По следам реликвий

      По-летнему жарко и ярко грел Магнус, и лучи его разбегались бликами от блестящих крыш, а к полудню от залитых светом камней мостовых Сухой Стороны поднималось ощутимое тепло. Вот только дыхание Кин уже начало ощутимо холодеть, и ветра, извечные обитатели спускавшихся с горы улиц Маркарта, быстро сдували солнечный сугрев. Шумевшие внизу речные воды неслись через город слишком быстро, чтобы успевать разгорячиться, и ледяная их взвесь доносилась даже до рынка.       Опосля вчерашней гульбы торговля шла вяло: помятые ночными приключениями люди не имели никакого желания торговаться, а особо мрачные личности при попытках купцов и лавочников их обуть молча клали руки на рукояти топоров и мечей. Разумеется, трезвые и злые стражники зорко следили за рынком, обходя его аж вчетвером, но на памяти Лейфнарр они предпочитали разнимать драки, а не мешать их началу.       Сын хозяина таверны Хрейнн с ещё двумя мужиками прошёл через площадь с бочками на плечах, и собравшаяся у закрытых дверей «Серебряной крови» похмельная кодла проводила их взглядами драугров, узревших в гробнице свою живую родню.       — Хорошо, что Изгоев оттеснили за реку, иначе б сегодня они взяли город без боя, — глядючи на это действо, сказала Хроки, примерявшая подвеску с аметистом у ювелирной лавки. — У нас ничего крепче квашеного молока не осталось, а эти три бочки погоды не сделают.       Лейфнарр старательно делала вид, что очень придирчиво и тщательно разглядывает выложенные на прилавок украшения. Эндон, несомненно, был в тонком ювелирном деле мастером, и мог угодить любому вкусу: из-под пальцев его выходили как и навевающие мысли о барханах Хаммерфелльским пустынь серьги и кольца, так и вполне привычные взгляду подвески и фибулы с нордскими тотемами, и браслеты с цветочными сиродильскими мотивами.       — Привезут вам ещё бочек до вечера, — усмехнулась Кера, придерживая зеркало, в которое смотрелась Хроки.       — Привезли бы, если б мы торговали с Вайтраном и забирали грузы из Солитьюда, как раньше. А теперь покупать нам можно только в Истмарке и Рифте — у нас мёд Хоннинга идёт по сотне за бутылку. И дело ли везти вино через весь Скайрим?       Кера, сочувственно кивнув, повернулась к Лейфнарр и оценивающе её оглядела:       — Тебя что-то интересует, фрокен?       — Да, — улыбнулась ей Лейфнарр. Краснорожая в стеклянных доспехах и с даэдрическим луком за спиной походила на богатую покупательницу. — Серебряные шпильки. Я никак не могу найти вот такую же, — указала она на штопором закрученную заколку с маркартским бараном в навершии. — Но с драконом.       — А какой должен быть дракон?       — Как на тотемах. Наши ювелиры отказываются их делать, сколько им ни обещай — говорят, что беду на себя накликать не хотят, лишний раз драконов вспоминая. Вот я и подумала, что мастер Эндон будет не таким суеверным.       В глазах Керы явственно промелькнул блеск монет, которые можно выручить с чудной нордки, и торговка внесла своё предложение:       — Мой муж сделает украшение даже по словесному описанию. Думаю, тебе стоит с ним поговорить.       — О, благодарю! Я так и сделаю, — и Лейфнарр выдвинулась с рынка в обратный путь, но напротив святилища свернула на лестницу, взбиравшуюся на второй ярус Сухой Стороны.       Нечистый на руку ювелир оказался сильно занят, поэтому открыл дверь далеко не сразу и попытался выставить посетительницу, отговариваясь тем, что заказов у него много, и новый он не возьмёт, пока не разберётся со старыми, но Лейфнарр, грубо и нагло подперев ногой и локтем дверь, предъявила Эндону монету с имперским драконом на аверсе и реверсе, и редгард со словами «А, вот в чём дело» пропустил её внутрь своего жилища.       Просторные комнаты этого дома не шли ни в какое сравнение с закутками «Каменного Берега», а рабочее место ювелира ярко, почти не оставляя теней, освещали фонари, и оттого лежавшие на столе недоделки казались нарисованными. Эндон, закрыв за Лейфнарр двери, прямо спросил:       — Какое дело у тебя дело к моим знакомым?       — Скажи мне пожалуйста, что ты знаешь об украденном у Колсельмо двемерском артефакте?       — Тут всё было честно, — Эндон скрестил на груди руки. — Я никому, кроме курьера, о нём не говорил, в руки его не брал и даже не видел. С тёмным эльфом, который его привёз, я и разговорился только из-за двемерского перстня с изумрудом на его пальце…       — Мы, кажется, о разных артефактах говорим, — перебила его Лейнфарр. — Ты про кинжал с кристальным клинком что слышал?       — Только то, что после осады наш двемеролюб рвал и метал, потому что этот кинжал пропал. Но Гильдия тут ни при чём, — Эндон покачал головой. — Если это был вор, то одиночка.       — То есть, твои знакомые могли его изловить и забрать то, что он натырил? — Лейфнарр знала, что обитатели рифтенской Цистерны убивать не любят, но на конкурентов эта рекомендация не распространялась. Впрочем, очень хороших воров — например, Рогридду, ещё одну выжившую беглянку из Хелгена — эти ребята предпочитали сманивать в свои ряды.       — Могли. Если ты хочешь выкупить у них этот кинжал, назови цену больше, чем они потребовали с Колсельмо, и я им передам твоё предложение.       — Но ему никто ничего не предлагал, — Лейфнарр нахмурилась. Она точно помнила, что придворный маг пребывал в полном неведении о судьбе Разрубателя.       — Это значит, что я ничем не могу тебе помочь, потому что у моих знакомых этого артефакта нет, — недвусмысленно бросил короткий взгляд на дверь Эндон.       — Что ж, спасибо тебе за бесценные сведения. Удачного дня!       Дверьми ювелир едва не прищемил Лейфнарр косу. Как рассказывала Рогридда, отдав Краснорожей монету с двумя драконами, отличительный признак «своего» человека, семья Эндона не знала о «дополнительном заработке», и, по всему видать, в последнее время отношения с Гильдией Воров его изрядно напрягали… но, раз попав в дело, выйти из него уже почти невозможно.       По пути в «Каменный Берег» лучница разминулась с тремя двойками стражников. Лейфнарр полагала, что в праздник, который заканчивался лишь послезавтра, ни один блюститель порядка на улице лишним не был, а сама она ничего противозаконного творить не собиралась.       Этот жизнеутверждающий настрой продлился недолго.       Нисимар ещё на подходе к рынку вспомнил, что так и не спросил у магов про лишний болтик «на два с половиной» и сохранность станков Нчуанд-Зела, и метнулся назад в Подкаменную крепость, пообещав вернуться к обеду в гостиницу, потому Краснорожая и говорила с Эндоном одна.       Лейфнарр уже успела поесть и сидела за тем же столом, что и вчера, с кружкой целенаправленно разбавленного эля, раздумывая над вопросами, которые надо задать капитану стражи, когда Серимик наконец просочился в «Каменный Берег». Данмер понуро проследовал к столу и уселся напротив лучницы.       — Я так понимаю, запасных болтов у них не нашлось?       — Нашлись, — вздохнул Нисимар, разглядывая пустую тарелку.       — Но они все с правой резьбой?       — Да. Станки учёным ещё не попадались. Кроме того, велика вероятность, что они разломаны фалмерами, — не поднимая взгляда, ответил Серимик. — А какая сила натяжения у твоего лука?       — В смысле? — не вписалась в полёт чародейской мысли Лейфнарр.       — В либрах или в скалпундах, — тихо и задумчиво отозвался Нисимар, доставая из сумки бумагу, потрёпанную кисточку и мешочек с тушью.       — Да скамп его знает. Я, когда лук подбираю, смотрю, чтоб по росту подходил и по силам, и всё.       — Какого ты роста? — данмер облизал кисточку.       — Чуть выше четырёх локтей. А…       — А масса у тебя какая?       — Шоровы кости, — страдальчески протянула Краснорожая. — Переведи на сиродилик свой вопрос.       — Сколько ты весишь?       — Не знаю. Я ж не тушка, чтоб взвешиваться, — пожала плечами лучница.       — Жаль. Лучше, конечно, было бы сперва посчитать… — чародей взялся убирать все писчие принадлежности обратно. — Я подумал, что тебе может хватить сил нарезать на болте новую резьбу, вкрутив его в отверстие.       — А давай попробуем, — оживилась Лейфнарр. В отличие от магов, она Нисимарову конечность ещё не щупала. Не то что бы Краснорожая разбиралась в механизмах или сильно ими увлекалась, но любопытство её снедало. — В конце концов, мой лук не всякий мужик натянуть сможет.       Сидевшие возле дверей норды заинтересованно посмотрели на лучницу и чародея и, гыгыкнув, принялись что-то живо обсуждать.       Серимик молча смотрел в лежавшую у него на коленях сумку.       — Да что ж такое страшное тебе маги поведали, что ты опять еле разговариваешь? — хлопнула по столу Краснорожая, и встрепенувшийся Нисимар наконец поднял на неё взгляд.       — Я тебе сейчас камень отдам, — Серимик, покопавшись в сумке, извлёк из неё заряженный камень душ и протянул Лейфнарр.       Краснорожая полагала, что боги намеренно выдали мерам весьма скудные способности к выражению чувств, и если альтмеры отлично справлялись с гордостью за собственное превосходство, то данмерам особо удавались презрение и снисхождение, босмерам — радушие (но садиться за накрытый лесным эльфом стол Лейфнарр всё равно бы поостереглась), а орки из-за выпиравших клыков даже во сне выглядели так, словно вот-вот схватятся за клинки.       Нисимар эту теорию изрядно расшатывал, умудряясь передавать целую гамму переживаний одним только выражением глаз, и сейчас в них читалось мрачное смирение с толикой отчаяния.       — Что случилось? — Лейфнарр убрала камень в портупею.       — Меня остановила двойка стражников. Они сказали, что я нарушаю указ ярла Маркарта, который гласит, что мер не имеет права ходить по Сухой Стороне без сопровождения, и обещали забрать меня в тюрьму, если я не оплачу штраф. Я заплатил им три сотни. Теперь мне денег на еду не хватает.       Лейфнарр удивлённо подняла брови. Серимик мог отвести «буревестникам» глаза или накинуть «хамелеон» и сбежать, но предпочёл покорно заплатить. «Как Митриил прямо. Два сапога пара, и оба левые», — подумала она и набрала воздуху в грудь, чтобы прояснить спутнику особенности скайримской законопослушности…       — Нет в Маркарте такого указа, — отозвалась из-за стойки Фро, расставляя вымытые кружки. — У них в Виндхельме, может, и есть, но у нас пока до такого не дошло.       — А есть сборник со всеми этими указами? — спросил Нисимар, повернувшись к ней. — Я хочу его прочитать, чтобы их не нарушать.       Теперь удивилась Фро, а норды откровенно загоготали.       Законы Скайрима со времён Старого Королевства особо не усложнились: не убивай (на глазах у других людей), не воруй (или не попадайся), не ломай чужое имущество (и домашнюю скотину в том числе). Даже пени за все эти деяния, если ты вдруг сумел отбиться от стражников, свидетелей и пострадавших, ярлы устанавливали примерно одинаковые, зависевшие от статуса жертвы во владении. Отдельные указы обычно висели на досках возле площадей или дворцов, и в том числе передавались после объявления глашатаем из уст в уста: так, в Вайтране запрещалось под угрозой штрафа или тюрьмы залезать на статую Талоса и обрывать Златолист; в Виндхельме от горожан требовалось убирать снег рядом со своими домами; в Маркарте нельзя было прыгать в реку и бросать в неё всякий сор. А вот в Хаафингаре действовали законы Империи во всей своей красе, и многотомное собрание грамот хранилось в Синем Дворце.       — Ну и такая ещё байда есть: каждый новый ярл должен указы прежнего подтвердить или издать свои, — пока Лейфнарр рассказывала про размеры пеней и припоминала свои злоключения, Серимик успел получить у Фро тарелку похлёбки, осторожно, словно стыдясь взятой в долг еды, её обнюхать и по-солдатски быстро съесть. — В основном это касается дарёных танам земель. Да и вообще новый ярл может лишить тебя звания тана, если ты ему не нравишься, как и владений, которые тебе вручил его предшественник.       — Эта традиция должна подстёгивать танов сражаться на стороне ярла.       — Или заранее переметнуться к его сопернику, — кисло улыбнулась Краснорожая.       Именно это в Пределе и произошло. Ингмунд после переговоров даже не рискнул вернуться за своим добром, и в Синий дворец прибыл с тем, что брал на Высокий Хротгар. Победа Империи ничем хорошим местным танам не грозила, поскольку на стороне прежнего правителя Предела остались только хускарл и бывший капитан стражи.       В склонившихся перед ярлом Ульфриком владениях служителей порядка прореживали первым делом, и их командиров заменяли проверенными в боях «буревестниками». Лейфнарр полагала, что разговор с таким человеком стоило начать издалека: спросить сперва о том, в каких сражениях он участвовал, потом плавно перейти ко взятию Маркарта и тому, что происходило в Подкаменной крепости, куда Нисимар пошёл уже второй раз за день.       Народ тем временем снова собирался у храма и на рынке, дабы умилостивить Кин и продолжить гуляния. Пока одни служки раздували огонь в жаровнях, другие расписывали красками лица, готовясь к самому ритуалу. Лейфнарр в этом году нечего было ныне подносить богине, кроме молитв.       Она выловила на рынке двойку стражников, и они, услышав о желании лучницы поговорить с «ветераном боёв за Предел», даже проводили её к Сторожевой Башне в покои капитана, поскольку как раз сдавали смену.       Из казарм раздавался рычащий, переливчатый, подхваченный башенным эхом храп, словно во чреве Маркарта ворочалось неведомое чудовище, в древности своей способное соперничать с Алдуином. Именно в такой обстановке «ветеран», раздражённо постукивая кулаком по столу, читал первый из кипы лежавших перед ним листов и пергаментов, и поднял от них взгляд не сразу, но удивился мгновенно и не меньше, чем Лейфнарр.       — Здравствуй, Ралоф, — несколько опешив, начала Краснорожая.       — Клянусь бородой Исмира, мы не виделись целую вечность! — расплывшись в улыбке, норд вышел из-за стола и заключил Краснорожую в свои воистину медвежьи объятия. Лейфнарр, отвечая на них, похлопала его по скрытой кольчугой спине. Ралоф вызывал у неё очень неоднозначные чувства… — Ты, я вижу, и вправду неплохо живёшь.       — Да и ты теперь аж целый капитан, — улыбнулась лучница.       — А как остальные? — Ралоф закрыл дверь. — Хадвар ещё жив? Он ведь единственный, про кого я ничего не слышал с тех пор, как ушёл из Ривервуда.       — Жив. Служит, — с улыбкой кивнула Краснорожая.       — Я видел Рогридду, и она опять притворялась своей сестрой, но я ж их обеих знаю! — капитан притащил к столу лавку, стоявшую у стены. — Она опять мне отказала, а ведь я серьёзно с ней говорил! — и присел обратно за стол.       — Да, после трёх часов знакомства, один из которых мы провели в плену, а второй — бегая кругами по Хелгену, — Лейфнарр опустилась на скамью. — Прямо скажу, ты — последний друг, кого я ожидала увидеть в Маркарте. Как ты тут оказался?       Если пропустить все бахвальства, история выходила следующая: Ралоф, пережив нападение Алдуина, оказался у Братьев Бури на особом счету, и из вайтранского лагеря его почти сразу отправили в Предел доказывать свою доблесть. Изгои сперва с ними не сталкивались и «как будто помогали», но, когда «буревестники» заняли ущелье и готовились осадить Маркарт, внезапно напали. Братьям Бури пришлось отступить в долину, чтобы не пропустить в неё дикарей, и вся ситуация стала выглядеть так, словно «буревестники» город защищают. Ярл Ингмунд отказывался им помогать, но и не нападал. Но вдруг Изгои просто взяли и ушли, а Братья Бури остались. Так Маркарт оказался в осаде.       — Мы два с половиной месяца друг на друга глядели, — посетовал Ралоф. — Но к нам-то обозы приходили, а к ним — нет. Все дороги-то у нас были! Мы бы их пересидели…       Однажды утром, на следующий день после возвращения ярла с переговоров, командир объявил приступ Маркарта, и Братья Бури ворвались в город. Никакого особенного сопротивления, равно как и ценной добычи, им не встретилось, в храм они суеверно не пошли, а вот в Подкаменной крепости…       — …Талморцы, крысы желторожие, шастали по дворцу, как у себя дома!       — Да ну? И где вы с ними столкнулись? — оживилась Краснорожая.       — Перед мостом, рядом с Залом Мёртвых, где придворный маг постоянно торчит. Это я сейчас знаю, что он эльф… А эти были талморцы! — стукнул по столу кулаками Ралоф. — Маг в нас сразу молнию запустил, а юстициары обнажили мечи. Славный был бой!..       В ходе которого Ралоф и отличился, вырубив Ондолемара метким броском кинжала. Вообще-то собирался убить, но не рассчитал, и альтмер получил окованной рукоятью прямо в висок. Эмиссар сложился на каменный пол, юстициары попытались к нему пробиться, но норды их скрутили, потеряв при этом двоих «братьев», и вместе с эмиссаром выволокли наружу, намереваясь сдать командиру. На ступенях дворца им попался второй разочарованный взятием города отряд, и вместе они срывали на пленных альтмерах свою злость, пока те совсем не перестали кричать и двигаться.       — Странно, что вы не нашли добычи, — Лейфнарр спокойно покачала головой, хотя очень живо представила себе месиво, оставшееся от трёх меров после встречи с толпой разъярённых нордов. — В Подкаменной крепости ведь такой богатый музей.       — Был богатый, пока мы туда не пришли, — Ралоф отвёл взгляд. — Нехорошо получилось с музеем. Колсельмо оказался неплохим мужиком, хоть он и эльф.       — Так вернули бы ему его экспонаты, раз он неплохой.       — Мы и вернули. Капитан приказал всё, что мы из музея взяли, обратно магу принести. Я одну единственную кружку на память оставил, так Колсельмо на меня такими глазами смотрел, как будто я его жену украл!       — А почему ж тебе только кружка досталась? Всё остальное более расторопные «буревестники» растащили? — со смешком поинтересовалась Лейфнарр.       — Да, похоже, кто-то там раньше моего отряда прошёлся, — почесал макушку Ралоф. — Двери все нараспашку были…       Они ещё немного поболтали, и стало ясно, что Ралоф ничего не знал о двух юстициарах возле башни, и не был в лаборатории, а про другие отряды рассказать мог только чужие слова. Но он точно помнил, что сдавать награбленное обратно в музей пришли те же люди, которые били талморцев — восемь человек Ралофова отряда и десяток какого-то Олафа. Потом Лейфнарр поведала капитану стражи о своих путешествиях, замалчивая нежданное Довакинство и пьянку с Сангвином, и пообещала передать Рогридде при встрече, что Ралоф уже купил ей кольцо и приедет в Рифтен, как только ему дадут отпуск.       Ривервудец почти всю их беседу светился от искренней радости, и Лейфнарр даже немного погрелась в её лучах, но тень воспоминаний пятилетней давности холодила лучнице спину. Его нежелание рассказывать о службе до взятия города смазывало прежде светлый образ друга по несчастью кроваво-огненными разводами войны, и вид того, как Ралоф поджигает дом фермера, отказавшегося отдать Братьям Бури припасы, или убивает охранников купеческого обоза, настойчиво лез в голову Лейфнарр.       Краснорожая возвращалась в «Каменный Берег» через рынок, озарённый огнём жертвенных жаровен и наполненный запахами сгоревших подношений. Два скальда под отбиваемый народом ритм пели «Битву Без Конца», и прервать их в этом священнодействе могла только смерть. Лейфнарр задевала песнь, словно крючком впивалась в тело: на слух она будто закручивалась внутрь себя, повторяясь в мелодии и словах, но никогда до конца не перенимаясь, теряя одни детали и обрастая новыми. Герои баллады меняли имена и лица, но узнавались без труда, из куплета в куплет сражаясь друг с другом…       — Эй, соседка! — хлопнул кто-то Лейфнарр по плечу. Краснорожая резко отпрыгнула, оборачиваясь, но это оказался всего лишь один из обедавших в гостинице мужиков. Разумеется, уже «тёпленький». — Я слышал, как ты луком своим похвалялась. Может, дашь разок натянуть? — широко улыбнулся норд, подмигнув ей.       Лейфнарр осмотрела наёмника. Крепкий, высокий (хотя нордов ниже себя Краснорожая в принципе редко встречала), широкоплечий, даже зубы почти все целые, но рожа и шея в мелких язвах и почёсах.       — Не дам. И лук тоже, — «Мало ли, какой дрянью ты болеешь».       — Что, с серокожим кувыркаться интереснее? — презрительно скривился мужик.       — Сходи в храм или к лекарю, паршу свою вылечи, — легонько постучала пальцем по своей щеке девушка. — А потом уже яйца подкатывай, — и красноречиво пошла от него прочь.       — А, то есть, вообще ты не против, да? — радостно крикнул ей вслед наёмник.       Лейфнарр теперь была не против подпереть дверь комнаты стулом, а к шуткам про спутника-данмера привыкла ещё в прошлом году, когда путешествовала с Телдрином Серо. Тогда они легко оправдывались, ведь «лучший мечник Морровинда» был мужчиной видным, заглядывались на него многие, и он регулярно отвечал взаимностью. Не будь их отношения исключительно рабочими, Краснорожая, может, тоже бы присмотрелась… Но судно в Солтсхейм уже ушло. А вечно витающий в своих мыслях Нисимар на ненасытного извращенца из старой кабацкой песни ну никак не тянул.       Особенно, когда стоял с надкушенным шпиккухеном и набитым ртом, задумчиво вслушиваясь в «Битву Без Конца».       — Песня очень хорошая, я сама её просто обожаю, но нам надо обсудить наши дальнейшие действия, — пощёлкала пальцами Лейфнарр, и Серимик, отмерев, дожевал пирожок.       — Прямо здесь?       — Да. В гостинице нас могут подслушать, — они отошли в сторонку, ближе к городским воротам. — У Гильдии Воров Разрубателя нет. А капитан стражи утверждает, что дальше музея никто из Братьев Бури не ходил, и он не врёт.       — Почему ты так думаешь? — чародей отправил в рот вторую половину шпиккухена. На взгляд Краснорожей, предельцы добавляли в выпечку слишком много перца, но данмер даже не поморщился.       — Потому что он, как оказалось, мой друг. У него нет причин мне врать.       — Я ходил в Зал Мёртвых, — Серимик вытер пальцы о голубой пояс, и у Лейфнарр больше не осталось вопросов о крайней степени его застиранности. — Там лежат три талморца, которых убили возле дворца. Я спросил жреца, не могли ли ещё два тела отнести в другое место, и он сказал, что всех мертвецов приносят ему. Айкантар пустил меня осмотреть балкон. Следов убийства там уже никаких нет, но единственный способ его покинуть, не спускаясь в лабораторию — спрыгнуть в реку. Тела могли сбросить в неё. Но жрец сказал, что их бы тогда выловили у городской стены, потому что в ней есть решётка, в которой застревает сор.       — То есть, у нас куда-то исчезли два покойника, — Лейфнарр посмотрела на собравшуюся толпу. — Если орудовал умелый колдун, то он мог дать им команду выломать двери, обокрасть башню и лабораторию, а потом спрыгнуть в реку, вылезти на берег и учикилять прочь из города.       — Но для этого ему бы всё равно пришлось проникнуть на балкон, чтобы их убить и поднять. Это заняло бы…       — Или убить их заранее, а потом заставить их разыгрывать живых меров, пока не придёт нужное время!       — Это слишком накладно и тяжело, — покачал головой Нисимар. — Гораздо выгоднее воспользоваться услугами некоторых обитателей Обливиона, умеющих копировать внешность и поведение смертных. Однако практика подобных призывов показывает, что эти создания не способны до конца имитировать личность, и отклонения в поведении «подменённых» заметны даже малознакомому окружению.       — То есть, нам надо опять опрашивать магов?       — Зачем?       — Они, получается, единственные, кто может нам рассказать, не вели ли себя странно юстициары в последнее время.       — Я уже подумал, что их могли подменить, и спросил Айкантара о странностях в их поведении. Он сказал, что не общался с ними. Как и его дядя.       — А охранников Колсельмо уже давно сменил, и прежних наёмников мы, скорее всего, в городе не найдём.       — Ондолемар точно заметил бы, что его подчинённые ведут себя непривычным образом. К тому же, он сам вёл себя странно в тот день. Почему он, зная о сдаче города, не покинул его заранее?       Тут Лейфнарр призадумалась. Крепко. Секунд на десять.       — А разве у данмеров некромантия не запрещена чуть ли не с Первой Эры? — напряжённо улыбнулась лучница. — Или тебя эти правила не касаются?       — Она запрещена только в отношении тел и душ данмеров. В Морровинде. Следовательно, меня сейчас эти правила действительно не касаются.       — А, ну тогда у нас всё на мази: поднимаем эмиссара, мило беседуем с ним и отпускаем обратно. Я правильно поняла? — с саркастической улыбкой уточнила Лейфнарр.       — Да.       — Моя помощь нужна?       — Нужна шкура убитого животного, необработанная. Это раз. Тот, кто будет вызывать… душу, должен помнить её обладателя при жизни. Это два.       — Даже не вздумай предлагать это Колсельмо и Айкантару, — Лейфнарр вздохнула. — Если я с ним пару минут на приёме поболтала, это знакомством при жизни считается?       — Если ты после этой пары минут способна воспроизвести в памяти его образ, то считается. С точки зрения Краснорожей, Ондолемар был единственным талморцем, которому при встрече не хотелось съездить по роже.       — Да, пожалуй, я его помню.       — Тогда надо подумать, какие вопросы ему задать при условиях, что лгать он не сможет, время разговора ограничено, и второй призыв провести будет гораздо сложнее.       — Почему?       — Призванный таким образом дух не имеет воли, — Нисимар посмотрел на свои переплетённые в замок пальцы. — Для него даже прижизненные ощущения всего лишь информация, которую надо передать. Чтобы его подцепить, требуется заряженная не меньше, чем на одиннадцать процентов, жеода, потому что десять из них уйдут на привязку, а каждая секунда разговора со столь примитивно связанным духом будет стоить двух сотых мощности, — он поймал жалобный взгляд Лейфнарр. — Через час и пятнадцать минут такого использования моя жеода разрядится.       Песня «остановилась», и восторженный люд пошёл угощать уставших скальдов. Пока лучница и чародей шли к гостинице, раздумывая над допросом мёртвого эмиссара, Краснорожая вспомнила, что брат Верелий сидит в Зале Мёртвых безвылазно, и единственное, что может выгнать его из городского склепа — жреческий долг, который он будет исполнять завтра, в последний день праздника, официально объявляя приход осени. Нисимар спросил, сколько примерно Верелий будет читать молитву, и, услышав ответ, сказал, что ему надо подумать над этим.       После ужина, вызвав «понимающий» вздох у Фро, парочка закрылась в комнате чародея, и Серимик, выдав Лейфнарр «отвёртку», болтик и инструкции по их использованию, задрал рукава и повернул руку внутренней частью плеча к свету. Пустое отверстие оказалось сверху, рядом с вживлённым в плоть крепежом. Более тёмный, чем металл руки, мелкий болт провалился внутрь.       — Он должен правильно встать, если он действительно на два с половиной, — отметил Нисимар, когда Краснорожая, придерживая его за локоть (почему-то не холодный), осторожно засунула в отверстие чудную отмычку. — Ты почувствуешь сопротивление, когда начнёшь закручивать. Влево.       — Да-да, я помню, — Краснорожая боялась что-нибудь сломать, поскольку дверные ручки, подпруги и стремена, которые она подтягивала, частенько оставались у неё в руках, как и плечи деревянных луков. Пару раз она крутанула вхолостую, но поднажала сильнее, и сопротивление появилось.       — Там должно быть семь полных оборотов.       Первые три шли со скрипом, но потом Лейфнарр встала позади Нисимара, чтобы проворачивать инструмент в более привычную ей сторону, и сделала ещё четыре. Дальше отвёртка соскальзывала, и Краснорожая вернула её владельцу.       — Я её всё равно сниму и продую, — Серимик потряс рукой, и на пол осыпалась парочка мелких блестящих «опилок». Он посмотрел на Лейфнарр с лёгкой улыбкой: — Спасибо.       — Да не за что. Обращайся, если опять запчасть где-нибудь посеешь, — Краснорожей было очень чудно и даже радостно на душе от того, что она что-то починила, а не доломала, как обычно, и даже встреченный при выходе из комнаты «паршивец», смеривший чародея убийственным взглядом, не испортил ей настроения.       Весь следующий день прошёл в приготовлениях к призыву. Во-первых, жеоду пришлось снова заменить на камень душ и спрятать в варежку. Во-вторых, Лейфнарр прогулялась по посаду, спрашивая о кожевенниках и охотниках, но по причине праздника категорически не способны торговать оказались все, кроме бретонки с татуировками на лице, которая согласилась отдать кусок козьей шкуры за десять монет. Женщина уверяла, что убила животное самолично, и её соседка под недовольное сопение охотницы подтвердила, что свежую козью ногу брала аккурат вчера.       В-третьих, Нисимар, как оказалось, добрёл до «Ведьминой настойки» сразу после визита в Подкаменную крепость, и деньги на пирожки заработал как раз там, поэтому на следующий день ему и его просьбе хозяйка лавки не удивилась. Правда, когда Серимик о добыче свечей и мела рассказывал, у него потемнели кончики ушей, и он сразу перевёл тему во временное русло: на обратном пути чародей дошёл до Зала Мёртвых и оттуда двинулся к рынку, засекая время, которое потребуется на этот путь, а потом и на обратный. В итоге у него получилось, что Верелий покинет склеп как минимум на час.       Нисимар утверждал, что этого времени им хватит и на призыв, и уборку его последствий, а поговорить с Ондолемаром они смогут уже в более укромном месте — например, на раскопках, которые встали из-за праздника.       — А почему ритуал нельзя провести там же? — как поняла Лейфнарр, особой нужды в нахождении рядом с телом альтмера не было, а, значит, и причины лезть в Зал Мёртвых — тоже.       — В другом месте придётся рисовать круг заново, а тут можно воспользоваться алтарём Аркея, — пожал плечами Нисимар, как будто это разумелось само собою.       За обедом лучница и чародей подправили список составленных Лейфнарр вопросов, вынеся наверх самые острые, после чего Серимик попросил Краснорожую выучить записанное им заклинание.       — Я начну первым, и ты подхватишь мотив, — заметив её недоумённый взгляд, сказал чародей.       — Да уж, с мотивами у меня редко бывают проблемы… ты мне лучше расшифруй, что здесь написано, — повернула к нему бумажку лучница.       Лейфнарр более-менее понимала даэдрик и улавливала смысл текста на альтмерисе. В каракулях Нисимара можно было узреть лезущие из мрачных вод Апокрифа щупальца Моры, телваннийские грибы, пепельных прыгунов, письмена драконьих жрецов, схемы механизмов — всё, что угодно, но только не сиродилик, на котором он якобы записал заклинание. На расшифровку и заучивание, перемежавшиеся смехом, ушла ещё пара часов.       Когда «паршивец» и его друг покинули гостиницу, лучница и чародей, захватив варежку с жеодой, выдвинулись на дело.       На людной улице, словно по расписанию, им на встречу попался Верелий.       Стражники у врат Подкаменной крепости удивились только тому, что Лейфнарр не празднует вместе со всеми на площади, и Краснорожая беспечно махнула рукою со словами «А я к самому гульбищу как раз успею!».       Журчанье скатывавшейся по порогам воды шипением разносилось по залу, и блики причудливо танцевали на его стенах. Ни Колсельмо, ни Айкантара на рабочем месте не наблюдалось.       — Они пытаются собрать резонатор, — шёпотом пояснил Нисимар, когда двери в Зал Мёртвых приветливо открылись словно сами собой. — Я нарисовал схему по памяти. Надеюсь, что он заработает.       — Это если они разберут твой заводной шифр, — хихикнула Лейфнарр.       Нахмурившийся Серимик повернулся к ней:       — Я последний раз от руки что-то писал сорок лет назад. У меня навык потерялся.       — Да нет, не потерялся. Он у тебя есть, только очень оригинальный, — Краснорожая первой вошла в Зал Мёртвых.       Тот, кто придумал выражение «могильная тишина», явно никогда не бывал в гробницах и древних храмах нордов, где, помимо царапания и копания грызунов, доедавших подношения и трупы невезучих грабителей, слышались щёлканья костей и скрип сухожилий защитников посмертного покоя. На их поясах бряцало древнее оружие, а шаги гулко разносились по извилистым коридорам.       Чудной на этом фоне казалась тишина Зала Мёртвых Маркарта. Склепы его утопали во тьме, словно свет мог потревожить их обитателей, и лишь поставленные на место давно перегоревших ламп свечки, словно болотные огоньки, прокладывали путь через царство мёртвого сна к залитому тёплым светом святилищу. Серимик нырнул в один из тёмных проходов, пошебуршал там и вышел обратно с иссохшим пальцем в руках.       Нисимар, выложив на пол мел и шкуру и расставив вокруг алтаря свечи, сложил руки в молитвенном жесте и начал читать заклинание. Оно походило мотивом и тоном своим на молитву об упокоении, а уж её-то Лейфнарр, к сожалению, знала отлично, и включилась в чтение с первых звуков. Алтарь, несмотря на явно неправильные слова, отозвался: замерцали высеченные на нём письмена и узоры, и начало нарастать гудение, словно вокруг витал десяток светочей, и Краснорожая всем телом его ощущала. Лучница вывела имя альтмера на куске кожи, и Серимик вложил его в основание алтаря вместе с пальцем, после чего мелом что-то на тотеме дорисовал и зажёг свечи в каком-то чудном порядке. Вынув жеоду из варежки и обхватив её руками, Лейфнарр попыталась вспомнить Ондолемара во всех доступных подробностях.       Первым на ум пришёл приём в посольстве: умиротворяющая музыка, под которую лились тихие разговоры обо всём и ни о чём, позвякивали тарелки и шуршали расшитые золотом одежды. Малборн разливал напитки, первый эмиссар Эленвен обсуждала с хаафингарским таном трудности поставок хороших вин. Ондолемар сам заговорил с Лейфнарр, признав в ней спутницу Митриила, и расспрашивал в основном о нём. Голос у эмиссара был приятный, спокойный, а на довольно красивом лице, что удивительно, не отражалось презрение ко всему миру. Он казался заинтересованным в их разговоре. Говорил, что Братья Бури — достойные соперники, поскольку им хватает смелости отстаивать свои интересы, но не достаёт чести на достойную схватку…       Гудение резко оборвалось, и Лейфнарр на плечи свалился мамонт — во всяком случае, ощущение было именно таким, и девушка даже согнула колени от тяжести.       — Что? — распрямилась лучница. — Я ошиблась?       — Нет, — Нисимар затушил свечи. — Ты его подцепила.       Убрав жеоду в варежку, богохульники оттёрли от мела погасший алтарь, собрали свечи, кожу и палец, и уже ничего не напоминало о том, что в Зале Мёртвых свершилось жуткое святотатство.       Нчуанд-Зел считался хорошо сохранившимся городом. Нынешний Маркарт был его «гостевой» частью, а характер разрушений самого подземного полиса намекал, что выходы на поверхность засыпали намеренно и расчётливо. Когда Колсельмо и привлечённые им исследователи решили раскопать парадный вход, они не знали о том, что двемерский город обитаем, и первой из встреченных ими местных жительниц оказалась Нимхе.       Именно бывшее логово паучихи, расположившееся между раскопом и основной частью полиса, Лейфнарр сочла местом, достаточно удалённым и от фалмеров, и от людей, если вдруг им приспичит спьяну полазать по раскопкам, и они с Нисимаром, запыхавшиеся и грязные, поскольку обтёрли плащами и мантией узкую шахту прохода, наконец остановились.       Журчала пробегавшая по трубам вода, и жужжали затянутые старой паутиной лампы. Нисимар принюхивался, и смесь запахов плесени, пыли и гниения ему явно не нравилась. Лейфнарр вытащила ещё не успевшую остыть жеоду и, прикрыв глаза, снова вывела из глубин памяти Ондолемара.       Журчание стало утихать, его вытеснял свистевший, как пастушья дудка, то нараставший, то убывавший звук. Лейфнарр начало что-то давить на плечи, и она, открыв глаза, обнаружила перед собой золотистые всполохи, напоминавшие мера в талморских одеяниях так же, как отпечаток руки напоминает настоящую длань.       Нисимар, стоявший позади духа, кивнул.       — Эмиссар Ондолемар, зачем ты пришёл к Колсельмо в день своей смерти? — выдохнув, начала Лейфнарр. Давление и свист нарастали.       — Я должен был забрать его из Маркарта, — от каждого звука призванный дух шёл рябью в такт, и голос его звучал эхом того, что запомнился лучнице.       — С чего ты взял, что он тебе не откажет в этот раз?       — Мои юстициары забрали исследования Колсельмо и Айкантара. Это было единственное, что заставило бы их покинуть Маркарт. Я пришёл сказать им об этом и ещё раз предложить побег, — ни единого чувства, никакой интонации, как Нисимар и обещал, в ответах духа не было.       — Кто из твоих юстициаров забрал труды учёных?       — Синьон и Найруми.       — Они сейчас живы?       Свист стал тише, дух слегка потускнел, но потом засветился вновь с прежним звуковым сопровождением:       — Живы.       Дело приняло неожиданный оборот, и среди заготовленных вопросов попросту не нашлось нужных.       — Как вы собирались покинуть Маркарт? — спустя несколько мгновений спросила Лейфнарр.       — С помощью свитков возврата.       — У Синьона и Найруми были такие свитки?       — Да.       — Они устроили разгром в лаборатории?       — Да.       — А зачем?       — Всё должно было выглядеть так, будто магов убили Братья Бури.       — И тогда бы Коллегия Винтерхолда отозвала придворных волшебников из Истмарка и всех владений, которые поддержали Ульфрика, — с самозабвением проговорила Лейфнарр. — Отличное бы вышло перемирие, ничего не скажешь… Кажется, мы узнали, что хотели, — посмотрела на Нисимара Краснорожая.       — Не всё, что хотели. Спроси его, куда они забрали Разрубатель.       — Точно. Куда юстициары должны были доставить Разрубатель?       — В посольство, — отозвался дух и исчез.       Теперь мамонт свалился с плеч Лейфнарр, и её повело влево, но Серимик ухватил её за локоть.       — Куда это он? — не поняла девушка.       — Туда, где положено лежать воспоминаниям, — Нисимар забрал у неё многострадальный камень. — А у тебя магика кончилась. Хорошо, что её хватило на один призыв.       В логове Нимхе снова слышались лишь журчание и потрескивание.       Пока они выбирались обратно в Маркарт, снова протирая собой укреплённые балками стены раскопа, Лейфнарр хотелось спать. Шла она довольно бодро, но не всегда осознанно, и желание её было сродни «закрыть глаза, чтобы этот день уже закончился». Теперь Краснорожая понимала, почему Маркурио так не любил долгие магические стычки…       — Ты знаешь, как попасть в посольство, про которое он говорил? — спросил Нисимар уже на улице, когда взгляд у отдышавшейся возле реки Лейфнарр стал более-менее осмысленным.       — Не-а, — покачала головой Краснорожая и прежде, чем поджавший губы чародей раскрыл рот, продолжила: — Но зато я знаю людей, которые на это способны. Только уж больно дорого обходятся их услуги.       И Лейфнарр имела ввиду совсем не деньги.