Точка зрения

      — Энакин, послушай меня.       Он узнал бы этот голос, даже потеряв память. Оби-Ван поймал его в ангаре, шагнув наперерез. Энакин быстро сместился вбок, надеясь обойти досадное препятствие, но рука, намертво схватившая его за запястье, заставила развернуться.       — Что вы хотели, магистр Кеноби? — сквозь зубы процедил Энакин, холодно смотря на как всегда спокойного джедая. Он хотел стереть спокойствие с его лица, увидеть хотя бы отголоски эмоций. Ещё никогда Энакин не испытывал такого сильного желания врезать Оби-Вану.       Он не хотел видеть его, не хотел говорить с ним, не хотел слушать, и он абсолютно точно не заметил, что его бывший мастер выглядел измотанным. Энакин понятия не имел, когда тот в последний раз спал. Судя по бледности и мешкам под глазами — несколько суток назад, ещё до окончания дела с Рейко Хардином. Тихий голос у него в голове, подозрительно похожий на голос Асоки, заметил, что паршиво выглядеть Кеноби мог по той же причине, по которой сам Энакин был недовольнее Мейса Винду и злее крайт-дракона. Энакин вежливо попросил голос Асоки заткнуться. Даже если что-то волновало Кеноби, это больше совсем не волновало Энакина.       Оби-Ван вздохнул и отпустил его руку. В глазах Кеноби, когда он пересёкся взглядом с Энакином, была изрядная доля решимости заставить своего бывшего падавана слушать.       — Что-то произойдёт, — Оби-Ван был серьёзен, — Энакин, пожалуйста, будь осторожнее.       Энакин издевательски рассмеялся и поморщился, взглянув на нахмурившегося Кеноби:       — Осторожнее, мастер, я могу подумать, что вы волнуетесь, — выплюнул он и развернулся, чтобы продолжить путь к своему кораблю, — постоите над моей могилой, если она будет, и забудете. Так ведь поступают хорошие джедаи.       Если бы он действительно врезал Оби-Вану, тот не мог бы выглядеть более уязвлённым.       — Энакин…       — Отъебись от меня, — огрызнулся он и растворился среди клонов, готовящихся к посадке на Разрушители.       Восприятие Энакина было затуманено.       Темнота, казалось, заполонила Корусант и ближайшие системы, не давая видеть, не давая чувствовать. Энакин не был уверен, что может ясно мыслить последние недели.       Он мог принять предупреждение всерьёз, но видеть Оби-Вана он не хотел ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Тот, очевидно, не испытывал необходимости в Энакине и, конечно же, ему не доверял.       Взгляд Кеноби буравил его спину ещё некоторое время, но его бывший мастер мог оставить извинения при себе, по крайней мере до того момента, когда Энакин захочет слушать.       Энакин ударился затылком о стену медотсека и зажмурился — последний разговор с Оби-Ваном был полным дерьмом и он был бессилен что-либо изменить. Что если тогда они виделись в последний раз? Что если он успел сказать Оби-Вану всё, кроме самого важного?       Тьма собирается вокруг, я больше не могу ясно видеть.       Я убил их. Всех. Женщин и детей тоже.       Я сомневаюсь во всём, что происходит.       Я женат на Падме.       Я волнуюсь за Асоку.       Ты всегда был моим лучшим другом.       И ты сделал мне больно.       Я люблю тебя.       Энакин сказал бы всё это после войны, когда он больше не был бы нужен Республике как генерал, когда Асока больше не нуждалась бы в мастере. Он сделал бы её рыцарем и ушёл, потому что оставаться в Ордене ему бы больше не позволили, и он бы понял это решение. И для Асоки и для Оби-Вана, если бы тот захотел, если бы тот принял его после всего, что узнал бы, двери дома Энакина всегда были бы открыты — дружба не заканчивалась вместе с войной, и Энакин хотел верить, что она не закончится вместе с его секретами.       Был шанс, что теперь он никогда этого не узнает.       Впервые, сидя у койки в медотсеке с Квай-Гоном, ещё не пришедшим в себя, Энакин подумал о том, что у них может не быть никакого «после». Сотни джедаев уже погибли и погибнут ещё, если война не остановится. Энакин видел Оби-Вана мёртвым, и Энакин должен был понять там, стоя над телом своего лучшего друга: он должен был отпустить ярость и обиду — это была пустая потеря времени. Времени, которого у них больше не было.       — Кажется, ты чем-то расстроен, — мягкий тихий голос Квай-Гона просочился сквозь мысли Энакина, заставив открыть глаза. Пришедший в себя Квай-Гон наблюдал за ним, аккуратно придерживая бок с заживающим ранением.       Энакин несколько мгновений оценивающе смотрел на него и, не найдя причин для беспокойства, вновь откинул голову на стену, стукнувшись затылком.       — Я сказал Оби-Вану отъебаться от меня. В нашу последнюю встречу.       Он не видел как в глазах Квай-Гона отразилось понимание, но сочувственное прикосновение в Силе он заметил.       — Если тебе станет легче, — негромко ответил Джинн, нарушая тишину медотсека, — это было последнее, что я слышал от своего падавана.       Тихий обречённый стон сорвался с губ Энакина. Стало хуже. Он пристально вгляделся в Квай-Гона и выдохнул:       — Он любил вас, — он легко выдержал удивлённый взгляд своего гранд-мастера, своего живого гранд-мастера, — Оби-Ван наверняка не говорил, и больше у него нет шанса, поэтому: он любил вас.       Квай-Гон поднял брови, понимая явно больше, чем Энакин сказал. Энакину нечем было заполнить неловкое молчание, повисшее в комнате, и ему пришлось отвести взгляд. Он усмехнулся, тряхнул головой и спрыгнул с кровати, чтобы занять стул рядом с улыбающимся Квай-Гоном. Улыбался Джинн так, словно знал тайну, не подвластную другим умам, не подвластную Энакину.       — Как дыра в вашем боку, мастер?       В медотсеке витал запах бакты и стерильности, от которого Энакина изрядно тошнило, так что он был бы рад выбраться отсюда, как можно скорее.       Квай-Гон прищурился и Энакин ухмыльнулся шире.       — Неплохо, благодаря тебе, — Джинн склонил голову на бок, не сводя с него взгляда, — я становлюсь слишком стар для таких развлечений.       — Согласен, — немедленно отозвался Энакин, кротко улыбнулся на хмурый взгляд Квай-Гона и вновь стал серьёзным, — вы собирались лететь туда один.       — А ты спас мне жизнь. Я знаю.       Ещё одного напоминания о том, что он едва не потерпел неудачу в сохранении жизни Квай-Гона, Энакину было не нужно. Но в этот раз он справился, в следующий будет внимательнее. Энакин не собирался второй раз хоронить Джинна.       Даже звёзды умирают, Энакин, и делают это вне зависимости от твоего желания.       Энакин мотнул головой, выбросив голос Оби-Вана из головы. Он кивнул Квай-Гону, почувствовав себя невероятно уставшим:       — Всегда пожалуйста.       И всё же, умирают все.       На этот раз голос не принадлежал Оби-Вану, на этот раз он принадлежал дракону из его ночных кошмаров, дракону, который говорил, что Энакин недостаточно силён, чтобы спасти тех, кого он любил. И никогда не будет.       Слушать свой страх он не собирался. Они не были мертвы, они были не здесь. Где-то, куда Энакин пока что не мог добраться, куда, возможно, добраться никогда и не сможет. Но они были живыми, он бы, конечно, узнал, будь это не так.       Квай-Гон прочистил горло и приподнялся на подушке:       — Могу я спросить о твоей знакомой?       Энакин моргнул. В голове было пусто как вне города на Татуине. Он молча смотрел на Квай-Гона, пока тот не решил пояснить:       — Вентресс, кажется. Она появилась вовремя.       — Впервые, — отозвался Энакин, — обычно она появляется, когда меньше всего нужна.       Квай-Гон безмятежно промурлыкал что-то себе под нос и замолчал.       Прислушавшись к изменениям в Силе, Энакин выдохнул — корабль покинул гиперпространство. До храма оставалось меньше часа и Квай-Гон, наконец, окажется в бакта-камере. Медик-клон сделал всё, что мог, с раной, наложив повязки со всё той же бактой, но этого было недостаточно, даже если рана не была смертельной.       Энакин любил возвращаться, хотя Корусант стал его домом гораздо позже, чем его взяли в падаваны. Возможно, когда они с Оби-Ваном, наконец, начали разговаривать о чем-то, кроме обучения, или когда Энакин впервые почувствовал, что в храме он не лишний. Как бы то ни было, в конце концов, он полюбил Корусант. Он мог навестить своего старого друга Палпатина в любое время, наведаться к Декстеру с Асокой и Оби-Ваном, провести время с Падме. Война вносила свои коррективы в жизнь, и на Корусанте он появлялся нечасто, но в каждый свой перерыв между миссиями он старался восполнить общение с ней. Он должен был видеть Падме, должен был знать, что с ней всё в порядке и, пока он одерживает победы на передовой, она побеждает своих врагов в Сенате.       Ни к Падме, ни к Палпатину он пойти не мог, Оби-Вана встретить тоже не представлялось возможным. Корусант стремительно терял свою привлекательность. Возможно, он мог бы найти Асоку, если она была в храме; при большом везении, они даже могли оказаться знакомы.       — Я не мог не заметить, — Квай-Гон счёл момент подходящим, чтобы вырвать Энакина из раздумий, — твой Соресу был весьма… — Джинн оборвался, подбирая слово, — неплох.       Энакин усмехнулся и провёл рукой сквозь запутанные волосы. Он никогда не понимал философии Соресу, но его фактическую пользу признавал. Иногда, очень редко, практически никогда, бой поворачивался так, что необходимостью была не победа, а выживание. Тогда, и только тогда Соресу был полезен. Конечно, Энакин знал тысячу и один аргумент против своей точки зрения, он видел каждый из аргументов в действии, когда Оби-Ван выходил живым из безнадёжных боёв. Не просто живым — победителем.       Мустафар покрылся бы льдом прежде, чем он признал свою неправоту.       Сам Энакин был далёк от мастерства в Соресу. Джем Со или даже Атару подходили ему куда лучше. Но ему не нужно было быть мастером, чтобы какое-то время сдерживать Мола и его брата. Энакина тренировал мастер, и этого было достаточно.       — Оби-Ван мастер Соресу, — ухмылка превратилась в лёгкую улыбку.       Посмеиваясь, Квай-Гон недоверчиво уставился на Энакина:       — Оби-Ван мастер Соресу? — улыбка Энакина отразилась на лице Джинна. — Мальчик, которого я помню, был слишком беспокоен, чтобы найти себя в защите.       Энакин не застал время, когда Оби-Ван практиковал Атару, знал, что это было, но не помнил. После смерти Квай-Гона Оби-Ван переключился на Соресу, стал мастером, превратил свою защиту в оружие, в смертоносное оружие. Энакин не знал мальчика, о котором говорил Квай-Гон. Тот мальчик погиб, стоя у погребального костра своего учителя.       — Теперь его называют Переговорщиком, — отозвался Энакин, заметив, что Джинн всё ещё смотрит на него.       — Так он всё же научился говорить прежде, чем хвататься за меч, — пробормотал Квай-Гон, обращаясь столько же к Энакину, сколько к самому себе, отвёл взгляд и замолчал.       Энакин, напротив, удивлённо уставился на Джинна. Говорить прежде, чем хвататься за меч? Серьёзно?       Он нахмурился, кинул взгляд на дверь, размышляя, насколько сильно его присутствие желательно — он видел тоску в глазах Квай-Гона так же отчётливо, как на несколько мгновений ощутил её в Силе. Была ли она по мальчику, защитившему своего учителя от ситха, или по человеку, которым этот мальчик стал, и которого Квай-Гону никогда не удастся встретить?       Энакин бросил мысли о побеге, сгорбился и уставился на свои руки. Что если все они так сильно рассчитывали на потом, что потеряли время, которое у них было?       ***       Стоило одному из клонов выкатить гравитационные носилки, на которых лежал Квай-Гон, им занялась Вокара Чо, встречающая корабль в ангаре. Энакин проследил за Джинном, уверяющим целителя, что он в полном порядке и в любой момент может дать бой ещё одному ситху, и поклонился Йоде, опирающемуся на свою любимую палку.       — Ранен ты, юный Скайуокер? — Йода направил кончики своих ушей на него, словно в них был встроен медицинский сканер.       — Нет, мастер, я в порядке.       — Хорошо. Отчёт тогда дать сможешь Совету, — грандмагистр развернулся к выходу и заковылял в его сторону, опираясь на палку. — Прогуляться с тобой хочу я, — донеслось до Энакина, уже идущего сбоку от Йоды. — Компанию составишь мне ты, мм?       Энакин предпочёл бы, чтобы ему дали время принять душ, переодеться и поесть, но все эти желания он мог отложить на какое-то время. Не раз откладывал. Он был в храме, а значит, ему не придётся принимать неожиданный бой, вытаскивать клонов из пекла и прикрывать спину другим джедаям. Ничего из этого не могло случиться здесь — в оплоте мира и спокойствия.       Опустив взгляд на маленького джедая, Энакин присел, ожидая, когда Йода запрыгнет к нему на плечо. Грандмагистр прошёл ещё несколько шагов, прежде чем остановился, развернулся и удивлённо шевельнул ушами, уставившись на Энакина.       — Быстрее так доберёмся, да, — пробормотал Йода, забираясь на его плечо, — верно это. Приятно тоже.       Энакин неловко откашлялся и поднялся на ноги.       — Историю твою поведал Совету Первого Знания я, — Йода заговорил, стоило им выйти из ангара, — заинтересованы они, встретиться с тобой хотят.       Энакин повернул бы голову, если бы не боялся снести грандмагистра со своего плеча. Никогда он не чувствовал такой любви к маленькому гоблину — у Йоды была куча других дел, чтобы заниматься ещё и этим. Он сам бы пошёл в Совет Первого Знания в поиске информации, как вернуться обратно, но Энакин не думал, что это сделает Йода.       — Благодарю вас, мастер, — негромко откликнулся он, открываясь в Силе настолько, чтобы у Йоды не возникло сомнений в искренности его слов.       Грандмагистр довольно крякнул, устраиваясь удобнее на плечах Энакина.       — Встретишься с ними завтра, да, — вновь заговорил он, — интересная история это, новые знания сулит нам.       Крохотный огонёк надежды, лелеемый Энакином с самого пробуждения в Залах Исцеления, разгорелся с новой силой. Если кто-то и мог помочь вернуть всё на свои места, это были хранители знаний Ордена, накопленных за двадцать пять тысячелетий. У них был доступ к информации, о которой Энакину не положено было даже подозревать.       Йода на его плече вздохнул, пока Энакин грелся в тепле его Силы — Йода был знакомым лучом света, охраняющим храм джедаев.       — Высоко отзывается коммандер Коди о работе с тобой. Знаешь его давно, мм?       Энакин вызвал лифт и остановился, ожидая его прибытия:       — Да, мастер. 212-й батальон под командованием Оби-Вана, мы часто работаем вместе.       Работали.       Ухо Йоды коснулось волос Энакина, когда он медленно кивнул, словно Энакин подтвердил его мысли:       — 501-й легион твоим был, верно? Битву при Ботавуи пережили они.       Энакин нахмурился и скосил взгляд на Йоду, не представляя, почему тому вздумалось поговорить об этом. Но Йода замолчал и был тих вплоть до дверей одной из многочисленных комнат, использующихся для брифингов, где Энакин вновь присел, позволив магистру спрыгнуть на пол.       — Отрадно это, — Йода уставился на него пронзительными зелёными глазами, — люди те же они. Шанс что есть у них жизнь продолжить — отрадно знать это. Пусть там, не здесь.       Энакин поднял брови, смерил грандмагистра взглядом и не приложил ни капли усилий, чтобы скрыть ухмылку:       — Смерти нет, мастер, Сила только.       Он поморщился, когда палка Йоды незамедлительно ударила его по голени.       — Дерзок ты, — сообщил грандмагистр известную истину и проковылял к двери. — Ждёт мастер Винду нас, времени терять не стоит.       ***       Мейс видел уязвимые точки столько, сколько себя помнил. Слабые, важные места людей, вещей, событий, истории, которая писалась на его глазах. Он знал от кого будет зависеть исход, на какие кнопки нужно нажать, чтобы разрешить ситуацию в свою пользу. Мейс был удивлён, узнав, что даже джедаи не видят того, что видит он. На то, чтобы осознать свой дар, ушло время; и, как любой дар, этот нёс в себе отголосок проклятия.       Уязвимые точки сдвинулись. Скайуокер всегда был важен, он был замешан в хитросплетениях прошлого и будущего так сильно, что иногда Мейсу казалось, что одна его мысль способна изменить галактику. Но он был лишь частью, одной из многих уязвимых точек, какими были канцлер Палпатин, некоторые сенаторы, магистр Йода, Квай-Гон Джинн и многие другие джедаи. Все были важны, но рисунок Силы сместился — Мейс не мог указать точки, которые изменились, просто всё стало по-другому. Будущее было в хаосе, прошлое скрылось, будто Сила не могла выстроить новый рисунок настоящего и решить, куда пойдёт история. Причиной этому был Скайуокер. Сила закручивалась вокруг него, но не спешила расставлять новые уязвимые места.       Наблюдая за Скайуокером, появившимся в комнате вместе с магистром Йодой, Мейс задался вопросом, не оставила ли Сила будущее на откуп избранному, который даже не принадлежал этому миру.       Только время могло сказать.       Отчёт Коди о ходе дел на Ондероне Мейс прочитал несколько часов назад и уже успел поделиться своими мыслями с Советом. Фактически миссия не была завершена, для этого повстанцы должны были выкинуть сепаратистов с планеты, но Мейс был на постоянной связи с Со Гереррой и пока что дела у них шли достаточно хорошо. Джинн и Скайуокер проделали неплохую работу.       Но не Ондерон сейчас волновал Мейса, и он мог поспорить, что Пло Кун, вернувшейся с Кристофсиса, Эйла Секура и Шаак Ти, присутствовавшие в виде голограмм, тоже могли найти тему поинтереснее для разговора со Скайуокером.       Мейс кивнул на поклон Энакина, вставшего в круг магистров у голопередатчика. Выглядел тот как человек, которому душ и сон были нужны больше, чем отчёт Совету.       — Мы уже слышали отчёт коммандера Коди о работе повстанцев. Что с Молом?       Скайоукер коротко взглянул на Пло Куна, отметив его присутствие в храме, выпрямился и перешёл к делу:       — Он ждал нас на Райдонии, как и говорил, даже не пытался скрываться. Поселение было сожжено, никто не выжил, — Энакин вскинулся и его взгляд остановился на Мейсе. — Вместе с ним был второй, Саваж.       Мейс переглянулся с Шаак Ти и нахмурился. Он видел, как переглядываются остальные. Возможно ли, что именно он нашёл Мола? Йода задумчиво клацнул палкой по полу и посмотрел наверх, на Скайуокера:       — Ситхом стал он?       — Не думаю, что он ситх, — Скайуокер сдвинул брови, сложил руки на груди и потёр подбородок, — он хорошо обращается с мечом, как и раньше, но он всё ещё не обучен.       Мейс мог бы назвать ответ Энакина бравадой, если бы тот не потратил время, чтобы обдумать его.       — Мол нашёл себе ученика? — Пло Кун оглядел собравшихся вокруг голопередатчика.       — Ученик нашёл Мола скорее,— отозвался Йода. — Или прятался Мол время это, думаешь ты?       Во всём этом был очевидный просчёт. Мейс прервал Йоду:       — Мол раньше связался бы с Квай-Гоном, если бы мог. Он не стал бы ждать годы.       — Согласен, — отозвался Скайуокер, привлекая к себе внимание, — не думаю, что он связан с сепаратистами. Вентресс и Дуку да, но Мол… — он качнул головой и скривился, выказывая пренебрежение этой идеей.       Мейс некоторое время не сводил взгляда с Энакина, чувствуя приглушённую заинтересованность магистров в Силе. Скайуокер непонимающе посмотрел на них и вновь встретился взглядом с Мейсом.       — Что произошло дальше?       — Мы вступили в бой, Квай-Гон оказался ранен, — Энакин помедлил, нахмурился, но продолжил, — и пока я пытался понять, как уйти оттуда живыми, появилась Вентресс. Думаю, она искала Саважа. Если бы она пришла по наши души, мы бы поняли.       Мейс начинал чувствовать тупую пульсирующую боль в голове. Если Дуку послал Вентресс убить Саважа или Мола, то скорее всего Скайуокер был прав — к сепаратистам тот не имел никакого отношения. Но Дуку мог попытаться убрать Мола, приревновав его к своему учителю, не говоря о том, что инициатива могла целиком и полностью принадлежать Вентресс. Ситхов, которых должно было быть двое, становилось слишком много.       Мейс подавил желание помассировать виски и кинул взгляд на заговорившего Йоду:       — В бою Вентресс помогла вам, мм?       Грандмагистр Ордена не скрывал свою печаль. Мейс знал причину, из-за которой глаза Йоды иногда казались гораздо старше, чем были — несбывшиеся судьбы, тоска по джедаям, которыми быть могли и Дуку, и Вентресс, но которыми так и не стали.       Энакин кивнул.       — Я помог Квай-Гону добраться до корабля и взлетел. Дальше вы знаете.       Мейс ответил не сразу, рассматривая Скайуокера, из которого исчезли изрядные доли неуверенности и бравады, который не был ни впечатлён, ни напуган встречей с ситхами. Мейс не раз видел этот взгляд за последние годы на лицах других джедаев, увязших в войне: усталость от непрекращающихся битв, обречённость от необходимости смотреть, как умирают невинные, и ярость от осознания, что остановить это не получается.       В самом начале войны Квай-Гон отказался принимать звание генерала и командовать армией, он не покинул Орден, как некоторые джедаи, но и участвовать в войне не стал. Мейс понимал своего старого друга. Многие джедаи видели ошибочность выбранного ими пути, они должны были быть хранителями мира, не воинами. Но понимал Мейс и другое: мира больше не было, и у каждого из них на поясе висело оружие — одно из самых смертоносных в галактике.       Мейс знал о нескончаемых спорах Джинна с собственным падаваном. Скайуокер хотел помочь, пойти и сделать то, чему его учили — защищать людей; Квай-Гон хотел оставить свой меч на поясе. И Мейс действительно хотел знать, что Сила пыталась сказать, приведя к ним Скайуокера, который за последние годы видел достаточно дерьма, чтобы больше не считать встречу с Молом захватывающей и не смотреть на Совет так, словно они были его худшими врагами.       Мейс поймал ожидающий взгляд Пло Куна, обращённый к нему, и оставил свои попытки понять Силу на более свободное время.       — Хорошо, Энакин, можешь идти.       Скайуокер поклонился, распутав руки, но, сделав несколько шагов к выходу, развернулся:       — Со Герерра связывался с вами?       Мейс уставился на него нечитаемым взглядом:       — Да. Пока что всё идёт нормально.       Энакин кивнул и, наконец, покинул комнату.       ***       Комнаты встретили Энакина тишиной. Не было ни спокойной деятельности Оби-Вана, ни лихорадочных поползновений Асоки к подготовке к занятиям, которые она пропускала из-за хода войны. Он перешагнул через лист одного из растений и направился к освежителю. Энакин мог притвориться, что это очередная миссия, которую на этот раз он выполняет один.       Сила отлично помогала оставаться на ногах, но необходимость сна всё же давала о себе знать. Должен ли он был написать отчёт прямо сейчас или Мейс будет достаточно занят, чтобы не вспомнить о нём до завтра? Должен ли он вообще писать отчёт? Это никогда не входило в обязанности падаванов. Но Квай-Гон был ранен, и Энакин вполне мог быть достаточно любезен, чтобы сделать это за него. После того, как восполнит запас сна.       Энакин вылез из освежителя и скосил взгляд на своё отражение — зеркало услужливо подсказало, что падаванская косичка всё ещё была при нём. Ради Силы! Ему оставалось несколько лет до звания магистра, которые он провёл бы, обучая Асоку. Не иметь даже звания рыцаря было оскорбительно — Энакин давно доказал, что достоин его. Чем он занимался здесь, если все еще ходил в падаванах? Почему Квай-Гон не отправил его на испытания?       Не имея желания и дальше задаваться вопросами, на которые не мог получить ответ, Энакин добрался до своей кровати, кинул комлинк рядом с подушкой и провалился в сон.       Утро началось в четыре стандартных часа, когда организм решил, что запас сил восстановлен и он вновь может функционировать. Энакин его энтузиазма не оценил. Он добрёл до столовой, будучи абсолютно потерянным. Что он должен был делать? Чем заниматься? У него, как и каждого джедая, были определённые обязанности, когда он оставался в храме. Должны были быть и здесь. Энакин собирался найти своё расписание прежде, чем начнёт сходить с ума.       К шести Энакин оказался в Залах Исцеления, надеясь, что сможет навестить Квай-Гона. Джинн спал, и Бент была абсолютно не впечатлена идеей разбудить его, так что Энакин удостоверился, что Квай-Гон выглядит вполне живым, и отправился бродить по храму в сторону тренировочных комнат. Он мог попытаться найти партнёра для спарринга.       Несколько рыцарей и падаванов уже были заняты утренними тренировками: одни проходили через ката, другие только разминались, кто-то делал неизвестно какое сальто подряд. Энакин оглядел зал, занял свободное место и начал собственную тренировку.       Вызов в Совет Первого Знания он получил ближе к вечеру и, поведав магистрам свою историю, вновь оказался свободен. Мастер Тьюн — куратор записей архива — уверил Энакина, что тому сообщат всю информацию, которую смогут найти. Энакин пожал плечами — лучшего выбора у него всё равно не было.       Отчёт о миссии на Ондероне он отправил в Совет тем же вечером, починил несколько тренировочных дроидов, несколько раз заговорил с R2 и несколько раз вспомнил, что его здесь нет.       На следующее утро Энакин всё же застал Квай-Гона бодрствующим и от целителей ушёл уже вместе с ним. Выглядел Джинн живым и бодрым. Квай-Гон сообщил, что через пару часов его ждёт Мейс, и поинтересовался, есть ли планы на день у Энакина.       У Энакина на вторую половину дня были запланированы две тренировки у юнлингов, починка дроидов и попытки игнорировать отсутствие связи со своим учителем и со своим падаваном, невозможности сбежать к Падме или забыться. Сообщил он, конечно, только о тренировках. Джинн посмотрел на него так же, как и мастер Драллинг — инструктор боя на световых мечах — когда Энакин выразил желание эти самые тренировки провести. В последние дни на него многие смотрели странно.       Энакин не любил задерживаться в храме надолго, он любил быть в пути туда, где мог принести пользу, где мог спасти тех, кто в этом нуждался. Сколько бы Оби-Ван ни утверждал, что храм это его дом, Энакин знал, что его учитель, его лучший друг, любит скитаться по галактике ничуть не меньше. В конце концов, они были джедаями, хранить мир было их прямой обязанностью, и делать это, сидя на Корусанте, было невозможно.       Сейчас Энакин должен был участвовать в битвах на Внешнем Кольце, стараясь закончить Войну Клонов, чтобы сделать то, чему его учили — принести в Галактику мир.       Энакин вздохнул и аккуратно исправил положение ног одного из юнлингов, изучающих свои первые ката. Цин Драллинг не сводил с него взгляд уже добрых полчаса, с самого начала тренировки, будто Энакин был не очередным старшим падаваном, а кем-то, кто мог навредить юнлингам.       Энакин проследил за работой ног девочки-тви`леки, за балансом меча в её руке и отошёл к мастеру Драллингу.       — Ей нужен обратный хват, — негромко обратился он к инструктору, — её баланс станет лучше.       Цин окинул его настороженным взглядом, но одобрительно кивнул:       — Верно. Можешь сказать ей об этом.       — Что-то не так, мастер? — Энакин нахмурился.       — Всё в порядке, падаван, — отозвался Драллинг, — продолжай урок.       Энакин нахмурился сильнее, но вернулся к обучению. Это было почти похоже на уроки, которые он проводил с Асокой. Юнлинги, в какой-то мере, тоже были его ответственностью.       Добрую часть ночи Энакин провёл в медитации, сначала в боевой, после — в самой обычной, сидя у окна в комнатах. Уже несколько раз он чувствовал присутствие связи с Оби-Ваном, один — с Асокой. Возможно, нужно было более глубокое присутствие в Силе, чтобы отыскать их. Он двигался на ощупь, пытался найти линии связей там, где они были, но не нашёл ничего. Энакин отпустил раздражение, нахлынувшее волной, и попробовал снова, и снова, и снова, пока не обратил свой взгляд на связь, которая была, на тонкую нить, которая тянулась от его разума к пятну в Силе, которым был Квай-Гон. Нить была тонкой, нет, натянутой до предела. Энакин уставился на неё — её существование породило множество вопросов, которые он не подумал задать раньше. Он был Энакином, но не тем, с которым у Джинна могла сформироваться связь.       Энакин сосредоточился на связи, на том конце, который должен был вести к нему, прошёл дальше и распахнул глаза. Связь проходила сквозь него и уходила в никуда.       Квай-Гон не был доволен ранним пробуждением, но, выслушав мысли Энакина, поднялся и присоединился к медитации. Связь действительно шла сквозь Энакина, но куда она вела, они так и не смогли узнать. Пустота не желала отступать.       Энакин отбросил подступившее разочарование и, отправив мастеру Тьюну сообщение о своей находке, начал новый день.