Странные

Джонс был уверен, ему просто позвонили из Небесной канцелярии и сказали: «Эй, Фред, нам срочно нужна твоя помощь. Возвращайся уже с этой своей Земли». И он вздохнул и улетел строить подпорки для Вселенной или проектировать новую планету — чем там должна заниматься Небесная бригада? ЭфПи не особо представляет, но точно уверен, что чем-то масштабным. Не стали бы они вызывать Фреда просто так, верно? И он бы не оставил их, не будь это необходимо для спасения Вселенной. …черт, Фредди, как же так? Джонс его со школьной скамьи знал. Полушутя, полусерьезно говорил: «Не забывай меня, когда помру». Был уверен, что до тридцати не доживет, закончит где-нибудь в канаве, куда его труп скинет враждующая банда. Но сейчас ему пятьдесят, он шериф и отец давно не маленьких детей, а Фред смотрит на него с портрета, окружённого этими жеманно-сахарными белыми цветами, и Джонс ничего не понимает. Город сегодня чёрный и плачет. ЭфПи смотрит на Арчи, который так похож на юного Фреда, и чувствует себя странно. Будто его кинуло на двадцать лет назад, и они с Фредом снова на похоронах его отца. Эндрюс читает речь и жалеет о том, что не успел попрощаться. Смерть всегда забирает Эндрюсов внезапно. …Джонс помнит как директор оставлял их с Фредом после уроков за хулиганство так ясно, будто это было вчера. Вот они сидят за соседними партами и изображают мыслительную деятельность: директор ещё в классе. Ручка скрипит под давлением пальцев, лист испачкан одной единственной строчкой. Но вот стрелка часов отмерила тридцать минут, и мистеру N. надоедает сидеть в тишине с нерадивыми подростками, в конце концов, это не его наказание. Он говорит: — Сочинение мне на стол положите. Кто не сдаст, в следующий раз будет писать два, но уже под моим присмотром. Так что не испытывайте терпение. Как только за ним закрывается дверь, они с Фредом синхронно бросают ручки и выдыхают. ЭфПи делает самолетик из листа, на котором должен писать объяснительную записку-сочинение, и запускает его в сторону учительского стола. Фред смеётся и говорит: — У меня есть бутерброды, хочешь? Не могу думать на голодный желудок. ЭфПи от еды никогда не отказывался. …или вот они бегут по футбольному полю наперегонки. Фред, вообще-то, из бейсбольной команды, но почему бы с ним не посоревноваться, да? ЭфПи с ним бегать больше нравилось. Хотя ему в принципе нравилось только с ним. С Фредом было весело и просто, и это сильно отличало его от других. Он был самым честным и добрым из всех, кого Джонс знал. Самым настоящим и «здоровым» — без загонов и психических сдвигов, без фальшивого гонора и эпатажа, прикрывающего либо внутреннюю истерию, либо глупость, либо и то, и другое. А ещё у Фреда можно было переждать отцовский запой: находиться поблизости в это время было опасно для здоровья. ЭфПи, конечно, не собирался напрашиваться, но Фред сам предложил, когда узнал, почему он не хочет идти домой. И он не стал отказываться. Порой они играли в Монополию. Хотя обычно она пылилась под кроватью Фреда, потому что у них с финансовыми махинациями как-то вот вообще не ладилось у обоих, и они чаще платили банку и друг другу, чем что-то приобретали. А после того, как Джонсу пришлось за пол цены продать любовно заработанный кинотеатр, а Фред окончательно обанкротился, на эту игру у них вообще появилось табу. Ещё и подрались тогда — мальчишки, ветер в горячей голове, золотое время. Драка, к слову, была единственным, в чем ЭфПи был лучше Фреда. Эндрюс в душе всегда был тот ещё пацифист. Джонс не переставал удивляться его стремлению решить все словами и способности смолчать, стерпеть, простить. Сам никогда ими не обладал. Арчи, что любопытно, тоже — Фред, видимо, один был такой. Особенный. …и бить его было совершенно невозможно, поэтому натасканность ЭфПи в драках была ни к чему. Оставалось только забраться сверху и прижимать его руки к полу, чтобы не смел щекотать. Джонс, к своему стыду, боялся щекотки. Но долго это никогда не продолжалось — им обоим становилось слишком смешно, чтобы дальше изображать конфликт. Своё первое рождество с Эндрюсами Джонс тоже лелеет в памяти, как одно из самых дорогих и ярких воспоминаний из детства. Они праздновали вчетвером, и ЭфПи чувствовал себя братом Фреда (старшим, конечно, хотя было скорее наоборот). И это было…удивительно. Ощущать себя частью полноценной благополучной семьи. Ёлка сверкала цветными огоньками и пестрой мишурой, и под её нижними ветками прятались подарки. С кухни шёл густой ароматный запах запеченной индейки и сладкий — пудинга, а по телевизору крутились какие-то комедии. И, глядя в расписанное узорами окно, чтобы Фред случайно не заметил скопившиеся на его ресницах прозрачные чувства, ЭфПи впитывал каждое мгновение лучшего в своей жизни рождества. Жаль только, мамы не было рядом. …а еще с Фредом можно было обсуждать девчонок. ЭфПи было важно с кем-то их обсуждать. У них, конечно, были разные вкусы, но они сходились на том, что гольфы Гермионы Гомез — оружие массового поражения. Гермиона Гомез вообще была особой темой: было в этой правильной верующей девочке что-то порочно-притягательное и, в то же время, чувственно-нежное. Даже ЭфПи было любопытно, каких демонов она прячет за своей строгой блузкой, что уж говорить про Фреда, который был без памяти влюблен в неё. Джонс в шутку как-то предложил ему передать её поцелуй, и Фред, который, кажется, никогда не сердился, всерьёз разозлился на друга. После этого ЭфПи в таком ключе о ней не заговаривал, и единственной причиной, удерживавшей его братскую ревность, было то, что Фред все равно не мог встречаться с Гермионой. И это радовало, потому что Фред не мог его бросить, но и расстраивало, потому что Эндрюс мучался, пусть и старался этого не показывать. Джонс помнит эту горечь, язвой разраставшуюся на сердце, когда он ловил взгляд Фреда на профиле Гермионы, обнимавшей Хирама за шею. Потому что, чёрт возьми, Фред этого не заслуживал, только не он. …только не он. Только. Не. Он. ЭфПи читает некролог. Фред смотрит на него с газетных страниц, но Джонсу больше не надо сдерживать своих чувств. Потому что Фред улетел спасать Вселенную. А ему оставил Землю на хранение. Точнее, отдельно взятый участок земли, Ривердейл. Город несчастных и потерянных людей. Город, на который возлагали надежды только ангелы. Теперь верить в него придётся Джонсу. До возвращения Фреда, конечно же.