Странные

Декабрь морозный и сухой, как кашель. Арчи прячет покрасневший нос в ворот морковно-рыжего шерстяного свитера и натягивает рукава на замерзшие бледные пальцы. Шерил говорит, что её свитер — верх безвкусицы, но Арчи плевать, что говорит Шерил. Свитер — старый, застиранный и растянутый — дарит чувство безопасности. В нем она почти что дома — прячется, как улитка в раковине. И все же в нем не укрыться ни от внимательных глаз Джагхеда, ни от его неуместных вопросов. — Ты спишь с Хирамом Лоджем? — прямо спрашивает он, и Арчи молчит, глядя на него исподлобья. Ей не хочется отвечать на вопрос. Джагхед умный мальчик и прекрасно знает ответ. — С каких пор ты снова лезешь в мою личную жизнь, Джаг? — наконец говорит она. — Думаешь, имеешь на это право? Джонс сжимает зубы и медленно выдыхает. У Арчи болит голова и нет никакого желания разбираться, что именно его сердит. У Джагхеда всегда все слишком сложно — не как у нормальных людей. — Ты снова позволяешь манипулировать собой, Арчи. Тебе не кажется, что с этим пора завязывать? Арчи смеется, обнажая зубы. Не то чтобы ей действительно было смешно. — Снова позволяю манипулировать собой кому-то, кроме тебя? Договаривай, Джаг. Он морщится, как от зубной боли. Должно быть, у него тоже болит голова. Арчи плевать. Она устала и давно уже не испытывает жалости к людям — только глухую злость. Ей обидно до слез, но она не плачет. — Я беспокоюсь за тебя, Арчи. — Нет, — обрезает она. — Ты беспокоишься, что я встану на сторону Хирама, когда твои Змеи вступят с ним в открытый конфликт. — А ты встанешь? Арчи давит смешок, но он сменяется гримасой боли, стоит Джагхеду схватить её за запястье. Цепкие тонкие пальцы ложатся поверх лилового браслета под тканью свитера, и Эндрюс шипит, а Джагхед действительно умный мальчик и все понимает правильно. — Он причиняет тебе боль, — констатирует факт, задрав рукав её свитера и разглядывая потемневшие синяки, ярко контрастирующие со светлой кожей. — Почему ты позволяешь? Светло-голубые глаза Джагхеда темнеют, и на его скулах играют желваки. Арчи бы засмотрелась, не будь так сердита, но она только дергает руку на себя, вырываясь из его хватки. — Ты тоже делаешь мне больно. Почему я позволяю? Джагхед молчит, а Арчи снова натягивает рукава на пальцы, сутулится и обнимает себя руками, прячась в свою раковину. — Ты больше не доверяешь мне, — наконец говорит Джагхед. В его голосе уже нет злости — он бесцветный и сухой, как декабрь. Они в школе, но Арчи кажется, что снег лежит на её волосах и не тает. — Моего отца чуть не убили, Джагхед. Серийный убийца расхаживает по улицам нашего крошечного города, и никто не знает, кто это, хотя все понимают, что это кто-то из наших знакомых. Ты можешь спокойно спать, зная об этом? Я не могу. — Мы найдем его. — И что сделаем? — А что сделает твой Хирам? Яд сочится из его слов, и Арчи усмехается, думая, что Джаг очень быстро стал похож на Змеев Саутсайда. Кровь — не вода. — Мой Хирам, — говорит она медленно, смакуя слова и наслаждаясь вновь проступившим на лице Джагхеда гневом, — позволит мне отомстить. И не осудит. А ты, Джаг? — Больше не боишься крови, Арчи? Он тебя к ней уже приучил? Эндрюс закатывает глаза. Джагхед невыносим. Голова раскалывается все сильнее. Звонок звенит, вонзая иглы в виски. Арчи подходит ближе, сминая ворот футболки Джагхеда в пальцах. — Выбирая между кровью отца на руках и кровью психа в маске, я выберу второе, — чеканит она ему в лицо. — И ты не встанешь у меня на пути. Ноздри Джагхеда хищно раздуваются. Арчи видит, что ему многое еще хочется ей сказать, но она не собирается больше слушать — отпускает ворот его футболки и убегает на урок прежде, чем он успевает удержать её. Холодный сухой декабрь першит в горле, собирается влагой в уголках глаз. Арчи нервно натягивает и без того растянутые рукава старого свитера на дрожащие пальцы, пытаясь вернуть себе утраченное чувство безопасности. Джаг не имеет права винить её за желание уберечь свою семью любой ценой. Ведь так?