Небо Лондона

Лань снова превратился в Ланя… по поводу чего Чейз испытывал двойственные чувства. Не стоило расслабляться. Пусть видеть его таким было привычнее, это значило, что фабрикант преподнесет очередной сюрприз. И всё же за неполный час Чейз узнал о нем не меньше, чем за весь прошлый месяц. Детектив и предположить не мог: судьба Хавьера так тесно переплелась с жизнью другого человека, что это уже больше походило на клубок ядовитых змей, угрожающий всем, кто окажется в него впутан. Чейзу довелось увидеть, к чему привёл, казалось бы, крошечный укус – два малозаметных пятнышка на коже. До сих пор с трудом верилось в то, что Лань смог выбраться, пусть и не без потерь, и главное теперь не дать бывшему любовнику снова втянуть его в этот кошмар. Для лейтенанта Мейсон был выродком, Хавьер же рассказывал об умном, интересном человеке, с изрядным обаянием. О человеке, которого он, черт подери, однажды полюбил. И не его вина, что тот оказался чудовищем. Чейз бы попробовал смириться, если бы он был кем угодно, только не Йеном Мэйсоном! Увы, совершенные ошибки уже не исправить, можно только попробовать излечить старые раны, ведь пока человек жив, они имеют свойство заживать… Оставляя после себя шрамы и память, которые не искоренить. В какой-то момент Чейзу даже на миг показалось, что Лань выгораживает мерзавца перед братом. Неприятное чувство… При этом Хавьер даже не пытался оправдать себя, хотя Чейз никогда бы не подумал, будто он, изрядно набравшись, готов отдаться первому встречному. Напротив, упрямо подчеркивал, что сам шел на всё, что предлагал Мэйсон, но разве он мог хотеть этого на самом деле? Чейз подумал о своих долгих беседах с Мелиссой, к счастью, та старалась втянуть его во всё это лишь на словах. Но в итоге она добилась своего – теперь Цзян действительно хотел знать. В этой истории всё ещё хватало недосказанностей, пустых мест, пробелов, которые ему требовалось заполнить, так или иначе. Детективу даже приходилось напоминать себе, что они находятся не в допросной, и он не имеет права давить на рассказчиков. Постепенно история подходила к известному Чейзу финалу. За душегубом гонялась половина лондонской полиции и это порождало настоящий бардак. Ушло немало времени, чтобы объединить все собранные материалы в одно толстое дело. Не удивительно, что кое-что случайно потерялось. И надо было иметь стальные яйца – или же быть круглым дураком – чтобы в присутствии полицейского сообщить, сколько было заплачено одному надёжному человеку, поспособствовавшему исчезновению имени Хавьера из всех документов. Признание Честера удивило не только лейтенанта. Лань вскочил, вмиг потеряв самообладание. От его порывистого движения со стола звонко слетел соусник, а с жардиньерки у входа – придремавший кот, с существованием которого в доме любовника Чейз честно старался примириться. Саймон опомнился первым, ещё не успев пересечь порог, развернулся и по-пластунски на брюхе начал подкрадываться к покачивающейся на полу металлической посудинке и растекшемуся по паркету сливочному соусу. Цзян по примеру Ланя поднялся, попробовал прикоснуться к любовнику, но тот уклонился. Он и правда был вне себя. Настолько, что не мог подобрать слов. Второй фабрикант сник, неодобрение брата тяготило его сильнее чувства вины за неблаговидный поступок. Чейз развернул Хавьера к себе, встретил невидящий взгляд и несильно ударил по щеке, возвращая хрустальным глазам осмысленность. – Чейз, – Лань посмотрел на полицейского в полнейшей растерянности. – Этого не может быть… мой брат не мог… он бы никогда… – Господа, если вы позволите, – впервые подал голос обычно не в меру болтливый художник. – Мне показалось, губы Честера шевелились, но я не слышал ни слова. А Вы, лейтенант? В повисшей в столовой тишине было слышно только слаженное чавканье, с которым оставленные без присмотра животные мыли пол. Хавьер посмотрел на художника, потом перевел настороженный взгляд на Чейза. – Аналогично, – буркнул он, хотя и не хотел поддакивать Инну. Потом пришлось прикрикнуть на Ангела, который принялся гонять соусник по полу, пытаясь вылизать из него остатки нечаянного лакомства. Кот немедленно сунул в освободившуюся посудину круглую как тарелка морду и зашуршал о стенки шершавым языком. – Все ужасно взбудоражены. Почему бы нам на время не прерваться? К тому же я тоже хочу принести пользу расследованию, – продолжал Вэйд примирительно, и Чейз угадал намеренье увести его из столовой. Но Хавьер, хоть и пришёл немного в себя, ещё держал его за рукав. Даже когда Чейз заставил его опуститься обратно на стул, хватка ничуть не ослабла. И Вэйд хотел, чтобы он оставил Ланя сейчас? Пусть даже с близнецом, немыслимо! – Идемте-идемте, мистер Цзян, – настаивал художник. И как только решил бросить своего ненаглядного Честера одного на растерзание? – Обещаю, я украду Вас всего на пару минут. Хавьер постарался выглядеть так, чтобы убедить Чейза: за эти две минуты с ним ничего не случится. Впрочем, впору было беспокоиться за его близнеца. Чейз попробовал представить, что Анна… нет, лучше уж пусть её непутевый павлин вляпается в какую-нибудь гипотетическую историю. Чейз бы не задумываясь воспользовался служебным положением, чтобы его выгородить, но ни за что не поставил бы никого из близких в известность. Как раз таки, чтобы избежать вот таких серьезных разговоров за закрытыми дверьми, какой сейчас ждал фабрикантов. Как будто и так не понятно: иначе и быть не могло! – Ну, – спросил он сварливо, поняв, что Вэйд, бодро постукивая тростью, направляется к себе на веранду. – И о чем Вы хотели поговорить с глазу на глаз? – Уж точно не о том, как продвигается работа над Адамом и Евой, – в тон ему ответил Вэйд. – На прошлой неделе я примерил на себя роль полицейского художника и нарисовал интересующую Вас личность. Полагаю, инспектор Сэйлфорд так просто не расстанется с моим рисунком, но у меня есть второй. Чейз издал неопределенный звук, предлагая договаривать, раз уж начал. Художник же выудил альбом и принялся прямо на весу препарировать его. Трость он при этом зажал подмышкой. – Хавьеру я по понятным причинам его не показывал, но Честер говорит, получилось похоже, – поделился он и протянул Чейзу лист плотной бумаги, с которого смотрело самое мерзопакостное насекомое из всех, которых ему доводилось видеть. Детектив с трудом подавил желание скомкать лист. Вместо этого он сложил рожу Йена Мэйсона вчетверо и вложил под обложку своего блокнота для сохранности. Самые приметные черты были схвачены с удивительной четкостью, которой бы не каждый фотограф добился. – Прежде чем Вы спросите: мне пришлось потренироваться, – Вэйд развел руками. – Так что уж не потеряйте… Цзян кивнул, показывая, что серьёзно отнесется к своей работе. Художник смотрел на него, как будто ожидая чего-то еще. И едва ли вознаграждения за свои труды. Пожалуй, он был прав – был кое-какой личный интерес… – Скажите, мистер Инн, – он даже не стал называть его настоящим именем, чтобы не потерять его расположение сейчас. – Может быть, Вам случалось рисовать кого-то более приятной наружности? – Я, кажется, улавливаю намек, – художник беззаботно рассмеялся, прекрасно зная, что от этого Чейзу захочется хорошенько его стукнуть. – Посмотрим, что тут можно сделать… Не уверен, что у меня найдется именно оплечный портрет… Инспектор мог поклясться, что это было сказано только для того, чтобы посмотреть, как он изменится в лице. Цзян скривился, поняв, какое удовольствие только что доставил этому пакостнику. Да он форменным образом отыгрывался за то, что лейтенант видел работу, которая изначально не предназначалась для посторонних, да еще и неоконченной. – Я ждал, что Вы давным-давно спросите об этом, – признался Вэйд, поискав блокнот с твердой обложкой, который почему-то оказался в заполонивших его жилище кустах. Чейз постарался не удивляться. – Особенно после того, как Хавьер заполучил Ваш портрет. От этого до сих пор было не по себе… А проклятущий хуедожник тем временем принялся по одному переворачивать листы, внимательно разглядывая собственные рисунки, словно в первый раз их видел, и растравляя тем самым любопытство полицейского. Под таким углом ничего не было видно, но он не двигался с месте, не желая показывать заинтересованность. Наиграется и отдаст, что он там приготовил, никуда не денется. На рисунке, который Инн наконец подал детективу, был изображен джентльмен в безупречном светлом костюме, невыразимо томящийся от скуки. Он будто светился среди разношерстной беснующейся толпы, частью которой брезговал сделаться. В серых глазах застыл немой вопрос, обращённый не то к зрителю, не то к самому себе. Но чем больше Чейз смотрел, тем сильнее ощущал, что чего-то не хватает… Художник поймал образ очень детально и четко, но не было в нем какой-то искры, и это делало Хавьера на портрете незнакомым и отстраненным, холодным, как прозрачное стекло или первый лёд на Темзе. – Я нарисовал его в тот самый день, – сказал Вэйд уклончиво. – За несколько минут до вашей встречи. Что вообще художник мог знать о задержании? Чейз потер переносицу. Он даже не извинился толком перед Ланем за то, что завалил его лицом в грязь в том переулке… Попадись тогда Чейзу не он, а этот хуедожник, ох и отвёл бы душу… Впрочем, Цзян и сейчас для острастки зачитал паршивцу права, чтобы не совал любопытный нос в их с Ланем дела. Он-то что делал на этих боях? – Как думаете, буря уже миновала? – обратился к нему Вэйд, отвлекая от опасной мысли. По зрелому размышлению мужчины дали Ланям ещё немного времени. Но не было ничего хорошего в том, что художник признал инспектора знатоком в области выяснения отношений с непутевыми братьями. Когда они вернулись в столовую, близнецы прилагали огромные усилия к тому, чтобы выглядеть, как ни в чем не бывало, но чувствовалось, что между ними произошло что-то не слишком приятное. Вэйд кинулся было к своему Ланю, но застыл на месте. Пока они с Ангелом позировали для его картины, пёс успел смекнуть, что у художника всегда припасено что-то вкусненькое и теперь, когда горничная протерла пол, решил – как в тот раз, на веранде – проверить, не обломится ли ему ещё чего от живописца. Цзян уже успел пожалеть, что приучил его к этому… Инн обмер, когда Ангел подбежал и поднялся на задние лапы. Передними он уперся куда-то в живот нетвердо стоящего на ногах мужчины и этого хватило, чтобы почти свалить его с ног. Честер вскочил, готовый спасать художника от посягательств терьера. – Ангел, – рявкнул детектив, но пёс его не так понял и только повернул морду, не подумав прекратить досаждать художнику. Тогда Чейз ещё больше повысил голос: – Лежать! Цзян не смог бы объяснить, почему выбрал именно эту команду. Возможно, потому что в таком положении эрдельтерьер выглядел безобидно и игриво, почти как щенок, не такой уж и большой с высоты человеческого роста. Как бы то ни было, Ангел немедленно улегся на пол у ног художника, повилял хвостом, а когда подоспел Честер, даже перевернулся, показывая живот. С Хавьером этот трюк бы сработал, но его младший брат и внимания не обратил. Он попытался увести художника, но тот неожиданно уперся. – П-подожди, – запинаясь и крепко зажмурившись, пробормотал Инн. – Он ещё здесь? – Мгм, – подтвердил Честер. – Чейз, ты не хочешь отозвать Ангела? – спросил Лань, но детектив знаком показал ему повременить с этим. Терьер приподнял морду, глядя на людей, которые почему-то не торопились почесать его. Перелег, отставив лапу и коснувшись штанины задрожавшего художника. Потом повел ухом: «Надо же, какие непонятливые у хозяина друзья, как бы ещё намекнуть?» Наконец, Вэйд решился открыть глаза, чтобы убедиться, что его до сих пор не начали есть. Чейз подошел и сел на корточки рядом с псом, положил руку ему на морду, почесывая. Ангел от восторга прихватил его ладонь зубами, совсем легонько. Теперь, когда пасть пса была занята, Инн посмотрел на него смелее. Чейз решил, что с него хватит: эта блажь порядком раздражает и мешает. Если он вынужден мириться с бесполезным котом, то художнику придется свыкнуться с Ангелом. – Свой, – сказал Чейз, хотя пес и так признавал всех присутствующих. Потом требовательно глянул на Вэйда снизу вверх. – Ну, чего ждете? Недавно он бледнел от того, что Ангел увивался у стола, подбирая разлитый соус, а сейчас, похоже, всё-таки собрал яйца в кулак. Неужто тоже понимал, что пора покончить с этим? И покончить раз и навсегда. Неодобрительный и встревоженный взгляд Честера Цзян попросту проигнорировал: и так понятно – не доверяет. Да и с чего бы? Однако его драгоценный художник кое-как, опираясь обеими руками на палку, присел. Ангел перестал жевать рукав хозяина и облизнулся, отчего Вэйд растерял всю оставшуюся решимость. – Да потреплите, наконец, чертова пса, никто Вам руку не откусит, – Чейз не стал напоминать, что можно здорово подорвать самоуважение, если сбежать сейчас. – У Вас слишком плотоядное выражение лица, – промямлил Инн, но трость выпустил. Рука у него при этом заметно дрожала. Он снова зажмурился и едва не повалился на задницу, когда Чейз стиснул его запястье. Несмотря на то, что Честер, должно быть, едва сдерживался, чтобы не двинуть обидчику его художника, детектив насильно прижал чужую ладонь к плотной курчавящейся шерсти Ангела, который уже чуть ли не повизгивал от всеобщего внимания. – У Саймона шерсть мягче, – обвиняющим тоном отметил Вэйд и посмотрел так, будто Чейз его обманул.