***
— Спасибо, Ваше Величество, что согласились принять меня. Раздался в тишине вежливый голос Хао Юн, заставивший Танашири вкинуть голову и оторваться от разглядывания чашки, встречаясь с гостьей глазами. Никогда она ещё не чувствовала себя так неловко и странно в собственных покоях, девушка все думала над происходящим, у неё не было никаких идей, как начать нужный разговор, а потому все молчали, нервно делая глоток за глотком, королева даже не открыла принесенный с собой сундук. — Это мелочь. В последние дни было скучно, так что я рада вас видеть. Первая женщина Юань сдержанно улыбнулась, мысленно делая глубокий вдох. Ей нельзя проявить слабость, нельзя. Ради братьев, ради семьи. Хао Юн ответила легким наклоном головы, сейчас она думала только об этикете и том, что можно, и что нельзя говорить. Казалось, вся эта встреча, весь этот разговор был пропитан фальшью и недосказанностью. — В Дайду ничего не происходило? Нахмурилась Хао Юн, делая маленький глоток и еле заметно морщась, от слишком приторного вкуса. Ну, не нравилась ей эта Юаньская бурда, она за эти несколько минут только два глотка сделала, хотя обычно полчашки могла выпить. — Нет, вообще ничего. Танашири молча покачала головой, а потом, через пару секунд, встрепенувшись, спросила: — Как вы добрались? Как Хао Дао? Вы посвежели со своего последнего визита. Хао Юн кивнула, мрачнея. Слова императрицы напомнили ей о страшных событиях, произошедших месяц назад, голову вновь наполнили печальные воспоминания. Сердце ухнуло вниз, замедляя свой ритм и гулко отдаваясь, как сквозь тонны воды. — Благодарю, Ваше Величество. Остров, как всегда чудесен, добрались мы без происшествий. Наконец выдавила из себя девушка, давая Танашири понять, что тема была выбрана неверно. Та сжала губы, не зная, с какой стороны подступиться и как начать важный для семьи разговор. Прошло чуть больше минуты, прежде чем в тишине вновь прозвучал голос: — Могу я сделать небольшой подарок вам, Ваше Величество? Императрица подняла голову, глаза ее загорелись, она на секунду отвлеклась от переживаний, когда взгляд скользнул по принесенному королевой ларчику, который стоящая до этого неподвижно Гун Лин поставила на столик. Щелчок, крышка откинулась, и Танашири вздохнула, поражаясь красотой дорогих камней и нежным золотым переливами. — Зачем это? Спросила девушка с подозрением, уже мысленно примеряя украшение, лишь с трудом отвлекаясь от драгоценностей. Хао Юн пожала плечами: — Я надеялась, что своим скромным подарком смогу вас порадовать. Танашири нахмурилась, у нее промелькнула мысль, что королева хочет купить её доверие, но собеседница смотрела так мягко и спокойно, что это опасение тут же пропало. — Это украшение очень красивое, спасибо. Сдержанно кивнула она, но, не сдержавшись, притянула ларец к себе и провела пальцами по рубинам. — Я рада угодить Вашему Величеству. Вновь повисла тишина, нарушаемая лишь мерным дыханием: все были заняты своими мыслями: Танашири восторженно рассматривала подарок, впервые за утро отвлекшись от грустных мыслей, а Хао Юн пыталась вспомнить, что хотела попросить у первой женщины Юань, управляющей дворцом. Гун Лин мирно стояла за спиной, надеясь, что госпожа вспомнит разговор, произошедший между ними утром. — Гун Лин, а где ты спишь? Пальцы, до этого шустро укладывавшие пряди черных волос в витиеватую прическу, замерли, Гун Лин обратила взор в зеркало, откуда на неё уже пристально смотрели темные глаза, а затем, потупившись, произнесла, возвращаясь к работе: — Меня поселили в комнату со всеми прибывшими слугами, Ваше Величество. — Тебе там нравится? Служанка поджала губы, стараясь не выдать своего волнения и недовольства. Нет, ей не нравилось ночевать в душной крохотной комнатушке вместе с десятком невзлюбивших её девиц. Что уж говорить, новенькая красивая служанка, что за какой-то день получила должность, о которой мечтали многие, разумеется, не пришлась по вкусу старожилам дворца. Казалось, что эти завистливые сплетницы отрезали бы волосы «зазнавшейся выскочке», если бы не теплое отношение к Гун Лин королевы, которое та даже не хотела скрыть, и тот факт, что волосы и так были отрезаны. В любом случае, ночью девушка почти не спала. — Я не смею жаловаться, Ваше Величество. Тихонько прошептала наконец служанка, в глубине души надеясь, что королева ее пожалеет и поможет, хоть прекрасно понимала, что жаловаться и просить чего-то действительно не имеет права. — То есть что-то не так? Хао Юн нахмурилась, резко разворачиваясь на стуле, и заставляя девушку отскочить, склоняясь в робком поклоне. Сердце радостно забилось, но в следующую секунду служанке стало неимоверно стыдно, ведь, если так посмотреть, ее слова можно было считать наглой попыткой манипуляции. Королева тем временем попыталась заглянуть в грустные глаза — Гун Лин, тебе там плохо? Скажи мне, не молчи. Служанка лишь ниже опустила взгляд, прикусывая кончик языка и собирая в себе всю имевшуюся храбрость. — Не смей молчать, когда я задала вопрос! Почти рявкнула Хао Юн, потеряв через пару секунд терпение, что заставило Гун Лин испуганно выдать на одном дыхании: — Ваше Величество, я боюсь засыпать там, боюсь, что они что-то сделают мне ночью. Королева нахмурилась, внимательно посмотрела на пунцовую от смущения Гун Лин, а потом, отвернувшись к зеркалу, спокойно сказала: — Будем сегодня у императрицы — я попрошу, чтобы тебе отдали комнату рядом с моими покоями. Будешь спать одна. — Ваше Величество, могу ли я попросить вас о милости? Наконец тихонько, осторожно протянула вспомнившая об обещании Хао Юн, разрывая тишину и заставляя Танашири оторваться от украшения. Императрица нахмурилась, легко замечая радостный блеск, что промелькнул в глазах Гун Лин, которая поняла, о чем пойдет разговор, а потом милостиво разрешила: — Говорите, я подумаю. — Я знаю, что рядом с моими покоями, практически за стеной, есть жилая комната, которая сейчас пустует. Если Ваше Величество будет так добра ко мне, что позволит отдать эти покои одному человеку, что прибыл со мной, я буду очень благодарна и признательна. — А кто этот человек? Тут же спросила Танашири недовольно, отчего-то, наверное, из-за слухов, что ходили вокруг королевы Хао Дао, почти уверенная в том, что этот какой-то министр или солдат. Она уже хотела отказать, не дожидаясь ответа, сослаться на то, что будет лучше, если все останутся в своих комнатах, чтобы не создавать путаницу, когда Хао Юн, пожав плечами, кивнула на стоящую за спиной девушку. — Гун Лин. От такого императрица опешила, слова, заготовленные для отказа, вылетели из головы, и единственное, что девушка смогла сделать, это непонимающе спросить: — Служанка? Танашири решительно не понимала, почему Хао Юн просит о подобном, почему обращается именно к ней ради простой замарашки. Гун Лин погрустнела, сейчас она была совершенно уверена, что все этим и закончится. Она ведь действительно была просто служанкой, возомнившей, что что-то будут делать для ее комфорта. Просто служанка, никто более, и она всегда останется служанкой. — Ну, Ваше Величество. Раздался слегка смущенный голос Хао Юн, который заставил слезы, навернувшиеся на глазах Гун Лин, высохнуть. — Гун Лин моя личная служанка, а спит не пойми где. Это неудобно. Что я буду делать, если ночью захочу воды или молока, искать ее по всему дворцу? Ну, не откажите мне в этой маленькой просьбе, Ваше Величество, ну, пожалуйста! Что Хао Юн бы делала, если бы ночью захотела воды? Наверное, то же самое, что и этой ночью: позвала бы слугу, надеясь, что придет. Или просто бы встала сама, она же не больная, чтобы в постели лежать, не развалилась бы. Танашири долго смотрела на королеву, прежде чем сказать: — Хорошо, Хао Юн, ваши объяснения логичны. Сами направите служанок, чтобы прибрались. — Ваша милость безгранична. Императрица кивнула, а потом, поняв, что ждать больше не стоит, потому что встреча и так была жутко затянутой и неловкой, произнесла, понизив голос, будто признаваясь в чем-то давней подруге: — Хао Юн, мне нужно признаться, не знаю, правда, как сказать вам... Она замялась, желая подобрать правильные слова, чтобы ей поверили, и эта пауза заставила Хао Юн поднять брови, напрягаясь. — Что-то произошло, Ваше Величество? Девушка поджала губы, чуть испуганно подаваясь вперёд, выглядела она сейчас крайне взволнованно. Танашири судорожно сглотнула, а потом со всей уверенностью, какую смогла собрать, произнесла, буквально молясь, чтобы ей поверили: — Дело в том, что Талахай, мой брат, влюблен в вас. Все замерло, Хао Юн оцепенела, широко распахнув глаза и открыв от удивления рот. Сердце глухо стучало в груди, воздуха начинало не хватать, но королева была не в силах даже сделать короткий вдох. «Невозможно». Сейчас девушка будто разрывалась от обилия ощущений и эмоций, но самым основным и сильным был страх. Да, банальный страх, страх повторения того, что уже случалось, слишком живы были в памяти образы Юэ Тао. Как в неё мог влюбиться мужчина, как в неё мог за такое короткое мгновение влюбиться сын канцлера? Как в неё вообще мог кто-то влюбиться, кроме Юэ Тао?! Девушка потупила взгляд, постепенно начиная дышать и пытаясь успокоиться. Талахай. Они же виделись с ним всего раз, да и тогда Хао Юн не обратила на генерала внимания, наблюдая только за его братом, как он мог в неё влюбиться? Может, императрица ошиблась? — Ваше Величество, боюсь, что это невозможно. Тихонько сказала королева, все ещё выглядевшая смущенной после странного заявления. Танашири судорожно сглотнула, попытавшись сделать это незаметно, а затем, испугавшись провала и того, как рассердится отец, начала быстро уверять, надеясь, видимо, покорить неким азартом и чувственностью: — Нет, Хао Юн, послушайте, он сам мне признавался в этом! — Мы не обмолвились и словом, Ваше Величество, о какой же любви может идти речь? Грустно, как-то потеряно перебила её королева, но девушку это не остановило совершенно, хоть она и смутилась немного: — О такой, Хао Юн, о такой! Он мне все уши прожужжал, спрашивал о вас постоянно! Вы даже не представляете, как Талахай был подавлен, когда покойный принц заявил о вашей помолвке с Тан Киши, я думала, что братец что-то ужасное с собой сделает. Видя, что её слова доверия не вызывают, а Хао Юн всё еще смотрит в стену, Танашири, сглотнув, подалась вперед и схватила тонкую девичью кисть, несильно сжимая ее пальцами. Королева повернулась, испуганно посмотрела в черные глаза, но руки не отняла. — Хао Юн, я знаю, что сердцу не прикажешь, но, прошу вас, ради Талахая прошу, дайте ему шанс! Видит небо, как мне больно видеть его страдания по вам, моё сердце обливается кровью каждую секунду, когда я представляю, какие брат муки испытывает. Или…. Императрица замолчала, будто только сейчас до неё дошло что-то важное. — Или вы уже влюблены в кого-то? Девушку прошиб холодный пот от осознания того, что будет, если ее слова действительно окажутся правдой. Сердце болезненно сжалось за братьев, на чьи плечи обрушатся наказания, ведь Эль-Тэмур точно не станет входить в положение. Сказано: «влюби» — значит, ты должен в лепешку расшибиться, но выполнить. Хао Юн посмотрела на посеревшую от своих мыслей императрицу с неким испугом, а потом помотала головой, отвечая максимально коротко и односложно, потому что на большее у нее не было ни сил, ни желания: — Нет. — Тогда почему же вы так жестоки?! С запалом почти выкрикнула Танашири, не понимая, почему на глаза наворачиваются слезы: то ли это происходило от того, что она слишком вжилась в роль, то ли из-за страха наказания, то ли из-за того, что приходилось так подло поступать с хорошей девушкой, обрекая её на ужасную судьбу. Хао Юн замерла как от удара, ей стало невыносимо стыдно на какой-то момент, захотелось разрыдаться. — Ваше Величество, я… Это очень неожиданно, я не знаю, что вам ответить… Тихо прошептала девушка, отводя взгляд, на что императрица кивнула, нервно подсказав: — Ответьте, что хотя бы встретитесь с ним, пожалуйста, что просто поговорите, позволите быть с вами рядом какое-то время, не оттолкнете. Он будет рад даже этому, Хао Юн! Хао Юн молчала несколько секунд, прежде чем подняться из-за стола и ответить. — Если господин захочет меня увидеть, то я приду. Прошу простить, пока не могу обещать больше. Могу ли я вас оставить? — Да, да, конечно. Кивнула Танашири, еще не веря, что смогла убедить королеву. — Я вам очень признательна, Хао Юн! Талахай будет так рад! Выкрикнула она, когда Хао Юн уже скрылась в дверях, а потом откинулась на спинку стула, хватаясь за сердце и тяжело дыша. Императрице было мерзко, мерзко и неприятно от самой себя. Девушка понимала, что поступила очень подло и низко по отношению к той, кто ей ничего не сделала, но ничего не могла изменить. Так было нужно ради братьев, Танашири убеждала себя именно этим, хоть понимала, что предложение и инициатива этого разговора были её. — Позовите ко мне Талахая! Она императрица Поднебесной, в ее сердце не должно быть места жалости.***
— Господин первый министр! Проходите, я ждал вас! Эль-Тэмур, подобно самому радушному хозяину, расплылся в такой несвойственной ему улыбке, стоило Шао Фэну переступить порог богато обставленного кабинета. Первый министр был собран и холоден, он знал, что рано или поздно его сюда позовут, а потому успел подготовиться, собрав некоторую информацию (в основном от Баяна и придворных), которая могла понадобиться. Сейчас мужчина был похож на приготовившегося обороняться зверя: нахмурен и серьёзен, ухо улавливало малейшие перемены настроения в комнате, а черные прищуренные глаза отмечали детали поведение врага. — Господин Великий канцлер. Шао Фэн поклонился. Четко, спокойно и ровно столько, как того требует этикет, мужчина не задержался внизу ни на секунду дольше, чем предполагали правила. Оба господина прекрасно понимали, что поклоны — только формальность. — Благодарен вам за приглашение, рад познакомиться лично. Эль-Тэмур мысленно хмыкнул, но внешне остался спокоен и радушен, милостиво указывая на место за столом. — Садитесь, пожалуйста. Вина? Кажется, или никого не смутило, что на столе не стояло кувшина с алкоголем и отсутствовали чашки? Конечно, так же и должно было быть, они сюда не выпить пришли, Эль-Тэмур не был идиотом, чтобы подумать, что Шао Фэн будет пробовать что-то из его рук, да и во время серьезного разговора. — Воздержусь, не пью без повода. Министр мягко опустился на стул, складывая руки в замок и, будто непонимающе, спрашивая: — Могу ли я узнать, зачем Великий канцлер хотел меня видеть? Он предоставлял Эль-Тэмуру право самому сделать первый ход, позволял выбрать течение разговора, уже мысленно просчитывая все ходы и стараясь предугадать действия оппонента. Ох, и давно у Шао Фэна не было такого серьезного противника. Канцлер улыбнулся, а потом, пожав плечами, ответил, медленно произнося отдельные слова: — Я хотел побеседовать с вами, поговорить, вы показались мне умным человеком, а сейчас так сложно найти образованного собеседника. Последние слова Эль-Тэмур произнес с неподдельным разочарованием. Настоящим разочарованием, которое было Шао Фэну более чем понятно, он сам уже долгие годы страдал от этой проблемы. — О, вот в чем дело. Мне понятны ваши слова, господин. О чем вы хотите поговорить? Искусство, экономика, торговля, дела в соседних странах, может быть, право? Министр знал, что от него хотят, но старательно не называл заветное слово. Так было интереснее, гораздо интереснее и запутанней. Всегда интересно играть с равным противником. — Политику. Просто подтвердил Эль-Тэмур, сверкнув глазами. Он знал, что собеседник его понимает, знал, потому что они с Шао Фэном были похожи. — Ах, политику? Переспросил собеседник, чуть ухмыляясь. Наверное, это было первое проявление эмоций первого министра за всю встречу. — Хорошо, политику, так политику, я в ней сведущ. Что вы хотите обсудить? Канцлер не стал отвечать сразу, позволяя собеседнику почувствовать нетерпение и любопытство. Первый министр чуть не прикусил губу, лишь из-за опыта лет оставшись спокойным и собранным. Он уже мысленно потирал руки от предвкушения прекрасно завернутой метафоры или речевого оборота, мысли о новом витке их персональной игры доставляли ему просто неземное удовольствие. — Вы слышали сказку о маленькой лисе, что запуталась в брошенных на земле рыболовных сетях? Начал издалека Эль-Тэмур, сверкнув глазами. Шао Фэн мысленно ухмыльнулся. «Со сказок решили начать, господин? Хорошо, я ведь тоже неплохой сказочник, посмотрим, кто кого». — Нет. Нахмурился министр, а потом, будто что-то вспомнив, радостно воскликнул, делая взмах рукой: — А, нет, что-то припоминаю. Не мог бы Великий канцлер рассказать историю дальше, вдруг пазл в моей голове сложится? Было немного непонятно, какой именно пазл должен был сложиться, ведь Шао Фэн уже знал, о чем пойдет рассказ. Цель приглашения была понятной даже Хао Юн, хотя… Мужчина мысленно рассмеялся от глупого сравнения: эта маленькая лисичка явно не смогла бы увидеть всей картины, что было довольно печально. Собеседник кивнул, продолжая: — Да, конечно. Два мальчика увидели запутавшегося зверька и помогли ему выпутаться, а потом… — А потом оставили его себе и сделали ручным питомцем? С ухмылкой закончил министр, откидываясь на спинку стула. Эль-Тэмур усмехнулся, кивая головой и поглаживая бородку. — Вы все же вспомнили, а я уже беспокоиться начал. Всё же плохая память в наши годы — ужасная проблема. Произнес он чуть снисходительно, заставляя гостя в душе задохнуться от возмущения. «Мне всего сорок первый год пошел, по себе не равняй!» Ну, не любил Шао Фэн упоминания о довольно немолодом возрасте, не любил ужасно, считая, что пороха в пороховнице еще в избытке. — Ну, что вы, господин канцлер. Я на память не жалуюсь, а вот вы, кажется, упустили одну деталь, существенную деталь. Эль-Тэмур недовольно поджал губы. Шао Фэн не согласился сотрудничать, канцлер прекрасно знал, в чем его поправят. — Да? И какую же? — Выпутывать лисицу легче одному. Кажется, эти слова, произнесенные тихо и совершенно спокойно, стали отправной точкой настоящей холодной войны. Шао Фэн отказал в сотрудничестве, отказал нагло, заявив, что справится и сам. Если до этого атмосфера в комнате была просто напряженной, то сейчас, казалось, что температура упала на несколько градусов. — Вот как? С прищуром переспросил Эль-Тэмур, скорее пытаясь хоть немного напугать собеседника. Он больше не был доброжелателен и щедр как в начале разговора. Шао Фэн сухо кивнул, все также улыбаясь. — Хорошо. Только как бы сети не утащили на дно и лисицу, и мальчика. Угроза. Настолько прямая, что министру даже захотелось рассмеяться. Серьезно? Канцлер желает угрожать? Чего он хочет этим добиться, думает, он испугается? «Милый мой, ты далеко не первый, кто пытается меня напугать, и точно не последний». — Не волнуйтесь, Великий канцлер. Лисицы очень хорошо плавают, да и я не думаю, что сеть достаточно прочная, чтобы её нельзя было разорвать. Эль-Тэмур усмехнулся, а потом кивнул на дверь, показывая, что разговор закончен: — Не смею больше вас задерживать. «Жаль, хороший был бы союзник».***
Хао Юн сидела в своих покоях и листала книгу, совершенно не обращая внимания на содержание. Волнение дня сжимало виски стальными обручами, королева не могла ни на чем сосредоточиться, мысли путались, налетали друг на друга, а в голове была настоящая каша. Наконец, устав делать вид, что вникает в слова какого-то ученого мужа, девушка с раздражением откинула книгу, прикрывая глаза. Совсем рядом послышался тихий шорох юбки, а потом Гун Лин, что все это время, после того как принесла чай с печеньем, неловко мялась у письменного столика, будто боясь приблизиться, тихонько спросила: — Ваше Величество, мне позвать лекаря? Вам дурно? Правительница недовольно открыла глаза, а потом, отмахнувшись, протянула: — Не надо, все в порядке, просто день был тяжелый, признание Её Величества выбило меня из колеи. Это было чистой правдой, мысли о Талахае и были причиной головной боли, которой сейчас мучилась Хао Юн. Она не могла понять, как так произошло, факты казались ей жутко странным, но самое ужасное происходило в душе, никогда до этого девушка не испытывала столь странное щемящее чувство, что испытала сейчас. — Вы не рады, что в вас влюблены? Осторожно произнесла служанка, подходя чуть ближе и наливая в изящную чашку ароматный чай. — Нет, я не рада, наверное. Неуверенно ответила Хао Юн, вновь прикрывая глаза от приступа сильной боли, по голове будто били огромным молотком, даже переводить взгляд было неприятно. Хорошо, что подобные вспышки были краткосрочными и быстро проходили, оставляя после себя лишь ноющую боль. — Это неожиданно и странно, не знаю, как реагировать. Да еще и голова разболелась. Посетовала девушка, не замечая искорок какой-то странной радости в глазах приближенной. Гун Лин подошла ближе, а потом ласково, немного испуганно, будто боясь, что ее оттолкнут, предложила: — Если вам плохо, позвольте, я сделаю вам массаж головы. Это очень приятно, да и боль пройдет. — Массаж головы? Переспросила Хао Юн. — А ты умеешь? Гун Лин быстро-быстро судорожно закивала, на что королева, вымученно улыбнувшись, разрешила: — Тогда давай. Служанка была довольна, наконец ей представилась возможность хоть как-то отблагодарить Хао Юн за ее доброту. Да, Гун Лин многое делала для королевы, ну, как многое: исполняла все капризы и постоянно следовала по пятам безмолвной тенью, но всё это казалось девушке мелким и незаслуживающим внимания, да и к тому же она действительно работала гораздо меньше простых слуг, получая куда большее жалование. Она быстро оказалась за спинкой королевского стула, того самого, на котором правительница читала книгу, сидя за дубовым столом. Шпильки из прически уже вытащили, время было довольно позднее, и Хао Юн собиралась пойти в постель, а потому пальцы беспрепятственно проникли между темных прядей, осторожно надавливая на нежную кожу. Холод чужих рук остужал жар тяжелого дня, королева от наслаждения прикрыла глаза, погружаясь в собственные ощущения и чувствуя, как боль немного ослабевает. — Где ты этому научилась? Медленно спросила девушка, замечая, с каким профессионализмом служанка откидывает в сторону мешающие пряди, не оттягивая нежные волоски и не доставляя дискомфорта. — Моя покойная матушка часто страдала головными болями. Я делала ей такой массаж почти каждый вечер, Ваше Величество. Такой ответ правительницу удовлетворил, она замолчала, наслаждаясь тишиной и нежными прикосновениями, пока Гун Лин тихонько не протянула: — Ваше Величество, я хотела поблагодарить вас. Хао Юн, погрузившись в волны невинного наслаждения и отдавшись чувствам с головой, не сразу услышала вопрос и смогла понять, что служанка имеет в виду. — Ммм, что? Спросила она, а потом, подавшись вперед, отстранилась от девушки, развернулась и, прищурившись, посмотрела в чуть смущенные глаза. — Что такое? Ты вообще о чём? О комнате? Королева фыркнула, а потом легко отмахнулась, усмехнувшись такой, как ей казалось, глупости: — Забудь ты про неё, все равно не такая уж большая и светлая, как хотелось бы. Мелочь это, глупости, даже не думай. — Но, Ваше Величество! С запалом воскликнула Гун Лин, тут же испугавшись своего порыва. Разве можно служанке спорить с королевой. — О, да что «Ваше Величество»? Сказано же: забудь, не думай, выброси из головы. Приказала Хао Юн, действительно немного недовольная тем, что крики вызывали новые вспышки боли, а ласковые пальцы успокоения больше не приносили. — Но… Гун Лин запнулась, заметно погрустнев, а потом сменила тон, опустив глаза: — Я не могу так, Ваше Величество, не могу, это неправильно! — Что там еще неправильно? Прикрикнула собеседница, всем своим видом показывая, что разговор продолжать не стоит, но служанку это смутило мало: — Я вас не поблагодарила так, как нужно, не отплатила за добро и милосердие. Я ни разу не говорила, как я признательна, что вы вытащили меня из того ада, как…. — А разве ты должна это говорить? Устало спросила Хао Юн, прерывая сумбурный поток слов и заставляя Гун Лин на пару секунд даже смутиться. Правда, смущение прошло довольно быстро. — Да, должна, Ваше… — Не должна. Хао Юн вздохнула, чувствуя, что ее пожирают взглядом, а потом продолжила, будто надеясь, что так ее мысль будет немного понятнее: — Гун Лин, ты не должна быть мне благодарна, не должна смотреть в рот. Ты должна лишь быть мне преданной и верной, потому что ты моя служанка, а еще понимающей, потому что моя подруга и приближенная. — Я ваша подруга? Немного испуганно, но в то же время настолько радостно, что казалось, сейчас грохнется в обморок, спросила Гун Лин. Кажется, из всего разговора она вычленила только это. — А ты как думала? Или не хочешь? Королева, усмехнувшись, сверкнула глазами, потирая виски. — Нет, хочу, хочу! Выкрикнула служанка, а потом смутилась: — Но разве смею я думать о подобном, Ваше Величество? Ведь вы же королева, а я… — А ты дочь не самого последнего человека, известного на Хао Дао торговца специями, ныне покойного. Тот факт, что сейчас ты моя служанка, мало что значит, можешь считать, что я просто взяла тебя под свое покровительство после той трагедии. — Но… — Не нокать! Гун Лин, пойми уже наконец, не стоит так принижать себя. Хоть мы и не можем говорить, как равные, этого я изменить не могу, но все же ты не моя рабыня, ты свободная девушка, которая может уйти в любой момент, и ты можешь не пресмыкаться и не льстить, когда мы одни. Повисла тишина, а потом Гун Лин, всхлипнув, разревелась, к своему стыду прижимаясь к остолбеневшей от такого Хао Юн. Ее тело слабо потряхивало, а слёзы одна за другой лились из глаз. Королева улыбнулась, кажется, она поняла, как чувствовал себя Тал Тал во время ее истерик, а потом мягко приобняла рыдающую служанку, которая от этого простого жеста лишь затряслась сильнее. — Тише, тише, не стоит так остро реагировать.