По следам реликвий

      На обратном пути караван с бывшими пленниками попал в неизбежную, но ожидаемую благодаря разведке засаду, прорвался через неё ценою трёх раненых наёмников и одной убитой лошади, и путь до Картвастена превратился в гонку: чтобы укрыться за спинами окопавшихся в деревне Братьев Бури, обоз останавливался на считаные минуты, двигаясь даже в темноте при свете фонарей, пока позволял утоптанный тракт.       Пятеро освобождённых из плена нордов решили остаться в Картвастене, остальные их братья и сёстры по несчастью отправились в Маркарт, где проблемы размещения и пропитания вернувшихся «буревестников» легли на широкие плечи Ралофа, однако капитан всё же нашёл возможность найти среди стражников любителей шугать заезжих чародеев и вернул Серимику деньги.       После полёт Акатоша вошёл в размеренный, ленивый ритм водружённых магами над дверьми музея двемерских часов, и, пожалуй, самой яркой вышла ночь испытаний подзорной трубы — буквально, ведь в её «глазке» далёкие искорки разлились по чёрному полотну пёстрыми туманностями, не уступающими в яркости северным сияниям зимнего Винтерхолда. Голубые точки на ночном небосводе, как оказалось, скрывали невероятное богатство цвета, но Нисимар всё равно сетовал на то, что не видно и половины, а Айкантар жалел, что отвязался-таки от экспедиции в Альфтанд. На той же самой крыше они нашли в компанию к Магне Ге несколько терявшиеся на фоне звёздного разнообразия планы Шеогората и Мерунеса Дагона — один двухцветный, другой красный — и ещё несколько тёмных, уже плохо опознаемых из-за наползавших туч точек.       К утру небо затянуло ещё по-летнему синей клубистой мглой, что разразилась гулко стучавшей каплями по двемеритовым крышам бурей, и к обеду обратилась в задевавшую горные пики серую пелену и осевший в долине туман — тот самый, из которого, по слухам, на тракте являлся путникам безголовый всадник. Сколько перед этим путники выпили, обычно не уточнялось.       Ралоф вот утверждал, что лицезрел призрака самолично, когда стоял в охранении, как будто в его случае это было гарантом трезвости.       Спустя полтора месяца ожидания Лейфнарр уже готова была пойти в засаду на всадника без головы, но в Маркарте вместо гонца самолично объявилась воровка Рогридда, по своему обыкновению внезапно, словно нарисовавшись из отбрасываемых факелами неверных теней. Её короткие рыжие волосы казались алыми на фоне чёрных кожаных доспехов и серых городских стен. Краснорожая уже не опасалась, что Нисимара припрёт к стенке местная стража, поэтому пошла с Рогриддой на Речную сторону, где едальня непритязательно разместилась под навесом неподалёку от Муравейника.       Во влажном воздухе запахи подгорелой каши и залежавшейся рыбы чувствовались особенно ярко, зато шум реки заглушал разговор за столом, куда скорее для вида, чем действительно собираясь пить, девушки принесли мёд.       — Требую пять тысяч за риск, — сразу перешла к делу воровка, поставив щербатую кружку на стол. — От твоего расклада политикой воняет за версту, — Рогридда характерно повела носом. — А мы в неё не лезем, — сверкнул в её улыбке золотой клык.       — А Мавен Чёрный Вереск об этом уже знает? — почти невинно уточнила Краснорожая. Её местное пойло тоже не прельстило, и кружку она теребила из привычки чем-то занимать руки.       — Ха, она — знает, — хихикнула воровка. — Я ей книжечку одну занятную подарила. Что ты так на меня зыришь? Бля буду — подарила. Вот тупо взяла и у неё на столе оставила, и ничего не спёрла. Пока… Так что, будет пять тысяч за риск или я домой пошла?       — Для начала скажи, что ты считаешь риском, который надо столь щедро оплатить, — облокотилась на стол Лейфнарр.       Оказалось, что, едва не лишившись головы на плахе, избежав смерти в драконьем пламени, от имперских клинков, талморской магии и рук собственных собратьев по гильдии, Рогридда полагала серьёзным риском изъятие документов из доминионского посольства, поскольку теперь отвечала не только за себя. Во-первых, заказов на определённые бумаги Гильдии Воров не делали, а, значит, новые руки для этой добычи придётся ещё поискать; во-вторых, талморцы прекрасно знали, где в первую очередь шукать свою пропажу, что и ставило под угрозу скайримскую ячейку «благородных разбойников».       — Вот заодно у вас появится повод сменить логово, — парировала Лейфнарр. — Тебе-то самой не страшно жить с осознанием, что каждая собака в Рифте знает о Крысиной Норе и вашей Цистерне?       — Хер бы с этими собаками. Бабло-то на переезд всей нашей шоблы мне откуда брать?!       — Ох ты ж бедненькие какие воришки — голодные, холодные, неодетые да необутые, — саркастически попричитала Лейфнарр, выразительно оглядывая новенький, точно прилаженный по фигуре доспех Рогридды. — Я не прошу у тебя забирать эти документы, а всего лишь найти в них определённые записи.       — Лейфна-а-арр, — простонала воровка, обхватив руками голову. — Они, собаки сутулые, шифруют даже любовные записки. Хер разберёшься в их писанине без бутылки, причём, на неё надо посадить пленного альтмера…       Вдоволь наторговавшись и сойдясь в цене, Лейфнарр и Рогридда поднялись в «Каменный Берег» и обнаружили там вернувшегося от придворных магов Нисимара принюхивающимся к еде в компании местной кошки. Пока чародея ставили перед фактом, что стоимость работы составит четыре тысячи, но и то лишь потому, что вынести Рогридде придётся учётные записи двухлетней давности, которых без необходимости не должны хватиться, животное определилось со съедобностью гуляша и, сперев с тарелки кусочек мясца, соскользнуло с коленок данмера на пол.       — Ну ты ваще охерела, — заглянув под стол, сообщила кошке воровка. — Да и ты хорош, терпила — мало того, что ушами хлопаешь, так ещё и пинка ей не отвесил, — вынесла она свой вердикт и так старавшемуся лишний раз не встречаться с ней взглядом Нисимару. — Лады, короче — завтра утром у конюшни вас ждать буду, — с этими словами Рогридда покинула гостиницу.       — Она не любит кошек? — спросил Серимик, наконец подняв взгляд от тарелки.       — С любовью к питомцам это не связано. Кошке что за столом, что на столе не место, — присела рядом Лейфнарр. — Она всё ж таки лапами по земле ходит, мышей жрёт и крыс душит — мало ли какую заразу принести на себе может.       Серимик, будто что-то вспомнив, напрягся.       Но завтракал опять с кошкой на коленях, наглаживая её правой рукой, что, несомненно, было очень удобно, поскольку в игривом порыве у животного не получалось прокусить латунные пальцы.       Коль скоро в Солитьюд троица выдвинулась без требующего охраны обоза, с тракта они сошли в тот же день на горную тропу. Пусть двигаться приходилось крайне осторожно и оттого неспешно, сам путь всё одно выходил короче и по времени, и по длине, ибо тракт мало того, что проходил через фронт, так ещё и огибал горы до самого Драконьего Моста. Многие деревья успели сбросить листья, открывая Друадахские просторы, пахнувшие зимней стужей заледеневших пиков и преющей листвой в долинах.       Бесценное при разведке в горах «обнаружение жизни» три раза засекало за вздымавшимися вокруг скалами изгоев-охотников, и если в первую встречу с помощью какого-то хитрого заклинания Нисимар натравил на них замеченного той же ворожбой саблезуба, и путники проскользнули мимо под шум сражения со зверем, то во вторую Лейфнарр пришлось воспользоваться «подчинением воли», чтобы засевшие прямо над тропой люди передрались сами, а в третью они, чуть не столкнувшись с потенциальными противниками лицом к лицу у входа в ущелье, под скрадывающей звуки магией ждали, когда изгои пройдут мимо. Кроме того, приходилось следить ещё и за тем, чтобы не задеть амулеты и не угодить в расставленные ведьмами Предела нематериальные силки.       Однако уже к полудню третьего дня присутствие людей перестало ощущаться: рисунки на ритуальных камнях размыло осенними дождями, с усыпанной рыжей хвоей лиственницы тропы пропали следы мягких сапог, а кроваво-красные ягоды боярышника и синие с налётом плоды можжевельника свисали гроздьями, которые никто не успел ни обобрать, ни съесть, что намекало — животные тоже притаились, и обыкновенно видные на земле отпечатки лап саблезуба исчезли, как и не попадались на пологих, ещё покрытых пожухлой травой склонах мышкующие лисы. И причина затишья огромной крылатой тенью пронеслась над скрытым скалой лагерем Лейфнарр, Нисимара и Рогридды в сторону белеющих нетающим снегом гор, сжимая что-то в пасти.       Драконьи кости в Солитьюде, где квартировался имперский легион, очень хорошо продавались, и это решило судьбу ящера. На следующий день Лейфнарр нашла затянутые мхом ступени, которым иначе, как к драконьей Стене, идти более было некуда, и, оставив Рогридду с лошадьми, лучница и чародей выдвинулись на охоту.       Дракон, будто ждал их, сидел к тропе мордой и приветствовал Довакина по всем правилам этикета — струёй огня в лицо.       Краснорожая в бою ловила себя на жутковатом состоянии… взгляда со стороны на собственные деяния: она уворачивалась от драконьего дыхания, стреляла по крыльям и глазам угнездившегося на высоте ящера, чувствовала зимний холод и пока терпимый недостаток воздуха, слышала Крики противника и треск молний, которые предпочитал прочим стихиям Нисимар, и в то же время спокойно размышляла, стоит ли сейчас выпить зелье сопротивления огню, или всё же дракон сдохнет раньше, чем кончатся чары, не докупить ли в Солитьюде варева для исцеления болезней, и помнит ли она слова, что требуют драконьей души для осознания их смысла.       Как будто занятый решением всех этих задач ум покидал сражавшееся тело, но жгучим светом поглощаемой силы его утягивало обратно, и Краснорожая глубоко вздыхала, выныривая из своих мыслей словно из воды. Чувство безграничной мощи и крыльев, на которых можно перелететь через весь Обливион, постепенно сменялось ощущением хлюпавшей в сапогах воды и болью в подвёрнутой ноге, да к тому же зверски хотелось пить.       Убрав лук, Лейфнарр отцепила с пояса фляжку.       Высоко в горах, где лето и зима отличались только глубиной сугробов, обычные тела хранились достаточно долго — например, бедняга-каджит, то ли пытавшийся добраться до драконьих сокровищ, то ли сцапанный ящером намеренно, лежал возле скалы почти целым, как будто готовым с кряхтением подняться, зажимая пропоротый бок, и выдавал в нём покойника лишь остекленевший взгляд.       Драконий скелет же торчал из снега, словно тварь издохла как минимум полгода назад, и столь быстрое разложение, хоть уже и не удивляло лучницу, всё ещё плохо укладывалось в голове. Митриил объяснял это тем, что драконы — существа магические, и вся их видимая плоть есть лишь форма того духа, что всасывает в себя Довакин. Теория эта плохо стыковалась с тем, что твари, преимущественно «состоящие из этерической энергии», жрали вполне материальных мамонтов, коров и людей.       Кажется, Серимик задавался примерно теми же вопросами, после боя сразу взявшись что-то записывать.       — Очень странно, — бормотал Нисимар, телекинезом вертя перед собой уже облезшую драконью башку. — Он ведь огромный, разумный, — чародей залез пальцами куда-то в основание черепа. — Странно…       — Что странно-то? — спросила Лейфнарр, отцепляя от походной поклажи топорик, которым собиралась ломать скелет.       — У него объём черепа очень маленький, — Серимик перевернул оный основанием к лучнице. — У меня туда рука еле помещается. При таком объёме мозг должен весить грамм сто пятьдесят, не больше.       — А в нормальных мерах это сколько?       — Примерно пять целых и три десятых унции, — быстро пересчитал чародей.       — Действительно мало.       — Для сравнения мозг любого разумного существа весит примерно пятьдесят четыре унции, и каждый его миллиграмм задействован. Мы этого не замечаем, но мозг контролирует всё, что происходит с телом, от дыхания до движения, в том числе чувства и ощущения, — апостол говорил чётко, спокойно, и, если не знать о его обычной неразговорчивости, сложно было предположить, что Нисимар… определённо в восторге. — При этом его вычислительной мощности хватает на сознательное мышление одновременно со всей остальной деятельностью. Вот такой объём, — он постучал механическим пальцем по драконьему черепу. — Может вместить мозг, например, крупной собаки. Животное она умное, но самосознанием не обладает. Дракон же явно отличает самого себя от прочего мира. Он обладает телом, по размерам с собачьим не сравнимым. Так как он летает, то должен обрабатывать гораздо больше поступающей от тела информации, чем проходит при ходьбе и беге, — чародей вздохнул и вынес вердикт: — Один мозг в сто пятьдесят грамм весом не справится с таким количеством задач.       — Нисимар, я напоминаю — ты в Нирне. Здесь всё объясняется одним понятием, которым ты сам же постоянно пользуешься — ма-ги-ей, — Лейфнарр стукнула обухом драконью хребтину, и остов обрушился в снег.       — Никакая магия не научит собаку считать себя личностью, говорить и летать, потому что самой формой собаки ей заданы определённые физические ограничения, — Нисимар ещё немного покрутил череп, глядя на него с явным сожалением, и опустил на землю.       Лейфнарр припомнила драконий скелет из латуни, который ей снился, и пришла к выводу, что такие образцы лучше оставить в Нирне.       — Барбасу об этом расскажи, — хихикнула лучница.       Серимик вздохнул:       — Барбас — кусок даэдры…       — Но он — собака, и при этом разговаривает.       — Это его облик, но не суть. Если он превратится в дерево, то останется даэдрой и будет точно так же мыслить и разговаривать.       Целого дракона с горы вдвоём было не утащить, поэтому Нисимар и Лейфнарр планомерно разделили кости и выбирали из них самые подходящие для продажи. В том же Маркарте, например, драконьи составляющие не пользовались спросом — разве что Эндон мог прикупить для инкрустации, и то чаще предпочитал красиво переливавшуюся чешую — а в шумной и людной столице в ход шли поделки, которые смогут купить на память о службе в Скайриме легионеры или продать втридорога на другом конце Тамриэля купцы.       — Значит, по-твоему, драконы всего лишь принимают форму гигантских летающих ящериц, потому что в ней удобно внушать ужас и трепет жалким йор, — продолжила разговор Лейфнарр.       — Кому?       — Смертным.       Серимик накинул лямку заполненного костьми мешка на одно плечо и задумался, зацепившись взглядом за выцарапанное в Стене ещё слегка светившееся «СУ»:       — В пользу теории о том, что драконы — существа из другого… мира, так же говорит тот факт, что они появляются в строго определённых местах. По твоим же словам, — добавил Нисимар, посмотрев на Лейфнарр.       — Как будто проходят через открытые порталы? — собрав и закинув на плечи поклажу, Краснорожая уже двинулась в сторону спуска. — Ну раз они дети Акатоша, то, выходит, должны являться прямиком из его плана в Этериусе.       — Чисто теоретически… Я хочу попробовать поговорить с одним из них, чтобы проверить эту версию. На них умиротворение действует? — Нисимар шёл следом за ней.       — На них действует только особый Крик, — созналась Лейфнарр. — Но это не поможет тебе с ними разговаривать — большинство драконов не снисходят до речи смертных.       — А меньшинство?       — Хитрое и мудрое меньшинство предпочитает держаться от смертных как можно дальше, — на взгляд Краснорожей, знакомить чародея с Одавингом и, тем более, Партурнаксом было, пожалуй, рановато.       — Тогда откуда ты об этом знаешь?       — Одного из них пришлось заманить в Драконий Предел, при этом он чуть не сожрал Фаренгара, — уточнять, что виноват был сам неуёмный в своей страсти к драконам маг, Лейфнарр не стала ради устрашения чародея. — Попутно поджёг поля в окрестностях города и проредил вайтранское стадо коров. Возможно, это звучит, как мелкое пакостничество, но пропавшая скотина и сгоревшие посевы сильно растрясли вайтранскую казну.       — Я понял. Переговоры с драконом слишком затратны.       Краснорожая подозревала, что Одавинг таким образом прощупал границы дозволенного, и при случае собиралась прозрачно намекнуть крылатому союзнику, что после знакомства с самым всезнающим из даэдра не имеет острой нужды в заключении сделок с драконами.       Убитый ящер так крепко напугал местных обитателей, что весь дальнейший путь через горы прошёл без внезапных встреч, и на привалах им даже удалось обсудить, что делать с так удобно подъехавшим талморским приглашением. Митриила, который в прошлый раз прогулялся по посольству в одеянии эмиссара без малейшего (во всяком случае, Лейфнарр на это надеялась) подозрения, определённо не имело смысла ни звать, ни ждать, а все заклинания и зелья иллюзии отметались целым ворохом защитных чар на воротах и дверях, оставляя только самый простой и в то же время оправданный вариант.       Дело в том, что расхождения в показаниях свидетелей явления Довакина скайримскому народу появились уже после сражения близ Рощи Кин и стали множиться с каждым убиенным драконом, и если в Вайтране народ верил, что предвестников конца света изничтожает тан Лейфнарр, то уже на окраинах сего владения ходили слухи о норде-оборотне, который рвёт крылатых ящеров на части когтями и зубами. На севере больше прижился образ таинственного мага в маске драконьего жреца, хотя иногда так же, как в Пределе и Фолкрите, там говорили о чернявом данмере в костяных доспехах, скорее всего, ставшим последствием того, что Лейфнарр и Телдрин добывали для Нелота вересковые сердца и посохи Азры, и о рыжей лучнице-вампирше, путешествующей в компании шута.       Откуда взялся скоморох, Краснорожая не имела ни малейшего понятия, но по слухам подозревала, что следы этой истории ведут в Данстар, а вот обвинение в кровопитии Рогридда заслужила за нежную и оправданную любовь к закрытым шлемам, которую Лейфнарр со своей приметной татуировкой разделяла, но всё же при торгах и переговорах капюшон и шарф снимала.       Рогридда же и предложила организовать подставного Довакина, уверяя, что у неё есть на примете подходящий человек из Солитьюда.       Краснорожая с облегчением согласилась для начала хотя бы посмотреть на него, однако после этих разговоров к ней вновь вернулась беспокойная, словно попавшая в паутину бабочка, мысль о том, догадалась ли Эленвен, что в Высоком Хротгаре перед ней сидела не изъявительница героической воли, а настоящий Довакин. С опытной разведчицы, каковой эмиссар, несомненно, являлась, сталось бы подыграть Драконорожденной, чтобы усыпить её бдительность — так саблезуб укладывается в высокую траву или снег и сидит неподвижно, словно камень, наблюдая и ожидая, когда наивная коза или лань сама подойдёт на расстояние для броска.       Роль жертвы привыкшую охотиться Лейфнарр не радовала, однако других способов решить проблему с пропавшим Разрубателем она не видела, словно шла по пещере без укромных ниш и развилок.       Виновник предстоящей вылазки осторожно высказал мысль, что всевозможные ловушки должны быть натыканы по посольству лишь потому, что у талморцев уже что-то украли.       — Любое действие порождает противодействие, — Нисимар шёл впереди, и его голос хорошо доносился до замыкавшей цепочку Лейфнарр. Тропка сильно сузилась, и лошадей они вели в поводу. — На их месте я бы рассмотрел все допущенные ошибки и исправил их. Например, поставил бы на замки ловушки. Ключи для их обезвреживания выдал бы только ограниченному числу лиц.       — Разумно. Но тогда нам потребуется очень много времени, чтобы добраться до нужных бумаг, — Лейфнарр прикинула, на сколько месяцев, если не лет, может растянуться процесс внедрения слуги вроде Малборна или Брелас, и внутренне содрогнулась.       — Да херня вопрос! — проорала из-под своей маски Рогридда. — Здание они не перестраивали, окна не заделывали. Пролезем как-нибудь.       Тропа спустилась с гор на четвёртый день, и уже затемно, с зажжёным светочем, троица достигла берега вальяжно текшего меж холмов Карта. Ночью искать брод Лейфнарр не стала, так что к Драконьему Мосту отряд вышел утром на рысях, подмокший в реке, но определённо взбодрившийся.       А к вечеру людный тракт, на котором стоило опасаться только ловких воришек, срезающих седельные сумки и поясные кошели, поднялся к посаду Солитьюда. Путникам пришлось двигаться в плотном движении повозок, телег и их сопровождающих, с соответствующей скоростью и сопровождением — колёса скрипели, подковы цокали по камням, наёмники перекрикивались, возницы травили байки, где-то позади очень фальшиво пели, и после чарующего спокойствия величественных гор какофония эта била по ушам.       Тем временем крепость выплыла из-за деревьев Хаафингарского кряжа, и заходящее солнце золотило её крыши, а огромная арка скалы казалась чёрной на фоне залитого светом неба и бликующего моря.       Заметив, что Нисимар разглядывает открывшийся пейзаж, Лейфнарр спросила:       — Увидел что-то интересное?       — Увидел, что в Скайриме не бывает землетрясений, — ответил Серимик.       — От природы не бывает, но ваша магуйская братия всегда рада постараться, — насмешливо отозвалась Рогридда.       — Если бы здешние плиты не были устойчивы, эта арка обрушилась бы уже давно, — продолжил мысль чародей, не обратив на её шпильку внимания.       До заката войти в сам Солитьюд они не успели, и стражники закрыли ворота, пока троица пристраивала в конюшне лошадей, поэтому знакомство с подставным Довакином Лейфнарр и Нисимар свели тем же вечером в постоялом дворе «Пьяный Хоркер».       Краснорожей за время странствий доводилось ночевать и не в таких клоповниках, и запахи пота, блевотины, перегара, кислого вина и плохо сбродившего мёда быстро проходили мимо её восприятия, но вот свинцовая кожа чародея стала немного отливать зелёным уже минут через десять после того, как Рогридда их оставила.       Зато к словам в бурливших кругом разговорах Лейфнарр прислушивалась легко.       — …а евойного любовника в форт какой-то в Вайтране отправили.       — И правильно сделали! Вон сколько баб красивых, своих, а он за имперцем каким-то бегает…       — …и вот я выныриваю, а на меня тварь эта пялитс-с-с-ся, а только глаз-с-с у неё нет. Думал, с-с-страху я тогда натерпелс-с-с-ся на вс-с-сю жизнь…       — …не понимаю, с чего все взяли, что в Рифте «дуревестники» лютуют? Был я там, и даже разъезда ни одного не встретил. Вон на легионеров в Вайтране два раза на тыкался, а в Рифте — никого.       — Да ты чего ждал от сброда со всего Скайрима? Разъезды и стражу? Тю! Они ж сами все сплошь разбойники…       — …мои хозяева вон опять в посольство попрутся. Мёдом, что ли, эльфийские жопы намазаны?!       До того, как Лейфнарр успела представить во всей красе эмиссаров с Эленвен во главе на процедуре намазывания мёда, к их с Нисимаром столу подошли Рогридда и дюжий мужик, представленный Къярком.       Актёрский опыт у него имелся, поскольку в обыкновенное время этот сударь исполнял обязанности «защитника сирых и убогих», то бишь, когда какой-нибудь несчастный якобы попадал под лошадь или под горячую руку бредущего в гостиницу гуляки, полтора пассуса роста и двенадцать с лишним лиспундов татуированных мускулов Къярка совершенно случайно оказывались рядом, чтобы вступиться за беднягу. Большинство мнимых преступников со слезами облегчения в глазах платили откупные, лишь бы не столкнуться в бою с этой живой иллюстрацией к путеводителю по Скайриму — светловолосой, обильно бородатой и одетой в меха на голое тело.       Фигурально выражаясь, Къярк по роду своих занятий был слишком мелкой сошкой, чтобы Талмор им интересовался, и при этом солитьюдским вельможам, что собирались явиться на приём, тоже не мог примелькаться. Дело оставалось за тем, чтобы раздобыть «Довакину» достойный наряд и рассказать легенду, которой Къярку предстояло придерживаться, за оставшиеся до приёма десять дней.       Мужик был неглупый, но извилистые политические перипетии, приведшие к нынешнему перемирию, всё же плохо укладывались в его голове. Пока Рогридда, получив предоплату, употребляла оную на пользу дела, в комнате Лейфнарр старательно объясняла Къярку, как Довакин дошёл до жизни такой, что ему приходится с талморцами расшаркиваться вместо того, чтобы гнать их из Скайрима, как завещали предки, и «фус-ро-дой» подгонять.       Нисимар, казалось, вовсе не замечал их репетиций, возясь с разложенными по столу остатками драконьих костей. Судя по периодическому треску и запаху озона, Серимик накладывал на них заклинания, и не пошедшие в оплату обломки не всегда выдерживали силу чар. Лишь когда Къярк и Рогридда ушли за одеждой героя всея Скайрима, данмер, протянув Лейфнарр две обмотанные металлическими нитями до середины костяные заострённые палочки с выцарапанными символами, наконец-то объяснил свой замысел:       — Обычно у ловушки всего один заряд. Сработав, она заряжается в течение некоторого времени или исчезает. Её реакцию вызывают попавшие в поле магия или живое существо, что исключает возможность разрядки случайно упавшим предметом или… неживым существом. Этими щупами можно беспрепятственно деактивировать ловушки, — чародей провёл пальцем по обмотанной части щупа. — Заряд они будут впитывать в себя. Главное — не трогать эту нить во время и после использования. Опытный образец сломался после пяти использований, следовательно, маршрут движения по посольству и обратно не должен включать более девяти дверей, — видимо, выговорив дневной запас слов, Нисимар вздохнул и посмотрел на Краснорожую, ожидая реакции.       — Девять?.. А, точно, ещё сундук, — лучница ещё покрутила в руке щупы, и спиралью закрученная нить блеснула в пробравшихся через открытое окно лучах солнца. — Большая у тебя голова, чародей, и знаний в ней немерено, — улыбнулась Лейфнарр. — Значит, благодаря тебе у нас есть возможность разрядить ловушки на десяти замках не собой.       — Возможно, что больше десяти. Щуп сломается, когда станет непригоден для работы.       — Отлично. Рогридда вряд ли что-то перепутает… Главное, чтобы экспериментировать с ними не начала, — вздохнула лучница, припомнив, как воровка использовала Скелетный Ключ вместо штопора, зубочистки и вилки.       Серимик напрягся — Рогридда явно ему не нравилась.       — Ты тоже не пойдёшь в посольство? — чародей собирал со стола обрывки нити и укладывал в свиток инструменты.       — Пойду на стрёме постоять. В конце концов, я же нашла «Довакина», — усмехнулась Лейфнарр.       На следующий день Къярк в мехах и ладном, хоть и видавшем виды доспехе ступил за стены Солитьюда и в «Смеющуюся Крысу» вселился под именем вайтранского тана Ингнавара Волчьего Когтя. Двум его хускарлам, лучницам Бритте и Лейд, пришлось потесниться в одной комнате, потому что близилось Сожжение Короля Олафа, и из свободных мест в таверне остались только скамейки в зале.       «Тан Ингнавар» заглянул в Коллегию Бардов (наверняка увидеться с Виармо, которому Довакин помог подготовить едва не угасший праздник), и пока его хускарлы закупались стрелами, приобрёл у кузнеца точило для своего топора, затем благочестиво помолился в храме Восьми, вечером в таверне на любимейшую тему «Империя или независимость?» поцапался с каким-то данмером из Дома Редоран, а наутро в сопровождении хускарлов выдвинулся в сторону талморского посольства.