Аврора начала замечать, что внутри что-то растет. Что-то легкое, трепещущее и приятное. Такого не было с ее тремя тетушками, но глядя на Малефисенту или Диаваля внутри что-то приятно сжимается.
Девочка заметила, что крестная стала доброй. У нее было хорошее настроение, причем постоянно. Это нравилось златовласой, поэтому она все время ластилась к ней и дарила свою улыбку. Та лишь слабо улыбалась в ответ, сжимая пальцами кольцо с изумрудом. Оно было не серебряное или золотое. Оно было черное. Черное кольцо с красивым изумрудным камушком в виде восьмиугольника.
— А что это за кольцо? — спросила Аврора, потянувшись к нему.
— Это… — фейри отдернула руку, — Это от одной девочки.
— Какой девочки?
— Это было давно. Я знала одну девочку, но ее украли и у меня осталось лишь это кольцо. Все, — отрезала она, не желая продолжать.
Аврора потупила голубой взгляд и обняла Малефисенту, чувствуя ее боль. Возможно, та девочка очень много значила для нее, поэтому она не хочет говорить о ней. Возможно, они были подругами. Но лучше не трогать фейри на эту тему, ведь ей очень идет мечтательная улыбка.
Она вспомнила, что еще утром Диаваль улетел к Милантэ. Он ничего ей не рассказывает. Не рассказывает, как живет ее дочь, чем занимается, чем интересуется и так далее. Но она должна знать. Это ее ребенок, утерянное сокровище. Однако женщина не может рассказать об этом, иначе ворон захочет соединить их, что равняется практически суициду. Стражники принцессу не отпустят, хоть та и попытается улететь, а Малефисенту убьют на месте. Так что лучше она помолчит еще пару лет, но встретится с дочерью в безопасной обстановке.
А Диаваль помогал принцессе выздороветь. Ночью Милантэ уснула на полу с открытым окном, вот ее и продуло. А на полу уснула потому, что за весь день сильно устала. По поручениям отца и учителей девушка оббежала весь замок вдоль и поперек, а вечером, приняв ванну, замоталась в белое полотенце. Когда шла до кровати, то подскользнулась и упала, а вставать сил не было. Поэтому, укрывшись полотенцем, она заснула.
И утром ее разбудил Диаваль, причитая словно курица-наседка. Лоб Милантэ горел, а она сама ничего не соображала. Нос был забит, а в горле першило, но она смогла превратить ворона в человека. Мужчина переложил ее на кровать и укрыл одеялом, ища в комнате хоть что-то. В итоге он нашел аптечку в ванной, небольшой тазик и тряпку.
Намочив тряпку, он обтер красное лицо принцессы и положил ее на лоб. В аптечке были разные мази и травы, а также лежала рядом целебная книга. Девушка не сопротивлялась, когда ее обмазывали мазями. Она тяжело дышала через рот, изредка постанывая от головной боли.
Через несколько минут тело пахло травами. Пришло время выпить настойку, но Милантэ мычала и отворачивалась, сжимая губы.
— Ты не поправишься, если не выпьешь это, — говорил Диаваль, держа ее под голову.
— Нет… Она невкусная, — промычала то, упираясь в сильную грудь.
— Я тебе дам что-нибудь сладкое, — усмехнулся ворон, умилившись.
Принцесса открыла глаза и уставилась на друга. Ее зрачки вытянулись, а глаза хитро сузились. Выдохнув, она открыла рот, в который сразу влили отвар. Быстро все проглотив, девушка схватила правой рукой мужчину за затылок, зарылась пальцами в мягкие волосы и притянула к себе, впиваясь поцелуем. Тот замер, пребывая в шоке, а она воспользовалась этим, пробираясь юрким язычком между приоткрытым от шока губ. Милантэ медленно провела им по ряду ровных зубов, по нёбу и мазнула по языку, отстраняясь и отворачиваясь, накрываясь одеялом.
Диаваль продолжал нависать над ней, раскрыв карие глаза и чувствуя жар на губах. Он даже не обратил внимание на терпкий вкус после отвара, а лишь ощутил мягкость чужих губ и юркость маленького язычка. Его щеки сильно покраснели, и глаза заблестели. Он, конечно, обещал сладость, но не такую. Она ведь еще ребенок… Ей всего четырнадцать.
Принцесса высунула из-под одеяла руку и превратила его в птицу. Она сама не верила, что сделала такое. Она не удивиться, если Диаваль больше не прилетит к ней. Зачем она это сделала? Зачем? Но отрицать было глупо, что поцелуй был очень сладким. Повторить очень сильно хотелось. Губы горели и были влажными.
Ворон пришел в себя и каркнул, начиная настойчиво прыгать по рогам. Девушка замычала и схватила птицу, снимая с рогов и зажимая ему клюв.
— Садист чертов, не каркай. У меня и так башка раскалывается, а ты еще орешь мне в ухо, — рыкнула она, отпустив птицу и вернув вид человека.
— Почему ты меня поцеловала? — сразу же спросил мужчина, нависнув над больной.
— Ты сам обещал сладость, если я выпью эту дрянь. А уж какую сладость — выбирать мне, — усмехнулась она, приблизившись и щелкнув его по носу.
— Н-но я не это имел в виду… — попытался противостоять Диаваль, продолжая дико краснеть.
— Ну, время назад уже не вернуть. Ты украл мой первый поцелуй, — хихикнула Милантэ, прикрыв губы ладошкой.
Мужчина лишь тяжело выдохнул и закрыл лицо руками. Он не мог злиться на эту девчонку. Сердце быстро стучало, а в венах горела кровь. Это ведь был и его первый поцелуй. Он был мягким, но в тоже время настойчивым. Пока ворон придавал лицу бледность, принцесса уснула, сжимая кулачками одеяло.
— Что мне с тобой делать? — пробормотал Диаваль, облизнув нижнюю губу, — А ведь действительно горькое…
***
Стефан готовился к приходу Малефисенты. Он знал, что она явится. Но вот король мучался одним вопросом с самого начала рождения Милантэ. Что будет? А из этого вопроса вытекали другие. Что будет, если она узнает правду? Что будет, если они встретятся? Что будет, если объединятся? А что будет, если никто ничего не узнает? Что будет, если натравить дочь против матери?
Мужчина давно начал замечать убийственную ауру вокруг своего ребенка. Возможно, она сама об этом не знала. Она не видела себя со стороны во время боя, когда движения резкие и одновременно плавные, скорость быстрая и медленная, удары меткие. Это был хищник, демон. Существо, сильнее создателя. Милантэ могла напугать одним взглядом. Этим она в маму. Малефисента тоже могла глянуть до дрожи в ногах.
Но Стефан видел силу дочери. Не магическую, а физическую. Она может повалить любого мужчину на лопатки. Конечно, используя хитрость. Однако, чтобы перекинуть такой вес нужна и сила. Желание короля сбывалось. Его дочь вырастает сильным воином и прекрасной королевой. Сразится с ней считается даром, а проиграть такому войну не стыдно, победить невозможно. Ее глаза видят все, замечают каждое движение. Они вытягиваются, пугая соперника.
Стефан готов признаться, что не хотел бы стать противником Милантэ. Нет, он хорошо владеет оружием и может размахивать кулаками, но его дочь в бою напоминает птицу, хищника и травоядного. Она словно ворон, парящий над жертвой, пантера, что мягко и резко атакует, и лань, которая пластично уворачивается и изучает цель. Но даже у нее случались небольшие поражения.
Король вспоминает гостей из заморских стран, вспоминает ту дуэль. Тогда на лице принцессы отсутствовала хладнокровная маска и расчетливость. Она сражалась с оскалом, будто хищник, добравшийся до мяса. И тогда, когда ее плечо было проткнуто насквозь, эта боль очень понравилась Милантэ. Это боль дуэли, боль, подаренная равным противником. Она прекрасна!
Вот только потом эта боль не казалась прекрасной, но она с ней справилась. На остальных уроках девушка тоже была хороша, только на истории и на уроках музыки ложала. Фортепиано не поддавалось, как и даты по истории. Но отец не давил. Он и так видел все старания чада, поэтому гордился и этими успехами.
Но все же, стоит ли впутывать Милантэ в разборки? Этот вопрос постоянно мучает короля.
***
— Ты не боишься железа? — удивился Диаваль, когда принцессе доставили еду на железном подносе. В это время он прятался за ширмой.
— Нет. А что? Кстати, мой отец тоже удивился, когда узнал это. Но не сказал, почему, — пожала плечами та, отправляя в рот кусочек жареной птицы. Диаваль предпочел не смотреть на это.
— Просто… Я читал, что темные эльфы относятся к железу, как к огню, — перевел стрелки ворон, решив, что раз Стефан не сказал, то и ему не нужно. Вдруг еще испортит что-нибудь.
— Наверное, я неправильная эльфийка, — усмехнулась Милантэ, — Но знаешь, Диаваль, мне это даже нравится. Я неуязвима, у меня нет слабостей.
— Они есть у каждого. И у тебя тоже. Просто нужно у тебя что-нибудь отнять, чтобы ослабить, — философски заверил мужчина.
— Ну ладно-ладно, как скажешь, — махнула рукой она, — И еще, мне уже гораздо лучше. Так что не надо мне давать этот отвар. А то опять сладость попрошу.
Милантэ хитро сощурила глаза. Она знала, что Диаваль не будет ее целовать из-за стеснения и большой разницы в возрасте, поэтому воспользовалась этим, чтобы не пить эту бурду.
— Думаю, тебе и правда лучше, — резко покраснел тот, убирая отвар в аптечку, — Мне нужно возвращаться. Перед сном обязательно выпей молока с медом и натри грудь этой мазью*. Втирай тщательно, а не плюхай все в одну точку.
— Хорошо, мамочка, я поняла, — закатила глаза принцесса, — Разберусь, не маленькая.
— Госпожа, позвольте напомнить, что это вы уснули на полу, поэтому простыли, — мужчина всегда обращался к ней на «вы», когда был зол и недоволен.
— Ладно, кхм, проехали, — отвела глаза девушка. Ей не нравилось такое обращение к себе со стороны друга, — Лети домой, я распоряжусь, чтобы мне подали молоко.
— Хорошо. Только мазь втирайте сами. Неизвестно, что у вашего дворецкого в голове.
— Диаваль! — грозно и обиженно рыкнула та, — Винсент бы никогда не опустился до того, чтобы домогаться до меня. Может ты ему и не доверяешь, но доверяю я. Неужели все мужчины считают других кобелями, а себя честными пушинками? И вообще, втереть мазь в грудь я и сама могу. А теперь лети отсюда!
Она превратила его в ворона и отвернулась. Диаваль как-то обиженно каркнул и улетел, тихо бурча что-то под клюв.
