От грозы до сизого дыма

США в своей жизни делал множество ошибок самой разной степени их масштаба. То, что произошло этой ночью он бы не назвал ошибкой, пожалуй, потому что было решено сразу несколько проблем, и стало понятнее, что возможно будет дальше. СССР дал зелёный свет. Если с него не станется отступить, конечно. Америка до сих пор не мог понять, как работает русский разум. — Ты знал, что пристальное внимание лишает нормального сна? — хрипло пробормотал Советы, приоткрыв один глаз. Капиталист едва не выронил футболку, которую вот уже какую минуту не мог надеть, однако быстро взял себя в руки. — Уже десять утра, — резонно отметил он. — Что ж, помни, что я с другого полушария, — парировал коммунист, широко зевнул и сонно посмотрел на него. — Я бы не отказался от душа, если честно. Штаты кивнул на дверь в левой стене комнаты, затем подошёл к большому шкафу с вещами,  достал с полки запасные полотенца и положил на кровать. — В комплекте с душем, — отшутился он. — Спасибо, — кивнул коммунист. США зачем-то кивнул в ответ и направился было к выходу, но у самой двери остановился и, не оборачиваясь, поинтересовался: — Надеюсь, ты нормально относишься к омлетам. — Я всеядный. — Отлично. Америка закрыл за собой дверь и почувствовал, как вместе с этим потянул рычаг напряжения. Тревога билась птицей под рёбрами, её невидимые перья раздирали горло, и Штатов затошнило. Он приложил тыльную сторону руки ко рту и сглотнул неприятный ком. У него было смутное представление о том, какой нужен будет план действий. Понятно, что им определённо стоило поговорить. Опять. США достал молоко из холодильника и тяжело вздохнул. Что в политической, что в… обычной жизни у них с Союзом оказалось столько острых углов и подводных камней, что складывалось такое ощущение, будто они не могли сойтись вообще ни в чём. Но всё же… Всё же стоило поговорить с Советами, даже если коммунист решит не обсуждать это. Ведь он же и был прав — в конце концов, им двоим стоило разбираться с проблемами сразу, а не тянуть до последнего. Но если Союз отступит, закроется, разорвёт всё, тогда у Америки не будет ни одного шанса. На то, чтобы вытащить СССР из его колючей ледяной скорлупы, понадобились десятилетия, смуты в мире и первоначальная неопытность коммуниста. Сейчас Союз отлично знал, что и зачем он делает, был крайне внимательным и хорошо контролировал ситуацию, когда дело касалось его каких-то личных проблем. Рейх. Мысль промелькнула внезапно, но затем очень крепко зацепилась за размышления, начиная раздуваться и давить собой всё остальное. Соединённые Штаты сжал ручку сковороды сильнее, чем надо. Всё дело в этом проклятом немце. Он сыграл здесь далеко не последнюю роль. Тяжёлый выдох вырвался из груди, и Штаты едва не выпрыгнул из кожи, когда услышал сзади знакомый голос: — Не вздыхай так. США совсем не слышал шагов коммуниста, но бросил на него взгляд через плечо. На Союзе были брюки и рубашка, верхние пуговицы которой были ещё расстегнуты, и сквозь белую ткань на коже между плечом и шеей проглядывал багровеющий засос. Америка не мог понять, что он сильнее почувствовал: неловкость или гордость. Однако СССР, проследив направление его взора, застегнул пуговицы и крепко сцепил руки в замок на столе. Повисла напряжённая тишина. Соединённые Штаты снова повернулся к плите, выключив её, и начал раскладывать еду по тарелкам. — Нам стоит поговорить, мне кажется, — проговорил он наконец. Всё внутри сжалось от липкого холодного опасения, а стоило договорить предложение, как тот же проклятый ком застрял в горле. Он снова давал выбор Союзу, последнее слово, просто, чтобы потом не мучить их обоих. И к своему облегчению получил в ответ не насмешку и не ругательство. — Да, стоит. Просто… — голос коммуниста звучал глухо и как-то устало. — Просто дай мне собраться с мыслями. Америка кивнул, хотя не был уверен, что Союз смотрел в этот момент. Что ж, они ступили на этот путь, но острый страх внутри не прошёл, и дышать легче не становилось. США закусил губу и чуть покачал головой. Пока он ставил завтрак на стол, он заметил, что Союз смотрел себе под руки, потирая указательным пальцем наручные часы. Завтракали в молчании, но когда Штаты складывал посуду в посудомоечную машину, коммунист вдруг заговорил: — Нам не стоило набрасываться друг на друга вот так. Американец проглотил вырвавшееся было совершенно нелепое «тебе не понравилось?» и который раз уже за сегодняшнее утро кивнул, показывая, что слушает. Кажется, им обоим было легче, когда они не смотрели друг на друга. Но восточная сверхдержава молчал, и Америка понял, что тот ожидает его мнения по поводу происходящего. — Это было напряжение, — сказал он осторожно. — Было бы куда хуже, если бы мы устроили мордобой, не так ли? — Ты прав. Видишь ли, мне довольно сложно принять это, скажем так. Во-первых, потому что ты мой враг, а во-вторых, потому что ты мужчина. Я просто… — за спиной послышалось тихое рычание. — Чёрт подери… США повернулся, внимательно поглядев на собеседника. Союз тёр переносицу указательным и большим пальцами, губы его были плотно поджаты, и сам он весь был напряжённым. — Ты жалеешь? — спросил Соединённые Штаты. — Нет. Наверное. Не знаю, — быстро пробормотал Советы, проведя ладонью по лицу. — Лучше б ты сдох. Америка засмеялся, и часть напряжения, растаяв, буквально стекла с плеч. — Да, я тоже без ума от тебя, — протянул он, с облегчением замечая, как, пусть и немного, но всё же расслабился коммунист. Да, куда проще было угрожать на политической арене, чем вот так, переступая через принципы, пытаться выяснить правду и придумать план. Союза рвало на части, он пытался связать долг и собственные желания хоть какой-нибудь логической нитью, и Америка не знал, что с этим делать и как помочь. — Ты не предатель, Союз, — серьёзно сказал он. Фраза, которую ему определённо не стоило говорить. СССР резко вскинул голову, пронзительный взгляд впился в глаза Америки. В синеве его глаз буквально бушевала гроза эмоций, но ни одной положительной западная сверхдержава там не увидел. — Тогда кто я? — угрожающе тихо спросил коммунист. — Ты имеешь право на свои действия. — О, правда? С чего бы? — А с чего ты решил, что всем должен? Союз поднялся со стула, в одно мгновение оказавшись перед ним. Но Штаты не чувствовал страха или опасения, не в этот раз. Союз был напуган. Союз не знал, что ему делать. Союз не держал ситуацию под контролем, а потому злился. — Потому что я чёртова страна, — процедил Советы. — Я должен правительству, народу..! — А себе? — перебил его США. — Что? — Себе ты должен? СССР удивлённо посмотрел на него и отступил на шаг, и Америка понял, что задал верный вопрос. И сам шагнул к угрюмо замолчавшему собеседнику. — Ты боишься, — утвердил американец. — Ты не знаешь, как поступить. И я действительно хотел бы помочь тебе. Мы можем откроить себе место. — Ты опять оставляешь на меня выбор, — ответил Союз, покачав головой, но Америка знал, что коммунист прекрасно понимал, что у них не было другого способа. СССР бы не позволил ему принимать решения за них двоих. — Ты говоришь о доверии? — снова заговорил Советы. — Об отдельной от политики жизни? — Да, говорю. — А где гарантия, что мы можем доверять друг другу? — Кто-нибудь другой знает о том, что происходит между нами? Союз, сразу поняв намёк, тяжело выдохнул, закрыв лицо ладонью: — Это не пово… — и оборвал себя, отвернувшись и тяжело опёршись на стол. Он молчал достаточно долго, прежде чем заговорить снова. — Дай мне время. — Не легче ли решать эту проблему вместе? Нам просто стоит обговорить всё… Вторая осечка США за столь короткое время, он давно не был так неосторожен в разговорах. Но Союз начал отступать в своих намерениях, и холодный страх сковал тело Америки. Они прошли слишком долгий путь, чтобы всё закончилось вот так… — Хорошо, Штаты! — взорвался СССР, ударив ладонью по столу. — Давай поговорим! Я начну. Штатам стоило бы заткнуть его, успокоить, повернуть разговор в более мирное русло, но перед разумом почему-то стояли собственные же промахи последних с Союзом бесед, и капиталист начал терять уверенность. — Видишь ли, мне в душу запал один американец, но вот незадача — он является воплощением моего главного соперника, с которым мои интересы сталкиваются почти везде. У меня партия, у меня дети, народ и города, и я формально предаю их всех! Эта мысль не даёт мне покоя, как и чувство вины. У нас с этим американцем случился конфликт, почти переросший в Третью Мировую, а потом я совершенно неожиданно переспал с ним, упустив контроль над ситуацией. Теперь я абсолютно не знаю, что делать, потому что я обязан поступать как чёртова социалистическая сверхдержава, а в итоге веду себя, как слабак, — издёвка и гнев сочились из каждого слова коммуниста. — Доволен? Штаты молча обдумывал сказанное, не сводя глаз с собеседника. Союз боялся дать слабину, боялся подвести, боялся терять контроль, и его можно было понять. У него были железные идеологические убеждения и контролирующее его правительство. — Скажи что-нибудь, — рыкнул СССР. Америка всё ещё молчал, внимательно глядя на него. Вся эта ситуация была очень нехорошей, Советы был похож на загнанную в угол собаку. Синева его глаз искрилась от боли, досады и злости, губы были плотно сжаты. От этой картины боль пульсировала в груди, острыми иглами впиваясь под рёбра. Господи, у них же должен быть шанс, хотя бы один крошечный шанс. Они же могут попытаться, могут попробовать. Штаты приложил бы все силы для этого. — Я вытащу нас, — проговорил США, чувствуя, как сердце сжимается где-то в животе. Союз сорвался. Он подлетел к Америке, хватая его за воротник рубашки и грубо встряхивая. — Не вытащишь! — прошипел он в ярости и, чеканя по слогам, повторил. — Не вы-та-щишь! Соединённые Штаты ощущал его горячее судорожное дыхание на губах и проваливался в какой-то транс. — Ты мне не веришь, — тихо сказал он. — Я тебе не верю, — почти шёпотом ответил Союз. — Как и ты мне. Слова обрушились на американца тяжестью всего мира, забились колючим сухим песком в лёгкие и глаза. Что-то внутри у него липко взорвалось, обжигающими остатками стекая по внутренностям, и страх вырвался на волю. США одной рукой вцепился Союзу в затылок, другую положил на спину, впиваясь пальцами в грубую ткань его рубашки, и притянул себе. Губы у Советов были жёсткими, немного обветренными, как и ночью. Только теперь их поцелуй был грубым, с толикой отчаяния и злобы. Штаты укусил СССР за нижнюю губу, ловя ртом его тихое рычание, и, воспользовавшись моментом, скользнул языком внутрь, углубляя поцелуй. Союз с рывком отшатнулся, мотая головой из стороны в сторону, то ли пытаясь прийти в себя, то ли отказываясь. Америка беспомощно наблюдал, как он отступал, подхватывая свои вещи. Затем коммунист вдруг посмотрел на него и с горечью произнёс: — Для «нас» нет счастливого конца, Штаты. Один в конечном итоге убьёт другого, так пусть это будет без вины и предательств. Когда дверь захлопнулась, оставив квартиру в гулком и пустом молчании, западная сверхдержава привалился к стене. Союз был прав, у них нет шансов. Союз знал, что надо выбрать. Союз был честен с собой. А Америка… Америка врал им опять. Боже, это же он загнал их так далеко, он начал это. Решил, что ему по силам тягаться с подобными вещами, пошёл на поводу у гордыни. Как бы он вытащил их, если он наоборот только тащит глубже?.. Один в конечном итоге убьёт другого, так пусть это будет без вины и предательств. Тишину разорвал грохот ломаемой мебели и звон разбивающейся посуды.