Остров счастливой жизни

На палубе было темно, генерал Баян стоял, вглядываясь в мрачно затянутое облаками небо, и делал вид, что не чувствует присутствия Шао Фэна, что находился всего в паре метров. Разговаривать с первым министром после сегодняшней сцены у генерала не было никакого желания, уж очень велик был шанс сорваться и набить так просившую кулака морду. — Всё еще дуешься? Наместник фыркнул и мотнул головой. Отвечать он не планировал, но это и не требовалось. Шао Фэн вздохнул, после сна он чувствовал себя просто ужасно, кошмар никак не хотел отпускать, сжимая, казалось, черствое сердце стальными тисками, а потому ему нужно было выговориться, нужно было… Извиниться перед близким человеком. — Ну что ты как барышня кисейная? Баян, ты же должен понимать…. — Что я, по-твоему, должен понимать?! Какого черта там произошло?! Разве ты не на нашей стороне, разве не знаешь, как многое девочка для моего племянника значит?! Взорвался генерал, разворачиваясь лицом к уставшему другу, что смотрел на него грустными глазами, в которых явно виделась тоска. От такого вида товарища мужчина осекся, ему стало даже немного стыдно за свой порыв, ведь становилось предельно ясно, что Шао Фэн сейчас пребывает не в лучшем своем состоянии, далеко не в лучшем. — Да, я знаю о его нежных чувствах. Тихо сказал министр, прикрыл глаза на несколько секунд и со вздохом продолжил, переводя тему: — Скажи мне, кто правит на Хао Дао? Он надеялся, что Баян догадается, что ему не придется все разжевывать, но тот не понял подвоха. Генерал нахмурился, его немного напряг тот факт, что друг задал этот довольно глупый вопрос, а потом ответил с легким сомнением: — Ну, королева же, Хао Юн, значит. Шао Фэн покачал головой, облокачиваясь на деревянный бортик. — Хао Дао правлю я, Баян. Этой дурочке нельзя даже кухню доверить, не то что страну. Ты представляешь, что она натворит, если действительно сможет принять любой указ, ни от кого не завися? Что она натворит? — И зачем ты мне это говоришь? Баян решительно не понимал, куда ведет его товарищ, а потому слушал, напрягшись. Ну, нет, у мужчины были некоторые гипотезы о том, что, если главный Шао Фэн, то Тал Тал должен был прежде, чем лапать королеву, прийти к нему, но наместник никак не мог допереть до того, почему Шао Фэн тогда сразу обо всем не сказал, племянник бы точно пришел к нему официально, если бы была необходимость, и почему вообще первый министр так рассвирепел, если не мог не видеть, куда все идет, на что он рассчитывал? — Затем, чтобы ты правильно ответил на другой мой вопрос, а не тупил, как пятилетка. Привычная ирония мешалась с тоской, голос звучал тихо и оттого очень болезненно. Шао Фэн усмехнулся, видя, как обиженно надувается наместник, а затем медленно, как на уроке, спросил: — Скажи мне, если Хао Юн не думает головой, то кто должен? — Ты. Просто ответил Баян, медленно начиная понимать, куда клонит министр. — Хочешь сказать, что Тал Тал тебя не устраивает и союз этот опасен? А ты не охренел ли?! — Ты можешь меня дослушать и не перебивать, а? Ты недостаточно быстро соображаешь, дорогой мой, чтобы делать выводы из ничего. Глаза министра неудобно блеснули, уж очень ему не нравилось, когда его прерывали и не давали закончить мысль, наместник насупился, задетый за живое. Помолчав несколько минут, Шао Фэн продолжил со вздохом: — Так вот, я должен думать за Хао Юн, потому и подбираю ей любовников. — Ты подбираешь ей любовников, чужих мужиков буквально подкладываешь в постель, а моего Тал Тала подпускать не хочешь? Шао Фэн… — Да помолчи ты, сил нет! Баян умолк, немного стыдясь своего нетерпения и тупо уставился вдаль, позволяя наконец другу продолжить так же спокойно, как говорил он до этого: — Я подбираю Хао Юн любовников с Хао Дао, потому что будет лучше, если кровь в наследнике будет чистая. Мать с Хао Дао, отец тоже с Хао Дао, это в будущем позволит избежать множества проблем, да и наши люди уже привыкли. Наместник пару секунд стоял, молча хлопая глазами, а потом расхохотался. — То есть ты, козел старый, хочешь мне сказать, что мы не закрыли дверь с обратной стороны и не стояли там тихонечко, чтобы ничего не навернулось, лишь потому что у Тал Тала кровь монгольская, а не Хао Дао? — Да. Баян оказался близко слишком быстро, он схватил друга за грудки, и встряхнул, хоть комплекции они были одинаковой. Наверное, основную роль играла злость. — Ты охренел?! Прокричал наместник, потеряв последние капли терпения, он почти рычал, с каждой секундой начиная злиться все больше. Шао Фэну, казалось, было плевать, он стоял спокойно. — Нет, я не охренел. Если ты подумаешь головой, а не сердцем, поймешь, что я прав. Если мужчина будет с острова, в будущем не возникнет проблем. Ладони разжались, Баян выпустил из рук ворот дорогого ханьфу, делая несколько шагов назад. Его еще трясло, но мужчина старался сохранять здравый рассудок. В голове медленно складывался паззл, но все же его нельзя было закончить, не хватало одного маленького кусочка, крохотного, но очень значимого, без которого генерал не мог увидеть нечто очень важное. — То есть причина только в этом, Шао Фэн? Медленно, еще зло спросил мужчина, тяжело дыша. Министр кивнул не сразу, прошли какие-то несколько секунд перед тем, как он склонил голову, но уже этого хватило, чтобы наместник понял: друг чего-то недоговаривает. — Врешь. Сквозь зубы процедил он, замечая, как на пару мгновений глаза Шао Фэна изумлённо расширились, подтверждая догадку, но затем мужчина совершенно спокойно покачал головой. — Нет, не вру. — Врёшь. Это же не вся правда, Шао Фэн? Первый министр поджал губы, явно недовольный, что его вычислили. Он понимал, что прокололся и прокололся сильно, потому что Баян не заметил бы ошибки, если бы она не была грубой и выделяющейся. Ну или просто у генерала сработала чутье, этот вариант был гораздо приятнее и не так сильно бил по самооценке. — Ты прав, не вся. Нехотя согласился Шао Фэн, отворачиваясь, ведь прекрасно понимал, что последует совсем скоро. Баян не разочаровал. — Рассказывай. Рассказывай мне всё! Потребовал он, тут же получая короткий тихий ответ, что заставил наместника взорваться: — Нет. — То есть как это нет? То есть как это? А ну быстро говори! — Нет, Баян, я тебе не скажу. Шао Фэн чувствовал себя ужасно, слова давались ему нелегко, воспоминания и старая, как он думал, давно изжившая себя боль, сдавливали горло. Он задыхался, перед глазами вставали светлые картины, которые должны были приносить радость, но на самом деле лишь острыми иглами втыкались в сердце. На этих картинах было то, чего он лишился, что потерял по своей глупости, это была, наверное, единственная его слабость на этот момент. Это были его воспоминания и мечты, которым не суждено было сбыться. Шао Фэн чинно шёл по дорожкам королевского сада, погруженный в свои мысли, не замечая ничего вокруг, пока в него кто-то не врезался. Так слабо, почти неощутимо, вероятно, нанеся самому себе вред гораздо больший, чем первому министру. Мужчина опустил взгляд, с изумлением глядя на упавшую девочку, что сейчас сидела на каменной дорожке и время от времени всхлипывала, грозясь разреветься. Хао Юн на тот момент был год, она еще только недавно научилась ходить, но уже как-то умудрилась убежать от пожилых дам, через несколько секунд вынырнувших из-за кустов в нескольких метрах от них. По-хорошему, нужно было поднять принцессу, отряхнуть и отдать нянькам, но министр не мог пошевелиться, с упоением ловя моменты запретной близости, он просто не мог оторвать взгляд от уже почти ревущего ребенка. Время будто остановилось, лишь ветер трепал черные волосы, а крохотные плечики часто вздымались. Хао Юн заплакала не сразу, пару секунд она еще будто решала, стоит ли устраивать сцену, будто анализировала ситуацию, но потом по всему саду разнёсся оглушающий крик, голосок у девочки был сильный даже в столь юном возрасте. Шао Фэн побледнел, не зная, как реагировать, плачущих детей он не видел он слова совсем, ну, не мог просто видеть, а потому подобное было для него крайне странно. К ним уже на всех парах неслись няньки, нужно было что-то решать, а министр просто смотрел, не имея сил заставить себя даже сдвинуться с места. Лишь когда розовое личико всё покраснело, а плач стал хриплым и надрывным, Шао Фэн осторожно поднял девочку на руки, заглядывая в черные, не по-детски умные глаза, что сейчас блестели хрустальными слезинками. — Ну, Ваше Высочество, ну чего вы ревете? Он спросил у неё это как у взрослой, без сюсюканья, каким грешили служанки и старые дамы, тискающие принцессу за пухлые щёчки, будто знал, что девочка его понимает и слушает. Сухие пальцы ласково коснулись нежной кожи, стирая мокрые дорожки, Шао Фэн никогда раньше не прикасался к Хао Юн, никогда раньше не держал на руках, все это было для него ново. Девочка замолчала, с интересом разглядывая лицо нового знакомого, а затем, к великому удивлению и шоку министра, улыбнулась, будто и не ревела совсем недавно. Сердце болезненно кольнуло, министр неосознанно прижал малышку к себе, не отрываясь глядя в большие глаза, обрамленные влажными ресницами. Мужчина так увлекся, что не сразу почувствовал легкое прикосновение: Хао Юн, наверное, из интереса провела своей ещё совсем крохотной нежной ладошкой по грубой холодной щеке. — Шао Фэн! Министр дернулся, мгновенно оборачиваясь и замечая явно разъяренную королеву, направляющуюся к ним, придерживая пышную юбку. В такие моменты Шао Фэн себя ненавидел, ненавидел за то, что сам причинял себе такую боль, не желая отпускать воспоминания, не желая принимать суровую реальность и смириться. Это, наверное, было самое глупое решение в его жизни. А как все хорошо начиналось, как счастлив он был, буквально нося на руках пока благоволящую ему Хао Нинг, когда она забеременела. Что ребенок был его, мужчина не сомневался ни секунды, просто отвратна для него была сама мысль, что во время их романа королева принимала другого мужчину. А какие у Шао Фэна были надежды, министр ведь тогда верил в то, что королева оттает, и они будут хоть какой-то семьей, что он будет воспитывать свою кровь, своё дитя. Идиот, его же просто использовали. «Вы мне не отец, так что заткнитесь и покиньте каюту!», — Шао Фэн тогда думал, что не сможет себя сдержать, наверное, впервые за такое время он почувствовал сжигающую изнутри ярость, что не просто текла по венам, а взрывалась в каждой клеточке невыносимой болью. Он хотел ее ударить, безумно хотел выпороть так, чтобы сидеть не могла, чтобы не смела впредь говорить ему такое, а потом вытирать слёзы с бледных щёк и извиняться. Первый министр не умел просить прощения, это у него выходило очень плохо, но он бы поступился гордостью, оставил иронию и слезно умолял хотя бы о понимании, ему это было нужно, нужно как воздух, потому что Хао Юн была его дочерью, хоть и не была на него похожа. — Эм, Шао Фэн. Министр не сразу услышал голос Баяна, не сразу почувствовал его руку на плече, лишь через несколько секунд выныривая из мучительных мыслей. Мужчина смотрел на него с сожалением и тихим стыдом, наверное, стало совестно, когда он понял, что сильно задел друга, перейдя черту дозволенного и надавив на то, что причиняло боль. — Ну прости ты меня, дурака старого. Я, наверное, не должен был спрашивать. Как-то неловко попытался он извиниться под пораженным, но очень теплым и мягким взглядом Шао Фэна. Министр усмехнулся, хлопая друга по плечу и чуть приподнимая уголки губ. — Нормально всё, не думай. Ничего не было нормально, ничего, но он врал, потому что по-другому было нельзя. — Ты можешь не говорить, почему так отреагировал, если тебе неприятно. Заверил министра обеспокоенный Баян, на что тот только фыркнул, принимая самое беззаботное и спокойное выражение лица. — Благодарю покорно. Он отвесил шуточный поклон, понимая, что действительно не сможет сказать другу о своих причинах, и дело даже не в том, что наместник не поймет, нет, если ему разжевать, то все дойдет прекрасно, дело было в том, что Шао Фэн сам прекрасно понимал, что его причины вызваны по большей части не здравым смыслом, а, скорее, убитыми отеческими чувствами. Ведь что он мог сказать? «Я очень разозлился, потому что увидел, как твой племянник лапает мою дочь»? Можно было, конечно, сослаться на то, что мужчина не желал королеве разбитого сердца, что было правдой, но опасение, что Тал Тал, как последняя скотина, оставит влюбленную в него девушку (а что Хао Юн в генерала была влюблена, Шао Фэн не сомневался ни секунды), неожиданно остыв или получив желаемое, было как минимум оскорбительно для Баяна, а как максимум глупо, ибо о чувствах Тал Тала Шао Фэн тоже знал прекрасно. — Эй, ну ты чего раскис? Толкнул друга пытающийся казаться весёлым наместник, наблюдая неприкрытую тоску в обычно спокойном взгляде. Таким он его ещё никогда не видел, а потому беспокоился ужасно просто, хоть и старался этого не показывать. Неожиданно на мужском лице промелькнула догадка, он понизил голос и спросил с явным сочувствием: — Ты что вспомнил её? — Её? Машинально перепросил Шао Фэн, а потом до него дошло. Хао Нинг, Баян о ней говорил. Захотелось рассмеяться и зареветь раненным зверем одновременно. — Ну, эту твою, ну, королеву. Генерал явно чувствовал себя неловко, задавая столь личные вопросы, но он действительно хотел помочь и дать другу выговориться, чтобы стало легче. Шао Фэн усмехнулся, только воспоминаний о Хао Нинг ему не хватало сейчас. — Нет. Четко ответил он, видя, что наместник ему не верит. — Ну, Шао Фэн, не ври, ты мне-то можешь все рассказать. Ну, скажи, что тебя гложет, мы ж друзья, вдруг поможет. Шао Фэн поджал губы, недовольный тем фактом, что сегодня ночью его актерские способности заметно подводили. Ну, очень не любил он, когда что-то шло не по плану. — Да, я ее вспомнил. Сухо произнёс мужчина, пытаясь не сорвать голос в крике. Уж очень много воспоминаний наполнили черепную коробку, слишком сильно они шумели, подобно рою разозленных пчел. Это, конечно, было не так больно, как думать о Хао Юн, как о дочери, но приятного точно было крайне мало, приносили удовольствие и, наверное, даже немного тешили самолюбие лишь те моменты, когда они с уже покойной королевой были в постели и занимались не самыми приличными вещами. Баян чуть помялся, а потом, резко подавшись вперед, заключил опешившего от такого поворота друга в крепкие мужские объятия. Шао Фэн замер, чуть повернул голову, посмотрел на держащего его мужчину как на сумасшедшего, а потом медленно сказал слегка шокированным тоном: — Ты, это, давай, не дури. Я по бабам, вообще-то. — Ой, да заткнись! Фыркнул генерал, даже не думая отстраняться. Если говорить честно, он в этот момент чувствовал себя просто очень неловко, подобная близость была для него крайне странной, но мужчина терпел, считая, что тем самым поддерживает друга. — Что значит «заткнись», Баян? Ты не в моем вкусе! Добавив в голос истеричные нотки, вскрикнул первый министр, хоть по телу и разливалось тепло. Когда в последний раз его кто-то так по-человечески поддерживал? Баян не ответил, лишь сильнее сжал руки. Шао Фэн стоял молча несколько секунд, а потом, расслабившись, ответил на объятие.