Хотела бы поздравить всех читателей с Новым Годом, чтобы он был во много раз лучше чем этот, чтобы все были здоровы и находились в кругу своей семьи, греясь улыбками близких)) Всего самого наилучшего, а главное исполнения всех желаний))) Прошу прощения за долгое отсутствие.
Марволо было страшно. До такой степени, что руки, крепко сжимающие волшебную палочку, нервно дрожали, а ноги подгибались. Сердце гулко билось, отсчитывая шаги, уводящие паникующего Темного Лорда в глубь черного, пропитанного сыростью и болью, коридора. Старые, кое-где разрушенные ступени осыпались каменной крошкой под ногами. А пропитавшиеся ужасами множества поколений стены давили на и так нарушенную психику мага, но тот упорно продолжал идти вперёд и не отрывал сосредоточенного взгляда от прозрачной фигуры. - Идем… Том… - вновь прохрипела призрак и резко свернула вбок, туда, где монолитной громадой возвышалась стена залитая засохшей кровью. Марволо нервно вздрогнул, втянув гнилостный запах в лёгкие, и поморщился от омерзения. Призрак все не возвращался, стена с места не сдвигалась, а заклинания разрушения упорно впитывались в ровный камень, но не приносили никаких результатов. - Твою же… - гневно рыкнул маг, уже собираясь возвратиться обратно к Нагайне. Но ему помешала выплывшая в этот момент из стены женщина-призрак. Она отрицательно покачала головой и тонкой кистью указала на неприметную в темноте, заляпанную темной засохшей кровью, выемку. Марволо нахмурился, зажег на конце палочки огонёк Люмоса и поднес его к стене, внимательно изучая незамеченную до этого деталь: неровные и округлые очертания по форме очень напоминали грани кольца. Выбора не было. Недовольно цыкнув, маг вложил в выемку кольцо, с удивлением замечая, как легко и резко оно утопает в глубине и точно совпадает с каждым пазом. Внутри стены щелкает неизвестный механизм, и до этого недвижимая преграда, громко шурша и осыпаясь мелкой крошкой вперемешку с паутиной, резко уходит вглубь, а после и вовсе отползает в сторону. Внутри открывшегося прохода довольно темно и прохладно, тянет запахами плесени, сырости и чего-то сгнившего. Но Марволо, собрав свою смелость в кулак, продолжает идти вперёд, освещая путь тускло-жёлтым свечением Люмоса. За убранной стеной оказывается довольно узкий коридор, оканчивающийся уходящей далеко ввысь лестницей: старой, деревянной и на вид жутко скрипучей. Доски в ней кое-где прогнили, да так, что трещат и ломаются прямо под ногами. На одной из таких Мракс едва не срывается вниз, неловко оступившись, но вовремя хватается за железные поручни и все-таки удерживает равновесие. Идти приходится довольно долго, и с каждым шагом магия сильнее сбоит и все неохотнее откликается на внутренний зов. От этого маг только больше поддаётся панике, хотя в глубине души все ещё продолжает надеяться, что чертов призрак не заведет его в ловушку, где величайший Темный Лорд сгинет, как какой-то безмозглый бродяга. Сам же призрак целеустремленно направляется куда-то вперёд, изредка оборачиваясь на сыплющего проклятьями мужчину. И в конце концов она замирает у тяжелой добротной двери, обмотанной цепями и всевозможными защитными чарами, словно чей-то кокон. Том искренне удивляется такой находке и неуверенно осматривает путанную вязь перед собой. Ржавые цепи осыпаются чёрной пылью от одного лишь легкого заклинания, а вот магические барьеры снять у него не выходит ни со второй, ни с третьей попытки. Так он мучается до тех пор, пока призрак, разочарованно покачав головой, вновь не пачкает палец в кровавой гуще с щеки, прикладывая его к упрямой двери. Марволо, молчаливо наблюдавший за этим со стороны, в очередной раз недовольно хмурится, но послушно надрезает палец простеньким заклинанием без всяких нареканий, а затем размазывает горячие алые капли по сухому дереву. Пара мгновений и чары исчезают, словно их здесь никогда и не было. А маг постепенно привыкает и, наконец, перестает удивляться, и нервничать от всего происходящего. Взамен этим чувствам его начинают переполнять раздражение и отвращение. Древняя дверь надрывно скрипит своими петлями и с видимым трудом едва приоткрывается, так как за долгие годы вконец рассохлась и теперь противно скребла по каменному полу. В образовавшемся просвете дверного проёма можно было разглядеть небольшое помещение, хотя оно и было достаточно темным из-за отсутствия окон и источника света ярче, чем пара почти догоревших свеч. А так как ни вентиляции, ни сквозняков здесь не было, то в воздухе буквально смердило затхлостью и гнилью. Те самые запахи, что царят в старых склепах, заброшенных могилах и безжалостно брошенных гнить телах. Такого зловония не может выдержать даже стойкий желудок тёмного мага, отчего его выворачивает отвратительной смесью недопереваренной пищи и желудочного сока прямо на пороге. Отправленный лететь впереди Люмос Максима освещает до боли похожую на пыточную, но все же жилую комнату. И Тома, неожиданно даже для него самого, выворачивает во второй раз, хотя вместо рвоты осталась лишь одна желчь и болезненные спазмы в животе. Когда же перед глазами перестают мельтешить чёрные мушки, а сбитое дыхание немного приходит в норму, Марволо осторожно оглядывает помещение. С холодящим кожу ужасом он замечает полусгнившее тело, небрежно приваленное к стене и за руки прикованное к ветхой кровати. Судя по всему, это была женщина, о чем говорило одетое на неё порядком истлевшее платье, подозрительно похожее на платье женщины-призрака. На её костях кое-где еще можно было разглядеть целые куски склизкого, гнилого мяса. На голове торчал измочаленный черный пучок волос с почерневшей, едва держащейся, серебряной заколкой. А лицо, максимально плотно обтянувшее кости черепа, было повернуто к входной двери, отчего темные пустые глазницы смотрели, словно бы прямо в душу.. К горлу вновь подкатывает тошнота, но в этот раз маг давит в себе слабость и сжимает челюсть сильнее. Призрак впархивает в комнату и мечется как сумасшедшая. - Здесь! Здесь, Том! – кричит призрачная женщина и магу невольно кажется, что она плачет, что голос ее полон не страха, а ненависти и боли, боли за кого-то другого. Он сглатывает и наконец входит внутрь, туда где беснуется женщина, таская себя за волосы и кричит. Взгляд невольно соскакивает на прикованный труп и по позвоночнику ледяным дуновением спускается ужас, маг морщится подходит ближе замечая на полу темную, некогда белую тряпку. В складках платья свисавших на пол запуталась пеленка, серая заляпанная кровью детская пеленка, точно такая же в какой его подкинули в приют. Марволо цепенеет, сжимает кулак до боли и с тонких губ нервно срывается никогда не произносимое раньше… «мама», в такт упавшей с ладони капле крови. Комнату озаряет синее марево, и маг, отчаянно барахтаясь и сопротивляясь проваливается в чужие воспоминания. Какофония звуков, визгов, свиста и воя стихает, и маг наконец выдыхает, убирая руки с ушей, которые зажал перед накрывшей его волной магической воронкой. Чуть вздрогнув Волдеморт распрямляется, морщась от ломоты в костях, трет слезящиеся глаза и выравнивает наконец дыхание. Вокруг тишина и покой, от чего маг напрягается сильнее и оглядывается вновь с ужасом понимая, что вокруг запустелый, но еще абсолютно целый особняк Мраксов, с немного вытоптанными коврами и затёртыми обоями, но значительно отличающийся от его дома теперь. Все вокруг дышит магией словно особняк не был в запустении столько лет. Том оказывается в широкой светлой спальне, немного пыльной, но вполне пригодной для жизни и не сразу замечает, что помимо него в комнате есть кто-то еще с интересом оглядывая обстановку вокруг. В себя Марволо приходит, когда до его ушей долетает почти сумасшедший женский крик. - Ааааа! Хааа…аааххх! – мужчина невольно морщится от звука, но все же оборачивается к широкой кровати и тут же замирает цепенея. Там, на белоснежных простынях, под зеленым балдахином надсадно воет женщина, цепляясь руками то за простыни, то за свой большой живот. Ноги, согнутые в коленях, были широко разведены, а чуть задранная белая застиранная ночнушка заляпалась кровью у подола и под бедрами женщины. Зеленые глаза Марволо широко распахнулись, когда в женщине он опознал того самого призрака в дорогом платье. Лицо ее было изнеможённым с впалыми щеками и ввалившимися глазами, губы сухие и потресканые кровили, не очень привлекательные для аристократки черты заострились, делая ее еще более безобразной, особенно сейчас, когда брюнетка лежала в горячке. Том судорожно вздохнул, но к брюнетке придвинулся ближе, всмотрелся в лицо опознавая изображенную на картинах поместья собственную мать Меропу. В душе невольно всколыхнулась жалость к этой женщине, но будучи в воспоминаниях мужчина не мог облегчить ее боль, зато смог дряхлый домовик, появившийся в спальне с большим тазом воды и тряпками. - Госпожа! Госпожа! Динки принес воду, Динки поможет молодой госпоже разрешиться. – тихо пищал домовик и принялся суетиться рядом с Меропой то прикладывая к ее лбу компресс то обтирая белые бедра, сам Том в сторону ног старался не смотреть, судорожно поджимая губы от отвращения и неловкости. Зато он внимательно глядел в уставшее лицо с потускневшими глазами, на тяжело вздымающуюся грудь и на медленно шевелящийся живот женщины. - Ааааа! – вновь заголосила ведьма и Том поддавшись странному чувству схватил ее тонкую руку своими ладонями и сильно зажмурился, не желая знать, что происходит вокруг. Меропа словно почувствовав его присутствие встрепенулась, испуганно ойкнула и внимательно осмотрелась. Том замер, распахнув глаза, и всмотрелся в глаза матери, глубокие-глубокие темно-серые с вкраплениями зелени. - Тише… - неловко шепнул он и, словно услышав его, женщина нахмурилась и расслабилась вновь, откидываясь на подушку. Домовик все мельтешил и что-то приговаривал, Меропа периодически громко кричала, срывая голос, а Марволо молился, чтобы странные воспоминания окончились, знать, как он появился на свет, желания не было совсем. В какой-то момент женщина напряглась совсем уж сильно, согнулась почти пополам и громко заорала надрывно, зачитывая катрен срывающимся сиплым голосом. Домовик радостно запищал, а затем комнату огласил визгливый детский крик. Том встрепенулся, обернулся на голос, всматриваясь в морщинистый красный комок, испачканный кровью и слизью, и невольно сморщился, поджимая губы. Ребёнок, несмотря на непрезентабельный вид, вызвал в груди тепло и странную радость. - Госпожа! Это девочка! – громко запищал лопоухий и суетливо обмыл кроху, кутая в знакомую уже детскую пеленку. Меропа расслабленно расхохоталась, принимая малыша на грудь, и тут же закричала вновь, схватки не прекратились, и Том с легкой усмешкой и теплом оглядел свою еще маленькую, но уже бойко размахивающую ручками сестру. Домовик что-то запищал, а следом комнату пронзили второй крик, на свет появился и сам Том, более крупный по сравнению с сестрой и голосистый. На губы мага выползла совсем уж ехидная улыбка, и он невольно отодвинулся в сторону, смотря как мать забирает и его, прижимая крепче. - Мальчик, да? – хрипло уточнила брюнетка и, получив кивок домовика, нежно улыбнулась, отчего ее резкие усталые черты лица разгладились и распрямились, делая его даже милым и очень симпатичным. Словно дети зажгли в ней огонек, осветивший холод тела и безобразие черт, наделяя их нежностью и очарованием. – Том, я хочу, чтобы его звали Томас. Мой маленький принц… - Как пожелает молодая госпожа. – участливо поклонился эльф и внимательно посмотрел на сверток с девочкой, которая тихо что-то пищала и размахивала крохотными ручками. Марволо от слов матери даже как-то растерялся, не ожидая любви от этой ведьмы, отдавшей их с Дореей в приют. Проследив за взглядом эльфа, Меропа улыбнулась еще ласковей и, погладив малышку по спинке, мягко вздохнула. – Юную госпожу стоит назвать как положено дому Мраксов, на «М». - Я знаю, тогда… Может, Мерилин или Моргана? – неуверенно выдавила женщина и с сомнением осмотрела малышку. Том возмущенно вздохнул, он знал, что сестру звали «Дорея», но Меропа желала дать ей имя своего Рода. Раздраженно вздохнув, Темный Лорд тронул тонким пальцем бледную щечку сестры и негромко произнес, глядя прямо в распахнувшиеся мутноватые глаза насыщенного изумрудного цвета: «Ты - Дорея!». Меропа вновь вздрогнула, оглянувшись, посмотрела на дочь с легкой паникой, но все же вскинула уверенный взгляд на домовика и громко произнесла: – Она не будет нести клеймо Мраксов. Я хочу назвать ее Дорея. У Марволо сперло дыхание, и он в панике отшатнулся от матери с двумя копошащимися малышами. Меропа хотела что-то сказать, как дверь распахнулась, и в спальню ввалился высокий худой мужчина с такими же острыми чертами лица, как и у неё самой. Марволо с легкой заминкой опознал в этом гневно что-то кричащем мужике своего дядю - Морфина Мракса. Темноволосый, оскалившись, гневливо посмотрел на только разрешившуюся, обессилившую сестру и, не особо церемонясь, вырвал из рук женщины девочку, беззастенчиво укладывая ту в корзинку, куда следом определил и мальчика, накрывая корзинку одной из простынок, словно котят. - Да что же ты делаешь, чудовище! Не смей! Отдай моих детей! Не тронь меня! – надрывалась брюнетка, пока оскалившийся мужчина крепко привязывал сестру к столбику кровати, а затем легко подхватил малышей, спешно уходя прочь. Меропа вновь закричала, но, совсем обессилив, могла лишь трепыхаться в веревках и лить слезы. Морфин оглянулся на нее с совсем уж диким взглядом и рычаще выдохнул. - Это ты дура несмышленая! Я за тебя позабочусь о магловских ублюдках! На твоем месте я бы думал, как ты будешь вымаливать у меня прощения за то, что раздвинула ноги перед каким-то сукиным сыном, а не передо мной! Твоим законным мужем! – с этими словами мужчина бросился прочь под плачь брюнетки. Марволо же ошеломленно пытался осмыслить, что его мать была замужем за собственным братом, который, видимо, и сдал их в приют. Мага снова замутило, и он приложил холодную ладонь ко лбу, надеясь унять появившееся головокружение. Все дальнейшие события слились для Марволо в одну сплошную киноленту, он видел, как Морфин вернулся уже без детей и выплюнул сестре прямо в лицо, что «утопил их, как и положено бракованным щенкам, в ближайшей луже», затем он вновь принялся что-то доказывать обезумевшей от горя женщине, кричал, что та предала его, родив от какого-то магла, когда была по закону его. Морфин в принципе много говорил, всегда откровенную гнусь и мерзость, но рассказывал и правда много. Он перевел Меропу в ту самую комнатушку в башне и всячески издевался над безумной женщиной, отвешивая тяжелые оплеухи или с наслаждением наблюдал, как кричит женщина от очередного сломанного пальца, а когда та попыталась сбежать, зовя на помощь, вырезал ей частично язык. У Марволо даже мурашки побежали от этой картины, но он продолжал лишь наблюдать. Морфин насиловал и частенько избивал беззащитную брюнетку, таскал ту за волосы по всему поместью и прикладывал крепкими пощечинами, когда безумная начинала искать своих детей или звать Тома Реддла. В одном из воспоминаний Морфин, вновь насилуя хрипящую женщину, потребовал смотреть ему в глаза, и Том с ужасом увидел, как его мать наперекор насильнику отвернулась тут же, получив громкую затрещину, но несмотря на это женщина в припадке истерики, лишь бы не смотреть на брата, выцарапала себе глаза, громко хохоча и всхлипывая от боли. Потом замелькали видения о новой беременности, нежеланной для ведьмы, ненавистной и вызывающей припадки. Морфин радовался и не гнушался напоминать, что именно он утопил ее первенцев, перед этим свернув тонкие шейки, глумясь над визжащей женщиной. В один из дней Меропа, видимо достигнув критической точки, решилась на ужасное, резко дернувшись, выворачивая плечевые суставы, ведьма плашмя рухнула с высокой кровати на живот, сильно приложив тот еще при падении о боковину постели. Она что-то шептала, истерично всхлипывала, но продолжала о чем-то говорить. Когда Марволо разобрал слова, волоски на его теле встали дыбом, мать призвала смерть, моля её, как одну из покровительниц рода, убить нерождённого малыша. Том с ужасом наблюдал, как по ногам Меропы потекла кровь, и как заклубилась леденящая тьма в одном из пыльных углов, формируя высокую тонкую фигуру. - Меропа…. Здравствуй, дитя, что так отчаянно взывало ко мне. – голос тихий и наводящий ужас одним лишь звучанием наполнил комнату. Меропа, захихикав довольно, чуть шипя от боли, поздоровалась и дернула головой, желая обернуться. Ее тело подняла на постель сама тьма, уложила и мягко приласкала по большому животу. К постели женщины подошла сама Смерть. Худая и высокая, в черном балахоне, с белоснежными руками, просвечивающими кости, сжимающая пресловутую длинную косу с розой на навершии. Такая, какой описывали ее маглы. – Ты знаешь, что за убийство маленького ребенка карают смертью? - Где же ты была со своими законами, когда этот ублюдок убил моих детей! – зарычала брюнетка и волком посмотрела на склонившуюся к ней фигуру пустыми глазницами. Смерть вздохнула, покачала сокрушённо головой, качнув и капюшоном, поцокала языком и наконец указала когтистым пальцем на бледную напряженную женщину. - Я заберу эту невинную душу, что ты так вероломно лишила жизни, но взамен прокляну всех твоих потомков! - Ахаха! Нету! Их больше нету, и я никогда не произведу на свет ни одного дитя! – заверещала брюнетка, и Смерть вновь покачала головой. Вздохнула, прошептав что-то на неизвестном языке, и все же исправилась. - Твои дети будут прокляты до второго колена, лишь твоим правнукам я дам вздохнуть с облегчением. – глубоким голосом изрекла Безликая, а Том невольно прикинул в уме, приходя к мысли, что на Гарри Поттера проклятие уже не должно было действовать. Он и Дорея были первым коленом, вторым был Джеймс, значит Гарри третий и уже не проклятый. Неужели Смерти зачем-то нужен этот мальчишка, раз она так перекроила свое проклятье? Впрочем, ответа не было, а Меропа, заливаясь смехом, что-то рассказывала костлявой, захлёбываясь своей радостью. Смерть покачала головой, и Том вновь переместился в другие воспоминания. Марволо все больше мутило, от видений рябило в глазах, самым последним было ведение прикованной к стене матери, обессиленно повисшей на своих руках в том самом вычурном платье. Рядом с ней распалялся в очередном скандале Морфин, он подошел слишком близко к сестре и сдернул с ее шеи крепко сжимая медальон Слизерина. Брюнетка хищно усмехнувшись что-то прошептала на парселтанге и змея с медальона ожила крепко вцепившись в руку закричавшего мага, что было дальше Том не узнал, видение оборвалось, когда Морфин выбежал прочь, заперев сестру. Пришел в себя маг на полу той самой комнатушки с останками своей матушки, над ним висела призрак лицо которой было мягким и нежным. Бестелесная женщина протянула вперед руку и негромко произнесла абсолютно нормальным понятным голосом. - Ты глава нашего Рода, я как предыдущая хозяйка отдаю тебе это место вернув твою магию в порядок призвав к покою и покаянию, в обмен прошу похоронить мои останки в фамильном склепе и рассказать моей крошке Дорее, что ее мать никогда не бросала ее, что вас у меня отобрали. - ошеломлённый Марволо лишь кивнул, смотря как растворяется в темноте призрак матери, а собственная магия наконец за столько лет жизни перестает быть камнем на шее и наконец оглаживает его горячей волной тепла.***
- И так, что здесь произошло? – хмуро сложив руки на груди и мастерски игнорируя лужу крови, расползающуюся по полу от недвижимого Рабастана спросил Сириус осматривая замерших кузин. Все три женщины, включая связанную Беллу как-то стушевались и неловко передернули плечами, а перепуганная Гермиона и вовсе как-то нервно хихикнула, натягивая ночнушку на оголенное плечо. Ремус горестно вздохнул, покачав головой, погладил раздраженного Сириуса по напряженному плечу и спокойно направился к бессознательному мужчине. – Я жду объяснений! - Я не обязана отчитываться перед тобой! – нервозно вспыхнула Андромеда и тут же стушевалась, почувствовав на себе взгляды сестер и Сириуса. Беллатрис глумливо оскалилась все ещё лишённая голоса, а Нарцисса не привычная к подобному тону от всегда мягкого брата как-то сжалась и запахнулась в халат плотнее все еще наставляя палочку на старшую связанную сестру. - Может перед ним ты не обязана отчитываться, но не передо мной! – чуть рычащий звучный голос Вальбурги с портрета заставил всех вздрогнуть. Изображенная на полотне женщина скрестила руки на груди вскидывая голову и властно оглядела племянниц и сына. Бугги Блэк была жестока и беспощадна, когда дело касалось Рода и неповиновения традициям этого самого рода. – Смотри мне в глаза! Андромеда Друэлла Блэк отдаешь ли ты себе отчет что сделала? - Я… тетя…я… - дрожащим приглушенным голосом зачастила брюнетка, вжав голову в плечи и трусливо зажмурившись, она понимала, что они с братом равны, что стоило бы вначале разобраться, а потом наносить тяжелый вред Рабастану и что вазу которую тетя берегла как сокровище тоже трогать не стоило. Гермиона удивленно посмотрела на свою всегда властную и гордую опекуншу ошарашенно приоткрыв рот. Впрочем, остальные дети дома Блэк выглядели не лучше, даже сумасшедшая Беллатрис до этого гримасничающая выражая призрение и ненависть сейчас сжалась боязливым котёнком стараясь скрыть голову плечами. Взгляд Ремуса в глаза Гермионы все пояснил, Вальбурга воспитывала этих детей, она их поощряла и наказывала. Но в отличие от Ремуса девушка даже не подозревала, что женщина нередко прибегала к длинным линейкам, оставляющим воспалённые рубцы на тонких спинах, бледных ладонях и икрах ног, к стоянию голыми коленями на пшене, посыпанном солью, а иногда и вовсе запирала провинившихся домочадцев в самой дальней комнате на три дня лишая еды, кроме как чашки воды и трех кусков хлеба. Вальбурга была сурова, но дисциплина, которую соблюдали дети была выше на две, а то и три головы чем в других семьях. Страх и трепет перед ней был вбит с детства и это был неосознанный инстинктивный жест сработавший стоило интонациям в женском голосе измениться. Все воспитанники бывшей Главы покаянно опустили головы смотря в пол и невольно сжались чтобы казаться меньше чем есть, дабы гневный взгляд синих глаз их не заметил. - Ты здесь за главную, Андромеда, ты должна присматривать за своими младшими как я и учила тебя, ты должна быть островком спокойствия и надежности и что делаешь ты? – все еще сурово сверля взрослых, мысленно повинившихся во всех грехах, детей отчитывала Бугги. Проступком то что происходило было назвать нельзя, но напомнить Андромеде что она здесь не хозяйка, а такая же подчиненная Главы стоило, да и злость за разбитую хранящую длинную многолетнюю историю вазу еще не отпустила сердце Вальбурги. - Прошу прощения, тетя, впредь я буду сдержанней. – чуть заикаясь кивнула женщина, сжимая тонкими дрожащими пальцами теплый халат. Ее холодные руки накрыла горячая ладонь Сириуса, такая же дрожащая и нервно перебирающая пальцами. Меда нервно вздохнув благодарно погладила подушечками пальцев тыл кисти мужчины и сцепила с ним руку крепко сплетая ладони и пальцы. Этот жест тоже был инстинктивный и наивно-детский, потому что именно так они и поступали в юности поддерживая друг друга. - Рада слышать это. Теперь Сириус. – голос Вальбурги не смягчился ни на грамм, взгляд перекинулся с немного расслабившейся брюнетки на сына. Мужчина привыкший к наказаниям и крикам матери нервно поджал губы, но глаз не опустил, встречаясь с взглядом женщины. Та как-то довольно усмехнулась. – Ремус занят поисками, твои же обязанности – ведение дел Главы в его отсутствие и обеспечение безопасности, почему, когда магический контур был нарушен ты не пошел проверить? - Я… - темноволосый стушевался смущенно, отводя глаза в сторону, потому что не знал, как сказать матери что в это время он самозабвенно вдавливал оборотня в постель. Бугги видимо догадавшись, судя по разочарованному покачиванию головой, ничего не сказала лишь пронзила суровым взглядом. – Прошу прощения я буду осторожен в следующий раз. - Надеюсь. Нарцисса, кроме как в нерасторопности упрекнуть тебя не в чем, после замужества ты стала куда ответственней. – смягчившись кивнула сама себе женщина, в то время как Нарцисса нервно вздохнула с благодарным кивком принимая похвалу. - Теперь Белла. – голос ее вскинулся на пару октав, и названная ведьма вздрогнула в ужасе. Головой она понимала, что обычный портрет ей ничего не сделает, но вбитый с детства страх был сильнее разума. Ладони запекли фантомной болью от удара линейкой и казалось даже опухли. – Я уже и не надеялась увидеть тебя в этом доме. Совсем опустилась, да? Позорище… Беллатрис молчала, упорно не смотря на тетку и мечтала исчезнуть из этого дома. Она так старательно бежала отсюда и вот, она снова здесь, под гневным взглядом синих глаз, под градом холодных слов и под тонной разочарования. Единственное что примеряло ведьму это отсутствие на полотне ее отца, уж кого она бы не вынесла, так это этого мерзавца. - Молчишь? Ну молчи. – кивнула сама себе Бугги и перевела взгляд на Ремуса. Присутствующие с изумлением заметили, как смягчились глаза и как потеплела льдистая синева. Как расслабились гневно поджатые губы и как мягко опустилось вскинутое вверх лицо. Сириус даже вздохнул завистливо, он помнил, как раньше мать с недовольством назвала Ремуса грязнокровка, но все же ставила того в пример всем им. Оборотень был покладистым и учтивым, и этим подкупал, а сейчас он и вовсе сдружился с Бугги беседуя о снятии проклятия и раскрывая себя как очень начитанного и сообразительного мага. Вальбурга была сражена и даже однажды обмолвилась что лучше бы он был ее сыном, чем бедовый Сириус, но тут же прикусила язык и извинилась перед своим мальчиком. - Ты уже обработал их повреждения, Ремус? – негромко поинтересовалась ведьма и придирчиво осмотрела аккуратные повязки на голове Рабастана и груди Рудольфуса. Оба мага уже были в сознании, но туго связанные веревкой сидели на диване под присмотром Гермионы. – Молодец, а теперь я бы хотела побеседовать с этими молодыми людьми. Рабастан боязливо сжался, а Рудольфус невольно напрягся, они тоже были знакомы с нравом этой женщины и нередко получали выговоры как от нее, так и от своего отца, которому ведьма кляузничала на них. Беллатрис побелела сильнее. - Итак. Глава Лестрейндж, Лорд Рудольфус Раделиус Лестрейндж, что ты можешь мне сказать по поводу моей племянницы? Как будучи ответственным за ее благополучие и счастье ты умудрился угодить в Азкабан и утащить туда Беллу? – холодно спросила женщина пытливо смотря на вздрогнувшего растерянного мага. Она знала, что обвинений на мужчине было едва ли не вдвое меньше чем на племяннице, но хотелось бы быть уверенной что он ее не предаст и вступиться. - Я… Как Глава Рода я прошу у вас, достопочтенная Леди Вальбурга, прощения за свою поспешность суждений и действий, которые привели к подобным последствиям. Если бы у меня был шанс все изменить, я бы никогда не утянул Беллатрис за собой и сделал ее счастливой. Либо же уступил свое место брату, чтобы тот подарил счастье моей жене, которое не смог дать я. Вальбурга довольно прищурилась, а Белла и Рабастан ошарашенно смотрели на искренне извиняющегося перед ведьмой мужчину. Рудольфус обласкал больным влюблённым взглядом искаженное лицо Беллатрис и так же мягко посмотрел на брата словно прощаясь с родичем и доверяя ему самое ценное. - Я готов понести наказание, даже если это моя смерть. – уверенно кивнул мужчина и готовый на все, закрыл глаза. Гермиона и Ремус пораженно ахнули с уважением смотря на мужчину что взял всю вину жены и брата на себя. Нарцисса и Сириус смотрели на него с жалостью и сожалением, все же Рудольфус был не плохим человеком, он был благородным и немного романтичным, до тех пор, пока не получил метку от Лорда. Беллатрис и Рабастан смотрели с ужасом и первой сдалась женщина, чувствуя, что сестра сняла заклятие немоты. - Не смей! Я сама пошла к Лорду! Я сама очернила наши имена и убивала я сама! Не смей нас бросать! Ты мне жизнь сломал, а теперь так просто хочешь оставить одну? Я тебя с того света достану, слышишь! – надрывалась скованная ведьма и лицо ее кривилось то от злости, то от боли и тоски, она и сама уже не понимала, что ей нужно. Но ведь она столько лет жила с ним. Столько лет делила постель и камеру, столько пережила с ним! Взгляд ее затуманенный и сумасшедший метнулся к паникующему Рабастану, и она сдалась. – Вы моя семья, я люблю вас! Вы мои! В комнате замерла напряженная тишина, все ждали что скажут мужчины, но те лишь улыбнулись болезненно и кивнули в согласии. Вальбурга усмехнулась и покачала головой. Она и дом Блэк сломал девочке жизнь, а значит они же и должны все исправить. - Беллатрис. Я и новый Глава решили дать тебе еще один шанс, тебя восстановят как Леди Блэк, проведут полный курс лечения и позволят остаться как здесь, так и в доме Лестрейндж. Вас же господа Лестрейндж это тоже касается, наш Глава добрый человек, он обеспечит вашу безопасность и поможет с родом и легализацией в мире, если вы дадите вассальную клятву и откажитесь от служения Лорду. - Я… Я не вернусь в этот прогнивший дом! – вдруг заверещала брюнетка, гневно потрясая гривой растрёпанных волос, но в глазах ее стояли слезы, и отчего-то все подумали, что губы ее говорят совсем не то что на сердце. Именно поэтому мужчины дома Лестрейндж не сомневаясь дали согласие и позволили одеть на себя блокирующие магию браслеты. На Беллу надели такие же и подхватив под локти потащили в отведенную ей комнату, большую и светлую, с громадной кроватью и стеллажами разных книг, с кучей мягких игрушек, принесённых из прежней комнаты Беллы и с готовым подносом горячей ароматно пахнущей еды. По дороге к комнате мужчины и Белла встретились с маленькой блондинкой и крошечным свертком в ее руках. Девочка боязливо вжалась в стену пропуская процессию из Андромеды и Сириуса сопровождавших Пожирателей и настороженно рассматривала замолкнувшую Беллу. Белла тоже внимательно смотрела на детей и невольно всхлипнула, отворачиваясь от крошек. В комнате ее и Лестрейнджей накормили и наложив кучу чар на комнату закрыли дверь запирая ту на несколько многоуровневых замков. Сопротивления «пленники» не оказывали и наконец оказавшись в безопасности позволили себе повалиться на постель и уснуть, совсем не заботясь о копоти и грязи на одежде, о крови и саже на коже. Сейчас им нужен был покой и наконец нормальный сон.***
- Ронни, милый открой дверь… - урчащий голос Молли ворковал за закрытой дверью. Рон чуть сморщившись от уменьшительно-ласкательного обращения качнул головой, но отвечать не стал, лишь в одеяло укутался плотнее. Из груди непроизвольно вырвался усталый раздраженный выдох, он был в этой комнате уже второй месяц. – Милый пора кушать. - Я не голоден. – соврал рыжий и еще раз поморщился, есть и правда хотелось, но он же объявил родителям бойкот и старался не покидать спальни. Ну по крайней мере тогда, когда родители были дома. Мать околачивалась под дверью, уговаривая вкусностями, отец угрожал выломать дверь или и вовсе пробраться через окно. Рон на это лишь фыркал и закатывал глаза. – Не трогай меня, я спать буду. - Хорошо милый, я оставлю еду на кухне. – прощебетал голос матери и рыжий опять вздохнул. Хотелось в школу или на Гриммо, да пофиг уже куда, главное подольше от матери, лезущей к нему все настырней. Его держали не совсем как пленника, скорее, как душевно больного. Кормили, разрешали ходить по дому и даже выходить на улицу, но только под присмотром матери. Рон задыхался под ее опекой. За дверью не громко застучали каблучки и мать видимо удалилась прочь, но Рон не отреагировал лишь укутался плотнее и прикрыл глаза решая и в самом деле подремать. В какой-то миг он ощущал привычное состояние падения, которое было необоснованно правильным, своеобразное проваливание в сон. Рон даже подумал, что он уже крепко спит, когда почувствовал что-то холодное и влажное ткнувшееся ему в щеку. Неразборчиво поворчав и потерев место дискомфорта, он принялся расслабляться усерднее, когда за руку его абсолютно явственно кто-то укусил. - Что? – визгливо вскрикнул рыжий и с изумлением ощутив тяжесть, разглядел у себя на груди пушистую серую лисицу. Шерсть ее была не вся пепельно-серой, шея с частью грудины, большие подвижные уши, большая часть хвоста и лапы были черны словно сажа, узкие раскосые глаза хитро блестели голубым светом. Само животное было на диво изящным и тонким с длинными аккуратными лапками, узкой хитрой мордой и поразительным умным взглядом. – Откуда ты? Лиса ехидно ощерила пасть и Рону показалось что даже захихикала, по коже побежали мурашки. Нервно сглотнув от легкого ужаса маг незаметно потянулся за палочкой надеясь, что животное не попытается напасть, а то что это именно животное, парень очень сомневался. Он был на втором этаже с запертой дверью, а лисы как известно в окна не лазят и летать еще не научились. Лиса словно разгадав его маневр резко бросилась вперед на вскрикнувшего парня и на лету обратилась в женщину. Рон зажмурился в ужасе даже онемев, но все что ощутил это тяжесть на ногах и мягкие поглаживание головы, в комнате тихо зазвучал слишком знакомый смех. Распахнув глаза парень с изумлением увидел свою бабушку. - Что? – еще громче воскликнул парень и тут же зажал руками рот чтобы мать не услышала. Лукреция захихикала громче прикрываясь аккуратной чуть морщинистой ладошкой. Рон же с изумлением рассматривал старшую родственницу что все так же вальяжно сидела на его уже затекших ногах закинув ногу на ногу. От нее пахло вкусной сдобой и дорогим парфюмом с ноткой фиалок, привычные брюки и белая рубашка смотрелись просто великолепно. Рон даже завистливо вздохнул, бабуля его была в почтенном возрасте, но едва ли выглядела на пятьдесят, ей можно было дать сорок пять максимум. Мать совсем на нее не походила, ни телосложением, ни воспитанием, ни лицом. - Не кричи и собирайся, твой дед уже все приготовил, осталось лишь ввести тебя в Род. – командным тоном сообщила женщина и легким взмахом изящной руки поправила витые кудри черных волос с проблесками благородной седины что не добавляла лет, лишь делала краше. Уизли фыркнул, генетика Блэков поражала, вот уж действительно благородное семейство, все как под копирку, впрочем, и его семья и те же Малфои были такими же, генофонд, сохраненный поколениями, чтоб их. Рон принялся спешно собираться изредка, поглядывая на что-то высматривающую в окне Лукрецию и удивлялся. Как же так вышло, что его мать была совсем не похожа на бабушку, даже выглядела она сейчас в свои неполные сорок старше шестидесятивосьмилетней Лукреции. Он видел фото молодых родителей и даже тогда, его мать не казалась неземной нимфой, какой даже в возрасте представала бабушка. Молли не походила и на Игнатуса, тот хоть и был крепок и высок имел исключительные хищные черты, делающие его настоящим красавцем. Его покойные дяди Гидеон и Фабион были копиями деда, но мать… - Могу я задать вопрос? – неловко уточнил Рон и смущенно замолк с интересом рассматривая встрепенувшуюся женщину. Та радостно улыбнулась, осветив суровые черты теплом и энергично закивала. Рон вздохнул, собираясь с мыслями, догадки были одна хуже другой. – Бабушка…а…эм, как так вышло, что мама не похожа ни на тебя, ни на дедушку? Глаза Лукреции удивленно округлились, и она даже рот приоткрыла от удивления, склонила голову к плечу недоверчиво смотря на встревоженного парня, а потом вдруг взорвалась веселым хохотом зажимая рот ладошками и давясь смешками. Отсмеявшись, брюнетка вытерла глаза от слез и наконец ласково улыбнулась, потрепав смущенного парня по волосам. - Ты просто не видел ее в молодости. После свадьбы с вашим отцом, клеймо Предателя Крови не просто перешло на нее, но и усилилось, ведь нашего благословления она так и не получила, а сама отреклась от рода даже не сказав нам. Это клеймо не просто красивое оскорбление, это метка тех, кто проклят самой Магией, она вытягивает жизнь. – покачала головой брюнетка и вдруг достала палочку из заднего кармана брюк колдуя изображение невысокой похожей на дедушку девушки с длинными рыжими волосами вьющимися знакомыми Блэковскими волнами и с яркими голубыми глазами. На картинке матери было не больше пятнадцати. Лукреция обласкала далекий образ глазами и как-то болезненно поджала губы, но продолжила объяснять, помогая внуку складывать вещи. – Это клеймо отобрало у нее половину той крупицы, что осталась после насильственного отречения, маги с таким немощным запасом долго не живут и зная это я не единожды просила ее вернуться, но будучи вспыльчивой от природы могла случайно ее разозлить или даже обидеть, давя не на те ноты. Молли очень быстро постарела, а после рождения близнецов еще и долго болела, я удивлена как она еще может колдовать. - И помочь ей нельзя? Мама, она… она же не плохая…просто… - Уизли занервничал, бегая глазами по уже собранным вещам и неуверенно подал бабушке руку готовясь переместиться. Лукреция печально улыбнулась и прежде чем аппарировать вместе с внуком тоскливо оглянулась на запертую дверь устало замечая. - Помочь ей может лишь она сама. Молли что стояла за дверью прикусила губу и болезненно зажмурилась, не позволяя себе плакать. Как давно она не слышала голос матушки, как давно не видела отца, что всегда ее баловал и называл принцессой, как давно не ходила на могилу к братьям. Руки непроизвольно сжались в кулаки, и женщина не выдержав съехала по двери на пол зарываясь пальцами в встрёпанные сухие волосы нечета ее бывшим гладким кудрям. Всхлип за всхлипом из нее рвалась истерика, подавляемая уже давно. Сейчас Молли как хорошая девочка должна была отправить патронуса Директору, поднять тревогу и забрать младшего из дома Прюэттов, но… Разрыдавшись сильней рыжая лишь пожелала сыну удачи и запечатала дверь еще и снаружи услышав, как по лестнице идет Артур. - Милая! Ох, Молли, Рон обидел тебя? Я точно вытяну этого мальчишку из-за двери и надеру уши! – причитая зачастил мужчина, обнимая жену. Он пытался успокоить плачущую женщину, но не знал, как, а Молли молила Бога чтобы муж не полез в комнату и не обнаружил пропажу сына. Этого директору знать совсем не нужно. - Все хорошо, это от нервов, пойдем ужинать. – все еще дрожащим голосом выдавила она и не давая мужу что-то спросить потянула его прочь. Она не могла помочь своим детям сама и врагом им не была и быть не желала, если родители хотят обезопасить внуков, то препятствовать им Молли не будет и мужу не позволит.***
На площади Гриммо 12 с самого утра творилось что-то невероятное. Везде слышался смех и громкие веселые крики, пахло свежей сдобой, которую счастливо уминала маленькая Донни потягивая горячий чай на поддерживающих здоровье травах приглядывая за спящей под куполом тишины в люльке малышкой Либрой. Иногда примешивался запах еловых веток и спелых клюквенных ягод. Даже занятая учебой Гермиона вышла из библиотеки и влилась в общую суету. На первом этаже во всю кипела работа, возмущенный Сириус под присмотром хихикающего Ремуса развешивал веточки ели с подвязанными к ним гроздьями клюквы то на одной стене, то на другой. Рядом кружил Люпин привязывая пестрые ленты с прикрепленными веточками остролиста и белой омелы причудливо переплетающимися в бело-красной гамме к рамам картин и портретов слушая комплементы от мертвых родственников мужа. Над камином ворчливо огрызаясь на воодушевлённую Андромеду вешал венок из хвои и омелы с гроздьями клюквы и кучей лент приговоренный к помощи Рабастан, Рудольфус же с умилением ухаживал за все еще связанной и лишенной голоса Беллатрис недовольно фыркающей на заботу мужа и сестер. Брюнетка рычала, кидала на всех бешенные взгляд, но нет-нет да поглядывала с интересом на Белладонну с Либрой или с теплом кидала взгляд на сестер, сидящих на диванчике, напротив. Те, впрочем, ее не только умиляли, но и нервировали настолько что изредка она, выходя из себя билась в истерике или гневно мычала, стреляя в них взглядами. Те умело ее игнорировали и то и дело поправляли то ленты, то игрушки на уже наряженной пышной елке, упирающейся макушкой в потолок. Гермиона наблюдающая за общей суматохой хихикала в блокнот со списком покупок и дел. От ее глаз не укрылись быстрые поцелуи Бродяги и Лунатика что-то тихо говорящих друг другу, веселая ухмылка все еще ограниченного в магии Рабастана слушающего наставления Вальбурги, что он опять повесил венок криво и руки его растут не из того места, и что правильно она сделала, когда выдала Беллу за умницу Рудольфуса. Рабастан терпел, гневно сопя и кидая злобные взгляды на самодовольное лицо портрета что помимо него поучала всех вокруг, настроение ведьмы было хорошим, и от того она желала сделать все идеально. В другом конце комнаты ворковал над пыхтящей ведьмой Рудольфус, млеющий от какой-то даже одомашненной Беллатрис хоть и выражающей мычанием недовольство, но все же кушающей фрукты что чистил для нее муж. Чуть дальше от них что-то рассказывала домовику поглощённая печеньем малышка Донни иногда весело подбегая к елке и меняя местами ту или иную игрушку, что как ей казалось была не на своем месте. - Миона, что там с дарами для Магии? – участливо уточнила все держащая под контролем Вальбурга и достав свой лорнет присмотрелась к галочкам на списке необходимого подсчитывая нужное и кивая сама себе. Укутанные в уютные теплые платья и завернутые в греющие озябшие плечи шали громко обсуждали предстоящий Йоль Нарцисса и Андромеда, изредка перекидывая внимание на недовольную Беллу, морщившуюся от их трескотни, но позволяющую себя причесать или даже заплести косу, уже четвертый вариант за прошедшие двадцать минут. - Осталось новогоднее полено и дары. – проверяя написанное кивнула шатенка и вдруг уткнулась взглядом в маленькую приписку. – Ох! Сорочки! И венки из хвои и омелы для обряда. Мы не приготовили их. - Их приготовила я. – кинула через плечо Нарцисса и вновь вернулась к разговору с Медой заплетая Белатрисс высокую прическу под наставления самой старшей сестры, пьющей чай. Гермиона вздохнула спокойно, ставя галочку у строчки и довольно кивнула, оглядывая все вновь. Атмосфера была Новогодняя и самая что ни наесть праздничная, теплая и переполненная уютом. - Эм… Ми-миона… - чуть заикаясь и смущенно потупив глаза, шатенку позвала мило покрасневшая Белладонна, умильно сжав двумя пальчиками край длинной юбки волшебницы. Гермиона вздохнула пораженная в самое сердце и ласково улыбнулась девочке подбадривая продолжить. – А можно… можно мне тоже участвовать в Йоле? - Что? – все удивленно замерли и обернулись к покрасневшей от внимания и страха девочке, даже Белатрисс ошеломленно вытянула лицо и округлила глаза желая тут же подорваться и обнять малышку. Гермиона ошеломленно кашлянула и присев на корточки, чтобы девочка не пугалась сильнее уверенно начала. – Милая, ты здесь не гостья, ты член нашей семьи, по всем документам ты дочка Гарри, а люди собранные здесь его родные люди. Его тети и крестная, его крестный и дяди. Все эти люди и твоя семья тоже, и я в их числе, ты можешь считать меня своей тетей, ведь Гарри мне как брат. - Правда? – смущенно уточнила девочка и все поняли, что именно они забыли сделать. Они забыли объяснить напуганному ребёнку что та стала их семьей и что она не должна чувствовать себя ограниченной и не нужной, а иначе ведь и не выходило, они были слишком заняты чтобы заниматься ребенком, разве что Нарцисса была ее компанией. Поэтому заговорила самая мягкая из присутствующих и уже завоевавшая доверие ребенка Нарцисса. - Конечно правда, ты не должна спрашивать разрешений, просто если что-то хочешь говори нам, мы же не узнаем если ты промолчишь. А Йоль это праздник семьи и благодарения Магии, ты тоже часть магии и семьи, а значит должна принять участие в ритуале, никто не забыл о тебе, милая. – маленькая блондинка просияла, кидаясь к женщине в объятия, вызывая теплые улыбки на лицах остальных, даже недовольная Белла мягко усмехнулась и болезненно поморщившись спрятала глаза за витыми прядями челки. - Я поняла. – радостно кивнула девочка и тут же поблагодарив Нарциссу с Гермионой поскакала к домовику прося принести еще пироженок ведь перед праздником нужно подкрепиться. Засмеявшийся Сириус спрыгнул с лестницы и поскакал следом уверяя недовольно заворчавшую Меду что и ей не помешает пироженка и ему. Рабастан мягко потрепал пробегающую мимо девочку и кинул алчный взгляд на увлеченную новым пудингом Беллу. Двое Лестрейнджей были посвещены в то что сегодня появится Глава Блэк и введет в Род Беллатрис по возможности вернув и ясное сознание. Оба мужчины были благодарны этому человеку, хоть и не предполагали кто стал новым Главой. Ровно в двенадцать дня, когда украсили почти весь дом, а Беллу нарядили в белое платье с рюшами ловя злые взгляды ведьмы, главный камин вспыхнул и в гостиной отряхиваясь от легкого снежка появились знаменитый Гарри Поттер и его партнер Драко Малфой. Оба Пожирателя и Белла распахнув глаза смотрели как остальные поспешили подняться и прежде чем начать обнимать и тискать подростков уважительно склонили головы перед новым Главой. - Рад видеть вас в добром здравии, господа Лестрейндж и тетушка Белла. – пропел Поттер как-то хищно скалясь, братья нервно вздрогнули, а ведьма неверяще распахнула глаза приоткрыв удивленно рот. Этого человека они не ждали, хоть и не раз слышали, как остальные обитатели Гриммо упоминают парня в диалогах. - Что ж… Сейчас я переоденусь и начнем ритуал принятия вас в Род, дорогая тетя. – сверкнул зелеными глазами мальчишка, стягивая перчатки, а у Белатрисс по спине побежала предательская дрожь и скрутило живот, фантомная боль от пущенного в нее ранее этим мальцом Круциатуса застелила пеленой тусклые глаза и громко завизжав от накатывающего ужаса ведьма лишилась чувств оседая в руки Сириуса.