***
— Мой господин? Тал Тал поднял глаза от книги, задумчиво посмотрев в лицо сидящей на кровати Хао Юн, что немного нервно комкала простынь, сжимая ее тонкими пальцами. Она явно хотела его о чем-то попросить, генерал прекрасно видел, как крутились в юной голове мысли еще с того момента, как королева села ужинать. — Да, Хао Юн? Девушка чуть покраснела, чувствуя, как волны тепла прошли по телу от спокойного голоса, и опустила глаза, пытаясь скрыть свое смущение. Хао Юн чувствовала себя очень неловко с самого посещения купальни, то, как Тал Тал мягко стер её слезы в том коридоре, не давало ей покоя, в голове раз за разом прокручивался сладкий момент, и девушка все больше и больше утверждалась в том, что тогда, замерев на месте и перестав дышать, разглядела на дне темных глаз нежность, непохожую на ту, которую привыкла видеть от брата или матушки, а более тягучую и мягкую. Что-то подобное она видела у Юэ Тао, и это её пугало. — Могу я у вас кое-что попросить? Тихо протянула Хао Юн, не поднимая глаз, а в следующую секунду постель рядом прогнулась. Чувствительная кожа покрылась мурашками. — Смотря что. От мужского голоса совсем рядом королеве стало сначала жарко, потом холодно, грудь будто сжали тисками, а сердце пустилось галопом. Стыд и наслаждение от близости любимого человека делали ее беспомощной и нелепой. — Могу… могу ли я… Тал Тал нахмурился, на его памяти Хао Юн ни разу ни заикалась, а потому происходящее сейчас казалось ему очень странным. Хотя ему, в целом, ее поведение после того ночного поцелуя казалось весьма странным. — Могу ли я встретиться с императрицей завтра? Повисла тишина, генерал с силой сжал зубы, медленно поворачивая голову и наблюдая, как испуганная королева вжимает голову в плечи. Он не хотел этого, видит небо, мужчина больше всего не желал услышать именно эту фразу, ведь было ясно, как день, что последует потом: Танашири придет, попросит за Тан Киши, а Хао Юн, наивное и доброе дитя, разумеется, его простит. — Тебе не нужно мое разрешение для этого. Холодный тон дался мужчине тяжело, хотелось повернуться, начать трясти возлюбленную за плечи, чтобы хоть как-то отрезвить и дать понять, что так делать нельзя. — Нужно, мне нужно ваше согласие и одобрение. Тихо прошептала Хао Юн, не поднимая глаз, и потянула ладонь, видимо, желая взять генерала за руку, но не успела — Тал Тал в ярости зашипел, подскакивая на ноги: — Ты хочешь, чтобы я одобрил такую глупость, Хао Юн?! Девушка еще сильнее вжала голову в плечи, вздрагивая от резкого тона, который больно резанул по ушам, и мелко-мелко затряслась, вызывая у Тал Тала всплеск недоумения: «Она после нападения стала такой ранимой? В слезы бросается после любого резкого слова, раньше было хоть немного лучше». — Я… я… — Ты хочешь оправдать своего же насильника, и хочешь, чтобы я это одобрил?! Я Тан Киши готов собственными руками удушить, а ты такое вытворяешь! Как же ты не понимаешь, так нельзя! Посмотри на себя, что он с тобой сделал! Хао Юн всхлипывала, разумом она понимала, что генерал говорит правду, но сердце отказывалось принимать злые слова, сказанные пусть и из благих побуждений. Тал Тал тяжело дышал, внутренне разрываясь от противоречивых желаний отвесить ревущей королеве пощечину и прижать её к себе. — Простите… Прохныкала девушка, и у мужчины появилось еще одно крайне сильное желание: придушить эту идиотку, чтобы не смела говорить глупостей. — Ты не у меня должна прощения просить, а у себя, Хао Юн, как не понимаешь. Ты же только хуже делаешь, сама себя убиваешь! Зло припечатал он, собираясь отойти от кровати, чтобы не натворить глупостей в порыве ярости, но не смог сделать и шагу: тонкие руки, что тряслись, будто в судорогах, обхватили сильное предплечье, а Хао Юн жалобно засипела, от ужаса со всей силы сжимая пальцы: — Не уходите! Что угодно: кричите, злитесь, но не уходите, я не переживу этого! Не покидайте меня опять! Тал Тал сжал зубы, понимая, как неверно было истолковано его действие, генерал же просто хотел отойти к креслу, а она напридумывала себе, что он вновь решил уйти и пропасть на длительное время. — Я, кажется, обещал тебе не уходить. Устало произнес он, оборачиваясь и мягко снимая со своей руки трясущиеся пальцы. На Хао Юн мужчина почти не смотрел, взгляд его был устремлен в сторону. Тал Талу совершенно не хотелось видеть красное от слез лицо королевы и понимать, что плачет она из-за его действий. — Но я не обещал, что соглашусь со твоим решением по поводу Тан Киши. Делай то, что считаешь нужным, но я не изменю своего решения, его нужно казнить. Королева всхлипнула, сильнее заходясь в рыданиях, она прижимала колени к груди, не чувствуя, как на взъерошенную макушку опустилась сильная ладонь, безбожно ероша волосы.***
Верёвки больно врезаются в нежную кожу запястий, грубо растирая их в кровь, Хао Юн пытается вырываться, но делает только хуже, путы черными змеями закручиваются на шее, перекрывая кислород, а потому перед глазами темнеет. Она не может кричать или хотя бы мычать в тряпку, грубо запиханную между искусанных, пересохших губ. Вокруг лишь темнота и невыносимый жар, странная ткань, возможно, пропитанная какой-то жидкостью, липнет к коже, а чуть приторный запах вина и чего-то металлического бьет в нос, отравляя и так находящийся в недостатке воздух. — Какая же ты красавица. Хао Юн не видит говорящего, но легко узнает его, пальцы на руках сжимаются. Девушка начинает вырываться сильнее, надеясь спастись от лап своего самого страшного кошмара, но не может, лишь сильнее раздирает запястья. «Нет!» Если бы королева могла кричать, наверное, вся Юань бы оглохла от ее крика, но тряпка спасает кровавую империю от столь незавидной участи. Ложе рядом с девушкой прогибается, что-то острое скользит по пока скрытому тканью животу, Хао Юн на секунду замирает, не желая пораниться, но потом начинает биться с двойной силой, надеясь, что от очередного резкого движения лезвие войдет так глубоко, что убьет ее, прекратит страдания и не даст сгореть в огне бесчестия и боли. — Расслабься и получай удовольствие. Приказывает голос недовольно, и нож исчезает, на несколько секунд наступает пустота, кажется, что мучитель ушел, но затем что-то касается нежного уха, проникая внутрь. Что-то отвратительно склизкое, что-то влажное исследует ушную раковину, забираясь все глубже и глубже. От ужаса и отвращения Хао Юн не может даже пошевелиться, сердце замирает, будто раздумывая: стоит ли останавливаться или все же можно еще биться. — Молодец, женушка. Хао Юн с криком просыпается, садясь на кровати, она несколько секунд даже не понимает, что происходит, судорожно ощупывает запястья, вероятно, ожидая почувствовать грубое волокно веревки и встретиться с отрезвляющей болью. Взгляд мечется по комнате, не останавливаясь на чем-то одном, сердце ломает ребра. — Хао Юн? Слышится рядом сонный голос, королева резко подается в сторону, почти падая с кровати, и встречается взглядом с Тал Талом, что, заметив общее состояние подруги и поняв, что ей снилось нечто ужасное, устало прикрывает глаза, а в следующую секунду притягивает девушку к себе, заставляя лечь. Нежная кожа покрывается мурашками, но не от удовольствия и некоего смущения, как обычно, а от банального холода. Хао Юн будто бросили с прорубь с ледяной водой, генерал холодный, как мертвец, вылезший из гроба. — Почему вы такой холодный? Шепчет девушка, стуча зубами. Тал Тал хмурится, чуть отстраняет от себя королеву, прикладывает ладонь к ее лбу, не собираясь отвечать, а потом резко меняется в лице, теперь в глазах явно читается ужас. — У тебя жар, Хао Юн. Лежи, я принесу лекарства. Мужчина пытается встать, но маленькие ручки сжимаются на его одежде, а Хао Юн только прижимается плотнее, кладя горящую щеку на дышащую холодом грудь. — Не надо, мне просто приснился кошмар, наверное, жар из-за этого, не будем никого будить. — Хао Юн, это не шутки. — А я и не шучу, давайте спать. Тал Тал хмыкает, но не возражает, от чего брови Хао Юн недоуменно взлетают вверх: с каких это пор он так спокойно соглашается с ее капризами? В голове проскальзывает мысль, что что-то явно не так, но девушка гонит ее прочь, лишь крепче сжимая руки, не желая отпускать любимого мужчину. — Как же хорошо, что вы со мной. Немного не к месту произносит она, потираясь щекой о ласковый шелк, а потом, не подумав, целует ткань, забывшись от переизбытка нежности и только через секунду понимая, какое ужасное деяние совершила, и как нелепо выглядела. Тал Тал ведь заметил, он не мог не заметить подобное вопиющее нарушение личного пространства. — Простите, не знаю, что на меня нашло. Тихо шепчет она, заливаясь краской, благо, в темноте ночи этого совсем не видно. Сверху слышится слегка насмешливое хмыканье, а потом сильные руки отстраняют королеву. — Ты знаешь, что врать плохо, а вранье своему господину ведет к плачевным последствиям? Риторический вопрос, Хао Юн, не выдерживая прямой насмешки, сквозящей в обычно холодном взгляде, жмурится, желая отвернуться, но тонкие пальцы ловят подбородок. — Я… я не понимаю, о чем вы. Запинаясь и краснея, сипит Хао Юн, от происходящего у неё пропадает голос, становится тихим и слабым, будто кто-то перекрыл кислород. — Опять лжешь. Констатирует Тал Тал, убирая с подбородка ледяные пальцы, но не чтобы отстраниться, а чтобы коснуться ими носа, чуть щелкнув по кончику и заставив Хао Юн тем самым удивленно открыть глаза и замереть, чувствуя, как внутри все сжимается в тугой узел. Генерал смотрит на нее серьезно, как смотрит муж на провинившуюся жену, которую и наказать серьёзно нельзя, и оставлять просто так не хочется. От нетерпения и странного напряжения, повисшего в воздухе, королева облизывает губы, и в следующую секунду, не успев даже вскрикнуть, оказывается прижата к постели. Тал Тал нависает над ней. — Ты усугубляешь свою ситуацию. — Усугубляю? Не своим голосом спрашивает Хао Юн, и в следующую секунду вскрикивает от резкого удара тока, прошедшего по всему телу. Что-то касается ее, что-то скользит по изгибам, забирается в вырез на платье, лаская грудь, и хоть Хао Юн и видит, что руки генерала неподвижны, она почему-то прекрасно понимает, что именно он делает с ней все это, и чувство сладкой неги возрастает, а дыхание учащается. — Как вы это делаете, что за трюк?! — Трюк? Ты правда хочешь, чтобы я рассказал? Спрашивает мужчина иронично, со странным блеском в глазах, его ладонь касается ключиц, и девушка с трудом сдерживает крик: лед прикосновений обжигает ее — королева инстинктивно хочет отскочить, но не может пошевелить даже пальцем. — Не хочу. Одними губами выдыхает Хао Юн, закрывая глаза от странного чувства наслаждения, ее бросает из стороны в сторону волнами чувств, перед глазами все плывет, в кожу вонзается тысяча раскаленных иголочек. — А чего ты хочешь? Тихий вопрос, девушка даже не видит лица возлюбленного, глаза застилает пелена нелепых слез радости, ее бьет, как в лихорадке, кровь кипит, и чувства берут верх над разумом, подчиняя себе язык. — Вас! У нее нет голоса, тратить драгоценные крохи воздуха глупо, поэтому то, что должно было стать криком, звучит сипением. Не будь Хао Юн в таком состоянии, она бы уже рвала на себе волосы от стыда, но сейчас ей все равно, хочется лишь, чтобы эта нежная пытка продолжалась, чтобы господин поцеловал её. Генерал тихо посмеивается, этот звук звучит неестественно, а потому пугающе, а в следующую секунду отвечает: — Тогда будь хорошей девочкой и откажи Танашири. Голос искусителя, от которого по телу пробегает судорога, Хао Юн стонет, сжимая пальцами простынь, и в следующее мгновение ее губ будто касаются льдом, девушка будто глотает холодный осенний ветер во время морской прогулки. Тал Тал целует её. Хао Юн открыла глаза, недовольно морщась от резкого пробуждения, случившееся очень не вовремя, а затем села на кровати, прикладывая пальцы к губам, на которых еще чувствовался холодный поцелуй. От воспоминаний о сне девушка вся покраснела, натягивая одеяло под самый подбородок, и глупо заулыбалась во весь рот. — Что тебе снилось? Удар под дых, Хао Юн дернулась, как от пощечины, только сейчас понимая, что в комнате она далеко не одна. На диванчике сидел Тал Тал, смотря на нее с неким подозрением. Горло сжали путы стыда, девушка опустила взгляд, чувствуя горечь. — Ничего. Тишина. Он ей не поверил, точно не поверил, но не стал давить и выспрашивать. В воздухе чувствовалось напряжение: генерал явно еще злился после вчерашнего. — Как скажешь. Пойду распоряжусь по поводу завтрака, Её Величество придет через полчаса. Тал Тал произнес это быстро, спокойно, будто какой-то доклад, а затем, встав, вышел, не обернувшись. Хао Юн выдохнула, хватая руками волосы и больно натягивая. Ей нужно отказать Танашири, так будет правильно, так Тал Тал не станет злиться больше.***
Ваше Величество, моя королева согласилась вас принять. Танашири сглотнула, до боли сжимая маленькую коробочку со сладостями и не замечая, как побелели костяшки пальцев. Императрица стояла перед знакомой деревянной дверью и не могла отдать приказ сообщить о своем присутствии. Узнав о том, что ее все же примут, девушка всю ночь проворочалась без сна, размышляя, что именно должна сказать Хао Юн, чтобы та приняла нужное решение. Решение, которое Танашири бы сама, если бы такая беда случилась с ней, никогда бы не приняла. Было так гадко, будто все тело кто-то заботливо вымазал в грязи, а на языке чувствовался такой непривычный привкус плесени, хоть на завтрак сегодня были только пирожные. — Ваше Величество. Беспокойно прошептала Дама Со, стоящая в паре шагов за ней во главе колонны молчаливых служанок. Императрица дернулась, будто ей резко подурнело, но потом вновь приняла встала ровно и почти до крови прикусила пухлую губу. Танашири было страшно, очень страшно, лишь один шаг отделял ее от прыжка в бездну, стоит ей войти в покои, и она останется наедине с Хао Юн, это была её просьба: прийти без слуг. — Доложите обо мне. Тихо произнесла девушка, стараясь быть храброй и придать голосу выражение холодного безразличия, но это получилось очень плохо. Танашири еще сильнее сжала губы, чувствуя знакомую обиду на весь мир, который заставил ее быть такой слабой. Охранник склонился в поклоне и уже хотел было открыть рот, чтобы произнести заготовленное: «Её Величество государыня императрица», но дверь неприятно скрипнула, и на пороге появился Тал Тал, вызывая у Танашири всплеск недоумения. «Что он делает здесь? Разве можно мужчине находиться в покоях незамужней девушки после всего, что случилось?» — подумала она, машинально оглядывая генерала, что уже успел склониться в вежливом поклоне, и отмечая, что одет он на удивление просто. «Да еще и одет так, будто выходит из покоев супруги, что это за дерзость?». Помимо воли в голове всплыли отрывки сплетни, услышанной краем уха сегодняшним утром, но девушка тут же мысленно помотала головой, возвращаясь с небес на землю. Все происходящее было полной нелепицей, разве могла Хао Юн всего через пару дней после того, как ее практически обесчестили, иметь столь близкую и порочную связь с другим мужчиной? Танашири поджала губы, резко вспоминая, зачем именно она пришла, и вновь похолодела, отдавая себя на съедение отчаянию. — Ее Величество готова вас принять. Императрица чуть вздрогнула, она уже забыла, что в коридоре далеко не одна и, попыталась придать своему лицу самое спокойное выражение. Стоит ли говорить, что Тал Тала это только позабавило? Девушка тихо проскользнула в открытую дверь, которая тут же закрылась за ее спиной и замерла в шаге от порога, чувствуя, как сердце проваливается вниз. Хао Юн смотрела на неё. Королева сидела на кровати в домашнем платье, ненакрашенная, без обычных ярких тканей и лент, вплетённых в волосы, девушка казалась больной или просто ужасно измотанной, но темные глаза, спокойно смотревшие из-под пушистых ресниц и подернутые легкой пеленой печали, доказывали, что Хао Юн более, чем здорова. — Доброго дня, Ваше Величество, прошу простить, что я в таком виде. Вежливо начала Хао Юн, закончив высказывание чуть недовольно, она не рассчитала время, засидевшись за завтраком, вот и не успела одеться, да и Тал Тал явно выступал против того, чтобы она прихорашивалась сегодня, а злить генерала ей не хотелось особенно сильно. — Всё… Танашири запнулась, пальцы сильнее сжали корзину сладостей, она повела головой, изо всех сил стараясь собраться. — Всё в порядке, я понимаю ваше состояние и благодарна уже за то, что вы изволили принять меня. Королева подняла уголки губ, вставая с незаправленной постели и одергивая подол платья, которое не очень красиво задралось. Повисло молчание, глаза Танашири судорожно метались по комнате, в которой не было, за что зацепиться, девушка не знала, как начать нужный разговор, и, будем честны, она опасалась услышать категоричный отказ. — Мне приказать принести чай? Спросила Хао Юн, пытаясь сгладить неловкое молчание. Ей было безумно неловко и печально находиться тут, хотелось очутиться в объятиях Тал Тала и забыться в них спокойным сном, а не метаться между двух огней. — Я не хочу. Произнесла Танашири чуть резко, а потом быстро-быстро покачала головой, поняв, что не стоит показывать характер в такой ситуации. — Но если вы хотите… — Я тоже не хочу, уже завтракала. Вновь молчание, Танашири до боли сжала вмиг побелевшие пальцы, а затем, будто только обратив внимание на принесенную корзину, торопливо произнесла: — Я приказала испечь это, Хао Юн. Вам, кажется, нравились эти пирожные. Королева улыбнулась, в пару шагов оказываясь около императрицы и принимая подарок, который довольно погладила подушечками пальцев, польщенная тем, что Танашири запомнила такую мелочь, как понравившееся ей блюдо. — Да, они были особенно вкусными в прошлый мой визит, вы очень любезны, Ваше Величество. — Это мелочь, пусть хоть что-то порадует вас. Хао Юн кивнула, лишь несколько секунд после этого продолжая улыбаться, а потом становясь вновь грустной и собранной. Девушка прошла до стола, отставляя корзинку на гладкую деревянную поверхность и чуть постукивая по ней короткими ноготками, собираясь с мыслями, а затем, резко развернувшись, спросила: — Могу ли я узнать цель вашего визита? Голос прозвучал слишком резко, а вопрос, такой странный и не требующий ответа, стал подобен взмаху императорской руки, начинающей казнь. Танашири сглотнула, если до этого он смогла чуть забыть и том, что ей предстояло сделать, то сейчас страх только усилился, да и темные глаза, смотревшие хоть и тепло, но серьезно, уверенности не придавали. Хао Юн подталкивала ее к началу разговора, прекрасно понимая, что сама ни за что не сможет его начать. — Я пришла… Танашири сглотнула, сердце держалось на маленькой струнке-веревочке, раскачиваясь из стороны в сторону и грозясь в любое мгновение упасть вниз, разбиться на тысячи маленьких осколков-кристалликов. — Я пришла… Повторила императрица, заламывая руки и чувствуя, как все ее естество накрывает паника, отдающая отвратительными нотками животного страха. — Я пришла, чтобы поговорить с вами о Тан Киши. Наконец выдала она, внимательно следя за лицом собеседницы, и с ужасом видя, как Хао Юн чуть опустила глаза, переводя взгляд в сторону, и сжала пальцы, впечатывая ногти в ладони. — Вот как. Тихо прошептала она спокойно, чувствуя, как больно ей от осознания того, что нужно отказать, и, решив не тянуть, открыла рот, собираясь начать заготовленную речь, но императрица, поняв, что сейчас произойдёт, подлетела к собеседнице, хватая ее за рукав. — Хао Юн, прошу, послушайте меня. Прошептала она с запалом, встречаясь с перепуганными черными глазами, стало невыносимо холодно, ноги подогнулись от страха, Танашири схватилась за шелк, как за спасительную соломинку. — Тан Киши не хотел этого, он не хотел причинять вам боль! Хао Юн нахмурилась, пытаясь вырвать рукав, на нее неожиданно накатила обида. Девушка до скрежета сжала зубы, казалось, еще немного и они, все до единого, сломались бы. «Нужно быть жестокой, нужно отказать». — Вы хотите сказать, что его кто-то заставлял бить и кусать меня?! Прошипела королева, ее лицо начинает пылать, а черные глаза стали подобны ночной воде: мертвой и страшной, прекрасно показывая, какое настроение сейчас имеет хозяйка. Хао Юн сейчас была очень похожа на свою мать, девушка резко дернула рукав, который сжавшаяся в комочек Танашири, так отчаянно держала. Императрица затряслась и прокричала, почти срывая голос, будто хотела так выразить весь свой ужас и заставить собеседницу поверить: — Он был пьян, алкоголь толкнул его на такое деяние! — Не пытайтесь списать все на вино, Тан Киши не так уж и много выпил, смог же он убить моих людей и связать меня, не наделав шуму! Потеряв последние тормоза, воскликнула Хао Юн, с силой толкая от себя Танашири, от чего та пошатнулась, все-таки отпуская рукав и оглядываясь, будто ребенок, потерявший мамину юбку, за которой прятался. Губы девушки дрожали, она боли кусала губы, давая себе последнюю установку: не реветь, не показывать, насколько все плохо и в каком она отчаянии. Королева тяжело дышала, было больно, но сойти с пути она не могла, было слишком поздно. — Он этого не хотел. Прошептала Танашири, потерянно заглядывая в черные глаза и не находя в них поддержки или тепла, девушка задрожала еще сильнее, захотелось спрятаться под одеяло, обнять себя руками или уткнуться в шею тому же Талахаю, чтобы он защитил ее. Хао Юн поджала губы. — Вы бы простили человека, который почти обесчестил вас, Ваше Величество? Четкий вопрос, произнесенный совершенно спокойным тоном, заставил императрицу замереть и, с ужасом посмотрев в темные глаза, понять, что сейчас она сама должна вынести брату приговор. Ведь не просто так Хао Юн у нее это спрашивала, прекрасно зная, что ответом, честным ответом, будет «нет»? — Я не понимаю… — Понимаете. Так да или нет? Четко, с повелительной интонацией произнесла Хао Юн, поджимая губы. По щеке Танашири пробежала, опускаясь к губам, одинокая слезинка, это было больнее, чем умолять, больнее, чем мучиться в ожидании, ведь разве она могла ответить, зная, что любой ответ истолкуют не в пользу Тан Киши? — Да. Выдохнула Танашири, жмурясь и пряча лицо в ладонях. Ложь, она солгала. Девушка не видела, как губы Хао Юн искривила презрительная улыбка, на ее памяти она никогда не улыбалась так, но прекрасно слышала, как тишину разорвало недоверчивое хмыканье, что звучало ужаснее приговора. — Врете. Отчеканила Хао Юн, отворачиваясь и складывая руки на груди, Танашири её разочаровала, разочаровала так же, как когда-то разочаровал Юэ Тао. — Почему же я должна его прощать? Собеседница всхлипнула, она не хотела отвечать, не хотела уже ничего, но вдруг мозг пронзила страшная догадка, которая никак не соотносилась с реальностью, но казалась правдой. «Она хочет меня унизить, хочет, чтобы я опустилась на колени и умоляла». Стало мерзко, сознание захлестнула жгучая, почти безумная ярость, которая помогла прийти в себя. «Лучше умереть!» Закричала гордость, но девушка тут же засунула ее в самый дальний угол, одергивая себя тем, что, если она этого не сделает, Тан Киши, ее милый брат, умрет. Жизнь брата за унижение — неплохая цена, она согласна, если это поможет, если это гарантирует победу. — Потому что я… Танашири сглотнула, голос прозвучал надломлено и искусственно, колени не хотели сгибаться, а язык не давал произнести последнее унизительное слово. Она садилась на колени лишь раз, и то перед императором, а сейчас должна так низко пасть перед какой-то дикаркой. «Ненавижу!» — Умоляю. Императрица начала медленно садиться, пытаясь отсрочить момент своей казни, руки сами собой сжались в кулаки, но девушка не успела опуститься, когда Хао Юн схватила ее за плечи, резко дергая вверх с непривычной силой. Танашири подняла глаза и мысленно оступилась, встречаясь с напуганным взглядом растерянной королевы. В этом взгляде нет ни удовольствия, ни радости, один лишь ужас и непонимание. — Вы спятили. Тихо прошептала Хао Юн, чувствуя, как ярость и решимость, наполнявшие ее до этого, исчезают, оставляя вместо себя непонимание. Танашири хлопала глазами, не совсем понимая, чем собеседница так недовольна. — Вы императрица Юань и мать единственного наследника! Разве можете вы вставать на колени?! — А разве вы не этого желали, это разве не ваша цель? Растерянно спросила Танашири, ее ненависть к стоящей напротив особе утекала, как вода из разбитой чаши. — Я?! Как я могу желать вам такого унижения, Ваше Величество?! Воскликнула королева, будто ее обвинили в смертном грехе и попыталась отскочить, но Танашири схватила ее за руку. — Так пощадите его, Хао Юн. Девушка поджала губы, чувствуя, как под пронзительным, грустным взглядом мокрых после слез глаз, ее сердце сжалось болью. «Не справилась». — Я прошу вас об этом, как свою подругу, пощадите Тан Киши. Хао Юн хотела отвернуться и закрыть уши, но не могла сделать ни то, ни другое. Она не смогла отказать, но упорно не хотела признавать, ведь тогда придётся думать о том, в какой ярости будет Тал Тал. От воспоминаний о возлюбленном и об их вчерашней ссоре Хао Юн всхлипнула. Это конец. Он же ее просто убьет, задушит собственными руками или просто накричит и уйдет, хлопнув дверью. Никогда больше не подпустит к себе такую дуру. — Хао Юн. Видя, что ее слова действуют, продолжила Танашири, а потом, желая закрепить эффект, ласково провела рукой по дрожащей щеке. — Милая, пожалуйста, сделайте это для меня, ради меня, я этого не забуду. По щекам от осознания того, что она натворила, катились слезы. Хао Юн уже не слышала, что ей говорила Танашири, просто плакала, предчувствуя встречу с генералом и ненавидя себя за свою мягкость. — Да, да, я скажу императору. Прошептала девушка, перебивая очередную речь Танашири, в которой та, видимо, пыталась ее поддержать, потому что выглядела королева неважно. Императрица остановилась, а потом на радостях сжала Хао Юн в объятиях. — Спасибо. Произнесла она с невероятным облегчением, а королева лишь кивнула, отстраняясь, и тихо попросила: — Пожалуйста, вы не могли бы меня оставить и позвать генерала Тал Тала? Он… он стоит за дверью.***
Тал Тал стоял в коридоре, отстраненно глядя в стену и совсем не слушая тихих переговоров охраны. Он мог бы уйти на время разговора куда-нибудь, но предпочел не покидать покои возлюбленной, не совсем здраво опасаясь, что что-то может произойти, ведь вероятность того, что Танашири решит напасть на Хао Юн во время разговора была крайне мала. Чуть в стороне ожидали служанки императрицы, и некоторые из них уж слишком часто бросали на него странные взгляды, что было совершенно нетипично. — Ты слышала, что говорят? Раздался из глубины коридора тихий женский голос, на который генерал, будем честны, не обратил никакого внимания, пребывая в полной уверенности, что последует очередная сплетня о том, что у одного из наместников появилась новая любовница, или о том, что кто-то из министров написал стихи наложнице императора. — Ты о королеве? Тал Тал мысленно нахмурился, это уже было интересным, и стал прислушиваться, сохраняя самое спокойное выражение лица и видя, как вырастают уши у жадных до сенсаций дам императрицы. — Да, говорят, они с тем рыжим генералом даже ночуют вместе, как супруги живут. — Да ты что?! Разврат-то какой! Вероятно, лучше всего плачевность этой ситуации смогли бы выразить Шао Фэн или Баян, люди, несдержанные в выражениях, но мужчины при разговоре не присутствовали, а потому Тал Тал выражался сам: мысленно, но очень горячо. Имен названо не было, этот факт радовал, безумно радовал, потому что вряд ли он смог бы выкручиваться, если бы служанки назвали его по имени. Хотя как тут можно выкрутиться, да и, тем более, как можно поступить так подло, оставив любимую на растерзание сплетников и скрыться с места преступления, спасая собственную шкуру? Тал Тал мысленно досчитал до десяти, собираясь и возвращая себе холодность рассудка, обычно ему присущую. Сейчас было не время рассуждать, как так получилось и что можно было сделать, чтобы избежать подобного, нужно было срочно решать, как замять сплетню и заставить говорунов забыть обо всем в кратчайшие сроки. Самый очевидный вариант действий — затаиться, не привлекать внимания и не попадаться на глаза рядом с покоями Хао Юн. Этот вариант, хоть он и был, наверное, самым рациональным, не нравился генералу от слова совсем, потому что это означало нарушение обещаний и почти побег, что шло вразрез с принципами мужчины. Второй вариант, самый нереальный, — перевернуть сплетню в нечто другое, более мягкое и щадящее, например, сделать из запретной связи слишком близкие отношения жениха с невестой, тогда вопросов будет гораздо меньше, а после свадьбы все точно обо всем забудут. Этот способ решения конфликта нравился Тал Талу гораздо больше, но все же он понимал, что не пойдет на такое, не получив согласие Хао Юн, и что решать этот вопрос без неё как минимум бесчестно. «На свадьбу Хао Юн не согласится точно». С горечью подумал мужчина. Нет, конечно, можно было бы устроить фиктивную помолвку, но это вызвало бы слишком много вопросов в дальнейшем, да и генерал слишком хорошо себя знал и прекрасно понимал, что в такой ситуации сделает все от себя зависящее, чтобы свадьба состоялась по-настоящему. Брак был очень выгоден Тал Талу, да и сердце желало этого союза, но все же неволить Хао Юн и проворачивать такое за ее спиной было нельзя. Голоса стихли, и теперь в коридоре были слышны лишь спокойные разговоры солдат, которые, как было понятно, ничуть не удивились слухам и продолжили свою беседу, пропустив женскую болтовню мимо ушей. Да и с чего им удивляться? Во-первых, они с Хао Дао, а потому привыкли к тому, что королева имеет любовников больше, чем пальцев на руках и ногах, а во-вторых, они собственными глазами видели, что Тал Тал в покоях днюет и ночует, а потому привыкли. Так что мужчины на генерала даже не смотрели, занятые своим обсуждением, чего ни в коем случае нельзя было сказать о служанках императрицы, который стояли, выкатив огромные, размером с блюдца, глаза и открыв рты, они явно поняли, о каком именно «рыжем генерале» шла речь. «Не вовремя они пришли». Мысленно прошипел Тал Тал, сохраняя на лице самое спокойное выражение, будто вообще ничего не происходило, и продолжил размышлять, раз за разом приходя к первому варианту. Надо уйти, так будет лучше. Генерал сразу не понял, он не услышал, как дверь открылась, его привел в себя только повелительный тон радостного голоса: — Её Величество хочет вас видеть. Тал Тал, повернул голову, встречаясь взглядом с почти светящейся от радости императрицей. «Согласилась», — машинально вынес он вердикт, на секунду останавливаясь на слегка покрасневших глазах, и понимая, что не чувствует злости на Хао Юн, лишь легкое раздражение. Он же знал, что она согласится, с чего же сейчас рвать и метать, нужно уже о другом думать, с Тан Киши можно потом разобраться. — Благодарю, Ваше Величество. Вежливо ответил генерал, склоняясь в коротком поклоне, а потом, не дожидаясь разрешения, вошел в покои, сразу отмечая тот факт, что Хао Юн, которая выглядела неважно, хоть и пыталась стереть мокрые дорожки со щек, отсела на самый дальний угол кровати, держа с ним дистанцию. — Я согласилась пощадить Тан Киши. Тихо прошептала девушка, не поднимая глаз, и замолкла, ожидая бурной реакции собеседника, которой не последовало. — Я это понял. Спокойно произнес Тал Тал, сейчас его мысли вертелись вокруг другой проблемы, мужчина уговаривал в первую очередь себя принять сложное решение. Хао Юн удивленно открыла глаза, она была почти на сто процентов уверена, что генерал будет в ярости, но он, кажется, и не хотел кричать на неё. — Вы не против? Осторожно спросила девушка, тут же получая запутанный ответ, который оставил больше вопросов, чем дал ответов: — Против, однако твоя позиция мне понятна. Ты боишься принять такое сложное решение, но обещаю, тебе не придется теперь этого делать. Тал Тал сделал несколько осторожных шагов, охотником подбираясь к своей жертве, а затем присел на кровать, пододвигаясь к немного испуганной такими действиями, но явно радостной от приближения возлюбленного Хао Юн. — О чем вы? — Ты поняла. До Хао Юн сегодня доходило довольно медленно, девушка несколько секунд взирала на Тал Тала, а потом вскрикнула, прижимая ладонь ко рту. — Нет! Вы этого не сделаете! Почему-то королева была почти свято уверена, что если она скажет пощадить Тан Киши, то ее послушают. Какая глупость, ведь никто из людей, желавших неудавшемуся насильнику смерти, и не думал ее слушать, ее голос был для них пустым звуком. — Сделаю. Четко сказал Тал Тал, а затем, помедлив, решительно взял девушку за руку, желая ее успокоить. Ему не нужна была истерика еще до того момента, как он бы начал рассказывать о слухах, слишком многое зависело от этого разговора. — Я хотел убить его еще давно, когда только узнал о нападении, Хао Юн. — Но вы этого не сделаете! Воскликнула королева, настолько крепко сжимая сильную ладонь, что её пальцы побелели. Тал Тал поморщился. — Хао Юн, это мое решение, прими его. — Ни за что! Тогда вы станете убийцей! — Я уже убийца, как ты не понимаешь! Тал Тал совсем немного повысил голос, больше для того, чтобы перекричать королеву, а не для того, чтобы напугать, но Хао Юн дернулась, как от пощечины, прижимая сцепленные руки к своей груди, к самому сердцу. — Вы не убийца, мой господин. Почти плача, прошептала девушка. — Убийца, мои руки в крови по локоть. Покачал головой Тал Тал, после чего Хао Юн, испуганно замотав головой, прижала его руку к губам. Мужчина замер. — Вы убивали на войне, это другое, те жертвы не ваши. — А те, кого мне приказывали убить? Те, кого приказывали пытать и кого я пытал без зазрения совести? Чьи эти жертвы? Совершенно спокойно спросил генерал, в голосе чувствовалась усталость. Он не хотел ее напугать или заставить отвернуться от него и возненавидеть, нет, мужчина говорил чистую правду, понимая, что если они не выяснят это сейчас, если он не объяснит, что только с ней такой милый и ласковый, будет гораздо-гораздо хуже. — Не ваши. Упрямо повторила девушка, а потом добавила: — Тех, кто приказал вам. — Ты пытаешься меня оправдать, это глупо. Отметил Тал Тал, пытаясь забрать ладонь, но Хао Юн схватила ее еще и второй рукой. — Я не оправдываю, просто хочу, чтобы вы поняли, что очень дороги мне и я не буду считать вас виновным в прошлых убийствах, но не смогу простить за это. — Дай угадаю, потому что тут у меня есть выбор? — Да. Тал Тал усмехнулся, все-таки отстраняясь. Он решил согласиться, для виду кивнуть головой. — Я тебя понял. Если не хочешь смерти Тан Киши, я не буду его убивать, пусть живет где-нибудь на окраине и не показывается в Дайду. Он соврал. Хао Юн побледнела, радостно глотая воздух, а затем, поддавшись вперед, судорожно обняла мужчину. — Обещаете? Тал Тал мог и не отвечать, она все равно купилась, как ребенок поверила ему, потому что хотела поверить. — Обещаю. Ложь, Тал Тал и не думал выполнять это обещание, в голове он уже прорабатывал план, как будет искать Тан Киши. Хао Юн прикрыла глаза, ласково потеревшись о мужчину щекой, и замерла, разомлев от тепла и счастья. Она сразу забыла о том, что Тал Тал говорил об убийствах, эта информация вылетела из ее головы как ненужная. — Хао Юн. Произнес генерал через пару минут, когда Хао Юн по привычке уже начала засыпать, все это время он сидел, наслаждаясь, наверное, последними минутами близости, и не зная, когда они вновь смогут так посидеть. — М? — Мне нужно уйти. — Что? Девушка отстранилась, с тревогой заглядывая в спокойные глаза, а потом прошептала с некой обреченностью, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Вы же говорили, что не оставите меня. Вы обещали… Хао Юн отвернулась, прижимая руки к щекам, и пытаясь не начать жалко всхлипывать. — Я вам не нужна, да? Я вас разозлила? — Не говори глупости, так нужно. Поморщился Тал Тал, мягко разворачивая Хао Юн к себе и мягко гладя ее по щеке. Ему было стыдно, очень стыдно так поступать со своей женщиной, но другого выхода, кроме свадьбы, не было. — Зачем? Тихо всхлипнула Хао Юн, и Тал Тал быстро вытер пробежавшую по щеке слезинку. — О нас пошли слухи, нужно ненадолго затаиться, чтобы они улеглись. Пояснил мужчина, он хотел было продолжить, чтобы сказать, что постарается к ней приходить или хотя бы отправлять письма, но Хао Юн не дала продолжить: — А есть другой выход? Тал Тал покачал головой, полный уверенности в том, что новый способ решения проблемы они использовать не будут. — Есть еще брак, но… — Тогда давайте заключим брак! Воскликнула королева, а Тал Тал на несколько мгновений выпал из реальности, казалось, время остановилось. Мужчина сначала подумал, что ему послышалось, ведь не могла же Хао Юн такое предложить. — Что? Перепросил он. — Женитесь на мне, Тал Тал!