Там, за Нефритовым морем

Слушать: Duncan Laurence — Arcade Драконий камень не видел пиров со времён короля Станниса и не увидел бы их до победы в войне, но сегодня на то был особенный повод. Дорнийские вина лились из дубовых бочонков рекой, а на большом трапезном столе, всё ещё шкворча и дымясь, томились горячие яства. Нынешним утром по случаю возвращения сира Джораха королева приказала зарезать пару жирных гусей и подать их к столу с подливкой и хлебом на радость всем жителям замка, что одну за другой осушали пузатые чарки, чествуя благородного рыцаря… все, кроме него самого. Изнурённый скверным недугом и затяжным путешествием из Староместа, он всё ещё был крайне слаб и, почти не притронувшись к ужину, одним из первых покинул гнетущий приём. Ещё долго в седых коридорах Драконьего замка слышались голоса, лязг гвардейских доспехов и шелест женских нарядов, но вскоре все они стихли, а на остров опустилась густая туманная ночь — куда более тёмная, чем все предыдущие. В покоях сира Джораха пахло мылом и лечебными травами, а на большом дубовом столе лежали бинты и лекарства, предназначенные для обработки его заживающих ран. Менять повязки требовалось ежедневно, что поначалу сулило Мормонту немало хлопот, однако за время пути на Драконий камень даже он смог привыкнуть к незамысловатому ритуалу: промыть раны мыльной водой, наложить на них мазь и потуже стянуть бинтами — именно так наказал ему юный мейстер, когда Джорах, исцелившись от серой хвори, покинул лазарет. Он помнил тот день лучше всех остальных: Джорах не сводил глаз с Сэмвелла Тарли, притихшего за спиной архимейстера. Большой жестяной поднос, сплошь заставленный пузырьками и склянками, дрожал в его пухлых потеющих ладонях, звеня и грохоча, словно провозглашая неладное. Рыцарь знал, что все они бессильны против каменной болезни, и единственное лекарство, способное её победить, сейчас покоится в ножнах возле его постели. И если по прибытии в Цитадель, воодушевленный приказом своей королевы, он всё ещё верил в счастливый исход, то сейчас у него не осталось и капли надежды. Даже после того, как с него наживую содрали слой кожи. — Полагаю, всё это теперь не имеет смысла, — усмехнувшись, Джорах недоверчиво указал на многочисленные мази и микстуры в руках юноши. — Да, — архимейстер задумчиво почесал свою редкую бороду и, стянув две большие перчатки с морщинистых рук, посмотрел ему прямо в глаза: — Но пара свежих повязок и должный уход могут помочь. — Простите? — Мормонт поперхнутся воздухом, ворвавшимся в его лёгкие вместе со словами старика. — Я не знаю, как это возможно, — покосившись на Сэма, продолжил Эброз. — Но Вы совершенно здоровы. Всё ещё не веря услышанному, Джорах изумлённо попятился назад и, лишь когда жёсткая койка упёрлась в его обнаженные икры, пошатнувшись, остановился. Он не раз слышал о серой хвори, и всегда только то, что она не подвластна лечению, но судьба оказалась к нему благосклонна — впервые после изгнания из Миэрина. То, что казалось ему невозможным и веками занимало великие умы Вестероса, оказалось под силу мальчишке без цепей на груди, и теперь, благодаря его смелости, трижды изгнанный рыцарь наконец-то мог снова вернуться домой. Вот и сегодня он сделал всё так, как велел ему Сэм — промыл раны мыльной водой, обработал их нужным лекарством и вскоре умело расправился с руками и торсом. Однако, дела с повреждённой спиной обстояли куда более скверно — следы серой хвори пугающим кружевом простирались от плеч до самой поясницы, отчего дотянуться до них оказалось почти невозможным. Он тянулся, вертелся, изгибался в безуспешной попытке добраться до ран, но всё было тщетно. — Седьмое пекло, — процедил он сквозь зубы, когда полинявший обрубок промасленной ветоши вновь непослушно выскользнул из его рук. Ему захотелось всё бросить, как и десятки раз до этого, но голос Тарли вновь прозвучал в его голове — ещё более настойчиво, чем когда-либо прежде: «Не забывайте обрабатывать раны, сир Джорах! Вы прошли через свежевание не для того, чтобы Вас погубила инфекция». — Да, да, да, — закатив глаза, мысленно повторил Джорах и, взяв себя в руки, терпеливо наклонился за тряпкой.  — Позвольте помочь, — голос кхалиси, донёсшийся из-за спины, оглушил Мормонта, и на мгновенье он замер, но, тут же придя в себя, поспешил выпрямиться. Чувствуя, как в груди колотится сердце, он медленно развернулся вокруг своей оси и увидел её… Дейенерис. Её блестящие локоны были небрежно собраны зубчатым гребнем, а из-под халата, расшитого синими нитями, виднелся прозрачный подол её нижнего платья. Она была прекрасна, и присутствие девушки смутило Джораха. Они не раз оставались наедине, но здесь, в его одиноких покоях, королева была впервые, и мысль о том, что секунду назад она могла видеть его совершенно беспомощным, омрачала её столь желанный визит. Подумать только, мудрый мужчина, отживший полвека, робел перед взглядом её аметистовых глаз, как ребёнок! — Кхалиси, — потупив взгляд в пол, Джорах слегка склонил свою голову в знак приветствия. — Я не слышал, как Вы вошли. — Дверь не была заперта, — безмятежно ответила Дени, проходя в комнату. Она обернулась через плечо, и несколько прядей волос, высвободившись из причёски, упали на её обнаженные плечи. — Почему Вы ещё не в постели? — поинтересовался рыцарь и, схватив со спинки стула нижнюю рубаху, поспешно натянул её на себя. Плотная клочковатая ткань, словно зазубренный клинок, прошла по необработанным ранам, вызывая жгучую боль, отчего лицо Джораха исказилось гримасой боли. Отвернувшись, он быстро отвёл взгляд в сторону, боясь встретиться с жалостью в глазах Дейенерис, но, вопреки его страхам, она тут же кинулась к нему на грудь, и руки его сплелись у неё за спиной. Сейчас, когда уткнувшись в его плечо, она судорожно глотала воздух, Мормонт наконец-то почувствовал себя живым — если бы не эта хрупкая девочка, так легко утонувшая в кольце его рук, он давно бы покончил с собой. Отстранившись, она положила обе ладони на грудь сира Джораха и, посмотрев на него из-под иссиня-чёрных ресниц, ласково пропела: — Я так по Вам тосковала. — Я тоже, — ответил Мормонт, целуя кхалиси в макушку. - И несказанно рад видеть Вас, принцесса, но всё же... что привело Вас сюда в столь поздний час? За окном уже начал заниматься рассвет... - Мне не спалось, - она повела плечами, всё ещё находясь в объятиях Джораха, и неспокойно заёрзала в его сильных руках. - И я спустилась вниз в надежде найти мейстера и выпить сонного вина, а в итоге... нашла Вас. Улыбка осветила её прекрасное лицо ярче стрекочущей лампы, но тут же погасла, стоило Дейнерис перевести взгляд немного ниже. — Простите, кхалиси, — извинился Джорах, осознав, что его изувеченный торс всё ещё не покрыт тканью, и стыдливо натянул плотную ткань на поражённую кожу. — Полагаю, что Вам не следует этого видеть… Дейенерис молча протянула к нему свою тонкую руку, но Мормонт невольно уклонился от её прикосновения. Он знал, как дрянно выглядит его тело, и больше всего на свете хотел, чтобы она отвернулась и никогда, ни при каких условиях, не притрагивалась к этой мерзости, но, вопреки желаниям рыцаря, взгляд королевы показался ему особенно пристальным. — Вы всегда помогали мне, сир Джорах, — она настойчиво потянула льняную ткань вниз. — Позвольте и мне о Вас позаботиться. — Если королева так пожелает, пустившись на край постели, он повернулся спиной к Дейенерис, и она присела с ним рядом. Всё ещё желая провалиться сквозь землю, он нехотя протянул королеве большую пузатую склянку, и она осторожно взяла её в свои руки. Мазь, привезённая из Староместа, дурно смердела, что не помешало кхалиси опустить в неё свои мягкие пальцы. Выпрямившись и расправив широкие плечи, он несмело подался спиной к девушке, и она осторожно коснулась руками его изувеченной кожи. — Где же Ваша любимая рубашка? — обнажив спину рыцаря, с улыбкой поинтересовалась Дейенерис. — Её пришлось выбросить, — покачав головой, ответил Джорах. — Как и всё остальное. — Новая ничуть не хуже, — отметила Дени, расправляя плотные складки варёного льна. — Чёрный Вам очень к лицу. — Мой отец подумал бы точно так же, — горькая усмешка тронула губы Мормонта. Он знал, что предсмертным желанием старого медведя было увидеть то, как его провинившийся сын прибудет на стену и покроется чёрным плащом, отказавшись от титула, брака и земных наслаждений. — Ваш отец гордился бы Вами, сир Джорах, — положив руки на его плечи, она успокаивающе прижалась к нему со спины. — В этом мире нет никого лучше Вас. Когда-то давно, в Эссосе, он мог бы в это поверить, но не сейчас. Постаревший, измученный жизнью и слишком суровый, он едва ли считался достойным кхалиси, что не скажешь о северном лорде. Он молод, хорош собой и весьма благороден — истинный Старк, хоть и не с волчьей фамилией. Нет сомнений, что именно он мог составить ей чудную партию, и Джорах понял это, когда впервые увидел, как оживилось её лицо при одном лишь упоминании имени Джона. — Повернитесь, — она старалась быть ласковой, но в её твёрдом и решительном голосе всё ещё явственно слышались властные нотки. От испуганной маленькой девочки, что он встретил в Пентосе, не осталось и следа — она сгорела в огне вместе с умершим кхалом, уступив своё место великой правительнице — такой же могучей, как и её драконы, вылупившиеся из окаменелых яиц. Улыбнувшись собственным мыслям, Мормонт последовал её приказу и грузно развернулся лицом к Дейенерис. — Вы улыбаетесь, — отметила девушка, не отвлекаясь от работы. Её тонкие пальцы забегали по коже Джораха и вскоре ловко справились с первой повязкой. — Что Вас так удивило? — Обычно Вы слишком много хмуритесь, — она ласково, но настойчиво провела подушечкой пальца по его лбу, разглаживая мелкие морщинки. — Не переусердствуйте, а то постареете раньше времени. — Я уже постарел, кхалиси, — на лице Мормонта дрогнула скупая усмешка. — Не настолько, насколько хотите казаться, — королева выжала мокрую тряпку и протёрла глубокую рану на шее рыцаря. Она была самой крупной — растекалась большим багровым пятном до его выступавших ключиц — и выглядела особенно скверно, отчего Джорах вновь испытал мучительный стыд. Внезапно мокрая тряпка со шлепком упала на пол возле ног рыцаря, и в ту же секунду он ощутил, как ладонь Дейенерис, мягкая и горячая, словно раскалённое масло, скользнула к нему под рубашку. То ли от неожиданности, то ли от того, что прикосновения любимой женщины впервые были столь откровенны, Джорах вздрогнул всем телом, всё ещё не сознавая происходящего. — Кхалиси, — он хрипло выдохнул, перехватив её руку. — Вы играете с огнём. — Я от крови дракона, — произнесла она в ответ, наклоняясь к Мормонту так, что кончики её волос защекотали его лицо и кожу на шее. — И огонь мне не страшен, помните? Часто дыша, она медленно опустила веки и приблизилась к рыцарю настолько, что он мог не только почувствовать её сбивчивое дыхание, но и потерять собственный рассудок. Джорах чувствовал, как тонкие руки кхалиси обвиваются вокруг его шеи, как невесомая ткань её нижнего платья едва ощутимо касается его оголённых икр, как учащённо трепещет в её часто вздымающейся груди взбудораженное сердце и как воздух навсегда покидает его лёгкие. И когда его сухие шершавые губы наконец-то нашли губы Дейенерис, в стороне раздался настойчивый стук. Не открывая глаз, Бурерождённая тяжело выдохнула, и плечи её, опустились. — Tat vo astat. Mori tat vo tiholat kisha hash kijinosi (Не говори ничего, они не знают, что мы внутри),— прошептала она, обдавая лицо Мормонта своим горячим дыханием. Джорах довольно улыбнулся в её приоткрытые губы. Он любил, когда она говорила по-дотракийски, особенно, в присутствии остальных. В эти минуты, казалось, будто все вокруг исчезают, и весь этот мир создан только для них… и ещё для кого-то, прервавшего их поцелуй. — Боюсь, что это не так, кхалиси, — он мягко уткнулся лбом в её лоб, отчего она распахнула глаза. — Дверь в комнату всё ещё открыта. На пороге, испуганно выглядывая из-за дверного косяка, стоял юный мейстер, в руках которого ярко блестел винный кувшин. Не решаясь пройти внутрь, он нелепо топтался на входе, застигнутый врасплох не меньше самой Дейенерис. Её небольшая ладонь всё ещё была крепко сжата в руке сира Джораха, и он медленно притянул её ближе к губам, оставляя на ней поцелуй. Не произнеся ни единого слова, она медленно поднялась со своего места и приблизилась к мейстеру. — Мейстер Пилос, — холодно проговорила кхалиси вместо приветствия. — Ваше сонное вино, моя королева, — юноша нервно прокашлялся и нерешительно протянул ей кувшин. Руки его предательски дрогнули, отчего небольшая латунная крышка коварно отпрыгнула в сторону и, прокатившись по темному полу, задребезжала у ног Дейенерис. Подорвавшись с места, он одним быстрым движением поднял злополучный кусочек металла и спрятал его в мягких складках своей мантии. Тишина, пронзившая воздух оглушила присутствующих, словно раскат грома. Увидев испуг и смущение, отразившиеся на лице юноши, Джорах улыбнулся ему в немом сочувствии. — Благодарю, — сложив руки за спиной, королева сдержанно кивнула. — Отнесите кувшин в мою спальню. Откланявшись, мейстер покинул комнату, но она не двинулась с места и ещё некоторое время простояла спиной к рыцарю, не оборачиваясь. Её хрупкие плечи дрожали, и Джораху стало не по себе. Взволнованный, он поднялся с постели и поспешил к Дейенерис в нелепой попытке её успокоить. Внезапно она развернулась, и лицо её исказилось улыбкой — слишком нелепой и слишком пугающей. — Разве может одна злополучная дверь доставить ещё больше бед? — звонко смеясь, спросила она и нервно расправила складки на своём халате. — Едва ли, — преодолев расстояние между ними, Джорах обнял её за предплечья и устремил на кхалиси чарующий взгляд. Его рука затерялась в серебряных локонах Дейенерис, когда он ласково обхватил её за затылок и, наклонившись, поцеловал в горячий лоб. — Простите, сир Джорах, — девушка отступила на шаг назад, нехотя высвободившись из тёплых объятий Мормонта. Её бледные ладони крепко сжимали латунный кувшин, отчего на руках Дейенерис заметно выступили напряженные вены. — Уже очень поздно, и мне… — Ступайте, кхалиси, — отчаянная улыбка застыла на его лице, и королева ответила ему тем же. — Вам и впрямь не мешало бы отдохнуть. Ещё только на мгновение она задержалась на пороге и, бросив печально-стыдливый взгляд на Мормонта, быстро скользнула за дверь. Он знал это взгляд лучше всяких других — молчаливый, но в это же время кричащий громче любых слов: «Я люблю Вас, сир Джорах, но едва ли смогу полюбить Вас иначе». — Ershe oqet (Старый баран), — усмехнувшись, пробормотал Джорах и захлопнул тяжелую дверь на большую щеколду, все ещё не понимая, на что он надеялся.