***
— Мы едем в США через два месяца.⁵ — Сдурел? Ответ от шока вырывается у Советов непроизвольно, сразу сорвавшись с мысли. Этого с лихвой хватает, чтобы Хрущёв одарил его удивлённо-неодобрительным взглядом. — С кем ты говоришь?! — шипит он, и сверхдержава под властным натиском говорит тихое «прости». — На кой чёрт нам туда? …СССР. — Может, потому следует разрядить обс…СССР. СССР! — СССР! — кто-то настойчиво потряс его за плечо. — Проснитесь! Советский Союз поморщился, мутным взглядом пытаясь присмотреться к будившему его человеку. — Мы прилетели, товарищ СССР. Пора выходить, — мужчина выглядел напряжённым, взгляд его то и дело срывался в проход между креслами в сторону выхода. Подавив зевок, государство быстро стряхнул с себя остатки сна, ловко подхватывая портфель и поднимаясь. Около выхода уже ждал Хрущёв, слегка похлопывая пальцем по ручке портфеля в нетерпении. — Ты долго, — в раздражении утвердил он. — Не нервничай, — СССР подошёл к нему, машинально окинув взглядом на наличие чего-либо опасного для вождя. Хрущёв был порой, как маленький ребёнок. Говорил много, просто без конца, голос у него был резкий громкий, сам он постоянно что-то делал, о чём-то думал, у Советов от него болела голова, но потихоньку привыкать приходилось. — В последний раз прошу, — угрюмо сказал страна, наклонившись к его уху и задержав от движения крепкой хваткой за плечо, — дай мне улететь обратно. Я тебе здесь не нужен, а вот за партией присмотреть надо. — Партия сама за собой присмотрит, ничего с ними не случится, — вождь скинул его руку. — Идём уже. Когда они вышли, СССР ослепили яркое солнце и куча вспышек от — мать родная, сколько тут журналистов — камер. Следуя за своим лидером, он на первое время сделал козырёк из ладони, оглядываясь по сторонам и следя, чтобы ниоткуда не прилетела граната, пуля или ещё что-нибудь. Как-то автоматически Советы взял всю ответственность за делегацию на себя, хотя, признаться честно, ему самому было тошно и очень… страшно. Даже несмотря на то, что он отказывался признаться себе. Столь ярое внимание чужого народа неприятно сжималось тревожной судорогой в горле, и сверхдержава стал медленно считать до десяти и восстанавливать сбившееся дыхание. — Добро пожаловать в Америку, — улыбнулся Эйзенхауэр, пожимая руку сначала Хрущёву, а затем и самому Союзу. На цифре «девять» весь счёт полетел к чёртовой матери, потому что СССР столкнулся глазами с США, стоящим позади американского президента. Выражение его глаз было нечитаемым, но коммунист на интуитивном уровне понял, что у Штатов что-то не так. СССР от него не бегал. Правда, не бегал. Не хотел приближаться и делал всё возможное, чтобы мысли не заходили дальше политических отношений. Союзу не нравилось, что происходило с ним, когда они с США как-либо контактировали друг с другом: будь то взгляд, разговоры или что-то ещё. Союзу не нравилось терять контроль над мыслями и над своим состоянием, что неизменно получалось, когда Соединённые Штаты был рядом. Советы дураком никогда не был, прекрасно понимая, к чему ведут эти «симптомы», и судорожно запирал их, закрываясь колючей ледяной оболочкой от США. В особенности от США. И испытывал жгучую злость, даже ненависть, потому что началось всё именно с него. Теперь Союз мог поклясться, что та история со смертью Российской Империи и Российской Республики, а затем торговли и так далее — лишь оправдание. США оправдывал свой интерес, свои поступки и слова не только перед Союзом, но, видимо, и перед самим собой. «Зачем я копаюсь в этом? — раздражённо подумал сверхдержава, пожимая ему руку и одаривая лишь быстрым взглядом. — Хватает того, что он сделал. Что толку от того, что я теперь знаю его мотивы? Задачу это не облегчило. Совсем.» — Полагаю, Вы будете везде сопровождать мистера Хрущёва? — тихо обратился к Союзу американский президент, пока советский лидер садился в машину. Советы махнул переводчику, чтобы тот отошёл — иностранными языками он сам владел отлично. — Именно, — ответил он, внимательно посмотрев Эйзенхауэру в глаза, вкладывая в свой взор предупреждение и настороженность. — Мы тщательно позаботились о его безопасности, можете не волноваться, — осторожно продолжил американец. СССР быстро понял к чему идёт дело, по тону собеседника. Вероятно, напрямую увидев в характере и личности Советского Союза остаточное влияние Сталина, тот стремился оградить Хрущёва от него, чтобы… видимо, чтобы Никита воспринимал Америку не как одну большую враждебность из слов Союза во время всей поездки. Но Советы давать американцу такую возможность не собирался. Пускай Хрущёв сам делает выводы, но Советы с некоторых пор стал чувствовать какую-то отцовскую ответственность перед своими правителями, и их безопасность стала его главной заботой. — Не сомневаюсь, — государство кивнул ему с прохладной сдержанной улыбкой и направился к автомобилю, где сидел вождь.***
Показуха. Первое, что понял СССР в их поездке. Всё это — показуха от американцев для Хрущёва, не несущая никаких политических улучшений. Советский вождь искренне старался держать лицо, но вскоре, совсем как маленький ребёнок, с любопытством смотрел то на то, то на это. И болтал без умолку. А США поделился с Союзом ещё одним откровением, хватая за плечо и цепляясь колючим взглядом: «На время поездки ты — моя забота. И я тебя искренне прошу не искать приключений на задницу». СССР хмуро кивал, поджимая губы, и был более-менее спокоен до того момента, пока Эйзенхауэр не поменялся с ним местами (с добровольного согласия Хрущёва в том числе), вынудив сидеть в другой машине со Штатами. Неприязнь к этой поездке выросла до ненависти. Коммунист стал ощущать себя сжавшейся пружиной, чувствуя искрящееся между ними двумя напряжение. Двум широкоплечим высоким⁶ странам с длинными ногами досталось не очень много места для каких-либо манёвров. При каждом их случайном касании Союз едва ли не выпрыгивал из автомобиля, вцепляясь в обивку кресел и неслышно матерясь сквозь зубы. США хватило на день. — Если ты не перестанешь дёргаться, я тебе врежу, — прошипел тот, когда на очередном повороте они случайно коснулись коленками и Советы взвился, будто его ударили током. — Заглохни, — огрызнулся СССР тихо, скосив глаза на соседа. Три дня. Всего три дня, а он уже был заведён до предела и напоминал оголённый нерв. Внезапно колено Штатов снова прижалось к его, и Советы сжал челюсти, чтобы не заорать. Он быстро анализировал ситуацию и пытался выяснить, как сделать так, чтобы от любого прикосновения США его не выворачивало остро наизнанку. — Успокойся. СССР встретился глазами с лазуритами, поблёскивающими в доброй усмешке, и внутри у него что-то липко разорвалось, мешая вдохнуть. «Убери ногу,» — хотелось прорычать ему, но горло свело сухой судорогой, а нога, колена которой касалась чужая конечность, разом онемела и перестала слушаться — Советы не мог ею дёрнуть, чтобы отодвинуть от американца. Восточная сверхдержава старался переносить внимание на что угодно, лишь бы не давать сомнениям, что дело не в несчастной ноге, а в нём самом, завладеть мыслями. Союз мотнул головой и, разорвав зрительный контакт, отвернулся к окну, не позволяя даже сформироваться вопросу в голове: он хочет больше, чтобы США убрал ногу или так и оставил? Через несколько дней СССР остановил Соединённых Штатов у угла коридора одного из зданий приёма и потребовал разговора.***
— Бар. Опять. Ты, видно, шутишь, — приподняв левую бровь, проговорил Советы, окидывая взглядом помещение. — Мы в Сан-Франциско, наслаждайся. — Мы договаривались на разговор, а не на пьянство. — В баре по всем пунктам безопаснее всего. — Твоё правительство знает, что мы..? — Нет. А твоя делегация? — Тоже. Штаты хмыкнул, усаживаясь за дальний и скрытый в тени и дымке столик и подзывая Союза к себе. Коммунист поёжился, присаживаясь на кресло, что стояло напротив того, где устроился американец. В голове крутилась лишь одна мысль — добром это не кончится. Он не слишком-то хорошо услышал, что заказал у миловидной официантки США, но махнул рукой на её вопросительный взгляд, мол, мне то же, что и ему. — Полагаю, ты не тонкости поездки решил обсудить, — вдруг посерьёзнел американец, с лёгким прищуром смотря на него, когда девчушка поспешно удалилась. — Я хочу узнать, что за чертовщина творится между нами, — нахмурился Советский Союз, наклоняясь вперёд и сцепляя пальцы в замок на столе. — Политическая или..? — осторожно уточнил собеседник, но СССР грубо отрезал: — Или. — Ага, — с неожиданным тяжёлым выдохом отозвался Штаты, запуская пятёрню в волосы и снова поднимая голову. — Мне, наверное, не стоило вываливать на тебя всё тогда, но ты так взбесился, что у меня выбора особо не было, — он кивнул официантке, поставившей напитки на стол и опять скрывшейся в зале, и снова посмотрел на него. Взгляд у американца был, на удивление, напряжённым и очень серьёзным, что очень контрастировало с тем, что было в их разговорах до этого. Такая странная смена настроя настораживала и порождала вопросы. Пересмотрел свои мысли? Нет, иначе бы не сидел с ним сейчас. Президент с парламентом раскрыли? Нет, тогда бы не допустили приближение США к нему. Стал серьёзнее относиться? С чего бы ему? Если только… Советов прошибло холодом по позвоночнику. Если только ситуация не зашла дальше положенного и контролируемого. — …если учитывать, как ты едва ли не взрывался в машине. — Насколько ситуация вышла из-под твоего контроля? Капиталист издал странный гортанный звук на вдохе, застигнутый прямым вопросом врасплох. СССР подумал, что они определённо идиоты, а ещё играют с огнём. И лгут себе без конца тоже, уже догадываясь, куда сворачивает эта ненадёжная опасная дорога. Советы ступать на неё не хотел вообще, потому что Штаты одного с ним пола, потому что Штаты его главный враг и соперник и ещё множество «потому что». — Не вышла, — наконец пришёл ответ. — Не ври мне, — обрубил его обман на корню Союз. — Я вижу по твоему поведению, что что-то пошло не так. — Хорошо, мне не стоило говорить с тобой об этом тогда. Я стал часто задумываться насчёт… насчёт м… — Соединённые Штаты внезапно зарычал от досады, сорвав взгляд куда-то в сторону. — В любом случае, это плохие новости для тебя. И то, что было в двадцатые, и на войне, и после неё, и тогда в нашем разговоре, и в машине. Я переоценил свои силы, если тебе от этого легче станет. СССР смиренно признался себе, что такой США ему нравился куда больше: серьёзный, сосредоточенный, без той слащавой усмешки и огненного азарта в глазах. Этот США был достаточно искренним, настоящим и… «Привлекательным» было разорвано в клочья и запихано в самые глубокие дыры души, когда Союз, дёрнувшись, злостно вперился взором в мутную жидкость в своём напитке и сжал стакан так, что тот опасливо задрожал. Союзу бессмысленно бежать и строить стену на границе с тропой. Он уже стоял на ней. Был шанс сойти, но коммунист им пренебрёг, пригласив Штаты. А дорога не дорога и не тропа — болото, в котором они увязли. Сначала американец, а следом за ним Советы. СССР сжал зубы, выдыхая. Он не думал даже признаваться себе, что по-настоящему ощущает и понятия не имел, что им потом делать дальше. Но на данный момент цель появилась достаточно чёткая и безумная — наступать на США. Чем это закончится — Союз, к слову, тоже не знал. — Легче не стало, — пробормотал он, зная, что собеседник его услышал. Советы достаточно долго молчал, собираясь с мыслями. Он глубоко дышал, заставляя рот и язык снова слушаться себя. Один единственный вопрос для него оказалось задать куда сложнее, чем бросаться на танк только с одной гранатой или на вооружённого немца с голыми руками в своё время. Наконец приструнив расшалившееся внутри волнение, коммунист выпрямился, посмотрев опять на Штаты. Тот обводил взглядом бар. — Какие у тебя ощущения насчёт меня? Американец вздрогнул, глаза его на секунду остекленели, а потом в усталом раздражении прикрылись. — Союз… — предупреждающе-просительно выдохнул он. — Ответь. — Нет, — западная сверхдержава встретился с коммунистом взором. — Не стоит. — Ответь мне. — Это усугубит ситуацию. — Америка. Соединённые Штаты вздрогнул второй раз, на этот раз впившись в него расширившимися зрачками. У Союза от этого взгляда пересохло горло, и в животе образовалась горячая пустота. «Что я делаю, чёрт возьми, что я делаю… — набатом билось у него в голове. — Что же я делаю…» Он почти тут же понял, что пожалеет об этой встрече потом, потому что добровольно потянул их двоих глубже. Обо всём вообще пожалеет, когда вернётся в Москву. Но сначала обдумает, проанализирует, поищет выходы и оптимальные пути. — Не заставляй меня говорить об этом, — голос Америки сорвался почти на хрип, он весь был напряжён до невозможности. — Америка, — повторил Советы настойчивее, заодно продолжая неосознанно с пристальным вниманием наблюдать за реакцией американца на личное имя из его уст. — Ненавижу тебя, — прошипел США, отводя взгляд и на выдохе заговорил. — Я много думаю. О тебе. И я… Я хочу быть к тебе ближе, чёрт подери. Я не знаю, наверное… наверное, это было с самого начала, просто в лёгкой форме, и мне всего лишь было интересно, это казалось мне лишь занимательной игрой. А потом тогда… в Москве я понял, как рискую. И дальше всё пошло по наклонной, — он рассказывал всё это быстро, почти сквозь зубы, а потом взгляд его закаменел. — А сейчас у нас Холодная война, и я отлично понимаю, какого я высокого мнения был о себе. И в полной мере я осознал это со смертью Сталина почему-то. Я не знаю, зачем тебе… зачем тебе вообще, нахер, понадобилась эта, — губы американца изломались в жёсткой усмешке, — исповедь. Но я больше не переступлю эту черту, можешь быть спокоен. «Очень хорошо, покончи с этим сейчас и живи спокойно,» — твердил голос внутри, давя своей настырностью. Когда ты совершаешь ошибку, её совершает не наивный мальчик, а мировая социалистическая сверхдержава. «Нет-нет-нет, не смей.» «Не смей, Союз, нет.» Ты превратишь грозу своей славы в жалкий дым поражения. Не смей. Это верная погибель. — Не заставляй меня думать, что ты всегда идёшь на попятную, когда втягиваешь кого-то, — СССР обязательно пожалеет об этом. — Я не… — начал было Америка, но вдруг осёкся, в шоке уставившись на него. — Что?.. Теперь уже Союз слегка сощурился, не отвечая и позволяя собеседнику прийти к верному умозаключению. — Подожди… — прошептал США, посмотрев перед собой, а затем ошарашенно приложил ладонь к шее. — Господи, твою мать… — и перевёл глаза на него. — Ты..? — Да. Не говори ничего.