Боязнь Крови

      Америка спешил по длинному коридору, дабы не упустить след России. Он издалека поглядывал, куда бежит Беларусь, и шёл ровно за ней, буквально дыша ей в спину. Тем не менее, США держался на расстоянии. Не стоит привлекать её внимания. Выглядело бы странно и подозрительно, что американец бежит за девушкой. Он был убеждён, что она идёт именно за русским и приведёт его точно к цели. С чего? У них с Федерацией были отличные отношения. Она была, наверно, единственная, кому реально полностью доверял скрытный и таинственный для всех россиянин. А девушка не раскрывала его секретов и упорно, закрыв на все замки, их хранила от посторонних глаз и любопытных носов. Она всегда была готова его поддержать и, собственно, делала это постоянно. Ну, а русский старался помогать ей, правда, скорее экономически. Когда того требовали обстоятельства, он давал ей в долг деньги и мило улыбался, прося взамен только её ответную улыбку.       Неожиданно девушка резко завернула, раскрыв закрытую дверь в мужской туалет. Дверь она, кстати, не закрыла до конца, просто чуть толкнула её, дабы та полностью не открывала вид на происходящее внутри.       Америка насторожился. Он и так заметно нервничал. Сам не понимал, почему. Однако вся эта происходящая в данный момент ситуация очень напоминала ему сцены из знаменитых детективных фильмов и сериалов. Парень старался приблизиться к бледно-белого цвета двери максимально тихо, не издав ни единого звука, чтобы никто не догадался о его присутствии. Он не подходил ближе, ибо его могли в любой момент рассекретить. Штаты просто прислонился к стене, прислушиваясь к разговору из мужской уборной. — Россия, братец, что происходит? Ты так внезапно убежал. Все в порядке? — послышался обеспокоенный голос Беларуси. Америку начал душить дикий интерес к тому, что они сейчас делают. Он сковал его полностью. В голове он взвешивает все за и против, всеми силами борется с нахлынувшим любопытством, но проигрывает. Да, он может об этом пожалеть, но все-таки юноша решается и заглядывает в крошечную щелку. — Беларусь? Фух, это ты. Слава богу… — голос русского дрожит, как и он сам. Парень стоит возле белой керамической раковины и зажимает рукой пораненный палец, смотря на волнующуюся за него сестру. — Брат, скажи, что случилось? Я ничего не понимаю, — девушка подходит ближе и дотрагивается до ткани свитера России, но тот резко дергается будто кипятком ошпаренный и отшатывается назад, а сама Беларусь пугается и со страхом всматривается в напуганные до смерти глаза русского. — Прости, я уже совсем с катушек еду. Я просто… Опять… Опять порезался, — признается он с большим трудом. Его сестра печально вздыхает. — Ты главное не переживай сейчас, хорошо? — она открывает свою сумочку, висящую все это время у неё на плече и тщательно там что-то ищет. Америка строит миллион предположений о том, что именно ей нужно. Но в конечном итоге она достаёт обычную сухую салфетку, вынимая её из ярко-зеленой упаковки. — Отвернись.       И он послушно выполняет её просьбу, протягивая ей дергающуюся, будто от судороги, руку. Девушка аккуратно берет ладонь брата и рассматривает окровавленный палец. Американец со своим зрением смог разглядеть, что крови было слишком многовато для обычного пореза, хотя такое могло бы быть возможно, если бы парень надавливал, заставляя кровь вытекать активнее.       Блондинка взяла одну из салфеток и начала бережно протирать подушечку пальца от жидкости до тех пор, пока крови не осталось совсем. Затем она взяла ещё одну салфетку, сложила её несколько раз и обвязала ей палец, заткнув конец в прилегающие к коже кольца салфетки. — Вот и все. Видишь, тебе больше нечего бояться, — она мило усмехнулась, а через секунду была заключена братом в крепкие объятья. — Спасибо, Белка, только ты мне можешь помочь, я так тебе благодарен, — шепчет он, но все же Аме слышит каждое произнесенное им слово. — Ты можешь на меня рассчитывать, брат, но ты ведь понимаешь, что эта фобия только доставляет тебе проблемы? Ты уверен, что не хочешь воспользоваться помощью того психолога? — Белоруска поднимает глаза на растерянное выражение лица России, который был озадачен её словами. Или, вернее, испуган? Слова о фобии разжигают огонь интереса к русскому у США, и тот продолжал слушать. — Ни за что! Я не хочу возвращаться в ту психушку, с меня детства хватит, я не выдержу ещё года в этом аду, ты же знаешь, что они со мной делали, мне больно это даже вспоминать. Мои кошмары каждую ночь — это отрывки воспоминаний из проклятого 1949… — Юноша начинает тяжело дышать, запинаться и повышать тон голоса с каждым новым изречением. — Но они пытались тебе помочь, Россиюшка, и я не предлагаю вернуться туда, можно же просто позвонить Анатолию Михайловичу, и он, думаю, с радостью согласиться оказать тебе помощь. — она предпринимает попытки его успокоить, а потому говорит ровно и негромко. — Я же сказал, нет! Закрыли эту тему! Я не хочу повторения этого ужаса! И разговор на этом окончен! — Рос разозлился не на шутку. Он начинает приближаться к выходу, стуча подошвой по плитке. Американец понимает, что надо линять как можно быстрее, и, насколько это возможно, тише сбегает прочь. — Брат, стой, — кричит Белка и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, обнимает со спины россиянина, что застывает на месте, будто глиняное изваяние. Они так стоят более двух минут, просто молчат и не смеют даже громко вздохнуть. Тишину нарушает всхлип девушки. Она сжимает в кулаки шерстяную ткань его синего свитера в белую полоску. Её глаза поблескивают слезами. У России такая тёплая одежда, его сестра просто прижимается к такому родному для неё человеку и не может его отпустить. Руки просто-напросто не разжимаются, а слезы не прекращают скатываться по холодным щекам. — Прости меня, братишка, я виновата. Опять я, дура такая, поднимаю эту тему, извини меня, я не хотела. Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Я желаю тебе всего самого лучшего и хочу, чтоб ты был счастлив. Мне так тяжело, ведь я ничего не могу сделать для тебя. Я чувствую себя такой бесполезной. Мой брат страдает от этой дурацкой фобии, появившейся после великой отечественной, а я… — Тише, не плачь, сестрёнка, — Федерация поворачивается к ней лицом и, приобняв, нежно целует в светлую макушку, поглаживая по мягким волосам, вьющимся чуть ниже лопаток девушки. — Ты и так много сделала, я очень тебе благодарен, что ты все ещё держишь мою тайну в секрете. — Я надеюсь, никто не видел этого проявления твоего страха? — Беларусь вдруг озадачила русского, поднимая голову и всматриваясь в черты его лица. — Не знаю, но это будет катастрофа, если кто-то, кроме близких мне стран, узнает об этом…