясню тебе. До связи, — и повесил трубку. Пролетела мысль, что Москве нужно будет сделать какой-нибудь подарок за терпение. В гостиничном номере СССР ещё раз проверил во внутреннем кармане наличие кошелька и складного ножа, пистолет он брать не решился, побоясь, что его могут выкрасть или выхватить и устроить вечер стрельбы. В принципе, Союзу было нечего бояться, но вместе с этим опасность была везде. Нечего, потому что он страна, и убить его пулей или ножевым ранением практически нереально. А опасность, потому что это чужая развязная страна противника, ни менталитета, ни характера которой коммунист понять не мог. Бар, в который он вошёл, оказался типичным американским ночным заведением с громкой джазовой музыкой, шумными посетителями, лёгкой занавесой дыма от сигар и улыбчивыми официантками. Признаться честно, Союз из зарубежных баров был только в тридцатые года в Германии с Рейхом, но, если судить по слухам, то все они были примерно одинаковые. Да и в целом, от советских баров отличались не так уж сильно. До этого СССР достаточно долго ходил по городу, выбирая вполне приличное, но не слишком популярное место, потому что если вскроется что он провёл вечер в американском баре, последствия могут быть очень неприятными. — Добрый вечер, — поприветствовал его бармен, когда коммунист сел за, к счастью, не очень забитую людьми стойку. — Что будете? Быстро поразмыслив, взвесив своё состояние и мысленно пробежавшись глазами по планам на вечер, Советы остановился на виски. Достаточно крепко, чтобы расслабиться, но если растянуть, то сильного опьянения не будет. Уже покручивая в руках бокал с напитком, государство окидывал взглядом помещение. Вычурность всё же была, а солидные наряды большинства присутствующих подтвердили, что заведение это всё-таки не самое дешёвое, но коммунист сюда на удивление хорошо вписывался, мешаясь с толпой. Однако приличные гостьи вряд ли здесь будут притираться к первому встречному. Да или чёрт их знает, этих американцев! Советский Союз чертыхнулся про себя, намереваясь после расправы с виски покинуть бар, потому что теперь его идея не казалась такой хорошей, но разговор двух посетителей на соседних стульях внезапно отвлёк его. — О, Чарльз, а ты слышал последние новости, да? — спросил первый голос. — Смотря какие, — ответил более высокий. — На похоронах дядюшки Джо была такая давка, что погибло несколько сотен человек. Советы напрягся. Исключая дядюшку Джо, новость отлично подходила для описания того, что творилось в Москве девятого, Союз уже был в курсе того ужасного происшествия. Но дядюшка Джо? Ладно, может какой-нибудь знаменитый американский бога… «…Что ж, стоит признать, что реакция дядюшки Джо могла быть куда хуже,» — ответил Рузвельт, на всякий случай оглядываясь по сторонам, но заметить СССР за углом не смог. «Они называли Сталина дядюшкой Джо, — вспомнил Советский Союз, поморщившись. — Неужели это прозвище просочилось и дальше?» — Даже после своей смерти он умудрился погубить людей, — усмехнулся «рассказчик». — А так это, конечно, жутко. Коммунисты из каждого вождя будут делать бога, а после его смерти ждать апокалипсиса? — Пропаганда, старик, — отличный способ манипулировать толпой. Большевики в этом разобрались очень быстро… — Скучаете, сэр? — раздался голос рядом, и у коммуниста от неожиданности чуть не остановилось сердце. Он повернул голову вправо, наткнувшись взглядом на игриво поблёскивающие ореховые глаза. Рядом с ним сидела миловидная дама лет сорока с каким-то коктейлем. «Вот вам и приличные гостьи…» — промелькнула удивлённая мысль. — Теперь нет, — слегка улыбнулся Советы, и женщина засмеялась. — Вы выглядели очень одиноким, Вам просто необходима была компания, — ответила она. — Я Роуз. — Александр, — представился в ответ сверхдержава, целуя собеседнице руку. — Вы очень проницательны и умны, Роуз. — Мне лестно, — улыбнулась американка. — И что же стало причиной Вашей грусти? «Я СССР, потерявший своего вождя и бывшего друга, до этого — жену, оставив троих детей на Москву и Ленинград, потому что меня отослали в Китай за то, что я откопал то, что не следовало, почти десяток лет назад я какого-то чёрта продолжал дружить с нацистом, хотя факт, что между нами будет война, не заметил бы разве что слепой, а ещё раньше ко мне с желанием подружиться приставал странный американец после того, как я убил сестру и отца.» — Ничего особенного, — ответил Советы. — Всего понемножку копилось, пока я не решил, что мне нужен «отпуск» на вечер. А что насчёт Вас? — Мне здесь нравится, можно уйти от неприятных мыслей и побыть в компании очень привлекательных мужчин, — глаза Роуз игриво сверкнули. СССР мысленно поставил галочку на своих планах, предвкушая приятную ночь и окончательно расслабляясь. Как оказалось, очень и очень зря. — Полностью солидарен с Вами! — раздался голос за спиной, и на плечо коммуниста опустилась тёплая ладонь. Союз подумал, что ослышался, замирая в неверии. Уши на секунду заложило, пока сердце ухнуло вниз. Не может быть. Этого. Просто. Не может. Быть. Ему показалось. Это опьянение, мираж, да что угодно, но этого просто не может быть! — Спасибо, что подождал, дорогой друг, — улыбнулся США, обращаясь к восточной сверхдержаве. — Уж простите, — сказал он уже американке с намёком. Та в надменной усмешке подняла изящную бровь, глядя на пришедшего, и, кивнув не пришедшему в себя от шока СССР, легко поднялась со стула и плавно исчезла среди других посетителей. — Вот так встреча, — протянул Штаты, усаживаясь рядом вполоборота к коммунисту. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — прорычал Советы, наконец полностью отойдя от шока. — Скорее я должен задать этот вопрос, — хмыкнул американец. — Тебе как обычно, Тони? — обратился к нему бармен. — Будь так любезен. — Тони? — приподнял бровь коммунист. — Замечательное имя. Ну так что? Чем же этот бар заслужил право посещения такой персоны, как ты? «Чтоб ты сдох,» — вяло подумал СССР и, решив полностью игнорировать собеседника, сделал небольшой глоток виски. Главное сейчас — не убегать, делать всё спокойно и чётко, показывая, что нынешнее положение ничем не смущает. — О, как, — понял его намерения Соединённые Штаты. — Ну хорошо же. Интересно, а твои однопартийцы знают, что ты здесь веселишься вместо того, чтобы помочь им разобраться после смерти Сталина? — Советский Союз промолчал, наблюдая за музыкантами. — А как насчёт жены? Сердце скрутило острой болью, и коммунист тяжело выдохнул. Американец задел едва зажившую рану, и дать ему по роже хотелось очень и очень сильно. — Не лезь не в своё дело, США, — процедил Советы. — Если не с кем поболтать, иди составь компанию бездомным на улицах. — Вообще-то, я хотел поговорить с тобой, — сделав акцент на последнем слове, Штаты посерьёзнел. — Думал, тебя придётся вылавливать в Варшаве через три месяца, но ты удачно оказался здесь. — Нам не о чем с тобой разговаривать. — Я так не думаю, — голос капиталиста стал вкрадчивым, но настойчивым, сам страна чуть подался вперёд, тихо проговорив. — Это бы могло решить некоторые наши с тобой проблемы. Касающиеся нашего противостояния, в том числе, — он снова вернулся в начальное положение, продолжив чуть громче. — Но не здесь. Тут слишком много свидетелей и ушей. — Я никуда с тобой не поеду, — отрезал СССР, расплачиваясь с барменом. — Тебе не стоит бояться, СССР. Подумай сам, что я могу тебе сделать? Ведь никакого физического вреда я тебе причинить не могу — ваша партия расценит это, как провокацию, а мне бы не хотелось стать кучей ядерного пепла. — Ты думаешь, я тебе поверю? — Ты же знаешь, что я не играю подобными методами. Давай начистоту: сейчас у тебя непростое время, Холодная война в самом разгаре, а сбавить напряжение в мире сейчас было бы для всех отличным решением. В первую очередь, это касается конкретно наших с тобой взаимоотношений. — Почему это тебя так волнует? — спросил коммунист. Сомнения просачивались сквозь жёсткую позицию отказа, постепенно разъедая её. США говорил логично и очень убедительно. «Очень уж серьёзный, — быстро размышлял Союз, отбивая пальцами один из маршей. — На него непохоже. Его власти захотели что-то узнать? Или может, Штаты действительно говорит правду?» — Потому что кто-то из нас должен поступать умнее. Мне не нравится то, что сейчас происходит, думаю, тебе тоже. Коммунист нахмурился, поджимая губы и тяжело выдыхая. С одной стороны, любопытство точило когти, и действительно стоило, наверное, обсудить всё, что происходит. С другой же, всё это казалось странным. Поведение США было новым для Советов, да и русского не покидало подозрение, что американец за ним следил. Ладно, в нынешней ситуации в стране сбавить напряжение с Западом необходимо, а заодно понять мотивы Штатов нужно было и самому Союзу. Почему-то ему казалось, что в этот раз он сможет получить ответы на часть своих вопросов. — Ладно, — сказал он спустя несколько минут раздумий. — Но если я замечу, что-то угрожающе мне, я тут же отдам команду о запуске ракеты, ясно? — блеф отчасти, но американцу об этом знать необязательно. — Как скажешь.