***
А Диаваль целую неделю ходил подавленный. Он не знал, что делать. Тогда, впервые поцеловав Малефисенту, он понял, что совершенно не может выбрать кого-то из них. Если он выберет Милантэ, то будут и свои минусы. Она слишком молода для него, сердце горячее. Вот она его любит, а потом полюбит какого-нибудь принца и оставит его один на один со своей любовью. Вот и будет мужчина страдать. С Малефисентой не легче. Хоть она и старше ворона буквально на год-другой, но она не верит в любовь и говорит об этом едва ли не каждый день. Ее будет практически невозможно завоевать. Она высокомерная, холодная, мудрая. Совсем как Милантэ. Та со слугами от фейри ничем не отличается. Но с Диавалем она более улыбчивая и дерзкая. И вот кого выбрать? Может, просто плыть по течению? Но тогда вообще можно остаться одному. И с этими дурацкими мыслями ворон сбегал к Авроре, которая помогала забываться. Она всегда нежно улыбалась и тащила его за собой. У них с Милантэ разница в год, но они совершенно разные. Когда же в этот раз мужчина пришел к девочке, то застал ее за вышиванием крестиком. Она сидела под деревом, а рядом стояла небольшая корзинка с нитками, иголками. Та его увидела и помахала рукой. — Привет, Диаваль, — улыбнулась Аврора, продолжая вышивать. — Привет, Аврора, — в ответ улыбнулся он и сел рядом, — Что ты делаешь? — Вышиваю крестиком. Хочешь попробовать? — спросила девочка, слегка отвлекшись. — Да, давай, — согласился Диаваль, надеясь отвлечься. Она показала, как нужно делать крестик, а после смотрела на то, как мужчина это делал. Тот упорно старался делать красивые крестики, при этом слегка высунув язык и укалываясь иголкой. Но эта легкая боль выгоняла любовные мысли, поэтому Диаваль даже не злился. — После бала ты стал странным, — внезапно заметила Аврора. — Что? Правда? Да нет, все как обычно, — немного замешкался тот, уперев взгляд в красные крестики. — Диаваль, что произошло на балу? Принцесса была недовольна подарком? Она тебя оскорбила? — спрашивала она. — Нет! Ей очень сильно понравился подарок. Просто… — он замялся, прикусив губу. — Расскажи мне. Может, я смогу помочь? — мягко улыбнулась Аврора, коснувшись прохладной руки. — Я… Полюбил принцессу. Мы целовались два раза. И эти оба раза она проявляла инициативу. Я запутался в себе. — Тебе не понравилось? Как ты понял, что полюбил ее? — Я это понял, когда ее пригласил какой-то граф на танец. Тогда я так приревновал, что прижал принцессу к себе и едва удержался, чтобы не нарычать на него. А когда она целовала меня… Было такое ощущение, будто ты свободно летишь по радуге и счастлив всему. — Ты был очень рад, что она тебя поцеловала. Но что тогда не так? — не понимала златовласая. — У нас с Милантэ недопонимание. Плюс, ей пятнадцать, а мне ближе к тридцати пяти годам. Разница практически в двадцать лет. Я ей в отцы гожусь! — Красивое у нее имя. Но знаешь, любви все возрасты покорны. Но что за недопонимание? — Она считает, что я влюблен в свою госпожу. Больше того, она меня отпустила. Я видел слезы в ее глазах, но не мог ничего поделать. Тогда я будто тоже чуть не заплакал. Даже не знаю, от чего, — пожал плечами Диаваль и сжал губы. — Ты любишь крестную? Не как госпожу. — Возможно… Я не знаю… Я будто между двух огней. — Знаешь… Иди к той, которая в тебе нуждается. Крестная большую часть времени проводит со мной или обходит Болота. Милантэ тоже привыкла к тебе, возможно скучает. Если моя крестная не ответит тебе взаимностью, то хотя бы Милантэ будет рядом. Ну, а если и крестная ответит взаимностью, — девочка покраснела и отвела глаза, — то вы можете быть вместе. Разве плохо испытывать сильные и нежные чувства к двум девушкам? — Ну… Кто-то из них явно будет этим недоволен. Скорее всего обе, — погрустнел мужчина. — Ну тогда продолжай сидеть и скулить, пока их будут уводить. Лучше иногда послушать сердце и плыть по течению, — ободряюще сказала Аврора. — Возможно, ты права. Диаваль поблагодарил ее и пошел к госпоже, зная, что та восстанавливает кору деревьев после очередного нападения. И ведь действительно она была там, поглаживала пострадавшее место. Конечно, мужчина мог поговорить сначала с ней и разобраться в чувствах, но в замке страдает его девочка. Ей сейчас намного хуже. — Госпожа, мне нужно к Милантэ, — сразу же сказал он, подойдя к Малефисенте. — Странно. Целую неделю ты к ней не летал, а тут вдруг полетел. С чего бы это? — изогнула бровь та. — Просто… Я провинился перед ней. Хотя вряд ли вы поймете, ведь в любовь вы не верите, — внезапно вспылил слуга. — И ты хочешь испортить жизнь этой девочке? — Вы не правы. Да, сложностей может быть много, но любовь поистине сладкое чувство. И раз вы в нее не верите, но, может, вы ее никогда и не ощущали? Женщина застыла с приоткрытыми губами и отвернулась, превращая надоедливого слугу в птицу. Тот каркнул и улетел, а она переваривала его слова. А ведь действительно. Была ли любовь между ней и Стефаном? Возможно это была просто страсть, а не любовь? Да и что такое любовь?***
Милантэ прижималась красной щекой к холодной стене и глубоко дышала сквозь стиснутые зубы. В ней кипела злоба, ярость, ненависть и глубокая обида. Щека нещадно горела после сильного удара, у отца была тяжелая рука. Баргет сидел рядом с хозяйкой и дышал точно также, желая догнать этого короля и сожрать его, даже не пережевывая, живого. Но девушка мысленно просила не лезть, иначе бы проблем было больше. Злые слезы стекали по щекам и капали на пол. Все произошло буквально пять минут назад. Стефан узнал, что его дочь была в той комнате по двум большим перьям, которые принцесса не заметила. Он сильно разозлился и влетел в ее комнату, разразившись тирадой, чтобы она не разгуливала без его разрешения и в ту комнату не ходила. Он не говорил, почему, а просто кричал. Но когда его дочь выступила против него и сказала, что он не имеет права запирать ее в четырех стенах и что Стефан — ужасный отец, который даже не помнит о Дне Рождении родной дочери, то и глазом не успела моргуть, как впервые в жизни получила жгучую пощечину. Тогда глаза, застеленные яростью, заблестели от слез. Милантэ пальцами дотронулась до горячей щеки и глубоко вздохнула, приказав псу прогнать отца как можно жестче. И тот прогнал, лая и кусаясь едва не до крови. Мужчина убежал, захлопнув дверь и закрыв ее на замок. А девушка подошла к стене и сползла на пол, глотая слезы боли и обиды. Этим утром пентаграмма появилась полностью. Она была совершенно незаметна, но если начать говорить с псом мысленно, то она очень ярко загорится. Этому всему принцесса была рада утром, а сейчас сжимала кулаки и будто рычала. Как же она ненавидела отца! В таком состоянии девушку и застал Диаваль. Она сидела к нему спиной, но он чувствовал, что что-то не так. Подлетев ближе, он тихо каркнул и вызвал лай со стороны пса. Но лай сразу же утих, будто кто-то резко сжал пасть, но Диаваль все же сильно испугался. — Уходи, — шикнула Милантэ, прикрывшись крыльями. Но ворон лишь настойчиво закаркал и начал летать вокруг принцессы, чтобы та обратила на него внимание. Но она с силой сжала его клюв и рыкнула: — Уходи, предатель! Но Диаваль лишь с смотрел на Милантэ, видя ее ужасное состояние. Краснеющая щека, заплаканные и злые глаза, растрепанные волосы, клыки, готовые впиться в глотку. Сейчас был зверь, а не человек. Но мужчина не намерен был сдаваться, хотя слова про предателя его сильно ранили. Он обнял тонкую ручку крыльями, как бы прося отпустить. Та отпустила и превратила в человека, неотрывно глядя на него испепеляющим взглядом. — Ну и, чего ты хочешь? — нахмурилась принцесса, погладив рычащего волка по голове. — Я хотел поговорить и прояснить ситуацию, — ответил все еще напуганный мужчина, не вставая на ноги, — Боже мой, кто тебя так ударил? — Отец, — хмыкнула та, — Он запер меня в этой комнате, чтобы я из нее не выходила. Я сопротивлялась, поэтому огребла. Но мне не нужна твоя жалость. — Милантэ, милая, не прячься от меня за стеной и этим… псом. Любому нужна поддержка, даже тебе. Тебе больно и одиноко, ты зла. Поверь, если никого не будет рядом и не поможет тебе, то ты можешь натворить дел. Поверь, я знаю, о чем я говорю, — ласково сказал Диаваль, протягивая холодную ладонь и касаясь горячей щеки. — Ты пришел ко мне спустя неделю… Зачем? — слегка оттаяла Милантэ, но стали в голосе не уменьшила. — Чтобы, сделать это, — ответил он и мягко коснулся губами чужих, вовлекая в неторопливый поцелуй. Баргет резко утих и закрыл глаза ушами, отвернувшись. Девушка чувствовала его смущение и лишь усмехнулась, а потом ответила на поцелуй, позволяя вести. Ворон даже не знал, что он гладит пентаграмму на языке, но поцелуй кружил голову. Вторая рука легла на талию, а девичьи руки оказались на сильной груди, задевая большими пальцами шрам. Но воздух быстро закончился и пришлось отстраняться. Из-за помутнения от желания он не заметил, как на маленьком язычке блеснула красная метка. — Но как же твоя госпожа? — спросила Милантэ, накрыв руку мужчины на ее щеке своей и переплетя пальцы. — Все сложно. Она не верит в любовь. Но я ее люблю… И тебя тоже. Прости, я, наверное, ужасен, раз не могу выбрать одну… — опустил карие глаза ворон. — Не переживай… Ты помог сейчас мне не сойти с ума от злобы на отца, поэтому я подожду и приму любое твое решение. Но все же, раз ты меня любишь, то я могу рассчитывать и на положительный исход, — усмехнулась та. — Я надеюсь, что мне не придется связывать вас, — в ответ усмехнулся Диаваль. — Ничего обещать не могу, — хитро сощурилась девушка и вовлекла мужчину в еще один поцелуй.