***
— Так, может мне кто-нибудь объяснит, что тут вообще происходит? — нарушает тишину Хан, нервно зачесывая волосы руками назад. — Я вообще-то не Шуа, чтобы мысли читать! — Я не читаю мысли, придурок, — уже не выдерживая, отвешивает подзатыльник другу светловолосый. — Но мне тоже хотелось бы знать, что мы здесь делаем? Двенадцать парней кучкой столпились на заднем дворе школы, окружив новенького и молча чего-то выжидали. Но терпение у Джонхана уже явно потеряло запасы и пробило дно, поэтому парень, не выдержав, подлетел к Сынчолю и развернул его к себе лицом, пытаясь наконец привлечь свое внимание. — Простите, но я тоже не совсем понимаю… — подает голос Сокмин, но не успевает и закончить, как слышит смешок со спины. — Вы только посмотрите на него, не понимает он, — хохочет во всю Сунен. Его, в отличии от остальных, явно забавляла эта ситуация. — Все то ты понимаешь, засранец. Ты ведь тоже чувствуешь нас… Юн лишь сильнее хмурится, совсем не понимая, о чем толкует этот чудила, пока не чувствует крепкую хватку чьей-то ладони на своем запястье. Поднимая взгляд к ее обладателю, Джонхан сталкивается с испуганными глазами Джошуа и замирает. — Он такой же, как и мы, — в слух озвучивает чужие мысли Минхао. — Нет… Этого не может быть… — выдыхает тихо Шуа, но Джонхан все-равно слышит его, аккуратно приобнимая друга за плечи. — Раз ты скрывал свою сущность все это время, значит ты скрывал и что-то еще, — выдвигает свою теорию Вону. — Ты ведь как-то причастен к тем убийствам детей? — спрашивает Сынгван с легкой усмешкой на лице. — Что? Нет! — глаза Сокмина распахиваются, и он в шоке смотрит на окруживших его парней. — Я бы никогда… — Покажи глаза, — обрывает его вдруг Джун. Джошуа в руках Юна сжался в маленький комочек, парень явно переживал, не скрывая это от друга. Его руки тряслись, а сам он нервно покусывал губы, избегая взгляда новенького. — Я не… — красноволосый все еще упирался, но не успел он и моргнуть, как в секунду Сынчоль оказался возле него и схватив за горло приподнял парня, как пушинку. — Показывай! — Злостно рычит Чхве. — Хорошо! Хорошо… — новенький не дергается, лишь руками держится за крепкую хватку оборотня, дабы тот окончательно не оторвал его тело от головы, и медленно прикрывает свои глаза. Как только Сокмин поднимает веки, показывая настоящий цвет своих глаз, все наблюдают их алый насыщенный цвет, столь же яркий, как спелая черешня, налитое яблоко или свежая кровь. — Я же говорил, крыской пахнет, — вновь усмехается Хоши, после чего ловит грозные взгляды вампиров и получает толчок в бок от Джихуна. — Ну что?! От увиденного Шуа тушуется и утыкается лбом в плечо длинноволосого, что не выпускал его из объятий все это время. А у Джонхана ноги подкашиваются и мысли путаются. Неужели это он? И все? Так просто? — Так это ты, ублюдок?! — Порывается вперед Мингю, желая лишь разорвать на части «безжалостного убийцу». — Нет, — продолжает красноволосый с спокойным лицом. — Я не причастен к убийствам этих детей. — Но и доказательств твоей невиновности нет, — подмечает Вону. — В конце концов, твои глаза говорят о том, что человека ты все же убил. — А у нас на территории таких не принимают, — вставляет свое слово Чан, что до этого лишь наблюдал за старшими. — Этот мышонок прав, мы давно заключили договор о неприкосновенности людей на этой земле, — подхватывает Хансоль. — Мышонок? — Вскидывает бровь Сынгван с усмешкой и теперь откровенно пялится на Вернона. — Отвали, — парень лишь ведет плечом и отходит в сторону, затягивая капюшон так, что от самого Хансоля остаются видны только глаза, но на то, естественно, никто уже не обращает внимания. Сынчоль лишь опускает новенького обратно на землю и озлобленно рычит остальным, чтобы те наконец заткнулись. — А теперь, полагаю, я могу вставить и свое слово, — поправляя воротник рубашки, с легким смешком продолжает Сокмин, делая паузу, чтобы подобрать слова и найти силы, чтобы взглянуть на Джошуа, что глядел на него с видом побитой собаки. — Да, однажды я убил, но… это было давно и по собственной неопытности и глупости. Тогда меня только обратили, а мою любовь отравили. Я пытался спасти ее, я пытался высосать яд, но… — голос парня предательски сорвался, но сделав глубокий вдох, он все-таки продолжил. — Меня не обучали подобному, я не знал, как это работает. Но самое ужасное было не в этом, а в том, что я просто не смог остановиться, ощутив вкус крови… Я убил ее. Тишина разрезала воздух, все ребята ощутили напряжение и тяжесть услышанного. — Это все, конечно, трогательно, — нарушает затянувшуюся паузу Джихун, немного прочистив горло. — Но это все равно не оправдывает тебя. — К сожалению, должен согласиться, — устало потирает переносицу Минхао. — Ты же понимаешь, что теоретически, ты мог бы рассказать нам все, что угодно, находясь в данной ситуации. И в этот момент со стороны слышится тихое «он не виновен». Все оборачиваются на голос, а Сокмин расплывается в мягкой и благодарной улыбке. — Он не виновен, — повторяет Джошуа уже более уверенно. — И ты вот так просто ему поверил? — вскидывает бровь Джун. — Да, поверил, — хмыкает Джису, а потом поднимает голову на Джонхана, что все это время с непониманием смотрел на друга. — А еще я могу точно сказать, что он не причастен к убийству детей, потому что у него есть железное алиби и свидетель. — И этот свидетель… — Растягивая слова тянет длинноволосый, явно не веря своим ушам. — Да, я, — Хон тяжело вздыхает и, отпустив руки Юна, подходит к Сокмину, прикрывая его своей спиной. — Дело в том, что мы гуляли в каждую из тех ночей, когда произошли убийства. И заранее зная твои вопросы, Хани… Я хотел рассказать, и я думал познакомить вас сегодня, но все как коршуны налетели. И вся эта история меня так подкосила, и я… Джошуа начал захлебываться в потоке своих слов и сжимать свои запястья так сильно, что кожа начала краснеть, а сам парень явно начал поддаваться панике, от такого количества прикованных к ним взглядов. Как в один момент на его плечи легли холодные ладони, успокаивающе поглаживая напряженные плечи юноши. — Все хорошо, не переживай, спасибо, что принял меня, — Сокмин лишь продолжает улыбаться так мягко и тепло, что у Джису внутри все сжимается, а тяжесть, что охватывала его последние часы, обрушивается вместе с горючими слезами и тихими извинениями. — Н-да, ну и «Санта Барбара», — Минхао потирает виски, что явно отдавали головной болью, и устало разминает шею. — Но, полагаю, хотя бы с этим мы разобрались. — Вернулись на исходную, я бы сказал, — столь же устало вторит ему Сынчоль, с легкой тревогой поглядывая на Джонхана. — Но раз уж мы все настолько сблизились сегодня, — с усмешкой тянет Сокмин, продолжая гладить волосы все никак не успокаивающегося Хона. — Жду вас всех на вечеринке в восемь.***
20:30 Дом уже битком набит людьми, здесь сразу ощущается контраст холода улицы и жара помещения. Кто-то уже пьян и во всю танцует в толпе, прижимаясь к таким же пьяным и потным телам, кто-то только весело разгоняется, играя в бир-понг на кухне, а кто-то уже догнался до такой стадии, что в полусонном состоянии ползет на второй этаж с комнатами. И ведь прошло то только полчаса. По ушам стучат оглушительные басы музыки, а Джонхан уже очень сомневается в том, что хочет находиться здесь. — Да брось, Хани, нам действительно нужно расслабиться! — Утягивая в глубь дома друга, перекрикивает громкую музыку Джису. Остановившись в холле, где музыка была менее слышна, Хон берет руки Юна в свои и умоляюще смотрит на длинноволосого. — Я тоже устал от всех последних событий, но, во-первых, я очень хочу, чтобы ты познакомился ближе с Сокмином, а во-вторых, развеялся наконец и, хотя бы на ночь забыл обо всем этом сущем пиздеце. — О, вот вы где! — Из кухни вываливается Сокмин, что держал в руках два красных пластиковых стаканчика с каким-то алкоголем и улыбался ярче солнца. — Я как раз вас искал, думал уже и не придете, держите. И с этими словами парень протягивает стаканчики Юну и Хону. Джонхан принюхивается и слегка морщится. — Текила? Серьезно? — Длинноволосый усмехается и скептично смотрит на вампира. — А где же твой стакан? Как-то некрасиво нас спаивать, не принимая самому в этом участия, не находишь? — Я оставил его на кухне, — все так же улыбается Сокмин, притягивая к себе Джошуа спиной, обвивая его талию руками и укладывая свою голову на его плече. — Но к твоему сведению, алкоголь на таких, как я, совершенно не действует. В другом конце коридора появляется уже более знакомая фигура, что не спеша движется к ребятам. Заметив ее, Джису лишь кидает многозначительное «нам нужно отойти, почирикать» и подмигнув другу, утаскивает под руку ничего не понимающего Сокмина. На что Джонхан лишь цокает языком и замечая краем глаза подошедшего парня, залпом выпивает содержимое стаканчика. — Я почему-то думал, что ты не придешь, — начинает разговор темноволосый, пробегаясь взглядом по внешнему виду Юна, обращая внимание на гвоздики в ушах и расстёгнутую на две верхние пуговицы черную рубашку, что оголяла ключицы парня. — Выглядишь замечательно. — Спасибо, — хмыкает Джонхан, лишь кратко бросая взгляд на собеседника. — Ближе к делу, Сынчоль, ты хотел о чем-то поговорить? — Выпьем? — Словно не слыша длинноволосого, поднимает свой красный стаканчик парень, намекая на взаимное действие. — Я бы может и с радостью, но мне нечего, — все так же холодно отвечает Юн и показательно перевернув стаканчик ставит его на тумбу, что находилась рядом. — Тогда пойдем потанцуем, — Чоль так же оставляет стаканчик и не слушая препинания Хана, просто берет его за руку и тянет в зал, где уже играл какой-то заезженный медляк.Bea Miller — Like That
Пробравшись сквозь толпу, Чхве аккуратно берет ладони длинноволосого в свои и медленно, еле касаясь своей груди, ведет их вверх и укладывает на собственные плечи. Все кажется Джонхану настолько мучительно тягучим и медленным, что он уже подумывает о том, что это выпитый алкоголь помутнил его рассудок, руки охватывает дрожь, а в горле встает тяжелый ком. — Расслабься, — звучит обжигающим шепотом над ухом, от чего у Юна по всему телу мурашки бегут, а когда ладони Сынчоля ложатся на его талию, дыхание и вовсе словно перекрывает. — Тебя вообще не смущает, что многие могут подумать? — пытаясь хоть как-то привести себя в чувство, отстраняется чуть дальше Джонхан. — Они все уже пьяны настолько, что вряд ли вспомнят и долю того, что здесь происходило, — усмехается Чоль. Толпа настолько давит, что кто-то сильно толкает длинноволосого со спины, и тот, споткнувшись о собственные ноги, буквально валится на Сынчоля. — Осторожнее, лучше не отпускай меня, а то они тебя затопчут, — Чхве смеется так ярко и прижимает к себе еще сильнее, от чего Джонхану хочется от злости губы кусать и вообще наорать на этого наглеца. Хочется, но… — Когда же ты сдашься, — Юн устало выдыхает и утыкается лбом в плечо темноволосого. — Я уже давно сдался, Хани, — Сынчоль делает паузу и глубоко вздохнув продолжает уже тише, шепча парню где-то над его макушкой. — Я сдался тебе полностью и без остатка, я проиграл это войну еще тогда, когда задумался о ней. Вопрос лишь в том, когда сдашься ты? У Джонхана ноги подкашиваются от последних слов и внутри все сводит в тугой узел, и ему самому уже кажется, что он готов сдаться, но лишь усмехается и поднимает глаза на оборотня. — Ты что, пьян? — Горько улыбается, зная, что это не так, но в один момент сталкивается с зелеными глазами напротив, что как омут затягивают только глубже. — Да, пьян… — «тобой» звучит уже у Юна в голове голосом Чхве. В секунду сократив расстояние между их лицами, что оставалось просто для того, чтобы можно было дышать, Сынчоль лишь выдыхает горячо в губы Джонхана и целует, медленно, но так горько, передавая все то, что хранил в себе, все то, что разрывало изнутри от боли и тоски, от этой связи, которой он сам себя и обрек. А у Юна внутри шторм, неукротимый, сводящий с ума, сносящий все его ранее установленные устои. Сынчоль выжигает своим поцелуем все. Все, что было выстроено по кирпичику, сносит стену обороны, рушит тот купол, что возводился годами в тайне ото всех, в надежде, что защитит хрупкое сердце. Но тщетно, он уже здесь. На самом деле в сознание закрадывается мысль, что он уже давно был здесь, пустил корни и просто выжидал, когда цветок прорастет и разорвет Юна на части. И сейчас Джонхан осознает, что вот теперь он точно готов… «готов сдаться полностью и без остатка».