***
Но каковы же были зеленые глаза колдуньи, когда она узнала, что у короля с королевой родилось дитя. Они так и сверкали демоническими искрами и щурились по-лисьи. Будто что-то нехорошее задумала их хозяйка. А вот вторжение в замок было эффектным. Очень. Ворон, планируя все ниже и ниже, каркал, будто усмехаясь, грациозно присаживаясь на посох Малефисенты. А та прям принарядилась для крестин. Волосы собрала, черную одежду надела. Выглядела при этом очень шикарно и элегантно, словно могущественная колдунья. Хотя почему «словно»? Она и так могущественная колдунья. Сильнее всех. Люди в замке были перепуганы. Они впервые в жизни видели Малефисенту, но слышали о ней многое. Женщины прижимали к себе детей и отходили, вжимались в толпу. А темная эльфийка величественно улыбалась белоснежными зубами, демонстрируя острые клыки. — Так-так, — протянула она, усмехнувшись и поднимаясь по ступенькам к монархам, — Да, празднество поистине с королевским размахом. Поглаживая Диаваля по чистым перьям, она надменным взглядом окидывала собравшуюся нарядную толпу, продолжая громко говорить, растягивая свои слова: — Принцы, дворяне, аристократы и… — протянула она, слегка хохотнув, — как великодушно… Даже отребье. Малефисента тяжело вздохнула, ожидая реакции Стефана, но тот молчал и был очень напряжен. Впрочем, в зале молчали все, затаив дыхание. — Должна сказать, я была крайне расстроена, не получив от вас приглашения, — ворон на посохе утвердительно каркнул. — Тебе здесь не рады, — через силу выдавил сиплым голосом король. Ему определенно было сложно разговаривать. — Ужас. Какая неловкая ситуация, — дьявольски рассмеявшись, отвернулась к залу колдунья. — Так ты не в обиде? — резко и испуганно спросила Лейла — королева, мать и жена. — Нисколько, — спустя несколько мучительных секунд протянула уже молодая женщина, — И в доказательства, что не держу на вас зла, я тоже одарю это милое дитя. В ее голосе было змеиное шипение. Она снова попыталась почувствовать свою годовалую дочь, но безуспешно. Улыбка с лица исчезла, показывая неприязнь и надменность. Одним лишь взглядом она говорила, что отомстит за свою дочь. Колдунья испортит жизнь этому ребенку. А представление было прекрасным. Малефисента заставила короля встать на колени, вымаливая пощаду. Она подошла к нему, сверкая зеленым пламенем, наклонилась к лицу и прошипела: — Я сделаю тебе больно. Я отомщу. И под дьявольский смех фейри удалилась раньше, чем ее схватит стража. Стефан встал с колен и посмотрел в след бывшей подруги, прошептав одними губами: — Она жива. Я ее не обижу. А ведь и правда не обидит. Уже год Милантэ живет в этом замке, в своей комнате. Рогов все еще нет, но крылья потихоньку растут. У нее зеленые глаза с синим обрамлением, черные волосики и милая улыбка с едва проклюнувшимися зубками. Слуги думали, что девочку прокляла Малефисента, а Стефан спас ее и оставил у себя. Не мог он оставить девочку одну и отдать ее во власть колдуньи. Людей крылья не пугали. Они даже радовались, что рогов нет. Значит, она все еще сохранила свою человечность. А это было плюсом. Стефан нанимал женщин, у которых было молоко. Никто кормить девочку не мог, поэтому пришлось платить деньги недавно родившим женщинам. Те приходили, кормили, получали деньги и уходили. Лейла тоже полюбила Милантэ и назвала своей дочерью, как и король. Они не собирались от нее отказываться. А уже после отсылки Авроры подальше от замка и вовсе увидели в ней наследницу. Конечно, Стефан надеялся, что все обойдется, но нужен был план «Б». Да и отец он этого ребенка. Так что она по-любому должна расти, как наследница.***
Три феи добрались до домика без происшествий. В ту ночь, когда им передали Аврору, Стефан велел молчать обо всем. Про королевство, проклятие и остальное. Те согласились. И вот сейчас перед ними был ветхий домик, заросший травой и паутиной. Нужно было прибраться. Но хоть прибраться у них и получилось, но ухаживать за ребенком феи все еще не могли. Они видели как Малефисента кормила Милантэ, но забыли. А малышка морковку не ела, ягоды не ела, свеклу тоже. Как ее кормить? А колдунья сидела неподалеку и зажимала уши руками, проклиная фей, когда малышка заплакала. «Моя бы дочь с ними не выжила», — думала она, но вспоминала ту ночь. А возможно, Милантэ уже мертва. Диаваль сидел рядом и смотрел то на госпожу, то на Аврору и нерадивых нянек, а потом закрывал глаза крылом. Нужно было с этим что-то делать. Ночью он принес малышке молочный цветок, который та начала опустошать. Ворон приземлился рядом и начал медленно качать деревянную кроватку, пока большие голубые глаза сверлили его и изучали с любопытством. Диаваль всегда любил детей. Любых. Хоть детеныша птицы, человека или зверя. Они все казались ему очень милыми. А дети знакомых воронов его обожали. Они радостно каркали, пытались цапнуть за хвост или обогнать во время полета. Но ворон их любил и не обижался, если кто-то все же цапал за хвост. А вот сейчас маленькая Аврора смотрит на него. Они будто здороваются и изучают друг друга. Диаваль улетает под утро и мысленно обещает прилететь. Аврора так же поразила и Малефисенту, не испугавшись ни длинных ногтей, ни клыков, ни шипения. И тогда за ней закрепилось прозвище «Чудище». Но девочка продолжала радостно улыбаться, смотря на женщину. Однако три тетушки возвращались, и колдунье пришлось уйти.***
Малефисента начала следить за Авророй, оберегать ее от бед. Она знала, что Диаваль летал к девочке, но против не была. С чего ради? Ребенок же не виноват, что его отец — козел. Да и следя за Авророй, женщина хоть немного забывала о своей дочери. Но не всегда. Иногда она представляла Милантэ на ее месте и слабо улыбалась. Ворон не мог понять свою хозяйку и просто сидел на ветке, вжав голову в тело.***
К трем годам у Милантэ уже полностью прорезались зубки и клычки, черные волнистые волосы можно было заплетать в хвостик, а крылышки доставали до колен. Девочка только ими хлопала, щупала и изучала. Она была очень любознательной. Просила научить ее читать, брала толстые книги и рассматривала картинки замков, людей, лесов, животных. Проблем с ней не было. Милантэ оградили от железа, ведь Стефан был уверен, что этот минус должен был достаться от матери. Но в один момент оказалось, что ребенок безразличен к железу. Он не является для нее огнем, как для фей. Она может спокойно к нему прикасаться, как человек. А выяснилось это одним солнечным днем. Для малышки наняли портного, чтобы сшить первое роскошное платье. Девочка стояла смирно, своим детским голосом отвечая на вопросы мужчины спокойно и четко. Спрашивали про цвет платья и фасон. Девочка хотела голубое платье с черным бантом на талии и с короткими рукавами. Настало время брать мерки. Милантэ переодели в шортики, оставляя без верха. А зачем? Ребенок еще маленький, без форм, а портной видел и других голых людей. Мужчине не сказали про «боязнь» к железу, поэтому на его пальце было железное кольцо. Сначала он повосхищался нежными крыльями девочки, потрогал с разрешения, а потом начал снимать мерки. И только когда портной измерял длину руки, то Стефан заметил это самое кольцо и внимательно уставился на дочь. — Милая, ты ничего не чувствуешь? — спросил он. — Что? — непонимающе посмотрела девочка на отца. — Ну… Тебе не больно? — переспросил мужчина, на что Милантэ отрицательно покачала головой. Тогда он посмотрел на удивленного портного, — Прошу Вас дотронуться до нее. Тот неуверенно положил свою ладонь на хрупкое плечо девочки и внимательно посмотрел на обоих, но та даже не шелохнулась. Да и место под кольцом не горело. Ничего не происходило — Пап, я ничего не чувствую. Если ты про кольцо, то у мистера портного оно просто холодное, — подала голос Милантэ. — Что ж, я рад. Продолжайте, — выдохнул Стефан и отошел в сторону. Слава Богу, она спокойно относится к железу. Это от отца. А еще от него достались волнистые волосы. Они хоть и черные, но не прямые, как у мамы, а волнистые, как у папы. А еще девочка переняла у него любопытство и цвет глаз. Когда она злится, что было редко, то глаза из изумрудных становились сапфировыми. Раньше у Стефана хоть и были карие глаза, но с годами она стали серо-синими, порой снова становясь карими. Хамелеоны, а не глаза. Да и у девочки они принимали порой даже красный цвет. Но все же пока неизвестно, что еще она переняла от папы. Мерки были сняты, а эскиз готов. Как только портной с отцом ушли, Милантэ села на кровать и погладила свои крылья. Она пообещала себе, что обязательно научится летать. Даже если отец и не выпускает ее за пределы замка.